Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






IX выжженная земля 4 page





Гвардии старшина Пронин пишет: «Читая письмо леди, я вспомнил, как мы вошли в только что освобожденную деревню Бухалово. Там не было живой души. В первом доме, куда зашли, мы увидели ребенка с вывернутыми ручонками, он лежал в луже крови, рядом с трупом матери... Если бы леди Гибб и ее единомышленники увидели эту картину, они не посмели бы писать о милосердии...»

Летчик младший лейтенант Романов отвечает леди: «Моего семидесятилетнего отца немцы убили. Он не был политиком. Он был верующим, как вы, леди Гибб. Он, как вы, читал Библию. Он был любимцем детей. Когда он приходил в парк, дети бежали к нему: «Дедушка, расскажи сказку о Бове-королевиче!» Мне пишут, что отец гордо принял смерть, он проклял палачей и плюнул им в лицо. Леди Гибб, я не оратор, но приезжайте ко мне. Я произнесу речь: все, что я видел. Запаситесь только валерьянкой и нашатырным спиртом...»

«Я родился на Кавказе, у моих предков была кровная месть, — пишет майор Бегизов, — я против такой мести. Но мы будем преступниками, если забудем душегубки. Я в ужас прихожу от одной мысли, что немцы не будут наказаны».

Рядовой Захаров напоминает: «Наш народ не мстит и не прощает, он судит. Если бы леди Гибб проживала в одном из оккупированных немцами городов, если бы она видела, как «милые» немцы насилуют ее дочь, если

бы ее старушку мать разодрали танками, если бы ее папаша умер в застенках гестапо, что бы она тогда сказала? Нет, леди, у вас нет сердца, у вас нет уважения к вашему собственному народу, страдающему от ужасов войны».

«Я весь дрожал от гнева, у меня тряслись руки, когда я читал письмо леди Гибб, — признается старший лейтенант Глухов. — Как смеет она взывать к прощению? Кого прощать? Немцев? Да она не в уме! Простить немцев, которые залили кровью Европу?! Где она была утром 22 июня 1941 г.? Разве я могу забыть 12 сентября 1943 г., когда на Невском, против Гостиного двора, снаряд угодил в трамвайный вагон?.. Где тогда была леди Гибб?»

Старшина Тюриков весьма своевременно напоминает: «Леди Гибб, вы имеете возможность писать потому, что три года мы, вместо школьной тетради и карандаша, держим винтовки».

Я закончу этот далеко не полный обзор цитатой из письма младшего сержанта Юферева: «Теперь мы освободили почти всю нашу территорию и советский солдат сражается за благо Европы и за мир. Казалось, надо нас поддержать, и все-таки находятся адвокаты бесчестья, заступники немцев. Русские отходчивы, но память у нас крепкая. Скоро в Кенигсберге я вспомню Великие Луки. И зло мы уничтожим».

Таков единодушный приговор нашей армии. Подзащитным леди Гибб придется расстаться с иллюзиями: Красная Армия не слезливая дама, это разгневанная совесть народа».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ1

Война на Востоке была для нацистской Германии особой войной. Здесь, на населенных недочеловеками просторах, не действовали никакие моральные и юридические законы; лишь жестокостью можно было обеспечить безопасность Рейху и всей Европе. На закрытых совещаниях нацистское руководство прямо говорило о необходимости уничтожения миллионов советских граждан. Эти планы не оставались на бумаге — они деятельно и непреклонно воплощались в жизнь.

Войска Красной Армии на фронте и партизаны в тылу не дали полностью реализовать нацистские планы обезлюживания; однако и то, что нацистам удалось сделать, было невероятно в своей чудовищности. По сей день неизвестно, сколько мирных граждан было убито на оккупированных территориях. Советские историки говорили о 10 миллионах2, современные российские исследователи называют цифру в 13,5—14 миллионов мирных граждан, к которым следует прибавить 2,5 миллиона уничтоженных военнопленных (последняя цифра явно занижена)3. Существует, однако, другая, еще более ужасающая

1 Первый вариант данной статьи опубликован в сборнике: Великая Отечественная война, 1941—1945 гг.: Опыт изучения и преподавания: Материалы межвузовской научной конференции. — М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2005. — С. 316—325. Печатается с исправлениями и дополнениями.

2 История КПСС. — М.: Политиздат, 1970. — Т. 5. — Кн. 1. — С. 251; Ни давности, ни забвения...

3 Россия и СССР в войнах XX века. С. 233, 463; Население России в XX веке. Т. 2. С. 50, 58—59.

оценка. Согласно этим расчетам, до войны в областях, подвергнувшихся оккупации, проживало в общей сложности 88 миллионов человек, а к моменту освобождения в них осталось 55 миллионов человек1. Даже если сделать поправку на эвакуацию части населения, на призыв в Красную Армию, на тех, кому посчастливилось впоследствии вернуться из нацистских лагерей, цифра гражданских потерь составит более 20 миллионов.

Казалось, что о подобном ужасе забыть невозможно; однако не прошло и шестидесяти лет, как о геноциде советского народа было забыто, причем не где-нибудь на Западе, где об этом не очень-то и знали, а в нашей собственной стране.

Сегодня о хладнокровно проводившейся истребительной политике нацистов на советских землях у нас предпочитают не говорить. Более того — очень многие стараются сделать вид, что никаких преступлений германские оккупационные войска и вовсе не совершали, что место имели лишь неизбежные на войне случайности2.

А коли уж и скажет кто сквозь зубы про «подвиги» нацистов, то тут же перескочит к обличению сталинизма в частности и советского тоталитарного строя в целом. Хотя, казалось бы, при чем тут советский строй?

«Подлинная историческая память намеренно стирается, — замечает в этой связи историк Наталья Нарочницкая, — геополитический проект Гитлера — уничтожение целых государств и наций и лишение их национальной жизни — забыт. Но, если мы никогда не забываем страдания евреев, то почему же мировое сообщество и сами евреи парадоксально взирают с расту-

1 Боффа Дж. История Советского Союза / Пер. с итальянок. — М.: Прогресс, 1980. — Кн. 2. — Вып. 1. — С. 121.

2 См., напр.: Таратухин К.Л. Ливны при немцах // Под оккупацией в 1941—1944 гг.: Статьи и воспоминания. — М.: Посев, 2004. — С. 54—75.

щей лояльностью на наследников фашистских легионов Прибалтики, Украины, Белоруссии, руки которых обагрены кровью тысяч евреев и тысяч славян? Почему славяне вообще не упоминаются в качестве жертв гитлеровского геноцида? Уж не потому ли, что это дает возможность обвинять в фашизме тех, кто оказал гитлеровской агрессии наибольшее сопротивление и сделал невозможным повторение Освенцима?»1.

Пропагандистская вакханалия, устроенная в зарубежных и ряде отечественных СМИ в преддверии 60-летия Победы, полностью подтверждает это предположение2.

Впрочем, нельзя не признать, что в значительной мере подобная ситуация стала возможна из-за нашей собственной нераспорядительности.

Во время войны преступлениям нацистов были посвящены тысячи статей и десятки книг. Алексей Толстой и Михаил Шолохов, Илья Эренбург и Константин Симонов со всей силой писательского таланта рассказывали стране и миру об аде, воплощенном гитлеровцами на оккупированной советской земле. Реальность была страшнее любых выдумок; советские писатели и журналисты цитировали приказы командования вермахта и СС, дневники и письма немецких солдат и офицеров — и этого было более чем достаточно. Когда появилась возможность, в свет стали выходить основательные сборники документов; теперь даже самый большой скептик не мог обвинить советскую сторону в пропагандистском искажении фактов3.

1 Нарочницкая Н.А. За что и с кем мы воевали. С. 66.

2 См., напр.: Крестовский В. Война и новые идеологические маркеры в англо-американских СМИ // 60-летие окончания Второй мировой и Великой Отечественной: Победители и побежденные в контексте политики, мифологии и памяти: Материалы к международному форуму (Москва, сентябрь 2005). — M.: Фонд Фридриха Науманна; АИРО-ХХ1, 2005. —С. 147—161.

3 Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сличить опубликованные позднее документы с их изложением в статьях советских пропагандистов. Любой может увидеть: изменений практически не

Сборники документов продолжали публиковать и пятнадцать, и тридцать лет спустя1. В научный оборот были введены крайне важные документы, однако использование их оставляло желать много лучшего. Причин тому было две.

Во-первых, психологический шок, который получило советское общество, был слишком силен. Исследовать его по свежим следам было все равно, что копаться в незажившей еще ране; должно было пройти время, прежде чем произошедшая трагедия могла стать предметом осмысления2.

Во-вторых, послевоенный Советский Союз оказался не заинтересован в подобных исследованиях — потому, что в уничтожении мирного населения кроме немецких войск и полиции более чем деятельное участие принимали формирования коллаборационистов из национальных республик.

В свое время советская власть сделала очень многое для того, чтобы не дать прорасти семенам межнациональной розни, посеянным нацистами. После войны Кремль проявил удивительную по любым меркам гуманность, амнистировав всех служивших на мелких должностях коллаборационистов и полицаев — если на них не

вносится, за исключением обоснованной редакторской правки. Документы говорят сами за себя. См., например: Оренбург И.Г. Война, 1941—1945. С. 304—310; Павлов В.В. Дневники гестаповца // Лубянка: Историко-публицистический альманах. — М., 2005. — Вып. 2.— С. 91—112.

1 Документы обвиняют. — М., 1945. — Вып. 1—2; Сборник сообщений Чрезвычайной государственной комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков.— М., 1946; Немецко-фашистский оккупационный режим, 1941—1944. — М., 1965; Мы обвиняем. — Рига, 1967; Преступные цели — преступные средства. — М., 1968; Преступные цели фашистской Германии в войне против Советского Союза. — М., 1987.

2 То же самое произошло с памятью о Холокосте, подробное изучение которого началось лишь в 70-х гг. См.: Вельтцер X. История, память и современность прошлого: Память как арена политической борьбы // Неприкосновенный запас. — 2005. — № 2—3. — С. 34.

было крови и если они не убежали с немцами. Тем, кто убежал, дали всего лишь по шесть лет ссылки1.

Сделано это было по вполне прагматичным причинам: разоренная тяжелейшей войной страна нуждалась в мире, в единении, а не в расколе. По той же причине через некоторое время на исследования нацистской оккупации был наложен негласный мораторий: тщательные исследования по данной тематике могли нарушить гражданский мир в стране, обострить межнациональные проблемы.

В итоге политическая целесообразность оказалась выше исторической добросовестности. Ужасы нацистской оккупации остались в народной памяти, но не были зафиксированы историками, и лишь в работах, посвященных советскому партизанскому движению, можно было встретить небольшие разделы об оккупационной политике нацистов, разделы, носившие заведомо второстепенный и иллюстративный характер2.

1 Полян П.М. Депортация советских граждан в Третий Рейх и их репатриация в Советский Союз // Материалы по истории Русского освободительного движения. — М.: Архив РОА, 1999. — Вып. 4. — С. 396—397; Земсков В.Н. Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба, 1944 — 1956 // Социологические исследования. — 1995. — № 5. — С. 6—7; Пыхалов И. Великая оболганная война. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — С. 340—345. Дело доходило до того, что в органах государственной власти союзных республик работали откровенные нацистские пособники, которых органам НКВД пришлось выявлять очень долго. Так, в наркомате земледелия Литвы на ответственных должностях трудились: бывший помещик Иозас Петрайтис, состоявший в карательном отряде, член Вильнюсского штаба ЛЛА (антисоветской «Литовской освободительной армии») Мечеслав Брашишкис, а также несколько бывших сотрудников гестапо и вспомогательной полиции (Лубянка. Сталин и НКВД... С. 528—529).

2 Эта тенденция оказалась характерной и для постсоветских исследований. См.: Великая Отечественная война. Т. 4. С. 115—167; Партизанское движение. С. 83—101; Попов А.Ю. НКВД и партизанское движение. — М.: Олма-пресс, 2003. — С. 69—77; Война и общество. Т. 2. С. 264—293. Значимым исключением стала лишь вышедшая незначительным тиражом книга «Нацистская политика геноцида и «выжженной земли» в Белоруссии» (Минск, 1984), носившая, однако, преимущественно справочный характер: почти 70% ее объема занимают росписи уничтоженных белорусских деревень, лагерей смерти, организованных на территории республики, и наиболее крупных «контрпартизанских» операций.

В Германии, Польше и Израиле исследования различных аспектов истребительной войны на Востоке носило гораздо более основательный характер, чем в Советском Союзе и впоследствии в России. В одной только Германии (по обе стороны Берлинской стены) за тридцать лет было опубликовано несколько десятков монографий по данной тематике. Ханс-Адольф Якобсен исследовал историю появления и реализации зловещего приказа «О комиссарах», Манфред Мессершмидт продемонстрировал, насколько вермахт был пропитан нацистской идеологией, Норман Мюллер и Андреас Хильгрубер рассказали об истребительной войне, Кристиан Штрайт — об уничтожении советских военнопленных, Хельмунт Краусник и Ханс-Генрих Вильгельмс — о преступлениях айнзатцгрупп1.

Советская историческая наука высокомерно игнорировала эти исследования, при этом не ведя и собственных. Изредка, впрочем, разрешалось перевести какую-нибудь зарубежную монографию. Русский перевод работы польского исследователя Ш. Датнера «Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных» был опубликован в 1963 году; следующей монографии — восточногерманского историка Н. Мюллера «Вермахт и оккупация» — пришлось ждать одиннадцать лет. Эти две работы надолго остались единственными доступными в Советском Союзе исследованиями по проблеме. Был, правда, еще сокращенный перевод блестящей монографии К. Штрайта «Солдатами их не считать» — однако, опубликованная под грифом «Рассылается по специальному списку», эта работа осталась

1 Истребительная война на Востоке. С. 9. См. также: Борозняк А. ФРГ: волны исторической памяти // Неприкосновенный запас. 2005. — № 2—3. — С. 61—63; Кёнинг X. Память о национал-социализме, Холокосте и Второй мировой войне в политическом сознании Федеративной республики Германия // Неприкосновенный запас. — 2005. — № 2—3. — С. 96—103; Штанг К. Вина и признание вины: Продолжающиеся трудности при осмыслении старой проблемы // Истребительная война на Востоке: Преступления вермахта в СССР, 1941—1944. — М.: АИРО-XXI, 2005. — С. 70—88.

недоступной не только для рядовых читателей, но даже для исследователей.

Неудивительно, что к началу перестройки об истребительной войне, которую вели нацисты против всего нашего народа, забыли. Забыли, конечно, историки и политики. Народная память об ужасе нацистского геноцида еще была жива, и когда писательница Светлана Алексиевич собирала рассказы о минувшей войне, респонденты рассказывали ей такие подробности преступлений оккупантов, от которых можно сойти с ума. Алексиевич могла стать первым отечественным исследователем истребительной политики нацистов1. Однако поведанные ей рассказы она сделала символом не преступлений оккупантов, а абстрактных ужасов войны. Никто не спорит с тем, что любая война страшна; однако важно понять, что миллионы уничтоженных советских граждан — это жертвы хладнокровной политики обезлюживания, а не войны2.

К сожалению, это не было понято и осознано — и вскоре в уничтожении нацистами советских мирных граждан и военнопленных неожиданно стали обвинять советскую же власть, которая-де провоцировала добропорядочных немцев на жестокие и массовые убийства, а тех, кто выживал под оккупацией, гнала в сибирские лагеря. Все это было не более чем повторением тезисов геббельсовской пропаганды, однако добровольно разоружившаяся официальная историческая наука не смогла адекватно ответить на нападки антисоветских пропа-

1 Справедливости ради следует упомянуть подготовленную Алесем Адамовичем, Янкой Брылем и Владимиром Колесником книгу «Я из огненной деревни...» (Минск, 1977). Эта книга также базировалась на воспоминаниях переживших оккупацию людей, однако по стилю изложения оказалась практически нечитаемой. Лично для меня представляется непостижимым, как можно сделать нечитаемым такой материал — однако факт остается фактом.

2 То, что не сделала Алексиевич, сделал германский исследователь Пауль Коль, собиравший рассказы переживших оккупацию в то же самое время. Его итоговая книга была посвящена именно нацистским преступлениям: Kohl P. «Ich wundere mich, dap ich noch lebe»: Sowjetishe Augenzeugen berichten. Glitersloh, 1990. Поистине, нет пророка в своем Отечестве!

гандистов; нападки столь же агрессивные, сколь и лживые.

И вот уже нашу страну обвиняют в оккупации Прибалтики — и обвинения эти исходят из уст наследников тех самых карателей, которые уничтожили сотни тысяч евреев, русских, белорусов и украинцев, которые солили в бочках отрубленные головы крестьян и бросали в колодцы младенцев. От нас уже требуют миллиардных компенсаций и «покаяния» — а мы не можем достойно ответить.

Вот уже Советский Союз представляют таким же воплощением зла, как нацистский Рейх, и вскормленные перестройкой демократы упорно и ненавидяще бормочут: нет, у нас был фашизм почище гитлеровского!

Да знают ли они вообще, что такое фашизм и какое горе принес он нашей стране?

Вот уже недобитые власовцы голосят на все лады о мифических преступлениях советских партизан и Красной Армии. Еще бы им не голосить — ведь именно злодеяниям нацистов и их местных пособников так мешали бойцы советского Сопротивления!

Но и на эту злобную клевету мы не слышим возражений.

Не потому что возразить нечего — потому что возразить некому.

В Израиле историей Холокоста занимаются многие специализированные научные институты; у нас же нельзя назвать ни одного исследователя, который бы систематически занимался разработкой истории нацистской истребительной политики на оккупированных советских землях — этого, по определению германских историков, «другого Холокоста».

Множество народу исследует сегодня проблему коллаборационизма, пишет о сражавшихся «под знаменами врага» «русских солдатах вермахта». Конечно, знание структуры и принципов комплектования коллаборационистских формирований очень полезно — однако

разве не важнее знать, чем, собственно, занимались все эти восточные батальоны, прибалтийские СС и вспомогательная полиция? Но об этом предпочитают говорить невнятной скороговоркой — иначе вместо благородных борцов со сталинским тоталитаризмом люди увидят безжалостных палачей собственного народа1.

Существует ряд книг и статей о трагедии советских военнопленных и остарбайтеров; однако слишком часто вместо исследования нацистской истребительной политики авторы этих работ начинают перепевать банальные и лживые антисоветские мифы. И не приходится удивляться, что вновь, как и в советское время, лучшей работой о судьбе советских пленных стала монография не отечественного, а зарубежного исследователя. Израильские историки по вполне понятным причинам всегда уделяли немецкой истребительной политике на Востоке большое внимание. Естественно, что прежде всего их интересовала история Холокоста; однако проводившееся нацистами «окончательное решение еврейского вопроса» настолько плотно вписано в общую концепцию истребительной войны на Востоке, что игнорировать эти связи невозможно. Именно это и продемонстрировал израильский историк Арон Шнеер в своем фундаментальном «Плене», вышедшем на русском языке в 2005 году.

Как ни парадоксально, зарубежным историкам обязан своим появлением и единственный отечественный сборник докладов по истребительной политике нацистов. В Германии ученые всегда старались не забывать о

1 Даже такой объективный ученый, как Б.Н. Ковалев, поддался этой моде. В его замечательной монографии «Нацистская оккупация и коллаборационизм в России» (2001, переиздание 2004) подробно описываются территориальное деление оккупированной территории, деятельность нацистских спецслужб, формирования коллаборационистских структур, экономическое «освоение» нацистами оккупированной территории, аграрная, налоговая, национальная и социальная оккупационная политика, способы идеологической обработки населения. Все, что угодно? — но только не истребительная политика оккупантов.

преступлениях нацистов на советской земле; после падения Советского Союза естественная научная добросовестность заставила немцев попытаться понять, как их исследования согласуются с работами российских коллег. С этой целью научный центр «Восток — Запад» университета Касселя организовал заседание «Истребительная война на Востоке. Преступления вермахта в Советском Союзе глазами российских ученых». Заседание состоялось в июне 1998 года; не то чтобы российские ученые смогли сказать что-то принципиально новое, однако как введение в проблему их доклады выглядели более чем достойно. Поэтому уже в следующем, 1999-м, материалы заседания были опубликованы на немецком. Российскую историческую науку исчерпывающим образом характеризует тот факт, что на русском языке это достаточно ценное издание вышло лишь шесть лет спустя — в мае 2005 года.

Для сравнения можно посмотреть, как обстоит дело в Белоруссии, где об устроенном оккупантами аде никто не собирался забывать. Там уже в постсоветское время за короткое время были подготовлены и опубликованы сборники документов «Немецко-фашистский геноцид в Беларуси в 1941—1944 гг.», «Белорусские остарбайтеры» (в 4 кн.), «Нацистское золото в Беларуси», «Справочник о немецко-фашистских лагерях, гетто, других местах принудительного содержания гражданского населения на временно оккупированной территории Беларуси» (два издания) и «Лагерь смерти Озаричи».

В России же «Истребительная война на Востоке» стала практически единственным постсоветским изданием по этой тематике. Можно еще вспомнить небольшой сборник документов «Латвия под игом нацизма», изданный в 2006 году. Больше не опубликовано ни монографий, ни сборников документов — ничего. В нашей стране и по сей день вместо исследования нацистской истребительной политики предпочитают заниматься ритуальным оплевыванием сталинского режима.

Однако такой подход делает нашу страну заведомо уязвимой для пропагандистского воздействия — неизбежного в мире глобальной конкуренции.

Задача историка — предоставить всем любящим свою страну людям факты, позволяющие защищать от клеветы свое прошлое, а значит — настоящее и будущее.

Книга, которую вы держите в руках, — первая отечественная работа, в которой относительно комплексно рассматриваются основные аспекты истребительной политики нацистов на оккупированной советской территории. Она ни в коем случае не является исчерпывающей; по сути, это лишь краткий и поверхностный набросок. Исследователям лишь предстоит проанализировать динамику и масштабы нацистской истребительной политики, ее особенности в различных республиках Советского Союза, степень участия в уничтожении советских граждан подразделений вермахта, СД, СС и (не в последнюю очередь) коллаборационистских формирований.

Все это — дело будущего (хочется верить, что недалекого); пока же следует обозначить основные направления исследований.

Во-первых, это так называемые «контрпартизанские действия», в значительной степени сводившиеся к массовому уничтожению населения усмиряемого района. Следует знать, что немецкими войсками был разработан достаточно эффективный способ борьбы с партизанами. Специально сформированные «охотничьи команды» (ягдкоманды) вели незаметную лесную войну, уничтожая целые партизанские отряды; гражданское население при этом практически не страдало1. Крупномасштабные карательные акции, однако, проводились нацистами уже начиная с июля—августа 1941 года и были лишь кос-

1 Миддельдорф Э. Русская кампания: тактика и вооружение / Пер. с нем. — М.: ACT; СПб.: Полигон, 2001. — С. 432 — 433; Диксон И.О., Гейльбрунн О. Коммунистические партизанские действия. С. 170—172; Малая война: Организация и тактика боевых действий малых подразделений. — Минск: Харвест, 1998. — С. 400—406, 427—456; Антипартизанская в,ойна... С. 103—116.

венным образом связаны с контрпартизанской борьбой. При этом реальная задача подобных операций — уничтожение как можно большего числа советских «недочеловеков» — четко осознавалась нацистским руководством и исполнителями1. Отметим, что в оккупированных западных странах уничтожение мирного населения в рамках «борьбы с партизанами» началось лишь в 1944 году и имело незначительные масштабы.

Вторая проблема — уничтожение нацистами советских граждан еврейской национальности исследована гораздо лучше — пожалуй, лучше чем любое другое направление нацистской истребительной политики. Однако изучение проблемы уничтожения советских евреев в комплексе с другими истребительными мероприятиями нацистов позволит прийти к новым и весьма важным выводам. Так, например, «окончательное решение еврейского вопроса» стало одним из последствий принятых перед нападением на Советский Союз «преступных приказов», направленных на уничтожение советских военнопленных и обезлюживание оккупированных земель2. Необходимо также выявить пропагандистскую составляющую Холокоста; судя по некоторым высказываниям нацистского руководства, уничтожение евреев помогало рекрутировать новых союзников в борьбе с жидобольшевизмом, а также заявлять, что неевреям якобы ничего не грозит. В целом же следует согласиться с мыслью, высказанной Кристианом Штрайтом: «Хотя в сознании западногерманской общественности в значительной мере внедрилась склонность проводить грань

1 Немецкие историки пришли к подобным выводам достаточно давно. Напр.: Heer H. Die Logik des Vernichtungskrieges: Wehrmacht und Partisanenkampf // Vernichtungskrieg: Verbrechen der Wehrmacht, 1941—1944. Hamburg, 1995. S. 104—156.

2 В этом смысле очень характерно следующее высказывание Гитлера, датируемое как раз январем 1942 года: «Я не вижу иного решения, кроме их уничтожения. Почему я обязан видеть в еврее что-то иное по сравнению с русскими военнопленными? В лагерях для военнопленных многие умирают. Это не моя вина. Зачем евреи спровоцировали эту войну?» — ЗРГ. Вар. 2. С. 237—238.

между уничтожением евреев и войной против Советского Союза, — писал он, — на деле «гитлеровская война на Востоке» и «окончательное решение еврейского вопроса» были тесно связаны и по времени, и по существу»1.

Достаточно хорошо исследована политика нацистов по уничтожению советских военнопленных: из четырех переведенных на русский язык монографий, имеющих отношение к истребительной политике нацистов, три посвящены именно судьбе военнопленных. Тем не менее исследование этой проблематики продолжает оставаться актуальным, поскольку помогает по-иному взглянуть на происхождение так называемого «Русского освободительного движения». Не зря усилия таких историков-ревизионистов, как Иоахим Гофман, направлены на прямую фальсификацию положения советских военнопленных в нацистском плену2.

Совершенно не исследовано так называемое «молекулярное» насилие нацистских оккупантов. Как известно, перед нападением на Советский Союз рядом приказов нацистское командование освободило германских военнослужащих от ответственности за уголовные преступления против советских граждан. Это привело к массовым убийствам мирных граждан, разнузданному и повсеместному насилию против женщин. Безнаказанные преступления приняли такие масштабы, что начали вызывать у германского военного командования серьезные опасения, отражение которых мы можем, в частности, найти в дневнике начальника германского генштаба генерала Гальдера; проявляемая при этих преступлениях жестокость обеспокоила даже Гитлера. Преступления этого рода фиксируются как в воспоминаниях очевидцев, так и в многочисленных документах

1 Штрайт К. Солдатами их не считать... С. 24. К выводу о том, что «истребление славянских «недочеловеков» и еврейский геноцид — единый процесс», приходят многие европейские историки. — La Libre Belgique. — 19.05.2005. Цитируется по переводу ИноСМИ.Ру.

2 Гофман Й. Власов против Сталина. С. 170—174.

советской разведки, органов госбезопасности и партизанских соединений.

Практически не исследованы мероприятия по угону и уничтожению населения, предпринимавшиеся нацистами в 1943—1944 годах в рамках стратегии «выжженной земли». Подобные операции зачастую получали говорящее о многом кодовое наименование: «Гетто». Описания лагерей, в которые сгоняли население, производит поистине жуткое впечатление; кроме того, повсеместно наступавшие войска Красной Армии встречали деревни с домами, набитыми трупами расстрелянных детей, женщин, стариков.

Прямое отношение к истребительной политике нацистов имеют предпринятые ими меры по экономическому ограблению оккупированных территорий. Эти меры исследованы совершенно недостаточно; насколько можно понять, они были направлены не только на «выкачивание» из оккупированных территорий необходимых материальных ресурсов, но и на целенаправленное разрушение советской социально-экономической структуры, деиндустриализацию захваченных областей и их экономическую фрагментацию. Результатом стал настоящий голод, в результате все население оккупированных областей, по выражению немецких документов, находилось «под угрозой голодной смерти», а миллионы от голода умерли.

Date: 2015-06-11; view: 467; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию