Женщины и страсти

[259] Показывая экзистенциальное поражение соблазнителя, Дон Жуан предлагает по контрасту новое понимание женщины; то же можно сказать и о картине Смерть Марата, документально запечатлевшей историческое событие, в котором женщина была главным действующим лицом. Иначе и быть не могло в век, ознаменовавшийся выходом женщин на арену общественной жизни. Это можно наблюдать и по живописным образам, где барочных дам вытесняют женщины менее чувственные, но более раскрепощенные, без удушающего корсета, со свободно ниспадающими волосами. В конце XVIII в. становится модным не прятать грудь; иной раз ее не скрывает ничего выше ленты, поддерживающей формы и подчеркивающей талию. Парижские дамы организуют салоны и участвуют, разумеется, не как статисты в разворачивающихся там дискуссиях. Это предвосхищает революционные клубы, но в то же время продолжает моду, утвердившуюся еще в XVII в., когда в салонах велись диспуты о природе любви. Показательно, что сцена Отплытие на остров Киферу Ватто навеяна воображаемой географией любовных страстей, которую в XVII в. было принято изображать в виде своеобразной сердечной карты — Carte du Tendre (карты нежности, фр.).

[260] Именно в атмосфере этих салонных разговоров в конце XVII в. появился на свет один из первых любовных романов — Принцесса Клев-ская госпожи де Лафайет. За ним уже в XVIII в. последовали Молль Флендерс Даниэля Дефо (1722), Памела Самуэля Ричардсона (1742) и Новая Элоиза Жан-Жака Руссо (1761). В любовном романе XVIII в. Красота подается через призму восприятия страсти и в основном в форме дневника, а эта литературная форма уже содержит в себе весь ранний романтизм.

А главное, в салонных разговорах пробивает себе дорогу убеждение (и в этом заключается вклад женщин в современную философию), что чувство это не просто помутнение ума, а проявление третьей способности человека — наряду с разумом и физическими ощущениями. Именно к чувству прибегает Руссо, когда восстает против надуманной и упадочнической современной Красоты и отстаивает право глаза и сердца погрузиться в первозданную и неиспорченную Красоту природы, ностальгически грустя о «добром дикаре» и непосредственном ребенке, которые были в человеке изначально, а теперь утрачены навсегда.