Глава 2. ОДИНОЧЕСТВО. Сумасшествие. «Сфинкс зачарованный тихо смеется,

«Сфинкс зачарованный тихо смеется,

под ивой устроившись, в зыбкой тени.

Кто-то неслышно по травам крадется.

Кто-то, кто ждал меня все эти дни…»

«Светотени» А. Коробейщиков

Они пришли в себя днем. Ярко светило солнце, и было непонятно прошло всего несколько часов или они проспали целые сутки. Первым делом, несмотря на воспаленное горло, они напились холодной горной воды, которая показалась им самым изысканным лакомством на свете. Потом умылись, и, наконец, воспользовавшись тем обстоятельством, что на солнце было тепло и даже жарко, супруги выстирали всю свою одежду. Все нервные потрясения не прошли даром, особенно последняя встреча с представителем таежной фауны - от одежды исходил резкий запах мочи и мышиного помета. Когда через несколько часов вещи высохли, Мальцев предложил покинуть это место. Перед его взором все еще стояла оскаленная пасть ослепленного охотничьим азартом медведя и безжизненные окровавленные тела в его цепких лапах. Чтобы сбить предполагаемого хищника со следа они спустились по щиколотку в воду, и пошли вдоль берега, следуя направлению течения. Вода была такой холодной, что периодически они выскакивали на берег, и растирали замерзшие ноги руками, понимая, что подобные мероприятия наверняка отразятся на их и без того подорванном здоровье не в лучшую сторону. Но ужас перед медведем был настолько силен, что если бы он появился в данный момент из тайги, они оба не задумываясь, бросились бы в бешеную реку с намерением переплыть ее, конечно же, без малейшего шанса на выживание. Почему-то быть унесенным неумолимым течением было гораздо предпочтительней, нежели оказаться в пасти животного, лишившего жизни всех тех, с кем Мальцевы дружили практически с детства.

Они прекратили путать следы, когда дошли до широкой отмели, которую отгораживала от таежного царства каменная гряда, состоящая из огромных валунов, из которых многие были даже в несколько раз выше человеческого роста. Гряда почему-то производила впечатление искусственной, хотя невозможно было представить, что кто-то мог манипулировать столь массивными камнями в этой дикой безлюдной местности. Во всяком случае, в этом месте был залив с чистой, более теплой и спокойной водой. И, кроме того, это место внушало чувство защищенности и покоя. Решено было остаться здесь и уже отсюда следить за рекой в надежде, что их заметят либо вертолеты спасателей, либо сплавщики. Бурман говорил, что по этой реке вплоть до поздней осени проходят рафтинг-трассы. Воспоминания о Бурмане снова всколыхнули в памяти события последних дней, и Мальцев, как мог, некоторое время успокаивал жену, которая на редкость мужественно и достойно держалась последнее время, а потом занялся самой актуальной для них проблемой безопасности. Пока у них еще было время, и невидимый медведь, или еще какой-нибудь хищник, давали им необходимую передышку.

Первым делом он решил сделать небольшую вылазку в близлежащую тайгу. Это было необходимо сделать чтобы, во-первых, составить представление о возможных подступах к месту их убежища со стороны леса, а во-вторых, собрать сухого хвороста для костра и несколько длинных, но крепких, палок необходимых для создания более эффективного оружия, нежели короткоклинковый охотничий нож. Ирина не хотела отпускать его одного и не хотела оставаться одна, и Владиславу пришлось взять ее с собой. Они входили в лес, словно вступали во владения злобных духов: настороженно, испуганно, стараясь не производить лишних звуков. Но днем тайга не производила столь устрашающего впечатления, и была даже красивой. И если бы не события последних дней, можно было бы от всей души наслаждаться буйством красок невероятной природы. Однако в преддверии очередной ночи, подобная красота выглядела особенно зловеще. И даже яркие цветы на поляне казалось, источали не нежный аромат, а запах опасности и угрозы.

Чтобы принести на берег как можно больше сушняка, Мальцевым пришлось сделать несколько вылазок в лес. Каждый раз, когда они уходили с берега, Ирина с тревогой оборачивалась на реку, словно опасаясь, что именно в их отсутствие мимо проплывет долгожданный рафт, или именно в это время пролетит поисковый вертолет, который, скорее всего, не заметит людей в таежном массиве. Поэтому они старались не задерживаться в тайге, и обратно возвращались почти бегом. Куча хвороста и несколько основательных фрагментов сухих древесных стволов уже лежали на песке. Там же лежала кучка сухого мха необходимая для получения огня – спичек уже давно не было, и единственной возможностью зажечь спасительный ночью костер оставался старинный метод трения, позволяющий высечь одной палочкой искру из другой палочки. Мох должен был удержать это тление как можно дольше и превратить его в огонь, которому можно было уже преподносить пищу поосновательней. И пока Ирина пыталась получить огонь столь древним и трудоемким способом, Мальцев принялся заострять концы длинных крепких палок, превращая их в копья. Он где-то слышал, что некоторые охотники используют подобное оружие для того, чтобы убить медведя. Владислав сначала никак не мог понять, как можно деревянной палкой нанести вред толстокожему повелителю таежных просторов. Но здесь все дело оказалось в использовании инерционного движения медведя. Это был единственным условием удачного выполнения этого трюка. Зверя нужно было заставить встать на задние лапы, и когда тяжелый хищник обрушивался на свою жертву сверху вниз, пытаясь задавить ее своим весом, нужно было выставить перед собой кол и ждать пока мишка не наколется на острие мягким животом, вгоняя его своей инерцией все глубже и глубже внутрь своего тела, до тех пор, пока оно не проколет сердце или печень, и не выйдет с другой стороны, не оставляя косолапому никаких шансов на выживание. Правда, в последние мгновения своей жизни медведь успевал либо задрать свою коварную жертву, либо все-таки придавливал ее своей, уже безжизненной, тушей. Но опять же, у человека противопоставившего себя одному из самых грозных животных на планете, хотя бы оставался шанс на выживание. И этим шансом Мальцев не хотел пренебрегать. Поэтому он выточил сразу четыре копья, тут же почувствовав некую уверенность, которую не мог обеспечить ему маленький стальной нож. Опять вспомнились загадочно пропавшие ружья. Все могло бы быть совсем по-другому, если бы они не исчезли той злополучной ночью. Бурман был бы жив, и Гена, и Люда… Они бы просто изрешетили этого самодовольного, упивающегося своей безнаказанностью и силой, «хозяина тайги». Но все произошло так, как произошло, и не было сейчас никакого смысла мечтать о несбыточном или предаваться горестным воспоминаниям. Им, каким-то чудом оставшимся в живых, необходимо было выжить и дальше. Выжить любой ценой. Мальцев сжал в руках длинное острое копье и яростно погрозил им в сторону леса. Когда они выберутся отсюда, он обязательно вернется в этот лес и найдет этого кровожадного монстра. Правда тогда он будет более подготовлен. Тогда… Мальцев поймал на себе растерянный взгляд своей жены, которая тщетно пыталась получить из двух древесных палочек долгожданный огонь.

Сны не приносили долгожданного отдыха. Боязнь внезапного появления хищника превратила сновидения в пытку. Мальцев даже не спал. То состояние, в которое он погружался ночью, больше напоминало тревожную дрему вперемешку с ужасами и кошмарами, от которых он вскакивал и, выставив перед собой один из кольев, настороженно вглядывался в темноту, одновременно проверяя, рядом ли жена, и прислушиваясь к ее хриплому и неровному дыханию, определяя, жива ли она. Потом он понял, что подобный сон только отнимает у него силы, и стал спать днем, а Ирина, более-менее выспавшаяся под его охраной ночью, сторожила его покой. Пищевой рацион семьи по-прежнему составляли ягоды и грибы, которых, к счастью, росло множество на окрестных полянах. На сбор выходили, по-прежнему, вдвоем. Мальцев держал в руках копье и осматривался, зная, что медведь выскочив из своей засады, может в считанные мгновения преодолеть огромные расстояния. Ирина же занималась непосредственно поиском пригодных к употреблению даров леса. Так прошло еще два дня, пока на песчаной отмели не появился призрак.

Первой следы обнаружила Ирина. Вернее следы встречались супругам и раньше, но каждый из них принимал их за отпечатки ног друг друга. Ирина, когда просыпалась утром, и шла к реке умыться, с улыбкой смотрела на их ровную цепочку идущую вдоль кромки воды. Она знала, что мужу приходиться нелегко ночью, когда все вокруг, в непроглядной тьме, может представлять потенциальную опасность. Поэтому не было ничего необычного в том, что муж мог подходить к реке и ополаскивать лицо ледяной водой, прогоняя сон. Владислав же, измотанный ночными дежурствами, полагал, что это утренний моцион жены оставлял за собой вязь ее отпечатков на песке. Недоразумение выяснилось случайно. Они опять предприняли очередную вылазку в тайгу, а когда вернулись, то сначала даже не поняли, что произошло. Перед самым походом, Ирина машинально, думая о чем-то своем, провела по песку палкой, ровняя его и стирая отпечатки ног. Когда же они вернулись на отмель, вдоль самой воды отчетливо выделялись человеческие следы.

- Влад! – Ирина даже потеряла на мгновение голос, с усилием преодолевая спазм в горле, - Влад!

Мальцев подбежал к ней, схватив лежавший рядом с ним на земле кол. Но жена больше не могла вымолвить ни слова. Она лишь показывала пальцем на вереницу следов, испуганно качая головой.

Мальцев даже не понял в чем дело. Он еще раз посмотрел на отпечатки, потом на перепуганную супругу.

- Ира, что случилось?

- Следы… - только и смогла прошептать она, задыхаясь от ужаса.

- Ну и что? Здесь всегда следы…

- Я… Я… Я их стерла перед уходом, - Ирина выдохнула и с шумом втянула в себя воздух, - Это не наши следы! Здесь кто-то был в наше отсутствие! Мы пропустили их… Они уплыли. Все! Они уплыли!

- Да кого, кого мы пропустили? – Мальцев лихорадочно соображал, пытаясь понять, что хотела сказать ему этими невразумительными фразами жена.

- Спасателей. Рафтеров. Они увидели костровище, походили, и не нашли нас, не дождались. Они уплыли, Влад! Совсем… Все кончено…

- Да е-мое, Ирина, ты точно уверена, что следов здесь не было?

Жена закивала головой и заплакала.

- Ну… – Мальцев растерянно оглянулся. Никого вокруг не было. Река по-прежнему была безлюдна. Владислав уже давно засомневался в словах Бурмана. Ему казалось, что они вообще оказались на другой планете, где нет людей, а только лес и хищные животные. Ну, если и не на другой планете, то в такой заколдованной глуши, про которую ни рафтеры, ни спасатели просто не слышали. Он обнял жену и повел ее прочь от этих проклятых следов. Нужно было успокоить ее, а потом все-таки разобраться с тем невидимкой, который посетил место их вынужденной стоянки в отсутствие хозяев.

Следующие сутки прошли относительно спокойно. Ирине удалось найти несколько лекарственных трав, которые помогли немного сбить температуру. Новых следов на берегу не было, а про старые никто не вспоминал. Мальцев, потому что полагал, что жена просто ошиблась, Ирина - потому что уже и сама ни в чем не была уверена. Сознание под действием стресса способно выкидывать еще и не такие номера. В любом случае, если даже следы и были, появление призрака было не таким ужасающим происшествием, нежели наличие на песчаной отмели огромных медвежьих лап. Мальцев поймал себя на мысли, что этот людоед превратился для них в воплощение всего мирового зла, какое только можно было себе вообразить. Словно все детские и взрослые страхи слепились в один, леденящий душу комок ужаса, и теперь одно только воспоминание о том жутком раннем утре парализовало волю, разум и тело. Но медведь не нападал. Возможно, потерял свою добычу, а возможно просто ушел за более доступной жертвой. Но, несмотря на это затишье, Мальцев по-прежнему ни на секунду не расставался с деревянной пикой, которая словно стала продолжением его изможденного тела. Он даже ходил, опираясь на копье, как на посох. И он совершенно точно знал, что если ситуация сложится таким образом, что придется пустить это копье в дело, он не будет колебаться ни секунды. Все условности и шаблоны поведения, действенные в городе, во время этой затянувшейся экспедиции осыпались словно шелуха, обнажая скрытые до поры до времени и дремавшие в сумерках сознания инстинкты. В этих же сумерках скрывалось еще кое-что. Голоса. Когда Владислав впервые услышал их, то вел себя примерно так же, как Ирина увидевшая цепочку следов около воды. Хорошо еще, что жена в этот момент спала, и ему хватило выдержки не будить ее на волне своего эмоционального взрыва. Он обшарил весь берег. Но голоса исчезли так же внезапно, как и появились. Были ли это на самом деле звуки человеческой речи, принесенные ветром по речной поверхности? Или это были галлюцинации, бред воспаленного воображения, расшатанного многодневным нервным и физическим истощением?

Призрак позволил увидеть себя следующей ночью. Сначала опять были голоса, к которым Мальцев, сидевший около костра, тщетно прислушивался, вытягивая шею и приставляя к уху ладонь, пытаясь выделить их на Общем фоне шума водных порогов и шлепанья волн о прибрежные камни. После того как голоса умолкли, ночному сторожу показалось, что около самой воды было какое-то движение! Он вскочил и, сжимая обеими руками копье, вышел из светового круга, пристально вглядываясь в темноту вокруг. Когда зрение более-менее адаптировалось к ночной тьме, Мальцев отчетливо увидел у самой кромки воды силуэт человека! Казалось, что незнакомец стоит и разглядывает людей, расположившихся около огня. Владислав почувствовал, как все тело охватил какой-то паралич, который не позволял сделать ни единого движения, не вымолвить ни единого звука. Человек! Здесь! Спасатель? Местный? Друг или враг? Силуэт у воды не сделал ни единого движения, и Мальцеву показалось, что он опять ошибся, и это не человеческая фигура, а сплетение призрачных лунных отсветов, бликов на воде и теней, которые с приходом тьмы господствовали повсюду. Человек? Здесь? Сначала голоса, потом силуэт… Галлюцинации начинали прогрессировать. Мальцев закрыл глаза и потряс головой, словно стряхивая с себя это наваждение. А когда открыл, незнакомца там уже не было.

Видения. Он посмотрел на беспокойно спящую супругу. Было ли это все-таки следствием нервного и физического истощения, или, может быть, они наелись какой-нибудь травы содержащей галлюциногены? Примечательно было то, что его уже не интересовали ответы на эти вопросы, которые его аналитический ум задавал сам себе машинально. Мальцев чувствовал, что если еще через пару дней их не обнаружат, они либо окончательно свихнутся, либо просто загнутся от пневмонии или голода.

Яркая фиолетовая вспышка мигнула, словно сторожа сфотографировал тот самый неизвестный незнакомец, прячущийся где-то в окружающей тьме. Потом еще одна. Гроза. Мальцев задрал голову и посмотрел вверх. Когда ему на лицо упали первые тяжелые капли грядущего ливня, он побежал будить жену. Им предстояло спрятаться в небольшом углублении в основании самых больших камней, окаймляющих место их стоянки. Предстояло также перенести туда самые большие палки, тлеющие в костровище. Потому что если огонь погибнет, им будет крайне сложно получить его вновь с помощью сухих палочек. Через пять-десять минут вокруг не останется ничего сухого. Очередная молния прорезала темные небеса прямо над их головами. Буйство стихии начиналось в полную силу.

Ирина и Владислав уже не имели сил, чтобы даже делать вылазки в лес, пополняя запасы пищи и дров. Они просто сидели около догорающего костра и отрешенно смотрели на речной поток, прижавшись друг к другу. Уже не было страха, не было боли, вообще не было никаких эмоций. Видимо перегорели какие-то предохранители в сложной системе нервно-психических взаимодействий. Два человека чувствовали только обреченность, но она не была окрашена в негативные тона. Наоборот, было в ней что-то освобождающее, спасительное, плавно переводящее к принятию мысли о неизбежной смерти, здесь, в этом заброшенном и богом и людьми месте. Галлюцинации словно стали уже неотъемлемой частью окружающей реальности. Им обоим слышались голоса, поющие какую-то мелодичную песню на незнакомом языке. Слышался треск тысячи кузнечиков, доносящийся с лесной поляны и переходящий на песчаном берегу в какой-то завораживающий, потусторонний мотив, уносящий сознание куда-то далеко-далеко, к иным измерениям других пространств. Несколько раз в эту чарующую музыку вторгался грозный рык голодного медведя бродящего где-то совсем близко. Но он уже не пугал отрешенную пару, грезившую о чем-то запредельном. Шум реки, треск кузнечиков, треск умирающего костра и далекая песня…

Превозмогая эту дурманящую дрему, Мальцев медленно приходил в себя, последними усилиями воли стряхивая с себя предсмертные наваждения. Ему снилось или грезилось, что он был бабочкой и беззаботно порхал над разноцветьем таежной поляны. Возвращение в умирающее тело давалось мучительно. Перед глазами все плыло. Он с трудом покачал тяжелой головой и попробовал пошевелиться. Тело ответило ему неохотно, сопровождая каждое движение пронзительной болью мышц. Разлепив пересохшие губы, он тихо позвал:

- Ир… Ириша…

Но жена молчала, прижавшись к нему и не поднимая головы с грязными, растрепанными волосами. Могло показаться, что она спит. Но Мальцев знал, что этот сон может затянуться навечно. Он сделал неимоверное усилие и толкнул жену плечом.

- Ира не спи… Ответь…

Слова давались ему с трудом, но больше всего мучительно было осознавать, что жена уже ушла. Оставила его здесь одного и ушла, позволив этой странной песне увести себя в дали, из которых уже нет возврата назад. Возможно, что она тоже парила над изумрудными травами легкотелой бабочкой, даже и не помышляя о возвращении и пробуждении.

- Ира… ответь… нельзя… я…

Мальцев еще толкнул ее несколько раз, пока не понял, что единственное, что он может сделать в этой ситуации, это расслабиться и последовать вслед за ней, прекращая эти бесполезные и мучительные попытки удержаться в этом мире, догоняя ее на загадочных тропах иных просторов. Он закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел его. Призрака.

Человек в коричневой прорезиненной ветровке, таких же прорезиненных штанах и высоких кожаных ботинках стоял в нескольких метрах от костра и рассматривал изможденных людей совершенно спокойным и даже равнодушным взглядом серых, практически бесцветных глаз. Человек был совершенно лыс, и это придавало его облику некую зловещую мрачность. Мальцев смотрел на незнакомца, словно решая, кто это: еще один элемент его бредовых видений, очередная галлюцинация или это все-таки долгожданный житель того мира, который доставил им с женой столько боли и страданий. Внешне человек походил на сплавщика, но было в его позе что-то… неуловимо странное. И этот равнодушный взгляд. Мальцев, превозмогая онемение губ, криво улыбнулся, издавая звук, похожий на смех. На лице незнакомца не дрогнул ни один мускул. Он смотрел на обессиленную пару, словно ожидая, чем все закончится. Мальцев понял - человек походил на сплавщика только внешне. В его поведении вообще не чувствовалось ничего человеческого. Словно это был и не человек вовсе, а существо иного плана, разглядывающее новичков, готовящихся переплыть Реку Смерти.

- Ты кто?... – прохрипел Мальцев, которого даже развеселило это сравнение, - Харон?

Незнакомец не ответил. Он только лишь поднял взгляд чуть выше линии валунов, окаймляющих залив, словно прислушиваясь к чему-то, происходящему там, за каменной грядой, в тайге.

- Ты кто? – повторил вопрос Мальцев и сделал неудачную попытку встать, заваливаясь назад. - Ты пришел за нами?

Незнакомец опять посмотрел на него своим пустым взглядом, и еле заметно отрицательно покачал головой.

– Ты реальный или ты мне кажешься? – Мальцев опять попробовал встать, и выпрямился, покачиваясь и еле удерживаясь на ногах. - Зачем ты здесь?

В чертах незнакомца по-прежнему не было никаких эмоций. Однако на этот раз он заговорил. Его голос был гулким, словно доносился из глубокого колодца.

- Я пришел к вам.

Мальцев опять усмехнулся. Его даже уже не пугал мысль о возможном сумасшествии. Сейчас уже это все не имело значения. Ирина мертва. Он, скорее всего, если уже не мертв, то тоже скоро присоединиться к ней.

- Зачем?

Незнакомец обернулся и посмотрел в небо, на темную грозовую тучу, выплывавшую из-за гор на противоположном берегу реки.

- Скоро будет гроза.

Словно в подтверждение его слов вдалеке басовито громыхнул гром.

- Вам нужно беречь огонь, если хотите выжить.

Мальцев хрипло засмеялся.

- Выжить? А зачем? Выжить… - он кивнул на неподвижное тело жены, - Кому теперь это надо? Все кончено.

Незнакомец равнодушно пожал плечами, словно выражая свою безучастность к происходящему. Он опять посмотрел на грозовую тучу, и, повернувшись, пошел к воде.

- Эй…- хрипло крикнул Мальцев и махнул ему вслед рукой, словно пытаясь остановить свое последнее видение, - Не уходи. Постой! Харон!

Он сипло и безумно захохотал вслед этому забавному персонажу-галлюцинации, который шел прямо к воде, словно намереваясь нырнуть в ледяные волны этой необузданной реки, оставляя за собой на песке ровную цепочку знакомых следов.

Спустя некоторое время очнулась Ирина. Мальцев смеялся и плакал, а супруга сначала никак не могла понять, где она, а затем изумленно смотрела на возбужденного мужа, который что-то невнятно рассказывал ей про какого-то Харона и целовал ее онемевшие руки. Когда его буйство прекратилось, и он проводил ее, поддерживая, до спасительного убежища в основании больших валунов, начался дождь. Владислав успел принести несколько тлеющих углей из костровища и два или три сухих полена, оставшихся из всего стратегического запаса дров. Огонь был спасен на какое-то время, которое целиком и полностью зависело от милости разбушевавшейся стихии, обрушившейся сверху плотной стеной безжалостного дождя.

Произошел какой-то перелом в их состоянии. Видимо включились резервные возможности организма, позволившие им почувствовать себя немного лучше. Во всяком случае, они снова могли передвигаться и обеспечивать себя дровами и пищей в виде ягод и грибов, которых было на редкость много в округе. Это давало надежду на то, что они могут продержаться еще несколько дней. Или продлить себе мучение.

Всю ночь за каменной стеной раздавались самые жуткие на свете звуки. Хрустели сучья, гудела под чьими-то тяжелыми шагами земля, и сотрясали прозрачный ночной воздух сопение и храп. Медведь. Этот неугомонный убийца все-таки нашел их. Мальцевы отчаянно побросали в костер сухие ветки, которые Владиславу удалось принести из леса уже поздним вечером. Огонь благодарно принял это подношение и грозно трещал, словно отгоняя от двух безгранично преданных ему людей незваного ночного визитера. В усыпанном мириадами ярких звезд темном небе отрешенно светила огромная луна и через весь небосвод тянулся похожий на дымчатую дорожку от костра величавый Млечный Путь.

Медведь нервничал. Иногда он нервно ерзал на одном месте, утробно рыча, а иногда даже опирался на камни, скребя по ним огромными когтями, словно раздумывая, стоит или не стоит напрягать свои силы и преодолевать эту, отделяющую его от ослабевшей добычи, каменную преграду. Мальцевы прижались друг к другу, боясь не то что пошевелиться, но даже дышать. Им казалось, что даже звук их сердец выдает их присутствие. Их сознания сжались до размеров крохотных точек, затаившихся в самых дальних уголках разума. Все ужасы недельной давности снова ожили в памяти, обостряя до предела все чувства и впрыскивая в кровь настолько избыточное количество адреналина, что оно просто делало невозможным любое движение. И даже если бы зверь решил штурмовать в принципе незначительную для него преграду, что, по непонятной причине, он до сих пор не делал, Владислав просто не смог бы ему сопротивляться, пуская в ход ставшие бесполезными сейчас остро отточенные деревянные копья, лежавшие около его ног. Близость самого грозного хищника сибирской тайги парализовала саму возможность что-либо делать. Оставалось только сидеть и ждать чем закончится вся эта, переполненная трагическим динамизмом, мистерия.

Зверь вдруг зарычал пронзительно и протяжно. Затем посопел немного и, судя по звукам, наконец, удалился. Владислав замер пытаясь определить его местонахождение, но из-за шума реки невозможно было разобрать, что происходило всего в нескольких метрах от них, за каменной стеной естественного происхождения. Воображение рисовало Мальцеву одну картину страшнее другой. Ему казалось что медведь, используя свое звериное чутье, нашел наиболее приемлемый для себя путь до своей добычи, и сейчас он обрушиться на них сверху многокилограммовой тушей, свирепо терзая несопротивляющихся жертв своими беспощадными саблеобразными зубами.

- Он ушел? – тихо прошептала Ирина. От испуга она начала немного заикаться, и все силилась выговорить еще что-то, но, видимо не найдя в себе силы, просто замолчала до крови закусывая дрожащие губы. Владислав только сейчас заметил, что их тела сотрясает крупная дрожь – «отходняк» после адреналинового отравления, нервная перегрузка, заставляющая перенастраивать все психосоматические связи внутри охваченного паникой тела.

- Да, ушел. Он ушел Ириша, ушел…

Он затравлено осмотрелся, все еще ожидая появления зверя откуда-нибудь со стороны реки. В этом случае он должен закрыть Ирину от приближения безжалостного убийцы, сократить мучительные моменты ужаса перед неминуемой гибелью. Дрожащие руки прижали лицо супруги к своей груди, а губы механически бормотали отвлекающие фразы:

- Он ушел. Ушел. Все. Все закончилось…

Песчаный пляж был как на ладони – луна заливала все вокруг пронзительно ярким светом. Смотря туда, Мальцев еще раз сильно вздрогнул, словно его пробило высоковольтным электрическим зарядом. Ирина прижалась к нему крепче, жалобно заскулив:

- Что? Что? Он?

Но муж лишь еще крепче прижал ее к себе, успокаивающе гладя по спине.

- Нет-нет. Нет… Это не он. Не он…

Мальцев не хотел, чтобы жена увидела его. Не потому что это могло напугать ее еще больше чем медведь. Просто он боялся, что она как раз ничего не увидит, а это обстоятельство могло окончательно подорвать в нем остатки благоразумия и еще хоть какого-то трезвомыслия, жизненно необходимого им обоим в сложившихся обстоятельствах. Признаться честно, он думал, что этого не может быть. Что это следствие миновавшего их кризиса, порождение его фантазии. Однако четкий силуэт человека отчетливо выделялся на фоне мерцающей в лунном сиянии воды. Харон сидел около самой реки, сложив перед собой ноги на манер индейских вождей, и все так же отрешенно наблюдая за происходящим. Галлюцинации продолжались.

Он появлялся внезапно, впрочем, как и внезапно исчезал. Ничего иного от приведения Мальцев и не ожидал. Он даже привык к этому странному фантому, скрашивающему его одиночество во время ночных дежурств. Ирина была совсем плоха, и ему приходилось следить за ее сном, тревожно прислушиваясь к хриплому неровному дыханию, меняя холодные компрессы из фрагментов своей рубашки, которыми он обкладывал грудь и лицо жены. Харон не мешал ему. Лысый незнакомец либо молча сидел рядом, отрешенно наблюдая за действиями ночного сторожа, либо вдруг начинал тихо и нудно рассказывать ему о чем-то, для Владислава совершенно непонятном. Было в этом что-то жуткое и совершенно безумное. Поначалу Мальцева даже веселили беседы с порождением своей больной фантазии. Это напоминало отчаянное веселье перед смертью, когда все уже переставало иметь значение и напоминало финальную истерику. Но потом, прислушиваясь к бормотанию своего необычного собеседника, Владислав понял, что тот не просто уводит его своими разговорами в окончательную пучину сумасшествия. В его словах было что-то… необычное, малопонятное, и в то же время очень важное. Иногда Ирина просыпалась и тревожно шептала:

- Влад, ты с кем говоришь?

Он ласково гладил ее рукой по голове и успокаивал:

- Спи, моя любимая. Все нормально. Это я сам с собой. Чтобы не заснуть…

В эти моменты Харон замолкал, ожидая пока женщина снова погрузится в пучину тревожных сновидений, а затем снова начинал свое невнятное бормотание.

- Женщины боятся. Их надо беречь… - Харон говорит вроде бы про Ирину, но при этом смотрит в сторону противоположного берега, скрытого темнотой. Мальцев нежно гладит спящую жену по голове.

- Я знаю. Я буду охранять ее.

- Они сильнее мужчин, и в этом их слабость. Но их слабость является и их силой.

Владислав усмехается. Как всегда ничего не понятно, но это лучше чем сидеть одному в тишине. Харон продолжает:

- Женщины прячутся.

- От кого?

- От всех. От мужчин, от теней в ночном небе, от самих себя. Они очень сильно напуганы, отсюда боль и обиды. Ты поймешь. Позже…

Они сидят какое-то время молча, затем Харон нарушает тишину очередной малопонятной речью:

- Когда-то они повелевали всем здесь… Но теперь все по другому. Война будет до тех пор, пока Женщины не вспомнят свою истинную сущность, а мужчины не станут Мужчинами.

Призрак встал и, даже не посмотрев в сторону своего собеседника, молча шагнул в темноту.

- Я чувствую воду…

Мальцев ворошит палкой костер. Десятки раскаленных светлячков вьются в темном воздухе обжигающей стайкой и улетают прочь, вверх, перемешиваясь со звездами.

- Опять будет гроза?

Харон мотает головой.

- Я чувствую воду.

Он смотрит на собеседника и показывает рукой в сторону реки. Мальцев кивает.

- Понятно. Ты чувствуешь реку. Зачем ты говоришь мне об этом? Это важно?

- Алтай изменился… - Голос Харона не выражает никаких эмоций, словно это не визуальное воплощение больного воображения, а киборг, оставленный здесь неведомыми умельцами. – Это важно.

- Я не понимаю, - Мальцев, прищурившись, разглядывает незнакомца, - Все-таки, кто ты?

Харон смотрит, будто сквозь него.

- Такие как я, приходят в смутное время…

- Смутное время? Что это значит?

Харон отрешенно качает головой.

- Это значит, что такое время настало, и я пришел…

Пару раз за ночь приходил медведь. Зверь опять нервно терся о камни с той стороны, порыкивая и фыркая. Собеседники замолкали, выжидательно глядя в направлении звуков, издаваемых страшным гостем. Но если во взгляде Мальцева был ужас, то взгляд Харона по-прежнему ничего не выражал. Странный визитер в одежде, напоминающей сплав-комбинезон, словно знал что-то про этого зверя, чего не знал о нем Мальцев. И это знание позволяло ему оставаться невозмутимым. Медведь действительно уходил спустя какое-то время, разочарованно вздыхая и поскуливая. А беседы продолжались. Затем воздух неизбежно становился светлее, и Харон, как и подобает классическим призракам, неизменно уходил. Сам процесс его исчезновения всегда ускользал от Мальцева. Лысый человек мог оборвать фразу, не закончив ее, и встать с песка, внезапно направившись к воде. Но вот куда девался он дальше, Мальцев никак не мог увидеть. То ли он нырял в реку, воспользовавшись тем обстоятельством, что Владислав часто моргал - глаза воспалились и к тому же слипались от хронической усталости. То ли загадочный пришелец просто уходил куда-то за камни, исчезая там до следующего визита. Цепочка его следов обрывалась у самой воды. А иногда никаких следов не оставалось и вовсе. Мальцев не удивлялся. Он полностью принял условия этой странной игры, уже просто не зная, где заканчивалась явь и начиналась иллюзия, или наоборот, где, наконец, обрывались сотканные из галлюцинаций видения, и начиналась суровая реальность, продолжавшая терзать суровыми испытаниями двух людей, уже потерявших надежду на спасение.

С Ириной они уже практически не общались. Когда она просыпалась, Владислав, бодрствующий из последних сил, тут же засыпал. Приходил в себя он уже под вечер. Они делали очередную, очень короткую, с учетом последних визитов медведя, вылазку в лес за сушняком и грибами, и поспешно возвращались назад, под зыбкую защиту каменной гряды. Жизнь на грани смерти продолжалась.

- Умереть – это не значит успокоиться… - На лице беспристрастного Харона пляшут отсветы от костра, - Смерть и то, что ты о ней думаешь – не одно и то же…

Мальцев не удивляется. То, что собеседник читает его мысли, объяснялось очень просто – этот загадочный человек сам был порождением этих мыслей. Получалось что Мальцев, по сути, разговаривал сам с собой. Непонятно было только, почему умирающее подсознание выбрало в качестве визуального образа лысого, совершенно незнакомого Владу, человека. Однако бесполезно было пытаться анализировать непредсказуемые и загадочные механизмы психики, тем более, психики находящейся на грани срыва.

- А ты откуда знаешь?

Харон молчит. Будто разглядывает причудливые узоры на тлеющих углях в самом чреве костра.

- Что Харон, страшно умирать? – Мальцеву захотелось сбить эту спесь всезнайства и невозмутимости с порождения своей фантазии. В конце концов, они умрут вместе, и нечего сидеть тут и разглагольствовать о том, что только еще должно произойти. Хотя, возможно, подсознание таким образом просто готовило само себя перед последним прыжком в неведомое.

- Страшно… - ровным голосом проговорил призрак и посмотрел, обернувшись, сначала на реку, а затем на Мальцева, больше не добавив ни слова.

В этот момент проснулась Ирина. Приподняла голову, посмотрела прищуренными глазами на странную парочку у костра, и, фактически не просыпаясь, опять заснула, откинувшись на импровизированный лежак из мальцевской куртки.

- Ты доверяешь ей? – ровный и безжизненный голос Харона еле слышен на фоне шума реки и треска костра.

Мальцев кивает.

- Да. Я ее очень люблю.

- Я спросил про доверие, а не про любовь.

Мальцев удивленно разглядывает порожденную им же иллюзию. Это уже что-то новенькое. Подсознание вызывает его на диспут о любви и доверии?

- А это разве не одно и то же?

Харон отрицательно мотает своей лысой головой.

- Нет. Это не одно и то же.

- Почему?

- Она тоже любит тебя. Но она тебе не верит.

Мальцев фыркает и разводит руками.

- У нее нет оснований мне не верить.

Глаза собеседника не отсвечивают отблесков костра. Они, словно губка, впитывающая влагу, втягивают в себя все вокруг, как будто человек ими обладающий никак не может насладиться этим миром.

- А у тебя?

- Ты хочешь знать, есть ли у меня основания верить себе?

Собеседник кивает.

Мальцев думает некоторое время, рассеянно наблюдая за дикой пляской огненных язычков в костре.

- Ты знаешь, а ведь ты прав. Я сам себе не верю. Вру сам себе. И ей не верю. Я знаю, что она мне изменяла несколько раз, там, в городе. Знаю с кем. Но я всегда боялся даже думать об этом. Боялся потерять ее. А она наверняка знает, что я изменял ей. Вот бредятина. Исповедоваться о своих сексуальных и моральных проблемах своему же глюку.

Харон закрывает глаза, словно прислушиваясь к чему-то, затем медленно открывает их.

- Она хочет убить тебя.

Мальцев нахмурился.

- Ты что несешь, придурок?

Харон, казалось, даже не обиделся.

- Она думает об этом, когда ты спишь.

Мальцев почувствовал, как колючий холод прошел по спине царапающей волной. Он вспомнил, как проснулся вчера днем и увидел, что жена сидит в метре от него. В руках она держала его охотничий нож. Он молча кивнул ей тогда, как бы спрашивая, в чем дело. Но она лишь грустно покачала головой, показывая, что все нормально. Теперь, в свете комментариев своего экстравагантного подсознания, этот эпизод представал совершенно в новом свете.

- Но зачем?

Харон моргнул.

- Это неважно.

- А что важно?

- Важно, что она хочет убить тебя.

Мальцев ощутил, как тело охватывает какое-то оцепенение. Возможно, его сознание просто не могло допустить такой мысли, а подсознание, накопившее гораздо больше исходной информации, вынесло столь шокирующий вердикт и озвучило его ровным голосом лысого приведения по прозвищу Харон. А что, ведь Ирина тоже человек. Причем ее психика могла оказаться гораздо более уязвимой, чем у супруга. И может быть, у нее уже давно тоже произошел какой-нибудь сбой, вызванный столь сильными потрясениями. И если у Мальцева сумасшествие проявлялось в виде болтливого ночного собеседника, то у жены оно вполне могло проявиться в виде столь странного, с точки зрения здравого смысла, желания.

- Ты уверен?

- Да.

- И что мне теперь делать? Не спать? Поговорить с ней?

Харон пожимает плечами.

- Это бесполезно. Не спать ты не сможешь. Поговорить с ней тоже – она тебе не доверяет.

- Но почему? Мы столько пережили с ней! – в голосе Владислава уже нет насмешливых ноток. Подсознание озвучило слишком серьезную тему, чтобы пренебрегать ей только потому, что в качестве своего глашатая оно использовало образ незнакомого лысого мужика. – Я стал любить ее еще больше. Я только сейчас понял, как она нужна мне. И как я был часто не справедлив к ней там, в том мире…

Харон смотрит на него.

- Ты понял. Любовь и доверие – не одно и то же. В такие моменты обостряется и то и другое. Люди переполнены обидами и страхами, потом появляется ложь. Они убивают быстрее всего остального.

- Постой. Так она что, мстит мне?

- Нет. Она чувствует. Она готовится.

- К чему?

- Она не хочет, чтобы ты оставался здесь один. И сама не хочет оставаться одна. Она любит тебя, но она растеряна. Она уже приняла решение. Она хочет все прекратить. Она хочет, чтобы ты увидел…

Возникла долгая пауза. Мальцев пытался осмыслить услышанное, но шум реки мешал сосредоточиться.

- И что же нам теперь делать? – беспомощно повторяет свой вопрос Мальцев, с тревогой посматривая на медленно светлеющее небо, опасаясь не успеть получить ответ на этот вопрос.

Харон кивает, словно опять прочитав его мысли, и встает.

- Не вам. Тебе. Она уже приняла решение.

- Что делать мне?

Равнодушный Харон стоял и смотрел на него, будто ему было все равно, что произойдет с этими двумя перепуганными, усталыми и обреченными людьми. Затем он развернулся и, как всегда, направился к речной заводи. На полпути он остановился и, обернувшись на растерянного Мальцева, тихо произнес:

- Беги.

Шум реки пытается заглушить эти страшные слова. Тонкие губы беспечного призрака двигаются чуть заметно в утренних сумерках:

- Или убей ее первым.

Следующий день превратился для Мальцева в кошмар, превосходящий по своему трагизму все остальные, произошедшие за все время этой злополучной поездки в горы. Он пытался увидеть в Ирине признаки безумия, но она вела себя как обычно. Погладила его рукой по голове и ласково кивнула на лежачее место у костра.

- Спи милый, я буду рядом…

Учитывая события минувшей ночи, фраза прозвучала зловеще. «Она не верит тебе». Проклятый Харон!

- Ириша…

- Что, любимый?

- Ты мне веришь?

В ее пронзительно голубых глазах непонимание, удивление и… еще что-то.

- Конечно. Почему ты спрашиваешь?

- Да так, - Мальцев чувствует, как закрываются под действием непреодолимой силы усталые веки. Сейчас нельзя спать. Нельзя. Любой ценой нужно удержаться от того, чтобы не провалиться в глубокий сон. Хотя, сейчас, при свете солнца, разговор со своим странным ночным видением казался каким-то горячечным бредом. И тот случай с ножом. Ирина могла взять его просто так, чувствуя себя увереннее с оружием. Ей ведь тоже приходилось оставаться на берегу в одиночестве… Уже сквозь дымку накатывающей дремы, Владиславу пришла в голову мысль что возможно Ирина тоже остается в это время не одна. И возможно даже, что ее собеседником является тот самый лысый призрак, обитающий в этой безлюдной местности.

Он проснулся от предчувствия. Жена склонилась прямо над ним, зажимая обеими руками рукоять ножа, готовясь нанести им удар в грудь. Увидев, что он проснулся, и теперь с изумлением смотрит на нее, Ирина размахнулась, но он успел перехватить ее руки, вырвав из них нож. Так значит все это правда!

- Ира, ты..? За что? – он с силой тряхнул ее так, что у нее клацнули зубы. Она зарыдала, пытаясь что-то бессвязно рассказать ему. Но он не понял ни слова из ее истеричных фраз.

- За что? Ты? Меня? Ты сошла с ума?

Он тряс ее за плечи, словно эта тряска могла выбить из нее, поселившееся в недрах психики, безумие.

- К тебе кто-то приходит? Что он тебе говорит? Это он тебе велел? Харон, да? Ты видела его? У нас не должно быть секретов друг от друга, пойми! Ирочка, я тебя люблю…

Она посмотрела на него, на мгновение прояснившимся взглядом, а затем ее зрачки закатились, и Ирина потеряла сознание, завалившись безвольным кулем на бок. Мальцев уложил ее на лежак, а сам побежал к реке. Там он первым делом окунулся в ледяную воду с головой, прогоняя сон и проясняя мысли. Затем он вернулся к жене и выжал на нее обрывки отрезанной от одежды ткани. От холодной воды жена пришла в себя, но говорить по-прежнему не могла. Мальцев поднял руки вверх, и закричал в бессильной злобе, не зная, кому он посылает это бессильное проклятие: небесам, тайге, медведю, людям или загадочному ночному пришельцу с тусклыми глазами. В любом случае его никто не услышал - вместо крика у него вырвался лишь хриплый стон. Стон отчаяния.

Призрак шел от реки, сливаясь с ночной темнотой. Выйдя в световое пространство костра, безликий силуэт превратился в лысого человека.

Харон. Подошел и сел к костру, по-прежнему не проявляя абсолютно никаких эмоций. Он все знал, все предвидел. Всезнающий советчик. Вестник безумия. Он умеет читать мысли и появляется даже во снах. Да, да, Мальцев видел его сегодня во сне! Эту отвратительную безмятежную рожу. От него невозможно укрыться даже в сновидениях, последнем убежище агонизирующего сознания! Мальцев со страхом смотрит на отрешенного гостя.

- Ты кто? Черт? Леший? Водяной? Инопланетянин?

Харон качает головой.

- Нет.

- Откуда ты? Ты мне кажешься или существуешь на самом деле?

- Не знаю. Я здесь живу. Я существую.

- Ты живешь прямо здесь? На берегу реки?

- Здесь. Река дает жизнь. Она же отнимает. Все справедливо. Я всему учусь у реки.

- Ты отшельник?

- Нет. Я часть всего, один из многих. Я поздно это понял. Теперь живу здесь. Любуюсь рекой, лесом, костром, ночью, звездами. Вы, люди, не цените всего этого…

- Что значит – «вы, люди»? А ты что, не человек что ли?

Харон поднимает перед собой руки и делает перед собой в воздухе странные движения, не то, танцуя, не то, поглаживая костер, не то, отмахиваясь от дыма и невесомого пепла.

- На Земле есть такие места, как это. Они необычные. Поэтому я здесь. Когда настают смутные времена, мы можем появляться.

- «Мы», это кто?

- Такие как я.

Мальцев чувствует, что дальнейшие расспросы в подобном стиле только отнимут у него остатки сил. Он пристально смотрит на собеседника, но того не смущает этот взгляд. Харон совершенно спокойно выдерживает его, словно на самом деле не понимая о чем идет речь. Мальцев ухмыляется и переводит взгляд на костер.

- Ты снился мне сегодня…

- Я знаю. Я не хотел пугать твою жену и пришел к тебе во сне. Мне нужно успеть сказать тебе многое.

- Ты умеешь приходить в сны?

- Ты видел меня. Я видел тебя. Мы общались.

- Да, я тебя видел. Но я не умею ходить по снам. Я их просто вижу. А ты, значит, умеешь?

Харон растягивает губы в мертвенной улыбке. Так могут улыбаться разве что механические куклы в фильмах ужасов.

- Ты умеешь. Все умеют. Ходят не все. Бояться.

- Кого бояться?

- Себя. Снов.

- А ты, значит, не боишься?

Резиновая улыбка исчезает с губ собеседника.

- Я не помню. Страх был давно. Теперь нет. Я просто делаю это и все. Ходить по снам просто.

- Кто же ты, все-таки? – повторяет свой вопрос Мальцев. – Человек или нет?

Харон, не мигая, смотрит на него.

- Странный вопрос, - он молчит какое-то время, - А ты - человек?

Мальцев не знает, как ответить. Он чувствует какой-то подвох.

- Пока еще да.

- А после того, как ты умрешь, ты перестанешь быть человеком?

Мальцев закрывает глаза. Дух-софист. Последний собеседник перед смертью. Призрак-философ, напоминающий больше мастера-дзэн со своими сводящими с ума вопросами, ответами и советами.

- Я не знаю. Я узнаю, когда умру.

Молчание. Мальцев открывает глаза. Харон любуется костром, словно каждый раз видит его в первый и последний раз.

- Ты же все знаешь. Знаешь, когда я умру? – Мальцев не верит этому алтайскому дзэн-отшельнику озвучивающему его внутренние сомнения, но, задав этот вопрос, он ощутил, как внезапно замерло сердце в груди, притормаживая динамику потоков крови, циркулирующих по телу.

- Это важно для тебя?

- Важно.

- Почему?

- Хочу подготовиться.

Харон молчит, словно вспоминая что-то. Затем, его лишенный эмоций голос опять выдает загадочную фразу:

- К этому невозможно подготовиться.

Высоко в небе горит голубовато-оранжевым пламенем яркий шар, разрезая тьму. Он медленно прочерчивает дугу среди звезд и тает, исчезнув за ближайшей горой. Харон провожает его взглядом. Очевидно, это отработанная ступень ракетоносителя или часть спутника. Бурман рассказывал, что основная траектория падения продуктов космической индустрии проходит через Алтай. Харон опять читает его мысли.

- Алтай готовится. Все вокруг готовится.

- Готовится к чему?

Впервые за все время общения на лице Харона проступает что-то похожее на сожаление или боль.

- Скоро все будет по-другому. Люди запутались. Стали опасными. Все вокруг будет против них.

Застонала спящая на лежаке Ирина. Владислав нагнулся к ней и погладил по голове, отмечая у жены сильнейший жар.

- Харон, ты можешь помочь мне вылечить ее?

Ответ отрицательный.

- Ты можешь помочь нам выбраться отсюда?

Снова кивок лысой головы.

- Тогда зачем ты приперся к нам?

Харон равнодушно пожимает плечами.

- Это вы пришли ко мне.

- Ну, так отпусти нас.

- Я вас не держу.

- Выведи нас из этой гребаной дыры.

- Куда?

- Домой.

Харон смотрит сквозь него, как будто это Мальцев является бесплотным призраком.

- Ты что, не понял? У вас нет дома.

С этими словами он встал, и хотя до утра было еще далеко, медленно пошел в реке, словно не желая больше разговаривать с обреченным человеком. Мальцев отрешенно глядел на удаляющуюся спину призрака, затем перевел взгляд на постанывающую во сне жену, и тоже поднялся с места, доставая из чехла отобранный у Ирины нож.

Он догнал его уже почти у самой воды. Нож с отвратительным хрустом вошел в спину в районе сердца. Харон выгнулся и, вскрикнув, упал вперед, в воду, раскинув руки. Мальцев еще какое-то время наблюдал, как его безвольное тело безмятежно плавает в медленной заводи, постепенно увлекаемое течением в основной бурный поток реки. Когда мощная тяга сшибающихся волн захватила мертвого духа в свои объятия и понесла вдаль, играясь с ним как со сломанной игрушкой, Владислав вытер тыльной стороной руки лицо и, повернувшись, зашагал к костру. Раскаяния не было, лишь только тягучая пустота внутри. Пустота, обреченность и безнадежность. Нельзя было понять, был ли Харон человеком или все-таки это была галлюцинация. Поэтому и переживать на этот счет не имело смысла. Мальцев подумал, что возможно подобные мотивы и толкают некоторых умалишенных на убийства, превращая их в маньяков. Но ему не было сейчас до этого ровным счетом никакого дела. Он избавился от него. От собеседника, который целенаправленно сводил его с ума, копаясь у него в мыслях и проникая в его сны. Может быть, именно этот лысый советчик доводил таким же образом и Ирину. Но кто бы он ни был, в любом случае все было кончено. Владислав подошел к костру, и, подбросив туда последние тяжелые сучья, лег рядом с Ириной, поцеловав ее в лоб. Надоело все. Пусть все будет так, как будет…

Он лежал на спине и отрешенно смотрел в ночное небо, раскинувшееся над ними безграничным звездным лугом. Созвездия завораживали, оживали, разговаривали с ним. Млечный Путь клубился и тек, словно река, приглашая человека отправиться в далекое путешествие к берегам неведомых миров. Вселенная смотрела на него миллиардами глаз, все понимая, сочувствуя, плача и смеясь одновременно. Все было не случайно. Владислав только сейчас начал осознавать это. И их поездка в эту тайгу, и все их злоключения, и появление Харона, и даже его смерть. Все складывалось в какой-то замысловатый узор, понять который можно было, только оттолкнувшись от земли и упав в этот завораживающий вечный океан космоса, сливаясь с ним и растворяясь в нем без остатка. Владислав обнял Ирину и широко раскрыв глаза приготовился к прыжку.

Влажное утор разбудило его своей всепроникающей прохладой. Он все-таки заснул, пренебрегая своими сторожевыми обязанностями. Проспал остаток ночи, оставив их лежбище без охраны. Но медведь к счастью не появился, а Харон больше не должен был беспокоить ни его самого, ни его жену своим сводящим с ума присутствием. Никого.

Какое-то саднящее чувство внутри. Предчувствие чего-то…

- Ириша, как ты?

Жена не ответила. Мальцев наклонился к ней и слегка потряс за плечо. Ирина не шевелилась. Безжизненное тело сжалось в комок, прижимаясь напоследок к самому дорогому существу в этом мире – к мужу, который проспал ее уход.

- Ира! – Мальцев еще раз потряс ее, понимая, что это бесполезно. И хотя они оба были уже готовы к этому, сознание никак не хотело сдаваться, признавая возможность собственной кончины и кончины любимого человека.

- Сейчас, Ирочка. Сейчас. Тебе просто надо согреться. Сейчас. Я тебя верну. Согрею…

Мальцев заметался у костра, бросая в потухший огонь тонкие прутики, оставшиеся от ночного запаса дров.

- Сейчас. Я его зажгу. Подожди. Не уходи. Любимая моя… Я сейчас…

Он сорвал с себя рубашку и накрыл ей неподвижно лежащую Ирину, словно это могло вернуть ее к жизни. Затем, слабо отдавая отчет в происходящем, он, как был, полуобнаженный, не замечая утреннего холода, побежал, шатаясь, в направлении самого низкого камня, отделявшего речную заводь от таежной чащи. Именно через него они с Ириной делали свои вылазки в тайгу за пищей и дровами. Дрова. Дрова. Дрова. Только лишь одно это спасительное слово билось в агонизирующем сознании. Огонь. Огонь. Жизнь… Он залез на камень и застыл от ужаса. Прямо перед ним, с другой стороны гряды показалась огромная морда бурого медведя.

Крик. Истошный крик, прорезавшийся из самых глубин тела, подобно последнему выдоху, вместившему в себя всю силу духа и силу тела. Время остановилось на мгновение. А затем все опять пришло в движение. Медведь как-то сипло выдохнул и мгновенно шарахнулся назад, исчезая за серой поверхностью валуна. Видимо он все-таки решился перелезть через каменные завалы, не ожидая встретить здесь свою потенциальную жертву. А Мальцев, словно крик прорвал в нем какие-то потаенные плотины энергии, прыгнул назад, на песок и пронзительно рыча, словно ослепленный яростью зверь, побежал к костровищу. Там Ира, там деревянное копье. Он будет защищать ее.

Подбежав к потухшему костру, он схватил длинную пику, и сжал ее до боли в пальцах. Затем, хищно озираясь, крикнул, обращаясь к неподвижной Ирине:

- Я сейчас. Ничего не бойся. Я сейчас. Сейчас.

И побежал назад, не замечая усталости и испуга. Там, в тайге были дрова, которые могли спасти Ирину, и он не собирался останавливаться. Даже перед этим подлым зверем, пользующимся своим физическим превосходством перед слабым человеком. Его душила жажда мести. Мести за всю боль, которую доставил им этот кровожадный хищник. Мести за своих друзей, за свою жену, за все! Он преодолел камень в один прыжок и с диким криком ринулся вниз, на ту сторону гряды. Во враждебную таежную среду, выносившую в своем чреве медведя-убийцу.

Приземлившись на землю, он завалился на траву, потому что падения не выдержали ослабевшие ноги, подломившиеся в коленях. Завалился и тут же вскочил, выставляя перед собой заготовленное специально для этого момента оружие. Убить. Уничтожить. Проткнуть. Нанизать. Ярость и сила, ненависть и боль. Мальцев, рыча, осмотрел поляну и замер, не опуская копья. Прямо перед ним, в лужах едкого помета лежала неподвижная туша медведя. Из оскаленной пасти вывалился окровавленный, прокушенный собственными смертоносными зубами, язык. Зверь был мертв. Но Мальцев, еще не осознавая этого, с размаху воткнул в него деревянный кол, словно изгоняя из этого мира кровожадного вампира. Острие соскользнуло по толстой шкуре, лишая своего хозяина равновесия. Вставать было тяжело, но Мальцев опять поднялся на ноги и, уставившись с ненавистью на мертвую тушу бывшего хозяина тайги, бросился на нее, нанося уже поверженному противнику удары ногами и руками. Когда через несколько минут приступ безумия прошел, Владислав встал и, отойдя от трупа в сторону, опустился на колени, чувствуя, как дрожит все тело. Вибрация мышц достигла такой частоты, что ноги вдруг просто отказали, и человек снова упал в траву, заходясь в рыданиях и стонах.

Солнце было уже в самом зените, а паралич все не проходил. Мальцев лежал на расстоянии вытянутой руки от существа, которое еще несколько дней назад наводило на них с Ириной ужас. Именно вот эти лапы драли на кровавые куски тела их друзей, вот эти зубы крошили их кости. Теперь зверь был мертв. На косматую шкуру уже слетались мелкие насекомые, роящиеся то ли над трупом, то ли над оставленным им пометом. Мальцев лежал и смотрел на искривленную смертельной агонией морду зверя. Мысли приходили в голову сами собой, выстраивая смысловую цепочку объяснений, которые давали ответы на вопросы, мучавшие его в течение последних дней.

Медведь умер от неожиданности. Сердце не выдержало внезапного испуга, и животное погибло не от острого кола, а от банального разрыва сердечной мышцы. Оказывается, и столь могучие звери могут быть уязвимыми. Стечение обстоятельств. Фактор неожиданности. Роковое мгновение. Встреться они хотя бы на несколько секунд раньше или позже все было бы по-другому. А ведь медведь решился на атаку только этим утром. Ни раньше, ни позже. Для такой махины каменная гряда изначально была незначительным препятствием. Он мог без труда преодолеть ее еще тогда, когда первый раз пришел по их следу на этот злополучный берег. Однако он не нападал. Бродил, фыркал, готовился к чему-то. К чему? Ответ пришел моментально, будто пробудилась дремавшая на дне чувственной сферы интуиция.

Страх. Медведь боялся. Боялся кого? Их с Ириной? Смешно. Мальцев видел как этот монстр шутя расправился с его друзьями. Тогда кого? Ответ опять напрашивался сам собой. Харон. Загадочный лысый человек с песчаной заводи. Медведь не мог преодолеть гряду, потому что чувствовал за ней его присутствие. Харон и приходил, наверное, чтобы защитить их от этого зверя. Ведь появлялся он, словно предчувствуя появление мохнатого убийцы. А когда Мальцев убил Харона, медведь тут же примчался из тайги, почувствовав, что сдерживающих его факторов на этом песчаном пляже больше нет. И когда перед ним внезапно возник Мальцев, возможно, что мишка подумал что это Харон, и умер от ужаса. Кто же он, этот странный собеседник, которого бояться даже грозные повелители тайги? Мальцев ждал, что интуиция опять не замедлит с ответом, но вместо него в сознании вспыхнул целый сноп искр, каждая из которых была воспоминанием этих безумных бесед. Харон охранял их с Ириной. Он был странным, непонятным, но он не сделал им ничего плохого. Его беседы сводили с ума, но в них все было правдой. Он словно хотел передать Мальцеву что-то. Что-то очень важное. Владислав глубоко втянул в себя утренний воздух. Он должен вспомнить. Но зачем? Все равно это финал. И не смотря на то, что медведь лежал перед ним безвредным куском мяса и костей, Мальцев понимал, что он переживет его всего на несколько часов. Ну и пусть. Теперь это уже не имело значения. Он сделал это. Отомстил. Он уходит из этого мира как воин, а не как изможденная и гонимая страхом, жертва. Мало кому из людей удавалось убить медведя. Особенно своим криком. Мальцев рассмеялся. Его боятся медведи. До помета, до разрыва сердца. Кто ничего не боится, тот и есть самый страшный! Пусть. Теперь можно. Он смеялся легко и беззаботно, как человек, которому больше нечего бояться в этом мире. Как человек, приготовившийся к последнему прыжку в Бесконечность.

- Ирочка, подожди, я иду за тобой. Скоро. Уже очень скоро…

Его тихий хриплый смех утонул в оглушительном стрекоте лесных сверчков.

Видения сменяли одно другое, словно черно-белые слайды, лишенные звукового сопровождения. Ему мерещилась жена, которая, улыбаясь, шла к нему через цветочный луг в окружении роя бабочек. Потом перед глазами замерцали какие-то полупрозрачные пятна. Какие-то мифические призрачные животные похожие на гибрид птиц и зверей парили в воздухе. Потом пришел Харон и долго сидел рядом, в нескольких метрах, подпирая лысую голову рукой, но на этот раз молча, не говоря ни слова, словно опасаясь получить в ответ на свои философствования удар ножом в спину. Мальцев смотрел на череду немых образов до тех пор, пока легкий свежий ветерок не вывел его из этого дремотного состояния. Все вокруг было без изменений: солнце, трава, кузнечики, шелест листвы, далекий шум реки, туша мертвого медведя…

Когда он услышал голоса, то первой мыслью было желание поскорее впасть в это состояние как можно глубже. Галлюцинации это хорошо. Это значит, сознание начинает мерцать, гаснуть, умирать. Мальцев чувствовал, что еще чуть-чуть, и он шагнет за какую-то фундаментальную черту, за которой его будет ждать Ирина. Строгановы. Бурман. Харон. Лица опять замелькали перед внутренним взором как кадры в старом фильмоскопе. Знакомые и незнакомые. Вот одно склоняется над ним совсем близко. Ты кто?

Слышится далекий изумленный голос. Он зовет кого-то. Теперь людей несколько. Лица незнакомые. Они удивляются, что он убил медведя. Да, он убил. Они удивляются, что он жив. Он жив? Жив!?

Жив!!!

Мальцев сидел закутанный в теплое шерстяное одеяло около вытащенного на песок рафта. Несколько глотков сильно разбавленной водки сделали свое дело, и он, вернувшись в сознание, опять стремительно впадал в неконтролируемое состояние спасительного опьянения. Рафтеры, четверо молодых ребят, замотали тело Ирины в огромный отрез полиэтилена, и теперь этот сверток лежал на том же месте, на котором раньше лежало ее тело. Они сказали, что заберут ее позже, что рафт перегружен, и они смогут взять с собой только Владислава. Он сначала сопротивлялся, но потом как-то сразу утих и успокоился, понимая, что Ирину уже не вернуть, а ее телу уже никто не угрожает. Труп медведя был подвергнут трофейному разделыванию: на руке у подошедшего к рафту парня лежали несколько огромных зубов и несколько черных кривых когтей. Он протянул их Мальцеву.

- На, это тебе. Боевой трофей.

Мальцев машинально принял природные орудия убийства, не отводя взгляда от полиэтиленового свертка. Он думал только об одном. Ирина так долго ждала этого момента. Не дождалась. Теперь она остается. А он уезжает. Он выжил. Рука сжала изо всех сил острые зубы и когти. Сквозь пальцы просочились несколько капель крови. Боль вернула возможность соображать.

- Все. Поехали.

Парни засобирались, а он встал и остановил их рукой:

- Ребята постойте. Я сейчас. Секунду. Попрощаюсь.

Он подошел к завернутому трупу жены и опустился перед ним на колени.

- Прощай, Ирочка. Я никого не любил, так как тебя. Никого. Ты пока остаешься здесь. Не бойся. Тебя больше никто не напугает. Медведь мертв. Я его убил. Он больше не придет и не причинит никому вреда. А я приеду за тобой. Обязательно. Очень скоро. Увезу тебя домой. Прощай…

Он уткнулся в сверток головой и обнял его напоследок бережно и нежно.

Пустынный берег удалялся, и это обстоятельство заметно сказалось на членах сплав-команды. Они расслабились, движения стали раскованней. Мальцев повернулся к самому старшему участнику группы, прохрипев сорванным и простуженным голосом:

- Как вы нас нашли?

Высокий крепкий парень лет тридцати ослепительно улыбнулся, кивая головой назад, в сторону удаляющегося залива.

- Да случайно нашли. Глебу, вон, сон странный приснился, про это место. Будто позвал кто. Вот и решили зайти. Мы по этому рукаву вообще стараемся не сплавляться.

- А что так?

Парень промолчал, и Мальцев понял почему - плохая примета. Упоминание о несчастных случаях на маршруте в момент другого маршрута чревато притягиванием аналогичных несчастий.

- Понятно.

В рафте возникло молчание, нарушаемое лишь шумом воды за бортами судна.

«Странный сон… Будто позвал кто…».

Мальцев усмехнулся. В памяти снова возникло невыразительное лицо ночного гостя.

«- Ты снился мне сегодня…»

«- Я знаю. Я не хотел пугать твою жену и пришел к тебе во сне».

Харон. Галлюцинация-телохранитель. Философ-призрак.

- Проклятое это место, - наконец пробормотал один из команды, - дурной славой пользуется. Здесь переход опасный – очень много рафтов переворачивается. А вода ледяная. Трупы в этот залив и выносит.

Мальцев почувствовал пустоту под ложечкой, ощущение мучительного падения в бездну, и осторожно спросил:

- А не слышали вы, в этом месте не погибал такой лысый сплавщик? Коричневый костюм, лицо такое невыразительное…

Ребята задумались. Один из них, отдуваясь после нескольких подгребаний веслом, прерывисто произнес.

- Да я вроде слышал что-то. В позапрошлом году, по-моему, где-то здесь новосибирский тренер известный утонул. Так вот он как раз лысый был. Дубинин у него фамилия была. А что, знакомый ваш?

Мальцев не ответил. Его внимание было целиком приковано к почти уже скрывшемуся из вида заливу. Ему показалось… Нет, точно! Он отчетливо видел, как рядом с блестящим на солнце свертком из полиэтилена сидит какой-то человек. Картинка была такой отчетливой, что не было сомнений – это не иллюзия и не галлюцинация. Мальцев приставил к глазам ладонь, и прищурился, пытаясь разглядеть его. А человек, словно почувствовав этот взгляд, встал во весь рост и подошел к самой воде. Мальцев улыбнулся. Фигурка абсолютно лысого человека выглядела уже совсем крохотной, но Владислав успел увидеть, что перед тем как скрыться из вида, человек поднял вверх обе руки и помахал ими вслед уплывающему рафту. Словно желая всем находящимся в нем счастливого пути.

Часть 2. ВОИН (ЛЮДЬ)

Оккультные войны.

Хроники невидимого противостояния

2005 г, июль, Москва.

«В современном обществе пагубно поддаваться инстинктам, приобретенным в другие времена, да еще в очень непохожей культуре. Это как выставленные на погибшей планете гироскопы: лучше не думать, куда они показывают курс».

«Священная книга оборотня». Виктор Пелевин.