Перелом

1.
Астория Гринграсс всегда была умницей, красавицей и чуточку занудой. Невысокая и стройная, она смотрела на мир большими голубыми глазами, озарявшими живым светом ее узкое, заостренное к подбородку, как семечко яблока, лицо. Внешне она была настоящим воплощением аккуратности, о чем свидетельствовал и всегда безупречно подобранный неброский наряд, и идеально уложенные в несложную прическу длинные светлые волосы. Впечатление не портили даже веснушки и от природы задранный кверху кончик носа – все это только добавляло ее лицу очарования.
Она безумно любила маленькие уютные комнаты с удобными мягкими креслами и широкими массивными подоконниками, свою домашнюю библиотеку и чаи с необычными добавками. Чай Астория покупала только в маленькой неприметной лавочке в тупике, который начинался сразу за кафе Флориана Фортескью, куда наведывалась пару раз в неделю и откуда каждый раз возвращалась с небольшими свертками плотной коричневой бумаги, полными разнообразнейших аппетитных запахов.
В следовании правилам хорошего тона Астория была весьма избирательна, но аппарировать сразу в дом, даже в собственный, считала недопустимым. Поэтому она всегда аппарировала к парадной и, повторяя, словно обязательный ритуал, замысловатые движения волшебной палочкой, расколдовывала замок. Оставив позади слякоть зимних сумерек, она появлялась внутри – стройная девушка семнадцати лет, сопровождаемая шлейфом запахов: снега, промокшего сукна теплой мантии и ароматами чая.
Перепоручив заботу о верхней одежде дряхлой эльфийке и оставив чай на кухне, Астория поднималась по узкой лестнице на второй этаж, с облегчением меняла свой неудобный уличный наряд на домашнее платье и весь оставшийся вечер посвящала чтению и учебе. Весной всем было не до экзаменов, поэтому СОВ она смогла сдать только в конце лета. После чего, забрав пергамент с результатами, ушла из Хогвартса. Она не собираясь первого сентября возвращаться в школу, а потому окончательно обосновалась в домике с коваными решетками на узких балконах, неширокой лестницей и всего шестью комнатами. Получив возможность сдать ЖАБА досрочно и под патронажем дяди устроиться в Отдел Тайн, Астория проводила все вечера за книгами. Исключением были субботы: в этот день тот самый дядюшка Маркус – немолодой волшебник, которому уже полстолетия прочили мантию британского Мастера Трансфигурации, но, увы, его все-таки обскакала более юная и энергичная МакГонагалл – собирал у себя дома небольшой круг друзей.
Однако этот вечер, несмотря на то, что был вовсе не субботним, с самого начала выбивался из привычного распорядка. Только Астория успела привести себя в подобающий вид – сегодня утром она возвращала свитки в министерскую библиотеку, – как раздался четкий и громкий стук в дверь. Скрипнули петли, можно было расслышать, как эльфийка приветствует гостя. Затаив дыхание и чувствуя, как в предвкушении чего-то необычного сжимается сердце, Астория выскользнула в коридор и тихонько подбежала к лестнице.
– Тори!
– Драко! Здравствуй! – девушка сбежала вниз по лестнице и остановилась на расстоянии вытянутой руки от молодого человека в длинной светлой мантии. У гостя, который был почти на голову выше ее, было улыбающееся лицо с тонкими чертами, светлые волосы и серые усталые глаза – тоже улыбающиеся. Только уколовшее ее неприятное чувство, легкая тень страха, не позволило ей заключить его в объятия. Казалось, что скоро она привыкнет к этому странному ощущению: самый желанный человек на свете и ее будущий муж стоит рядом, а она даже не смеет притронуться к нему, ловя пальцами церемонные поцелуи. Но нет, привыкание не приходило: все так же остро переживала она эти мгновения встречи. И какая-то тягучая горечь звучала из-за этого в ее шутливо-приветливых словах:
– По какому вопросу на этот раз?
– Решил, что слишком долго не нарушал твоего уединения, – подхватил Малфой этот шутливый тон, отпуская руку Астории. – Твой образ жизни вызывает беспокойство…
На его лице застыла улыбка, однако напряженная поза и широко открытые глаза с головой выдавили его. Сейчас это маленькое вступление закончится, и Драко, неловко отводя взгляд, скажет… скажет: «Впрочем…» и перейдет к делу.
– Впрочем… я и впрямь по вопросу, – он, будто отдавая дань приличиям, виновато развел руками. Этот жест показался обыденным и обидным. Все ожидания оборачивались рутиной и мелочью – вот-вот Драко, как уже бывало, попросит растолковать какой-нибудь пустяк, непонятно отчего его заинтересовавший.
– Давай пройдем в гостиную, – резковато перебила его Астория. – Бенни, принеси нам чаю.
Эльфийка, ворча и сетуя на нерадивость юной хозяйки, поплелась на кухню. Малфой, впрочем, не обращал это никакого внимания, равно как и на резкость Астории. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он продолжил начатую речь:
– Фосетты приглашают нас на раут, – объявил он, протягивая ей конверт.
Астория уже готова была мысленно отчитать себя за эту детскую обиду. В последнее время она думала о Драко слишком плохо, и это «впрочем» на самом деле ничего не значило. Проходя в ярко освещенную гостиную, она, снедаемая любопытством, развернула конверт с уже сломанной печатью и быстро пробежала глазами по тексту, в котором было всего пару слов о предстоящем вечере.
– Так забавно… После помолвки прошло совсем мало времени, а нас уже считают чуть ли не законными супругами, – подняв глаза от витиеватых букв, девушка всмотрелась в лицо Малфоя.
«Как же он красив…» – в очередной раз поймала она себя на этой мысли.
– Ты садись… Бенни, спасибо, – взмахнув палочкой, Астория подвинула кресла к маленькому столику на кривых ножках, на который эльфийка поставила поднос с заварочным чайником и двумя полупрозрачными фарфоровыми чашками. Рядом на столе оказалась книга, раскрытая посередине на причудливой черно-белой иллюстрации: черные деревья резкими, ломаными линиями уходили в небо. «Руки земли» – гласила подпись. Мастерски разлив чай по чашкам, Астория подвинула одну из них к креслу, в котором устроился гость. Тот недоверчиво принюхался: от чашек поднимался запах шоколада и чего-то сливочно-сладкого.
– Снова твои штучки?
– Штучки? – наигранно-обиженно отозвалась Астория. – Замечательная вещь. Для тех, кто понимает.
– Мотива меня травить у тебя, во всяком случае, пока нет, – еле заметно улыбнувшись, Малфой поднес чашку к губам и сделал небольшой глоток.
– Наверное, надо было попросить Бенни, чтобы не вытворяла своих эльфийских фокусов с заваркой… – поймав его взгляд, девушка замолчала. Воцарилась неловкая тишина. Только часы продолжали постукивать в такт перемещениям маятника.
Астория в ожидании мяла пальцами широкий рукав своего фиалкового шерстяного платья с аккуратным круглым вырезом горловины и мягкими складками новомодной юбки-фонарика и, стараясь не бросать пристальных взглядов на гостя, рассматривала обстановку гостиной. Вычурные орнаменты обоев на стенах и кое-что из мебели: например, полосатый диван-канапе, давно мозоливший глаза, следовало заменить. Гостиную обставляла еще старшая сестра Астории, которая после замужества редко появлялась в семейном доме и почти не интересовалась происходящими в нем переменами.
Дом был куплен сестрами только несколько месяцев назад. Отец погиб в битве за Хогвартс, и они были вынуждены продать имение в Беркшире, чтобы расплатиться с кредиторами. Но Астория уже за такое короткое время успела прикипеть к новому дому всей душой. Порой ей казалось, что она ни за что не расстанется с этим маленьким каменным строением, скрытым в центре маггловского городка. Здесь она дождалась своего совершеннолетия и надеялась спокойно провести оставшуюся жизнь. Чему мог помешать так внезапно и так неожиданно приятно появившийся в ее жизни Драко Малфой.
– Я договорился насчет музыки и цветов для свадьбы, – нарушил молчание он.
Астория, вынырнув из раздумий, вскинула голову.
– Не рано ли договариваться о цветах?
– Почти поздно. Три недели – слишком короткий срок. Как говорит Грег, лучше зря поторопиться, чем опоздать.
– Никогда бы не подумала… – Астория старалась не распространяться, что сама прекрасно знает о многих тонкостях организации торжеств – неудобно было бы заговаривать об этом, когда все заботы уже взял на себя другой человек.
– Ты все еще хочешь после свадьбы жить в этом доме?
– Все еще предлагаешь переехать в имение?
– Наша библиотека куда богаче твоей…
– И куда беднее архивов Министерства.
Малфой рассмеялся.
– Из нас должна получиться великолепная супружеская пара: мы будем видеться только на семейных обедах по воскресеньям. И как я мог додуматься сделать предложение девушке, которая непременно хочет жить отдельно и не признается, зачем ей тогда все это надо?! – воскликнул он, улыбаясь уголками губ.
Астория рассмеялась в ответ:
– Неужели все так ужасно?
– Со стороны это выглядит очень странно. Я до сих пор не могу разобраться, что между нами происходит, – Малфой в задумчивости постучал ногтем по полупрозрачному фарфору.
– Разве это важно? – Отставленная полупустая чашка, соприкоснувшись с блюдцем, тихо звякнула.
– Разве нет? – Малфой вопросительно взглянул на собеседницу. – Если мы принимаем приглашение Фосеттов, то послезавтра вечером, в шесть, я зайду за тобой.
После маленького проигранного раунда в воображаемой словесной баталии Астория почувствовала какое-то странное тепло и защищенность. Неожиданно для самой себя она по-детски капризно спросила:
– А обещанное на прошлой неделе мороженое и прогулка по маггловскому Лондону?
– Тогда днем, в три, – Малфой поднялся из кресла. – Но, как ты знаешь, я не большой любитель трансфигурировать одежду.
– Отлично. И, так и быть, сделаю это за тебя.
Астория, встав вслед за гостем, проследовала на первый этаж. Позволив обнять себя во время короткого прощания, она закрыла дверь за Малфоем и щелкнула пальцами, призывая домового эльфа.
– Бенни, унеси посуду из гостиной.
Хлопнул пестрый занавесочный ситец, в который куталась эльфийка, щелкнула в узкой щели форточки принесенная совой газета. Заторможено развернув черно-белые, еще пахнущие свежей типографский краской листы, Астория поднялась к себе и невидяще уставилась на ровные печатные строки. Ей по-прежнему казалось ошеломляюще ужасным, что в миг, когда за Малфоем закрылась дверь, не произошло ничего особенного – лишь тепло сменилось жгучей горечью от того, что между ними нет ничего общего, нет ничего, что бы их связывало. Ей все еще чудилась стоящая между ними тонкая ледяная стена.

2.
Началось все тогда, когда наследник древнего рода Малфоев, воспользовавшись неразберихой после смерти Темного Лорда, просто исчез. Он вернулся через две недели: смертельно уставший и с помятым лицом. Тем не менее, одет он был в безупречный темный костюм, губы привычно кривились в радостно-злой улыбке. Но в глазах его сверкали безумие и обреченность. Мать, недовольно поджав губы, сообщила, что его разыскивают авроры, а отец, столкнувшийся с ним в коридоре, лишь кивнул головой – он был рад его видеть. Всматриваться в зеркало души наследника рода никто не стал.
Тогда все и началось. Драко, которому пристало в его положении проявить скорее педантичность и серьезность, словно не хотел задумываться ни о чем важнее квиддичного матча. Он пустил жизнь на самотек, возвращаясь к насущным делам лишь в минуты редких порывов. Его не заботило ни пошатнувшееся положение семьи, ни происходящее вокруг. Он где-то пропадал ночи напролет – о том, где он был, мог сообщать лишь его вид поутру. Он чудачил, бредил, ссорился с родителями, а порой приходил в пугающее состояние тоски и тревоги. В его мыслях жизнь давно потеряла смысл. Арест отца не сильно изменил положение вещей. Драко все так же не думал ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем, а леди Нарцисса, по-прежнему безупречная на людях, все чаще украдкой, когда ее никто не видел, смахивала носовым платком выступившие на глазах слезы.
А потом появился Грэхэм Монтегю, которого обычно называли Грегом. Деловой молодой человек, любитель пофилософствовать вечерами у камина. Из-за какого-то мудреного сглаза он был вынужден слишком быстро закончить карьеру судьи квиддичных матчей, а потому остро нуждался в любой помощи школьного приятеля и временном пристанище. Драко не мог бы точно сказать, когда их отношения, довольно быстро ставшие дружескими, перешли в нечто большее, перешли ту черту, за которой были нежность, пылкость и страсть, - так естественно это произошло.
И тогда Драко вдруг узнал, что такое близость. Что это больно. Долгие разговоры и такие же длинные бессонные ночи заставляли иссушенную душу Драко выворачиваться наизнанку и переживать, переживать прошлое и настоящее. Теперь уже твердой рукой днем Драко улаживал семейные дела и хлопотал по делу отца, слушание которого назначили на середину декабря. Платой за это были вечера и ночи, принадлежавшие неожиданному спасителю, и постоянное ощущение довлеющей над собой воли Грега. Драко чувствовал себя выпотрошенным и привязанным собственными внутренностями к человеку, недавно – почти чужому человеку, который каким-то образом сумел его препарировать, выудить из-под скорлупы и чешуи душу и начать бесцеремонно резать, тасовать и вытаскивать что-то, о чем Малфой прежде не имел ни малейшего понятия. Он чувствовал, что прорастает насквозь этим человеком. Это было странно, незнакомо: вся жизнь будто превратилась в то, чтобы ловить и донашивать, как знамя, обрывки чужой жизни, чужих мыслей. Порой быть с чем-то несогласным, но знать, что через неделю ли, через месяц, примешь все, что ставил под сомнение, как прописные истины. Метаться между желанием слиться, вжаться так, чтобы не осталось никаких зазоров, и порывом заехать в рожу. И это все было больно, страшно больно. Именно тогда, когда казалось: злая веселая обреченность с ее безумием стала потихоньку уходить из него, в его глазах стала отражаться обреченность другая, темная, с противным голоском актриски в пошлом водевиле и пахнущая тленом.
– Приветствую тебя, друг мой! Исполнила ли синеглазая нимфа твои тайные мечты? – Грег и не попытался встать, чтобы дополнить слова столь же пафосными жестами. Неровное пламя свечей в канделябрах заостряло черты его широкого лица с большими щеками и делало нос тонким и длинным. Но для того, чтобы исказить мощную фигуру бывшего охотника слизеринской команды и бывшего судьи матчей Английской Лиги, свечей, определенно, было недостаточно.
– Иди к драклам! – Малфой, не сразу заметив, что улыбается, упал на стул напротив друга.
Обычно их вечера начинались именно с такого бессмысленного обмена шутками. Паб вокруг гудел, дымил крепким табаком, откуда-то доносился резкий запах дешевого кофе. Устало и зло оглядевшись по сторонам, Драко привычно проигнорировал непристойную реплику пьяного посетителя из-за соседнего столика. Он мог бы сам предложить место встречи, выбрав его по своему вкусу, но с некоторых пор его охватило непонятное безразличие. Даже то, что Грег гостил в имении, не было аргументом в пользу отказа от вечернего времяпровождения в этом дешевом питейном заведении.
– Сегодняшний «Пророк» уже видел?
Грег не утруждал себя долгими разговорами перед тем, как перейти к делу. Впрочем, пару месяцев назад без длительных вступлений бы не обошлось. Ослабив толстыми пальцами галстук и расстегнув пуговицу на вороте, он бросил на стол перед Драко сложенную вчетверо газету.
– Нет, еще не видел, – ответил тот, разворачивая помятые листы.
– Пятая полоса, снизу.
Малфой послушно перелистнул первые страницы и углубился в чтение. «Последователям Волдеморта не место в Министерстве!» – гласил заголовок. Драко вздрогнул и сжал зубы. С тех пор, как Темный Лорд был повержен, журналисты стали кидаться его именем направо и налево, и привыкнуть к этому было по-прежнему трудно. Переведя взгляд ниже, он продолжил читать.
«Министерство готовится принять закон, согласно которому все волшебники, бывшие судимыми в связи с их доказанной причастностью к деятельности Упивающихся Смертью, лишатся права занимать посты в аппарате Министерства. Естественно, это повлечет за собой волну увольнений, по заверениям Гавэйна Робардса, одного из составителей документа, свои посты оставят около сорока человек. Но стоит также понимать, что столь серьезный шаг со стороны Министерства означает готовность окончательно устранить последствия режима, установившегося в военное время, и не допустить попыток его восстановления.
Эдриан Раттер, советник Министра Магии, согласился прокомментировать сложившуюся ситуацию…»
С холодной ухмылкой на лице Драко отложил газету.
– Даже не хочу читать дальше. Можешь вкратце пересказать, что накомментировал Раттер?
– Раттер заявил, – начал, соединив кончики пальцев сложенных на столе рук, Грег, – что все меры принимаются исключительно в интересах Британского волшебного сообщества, что он соболезнует и что бумага ляжет на стол Министру через неделю, если Визенгамот не заявит протест… – он на пару мгновений отвел взгляд, отчего его широкое лицо стало похоже на мордочку нашкодившего кота. – Что думаешь?
– Встреча с новым защитником семнадцатого не закончится раньше половины четвертого. А в три я должен забирать Асторию, – невпопад ответил Драко.
Впрочем, такая рассеянность была простительна: количество дел, взвалившихся на плечи Драко после ареста отца, было куда больше, чем кто-либо мог себе представить. Люциусу Малфою, несмотря на все старания Поттера, в августе предъявили обвинение в соучастии преступлениям Упивающихся Смертью и в использовании Непростительных Заклятий. До рассмотрения дела было решено поместить старшего Малфоя под стражу. Заверениям некоторых членов Визенгамота в том, что в силу смягчающих обстоятельств все закончится в худшем случае домашним арестом, Драко не верил. И мать, хотя он старательно убеждал ее в возможности такого исхода дела, не верила. Потому последние месяцы Драко проводил все дни в хлопотах: кому-то надо было пригрозить, на кого-то надавить, некоторым просто и бесхитростно предложить деньги в обмен на молчание. Неудивительно, что семейные средства Малфоев стремительно таяли, хотя Драко и делал все возможное и зачастую невозможное, чтобы поправить финансовое положение семьи. Теперь же, после известий о подготовке нового предписания Министерства, окончательно стало ясно, что мечта последних месяцев – чтобы все стало как прежде, до Войны – не сбудется. Оставалось только попытаться смягчить наказание.
Грег смерил Драко оценивающим взглядом.
– Но о Фосетте ты не забыл? Если через неделю на слушании он даст показания, все закончится провалом.
«Мог бы не напоминать, – раздраженно подумал Драко. – И так последнюю неделю на иголках». Обсуждение текущих проблем всегда оказывало на Драко дурное влияние, настроение быстро портилось, наступала какая-то апатия, но, тем не менее, он находил в себе силы, чтобы день ото дня говорить о неприятностях.
– Не забыл, – сказал он. Что-то похожее на отчаяние охватило его. Мечтая о покое, одиночестве и чашке горячего кофе, Драко оперся локтем о столик и бездумно выписывал в воздухе фигуры. Вдруг он почувствовал, что его жестко взяли за руку.
– На землю, на землю, – Грег, усмехаясь, аккуратно растирал пальцами его ладонь. – Непозволительно витать в астрале, когда нужно брать в руки оружие. – Перегнувшись через стол, он взъерошил волосы на голове Драко.
На лице Драко отразилось смятение. Он уже знал, что, когда рука Грега касается его волос, этот жест, который он столько раз видел со стороны, будет казаться жутко пафосным и фальшивым. И фраза звучала не насмешкой, а так, будто Грег объяснял очередную прописную истину. Во всем происходящем виделась скрытая угроза. Он не смог бы объяснить, что произошло, но потребовалось несколько мгновений, чтобы натянуть на лицо улыбку. Он знал, что если сейчас кто-нибудь и обратит внимание на них, легко будет разыграть из происходящего шутку. Тем не менее, он, отняв руку и будто невзначай сжав ее в кулак, сказал:
– Пойдем, – и, прокладывая путь между столиков, направился к выходу.
Улица встретила его брошенной в лицо горстью снежинок и вечерним холодом. Сморгнув случайно попавший в глаз неожиданно колкий кристаллик льда и натянув перчатки, Малфой стал дожидаться друга. Грег вышел через несколько секунд. Отойдя на десяток шагов от двери, они, не сговариваясь, аппарировали.
В гостиной Малфой-мэнора на их счастье было пусто. Драко, подумывая об ужине, отдал верхнюю одежду эльфу, чтобы тот отнес ее в гардеробную. Монтегю, как обычно, как раз поднимался оттуда.
– Умоляю, не сейчас, – проговорил скороговоркой Драко, опасаясь продолжения разговора. Это было позорным бегством, и он отдавал себе в этом отчет. Выслушивать суждения Грега о жизни и морали ему не нравились никогда, несмотря на всю их манящую путаность.
– А когда? – Грег, догнав спешащего к лестнице юношу, развернул его к себе лицом.
– Поговорим об этом завтра утром…
Грег ничего на это не ответил. Его рука опустилась на плечо Малфоя и мягко, но настойчиво направила его в сторону отведенной Грегу гостевой комнаты. Драко и не попытался возмущаться. Он знал, что этот скомканный вечер рано или поздно закончится в кольце рук Монтегю. Внешне он сохранял полное спокойствие, несмотря на то, что знал: любая близость – это боль. Просто потому, что близость давала возможность жить.

3.
Насмешливая в этом году выдалась зима. Не привычное туманно-дождливое продолжение осени, а холодная зима, поблескивающая наледью на мостовой и инеем на ветвях редких деревьев. Но едва подмораживало и выпадал снег, на улицах снова становилось чисто, а в воздухе веяло мокрым и теплым предчувствием весны. Весенний ветер гулял по переулкам и нагло залетал в открытые окна, неясными надеждами согревая души и стискивая сердца сладким щемящим чувством. И люди, вдруг широко распахивая глаза, на миг – на целый миг! – становились абсолютно и бескорыстно счастливы.
Астория зажмурилась и втянула носом воздух: иллюзия скорого прихода весны еще больше завладела ею. Все вокруг было простым и ясным. Хотелось стянуть замшевые перчатки, потрогать ветер рукой и взлететь, расправив – не руки уже – белые крылья. Тепло разливалось по жилам – ненужное доказательство того, что у нее, Астории, внутри есть живое горячее сердце.
– Ах, мистер Малфой как всегда в делах, – весело прервала она объяснения зашедшего за ней Монтегю. – Чудесная погода, не правда ли?
Она могла поспорить, что ветер коснулся и его: на лице Грега цвела бездумная счастливая улыбка. Бывший капитан факультетской квиддичной команды, когда-то ставший заложником исчезательных шкафов, был весьма обаятельным молодым человеком. Он выглядел именно тем, кем был: немного добродушным парнем с болезненной тягой к искусству, вопиющей, кажущейся абсолютной человечностью и скользящей в каждой черте облика хитростью. Про такого даже невозможно предположить, чтобы он оказался отвлеченным мыслителем, не знающим толка ни в жизни, ни в людях. У таких, как он, рассуждение всегда опирается на жизнь и жизнь опирается на рассуждение – Астория хорошо это понимала, и ей казалось, что именно потому он и сошелся с Драко, который таким, как он, не был, но изо всех сил старался казаться таковым.
Со звуком праздничного взрыва хлопушки появился посреди улицы Малфой – уставший, но радостный. Приветственно помахал рукой и быстро зашагал в сторону поджидающих его Астории и Грега. Обмениваясь кивками с Драко, Астория впервые не ощутила прежнего прилива горечи.
– Как все прошло? – Грег выпустил друга из объятий.
– Прекрасно. Этот Хейз оказался не таким болваном, как я ожидал.
– То ли еще будет, – он, приобняв, похлопал Драко по плечу. – Прошу, – Грег ловко развернулся и открыл перед девушкой тяжелую дверь.
«В такой чудесный день почему-то всегда слишком хорошо думается о делах», – размышляла Астория, проходя внутрь. Обстановка кафе Флориана Фортескью, отремонтированного после прошлогодних событий, почти не изменилось, только кое-где стены поблескивали свежей краской. Пока все трое устраивались за столиком, Драко и Грег увлеченно болтали о деле Люциуса Малфоя, каком-то постановлении и просто о всякой ерунде. Астория, наблюдая за ними, изредка что-то отвечала на попытки Грега втянуть ее в разговор. Пришла в голову несуразная мысль, что эти двое вполне смогли бы сойти за братьев – непохожих, но связанных между собой общими делами и одной общей душой на двоих. Недаром Драко так часто вспоминает, что и как говорит Грег, а Грег возится с проблемами Драко. Что-то связывало их, заставляло чувствовать себя друг другу не чужими – что-то, чего не было у Драко и Астории. Вдруг стало трудно дышать. Распахнув глаза – в предчувствии понимания, девушка вздохнула-всхлипнула – тяжело, судорожно, не зная, кажется ей или нет. В одно мгновение холод затопил сердце и тягучей липкой волной пополз по жилам. «Связаны», – пульсировало в висках. Все, что было между ней и Драко, представилось просто флиртом, мелкой любовной интрижкой – без обязательств, без прав на будущее. Астория почувствовала себя лишней на этом празднике жизни – какой-то другой жизни, которая проходила мимо нее, которая почему-то, непонятно почему, но связывала этих двоих.
– Тори, тебе нехорошо?
– Нет, все нормально, – с трудом совладав с собой, Астория заставила себя улыбнуться. – После улицы здесь слишком душно.
Она продолжила наблюдать за своими спутниками – холодно, отстраненно. Подошел официант…
– Нет, пожалуй, я буду что-нибудь покрепче чая, – Астория наугад ткнула пальцем в винную карту. Глаза Драко округлились. Сделав виноватое лицо, она развела руками. – Да, а еще все-таки вишневое мороженое, – то, что с абсентом это плохо сочеталось, ее не волновало.
– Тори, что случилось? – опять попытался пристать Драко.
– Ничего, просто…
Астория подняла на него блестящие глаза, просто желая, чтобы он понял все так – без слов. Драко растерянно смотрел: то на нее, то на Грега, словно спрашивая: «Что с ней такое?» Не понимал.

4.
Род Фосеттов, из которых выходили преимущественно астрологи и алхимики, был довольно стар, однако похвастаться чистотой крови, увы, не мог. Он был влиятельным, но представители этого семейства всегда предпочитали до последнего оставаться в стороне. У них было принято иметь много детей, но, что было удивительным, за всю историю в роду не было ни одного выпускника Слизерина. Чаще всего его представители учились на Райвенкло, иногда – намного реже – попадали в Гриффиндор или Хаффлпаф, но никогда – в Слизерин. Их замок находился в одном из немногочисленных в Англии поселений волшебников, если так можно назвать участок земли, поделенный несколькими фермерскими хозяйствами. Но можно было смело говорить, что их хозяйство выгодно отличалось от соседских – продуманностью, ухоженностью и красотой. Уголок старого мира, вечный отголосок уходящего в прошлое.
То, что между Малфоем и Гринграсс будто кошка пробежала, не заметил бы, кажется, только слепой или глухой. Резкие, безосновательные обвинения и упреки, которыми она его продолжала осыпать по пути в гостиную, вызывали недоумение у всех вокруг, не только у самого Драко. Поприветствовав и отблагодарив за приглашение хозяина дома, не так давно вернувшегося на пост главы отдела международного магического сотрудничества, и уже пожилую Магнолию Фосетт, Монтегю отвел в сторону зло сверкающую глазами Асторию.
– Тори, если ты не можешь с собой совладать, тебе будет лучше отправиться камином домой.
Астория, фыркнув, ответила:
– Нет, я держу себя в руках, – впрочем, она была уже куда спокойней, чем минуту назад. Демонстрируя это спокойствие, она огляделась вокруг. Лица, присутствовавшие в гостиной, были большей частью Астории знакомы: здесь были и низкая верткая мисс Розье, одетая по последней моде – в почти маггловский строгий костюм серого твида, и чета Забини – без сына, и старомодная мисс Браун, и братья Бёрки, и много других волшебниц и волшебников. Но только что стоявшего рядом с ними Драко она не обнаружила. Джерома Фосетта, хозяина дома, тоже нигде видно не было, только из соседней комнаты был слышен чей-то басистый смех, который мог принадлежать и не ему.
– Пусти, – она попыталась высвободить локоть из крепко державших его пальцев, – все равно не сбегу.
Покачав головой, Грег все-таки разжал захват и проводил девушку, удаляющуюся в сторону оживленно беседующих с хозяйкой дома волшебников, тяжелым взглядом.
– Вы не больны, Астория? – участливо спросила Магнолия.
– Нет, все в порядке, просто, кажется, немного закружилась голова. – В какой-то степени, это было правдой, голова у Астории действительно кружилась.
– Присядьте, – хозяйка указала ей на стул подле себя. – А это мой сын Чарльз. Вы еще не знакомы?
Молодой человек с узким лицом, украшенным несоразмерно длинным носом и обрамленным черными непослушными вихрами, на вид ровесник Грега, приветственно кивнул. Астория ответила на приветствие. Но ее внимание больше привлек второй господин. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, и определенно он был немцем – лица такой формы, словно сделанной специально, чтобы лепить с них игрушечных солдатиков, встретить можно только в Германии. Голову его обрамлял плохо прилизанный венчик седых волос. Одет немец был в странный старый наряд – самой выдающейся его частью был вытертый, облысевший на лацканах и около пуговиц, зеленый вельветовый редингот; он был плохо выбрит и, наконец, носил зеленые круглые очки, делающие его лицо особенно неприятным. Видимо, пристальный изучающий взгляд Астории не остался незамеченным, и миссис Фосетт поспешила их представить:
– Это мой кузен Рольф. Рольф, это мисс Астория Гринграсс…
Он заинтересованно блеснул зелеными стеклами.
– Мисс Гринграсс, значит… Что ж, рад знакомству.
– Дорогая, не могла бы ты на пару минут отойти, – непонятно откуда появившийся взволнованный Джером Фосетт тут же скрылся в дверном проеме.
– Прошу извинить, молодые люди, но я вас пока оставляю, – Магнолия, беспокойно шурша юбками, поднялась с кресла.
Дождавшись, пока она уйдет, Рольф придвинул от стены стул и устроился напротив Астории.
– Так это о вас мне рассказывали, будто бы вы этим летом неудачно пытались покончить с собой?
Не ожидавшая такого начала разговора Астория вспыхнула и в поисках поддержки оглянулась на сына хозяйки. Вопрос был верхом неприличия, но тот с невозмутимым видом наблюдал за реакцией девушки.
– Кто же оказался так неостроумен, что стал рассказывать про меня подобную чушь? – неубедительно попыталась отбиться Астория. Дубовая мебель в комнате слишком темная, вокруг так много людей, душно, трудно дышать.
– Это не имеет отношения к делу.
Слова немца были оскорблением. Но вокруг на них никто не обращал внимания: гости сидели по разным углам и были увлечены собственной беседой, а ни Грега, ни Драко в комнате почему-то не было.
– Допустим, про меня, – сказала Астория, – что с того? Что вам за дело, что кто-то неудачно попытался повеситься? – тут она поняла, что прокололась. Немец торжествующе улыбнулся.
– Так это все-таки были вы.
– А почему не моя сестра? Может быть, это она пыталась повеситься? – безнадежно пыталась она спасти положение.
– Ваша сестра, как я знаю, не бросала учебу в Хогвартсе после пятого курса, – он замолчал, барабаня узловатыми пальцами по колену.
– Хорошо, это я. Что дальше?
– А то, что вы поступили бессовестно, не находите?
– А то, что вы сейчас поступаете безобразно, вмешиваясь в чужие дела? – Астория в бессильном гневе едва сдерживала слезы. Как смеет этот незнакомый отвратительный немец сейчас отчитывать ее за какие-то давно совершенные деяния, в которые совать нос он не имел никакого права?! Она осуждала свой поступок, но зачем было напоминать ей о нем – сейчас?
Чарльз все так же с непоколебимым спокойствием наблюдал за сценой. «Урод», – в бессильной злобе подумала она.
– Хотите, я вам скажу, откуда я узнал? – Астория подняла глаза. – Нет, мне никто не рассказывал, я просто увидел. Я просто вижу эту червоточину, мисс Гринграсс, – сказал он совершенно издевательским тоном.
– И чего вы от меня теперь хотите? Чтобы я завершила свою прошлую попытку? – она зло улыбнулась. На плечо ей легла чья-то теплая рука. Астория мгновенно обернулась. Над ней стоял Грег.
– Господа, я на минуту заберу у вас эту милую девушку, – он непреклонно взял ее под локоть и заставил выйти из комнаты на лестницу. Астория не смогла бы выразить, насколько была в тот момент благодарна ему. – Кажется, тебе не очень нравится общество этих людей… Что им было нужно?
– Он спрашивал про мое самоубийство полгода назад… – на лице Грега отразилось замешательство, но она, не обращая на это внимания, продолжала: – Им все лишь бы издеваться… козлы… уроды… – не выдержав, она уткнулась в плечо Грега – еще недавно ненавистного – и зарыдала.
– Тише, – он попытался ее успокоить, осторожно гладя по голове. Но Асторию будто прорвало.
– Полгода назад я пыталась повеситься. Знаешь, я раньше никогда не видела смерть вблизи, думала – смогу быть спокойной. Мне было даже интересно, как это, когда кто-то, кого знаешь не день и не два, умирает. Когда узнала, что родители погибли во время штурма школы, я не почувствовала ничего, кроме интереса к тому, как же они будут выглядеть в гробу и смогу ли я перенести это долгожданное свидание со смертью. И когда стояла перед могилой во время похорон, смотрела в их мертвые лица, я была спокойна и считала, что это правильно. А потом во мне как будто что-то щелкнуло. Тогда я поняла, что они – мертвы. Совсем. Понимаешь? И что они шли в школу, чтобы убивать… отнимать жизни, – она говорила все быстрее и быстрее, всхлипывая, захлебываясь словами, будто боялась, что не успеет рассказать. – Мне потом по ночам снилась смерть – застывшие мертвые тела, лица с остановившимися, подернутыми какой-то пленкой зрачками. Мне снилось, что люди умирают у меня на руках, а я… ничего не могу сделать. И тогда я решила, что не хочу жить в мире, где есть – это… Когда я уже собиралась шагнуть, чтобы повиснуть на веревке – я не знала, как завязывают правильный узел и сделала просто затягивающуюся петлю – в комнату влетела моя сова с письмом и стала просить печенья. Она села мне на плечо и… я сняла веревку с шеи и решила, что не смогу – пока сова здесь. Я отпустила птицу, но она не улетала. Развернула письмо – оно оказалось от моей тетушки. Она спрашивала, как идут дела, предлагала помощь на случай, если что-то пойдет не так и мы не найдем общий язык с теми, кому задолжал отец… Я тогда разрыдалась и спалила веревку, поклявшись больше никогда… – Астория лихорадочно вцепилась в Грега. – Вот так все было… тот немец – узнать бы, кто он… откуда рождаются такие уроды…
На лестнице сверху кто-то кашлянул. Астория, зарывшись лицом в ткань мантии, чувствовала, как Грег повернул голову, чтобы разглядеть, кто там.
– Драко?
Послышались шаги.
– Что здесь произошло?
Астория отстранилась от Монтегю и поспешно полезла в карман за носовым платком. Драко был бледен как мел, это было заметно, несмотря на застилающую глаза мутную пелену.
– Какой-то немец приставал к Астории с нескромными расспросами. Чем все закончилось?
Драко посмотрел Грегу прямо в глаза.
– Фосетт не хочет портить отношения с авроратом. Он отказался.

5.
Во время оглашения приговора стояла тишина. Было так тихо, что можно было расслышать, как скрипит перо стенографиста. Ожидаемый домашний арест на деле обернулся «всего ничем» – лишением магии. Люциус Малфой бесстрастно смотрел на то, как пристав защелкнул на его руке неснимаемый браслет, не дающий творить никакого волшебства, кроме самого простого, и переломил пополам его палочку. Лишь чуть вздрогнул, когда жалкие два кусочка дерева, соединенные истрепанной сердцевиной, коснулись ладони. Он, казалось, не понимал, что это для него значит. Драко до боли стиснул челюсти: он слишком хорошо представлял себе, к чему это приведет – лишение магии главы рода. Позор. Словно сомнамбула, по удару молотка он вместе со всеми двинулся к выходу. Мать, неестественно бледная, с дрожащими губами, шла впереди вместе с отцом. Защелкали затворы колдографов, Шеклболт уже беседовал с какой-то дамой экстравагантного вида, левитирующей рядом с собой блокнот, в котором бешено носилось, что-то строча, зачарованное медное перо. Всем никак не терпелось сообщить, что сегодня, двадцать четвертого декабря, накануне Рождества, восторжествовала справедливость и Люциуса Малфоя, которому все как будто нипочем, лишили магии.
– Никогда бы не подумал, что однажды настанут времена, когда можно будет появиться на улице – не то, что в зале суда – без мантии, – бросил Люциус, оглядывая толпу свидетелей, членов Визенгамота и репортеров. Больше половины были в костюмах, некоторые женщины щеголяли тщательно отглаженными брюками.
Грег, как всегда, появился неожиданно.
– Я уже слышал. Плакали твои планы. Поттер, кстати, сейчас публично извиняется у какой-то корреспондентки…
– Можешь ты хоть раз в жизни помолчать? – сорвался Драко. – Я и без тебя вижу перспективы на ближайшие несколько лет.
Грег замолчал, казалось, впервые в жизни. Молча они покинули Министерство. Нарцисса, подхватив Люциуса под локоть, сразу аппарировала, скорее всего, в имение. Драко же, наспех трансфигурировав мантию в пальто, медленно пошел вдоль улочки, где располагался вход для посетителей. Краем глаза он видел идущего рядом Грега.
Драко думал. Сквозь него дул ветер – холодный, заставляющий дрожать сердце, будто лежащее на открытой ладони. Низкое небо давило сверху, грозя обвалиться. Мучительно хотелось обернуться, найти тепло – у другого человека. Он почти чувствовал, как это может быть: руки, сплетенные в знаке соединения, теплое дыхание на своей коже, торопящееся выпрыгнуть из груди, чтобы слиться с чужим сердце. Но не позволяла вновь обретенная – холодной, неожиданно колкой занозой в сердце – гордость. Были только он, раздираемый надвое разнонаправленными силами, и ветер.
Действительно, проще было бы довериться. Слабость – вдвоем, боль – вдвоем, ничтожество – вдвоем, вдвоем все это кажется значимей и слаще, чем в одиночку. И вечная обреченность на неполноту, на невозможность найти утешение без чужой помощи, мука для недоверчивой души. Драко шел вперед, не желая признавать, что это Грег дал ему возможность думать так, а не лихорадочно искать отколовшуюся часть себя, сейчас затканную им, Грегом, взращенными ростками, слишком человечными. Драко этого не помнил.
– Мне кажется, наше… совместное времяпровождение лучше прекратить. Ты еще не нашел себе подходящего жилья? – сухо спросил он. В его глазах были только тоска и решимость. Он слишком долго следовал за Грегом – пора искать дорогу дальше самому.
Грег, словно ожидая этого, оглянулся на него. И удивление на его лице было каким-то поддельным.
– Конечно. Я собирался переехать после Рождества – я же говорил.
– Поторопись переехать до завтра. Сразу после Рождества начнется ремонт и приготовления к свадьбе. Я хочу, чтобы твою комнату успели прибрать заранее.
Снова молчание. Сделав несколько шагов по скрипящему снегу, Драко услышал позади себя хлопок аппарации. И, плотнее запахнув длинноватое пальто, пошел дальше – один.

6.
Праздничное утро было суетливым и полным недосказанностей. С прошлой ночи шел снег. По Малфой-мэнору ошалело носились домовики, где-то что-то стучало, капало, шуршало и звенело. Пахло свежей хвоей. Приехала Астория, чтобы поближе познакомиться с родителями Драко. Пока он вел ее по центральной аллее к дому, ему все казалось, что парковые деревья похожи на скрюченные изуродованные руки, протягивающие небу снег – обратно.
Грег вернулся попрощаться. Он не пытался ни уговаривать, ни как-то изменить ход происходящего, просто смотрел, как смотрит ученый жизнью человек на неопытного юнца, будто говоря: «Потом поймешь…» Драко вдруг захотелось вернуться в малую гостиную, где он оставил Асторию. Но сначала надо было кое-что уладить здесь, в гулком белом коридоре перед комнатой с единственным открытым для перемещений камином.
– Вряд ли после этого мы сможем остаться друзьями, – Грег протянул Драко цепочку с медным кругляшом исписанного рунами амулета – пропуск для аппарирующего в Малфой-мэнор.
– Можешь оставить себе.
– Как знаешь, – Грег усмехнулся. – Еще увидимся.
Драко проследил за тем, как тот дошел до камина и, не воспользовавшись подарком, шагнул в зеленое пламя. Это была его победа – горькое тягучее крепкое счастье, которое надо уметь выпить. Он умел. Кому как не ему, наследнику переживающего тяжелые времена, но древнего и гордого рода Малфоев, подобает это уметь?.. Все случилось так, как надо. Со спокойствием на лице Драко шел вниз.
Сидя в полумраке комнаты напротив отца своего жениха, Астория думала, что, если закрыть глаза, ледяную стену вокруг Драко можно даже пощупать руками. К конфетам Астория не притрагивалась, но ее чашка опустела уже почти наполовину. Она никому не рассказывала, что чай любит больше шоколада: первый после прошедшей терпкой горечи кажется сладким, а второй после коротких минут сладости оставляет на языке неприятный вяжущий привкус. Люциус Малфой, известный своей вспыльчивостью, пока ничем не выказывал своего недовольства выбором сына, а Нарцисса, после суда, казалось, постаревшая, глядя на Асторию, как всегда только благосклонно улыбалась. И что-то подсказывало ей, что другая, чуть более настоящая – с большими трудностями и более острым ярким счастьем – жизнь начнется совсем скоро. Астория уже успела о многом передумать и со многим смириться, переборола ревность и былые обиды. У духов Рождества Астория просила, чтобы это сближение душ стало неслучайным. Ей было чуть жаль расставаться с домиком – шестью комнатами, библиотекой и балкончиками с коваными решетками, но она понимала, что иначе нельзя. В мире все двойственно, потеря всегда идет об руку с обретением. И она рука об руку с Драко шагнет вперед – в новый, стремительно меняющийся мир.
За окном хлопьями падал хлопьями пушистый снег, не тревоживший ни сердец, ни душ – просто заметающий мир тихим белым покрывалом.