Численность крестьянских хозяйств 8 page

27.04.90 г. Председателем Верховного Совета МССР избрали М.Снегура и признали триколор государственным флагом МССР. Даже исчисление времени сделали, как в Румынии. Теперь Молдавия сверяла свои часы с Румынией и в прямом, и в переносном смысле.

30.04.90 г. в Тирасполе и 03.05.90 г. в Бендерах на сессиях Советов приняли решения о непризнании румынской символики. Временно здесь использовалась символика СССР.

04.05.90 г. Верховный Совет МССР отменил решения Тираспольского и Бендерского Советов народных депутатов, однако 7 и 8 мая здесь прошли митинги в поддержку решения Советов. Постановление Верховного Совета МССР признали “не имеющим юридической силы”. 08.05.90 г. сессия Совета народных депутатов в Рыбнице приняла аналогичное решение.

В Дубоссарах над горсоветом вывешивали флаг СССР, а на здании райсовета – триколор. В 1917 г. в Петрограде также было двоевластие, но там власти были разделены территориально. В Дубоссарах здания, в которых размещались эти власти, стояли в 15 метрах друг от друга.

11.05.90 г. первым заместителем Председателя Верховного Совета МССР избрали И.Хадыркэ (председателя НФМ), а 12.05.90 г. и 21.05.90 г. – председателей постоянных комиссий (членов Президиума Парламента). Это были наиболее активные члены НФМ – сторонники соединения Молдавии с Румынией. Правительство Республики формировалось не по деловым, а политическим признакам. Руководство Республики теперь было не просто мононациональным, а унионистским (стремящимся к соединению Молдавии с Румынией).

Знающие специалисты, опытные руководители и организаторы производства вытеснялись со всех сфер жизни и заменялись людьми, умеющими много и красиво говорить по-румынски, но не имеющими опыта в организации практических дел.

24.05.90 г. от должности Председателя Совета Министров Молдавской ССР освободили П.Паскаря, чьи знания и громадный опыт пригодился бы в момент перестройки экономики. Но люди, не поддерживавшие безумие НФМ (в том числе молдаване), не пришлись ко двору и оказались не у дел. У руля экономики становились полуграмотные, самоуверенные люди. Родились и пышно расцвели булгаковские шариковы и гоголевские чичиковы с умозрительными взглядами.

За день до увольнения П.Паскаря перед зданием Верховного Совета МССР подверглись жестокому избиению депутаты Верховного Совета МССР от Приднестровья. На проезжей части дороги открыли канализационный люк. Озверевшая толпа толкала туда депутатов, бросала в них камни. Женщин таскали за волосы, кусали, обзывали...

Вакханалией дирижировали с 5-го этажа здания Верховного Совета. По рации провозглашались лозунги, во многих местах вокруг здания Верховного Совета люди с рациями и рупорами подхватывали их и вся площадь дружно скандировала здравицы в адрес Румынии, НФМ и оскорбления “не румынам” и СССР. Вокруг здания Верховного Совета порой так усердствовали, что мешали вести сессию. Тогда М.Снегур посылал гонцов к “дирижеру” на 5-й этаж и все тут же успокаивалось. Но М.Снегур заявлял, что ничего не может сделать с “волей народа”.

По рации митингующим сообщалось, кто из депутатов проходит в данный момент через живой коридор в беснующейся толпе шириной не более одного метра (чтобы до депутата можно было достать, избить и оплевать). Его образовывала полиция. Непонятно было депутатов от толпы охраняют или толпу от депутатов.

Уинстон Черчиль как-то сказал: “Я никогда не представлял себе, какую огромную и, безусловно, благородную роль играет мошенничество в общественной жизни великих народов”. Насчет благородства, сомневаюсь, но то, что огромную – он был безусловно прав.

В здании парламента Молдовы 17.04.90 г. рассадили депутатов в алфавитном порядке районов и городов, поэтому Бендеры оказались в первом ряду, а Рыбница, Слободзея и Тирасполь – на галерке. Депутаты от ХДНФМ вначале хотели переименовать Бендеры в Тигину и бендерчан также отправить на галерку, но потом пришли к выводу, что Тирасполь и Бендеры лучше разорвать (рассадить).

Использовали румынский алфавит. Поэтому Каменка и Котовск оказались в 4-м, а Дубоссары – в 5-м ряду в центральном секторе между микрофонами № 2 и № 3. Передо мной, немного вправо сидел депутат Константин Тэнасе, а еще правее – Георгий Гимпу. Вел сессию Иван Боршевич. Пока официально они именовались так. Но вскоре Георгия переименовали в Георге, а Ивана – в Иона и устроили из этого политическое шоу (румыны вернули себе “поруганные русскими имена”).

Депутаты ХДНФМ решали какой вопрос исключить из повестки дня, какой срочно ввести, кому, что и в какой последовательности сказать. Они оперативно занимали места у микрофонов. К.Тэнасе показывал И.Боршевичу кому давать слово, а кому не давать.

Среди народнофронтовцев преобладали писатели, поэты, артисты, режиссеры, сценаристы, преподаватели общественных наук институтов и университета, а также бывшие идеологи КПМ, поэтому сценарии и шоу удавались на славу. Свои роли добросовестно исполняли и режиссеры, и дирижеры, и трубадуры.

К.Тэнасе сиял от радости. Вначале и Г.Гимпу был доволен, но вскоре он начал урезонивать К.Тэнасе, но безуспешно. Если И.Боршевич не замечал “указания” К.Тэнасе, то передо мной вырастала возмущенная фигура “дирижера”, жестами привлекавшая внимание И.Боршевича.

“Демократия” из лагерей лишения свободы

Вымой свой палец, прежде чем указывать на мои пятна.

Б.Франклин

Отличительной и опасной чертой в поэтических натурах

является их творческая фантазия – она наперед отнимает,

наперед внушает, наперед переживает то, что происходит

или должно происходить.

Ф.Ницше

Обидно за нацию, неспособную отыскать разницу между “быть” и “казаться”, рукоплескавшую циничным шарлатанам, всплывшим на поверхность на развалинах СССР, раздевшим и обобравшим народ до нитки во время отвлекающей клоунады. Нация обожествляла лиц, слетавшихся на свет величия и известности, не имеющих за душой ничего, кроме некомпетентности, непрофессионализма, неспособных взять на себя груз ответственности.

Досужие “политики” – парламентарии-”демократы” – считали себя всезнающими, способными делать все. Но известно, что беда людей универсальных в том, что они толком не знают ничего. Распространяясь только вширь, не выйдешь за пределы посредственности.

Они наслаждались первыми плодами чувства власти, а критику отцов из порока превратили в добродетель. Они критиковали прежнюю партноменклатуру, но не знали, что делать с доставшейся властью. Убежденные в своем праве ломать, они не умели строить. Признание или отрицание мнения строилось не на логическом суждении или доверии разуму, а голом идеализме дилетантов-недоучек, возомнивших из себя гениев, знающих все лучше, чем знали когда-либо прежде. Все неоригинальное им казалось порочным. Терзаемые честолюбием, они считали своей обязанностью в каждом случае приткнуть свое слово, произвести пыль и шум, преподнести себя колесницей истории.

Конечно, далеко не все из них хотели сеять зло. Многие были работниками науки и культуры, отлично владели словом, зажигали сердца людей и бросали им оторванные от жизни идеи. Они концентрировали внимание на социальных противоречиях, контрастах жизни и несправедливости, упивались рассказами о страданиях, не замечая того, как сами делали нищими и несчастными стоящих рядом. Многие воспринимали их личностями, обладающими развитым сознанием, внутренне неуспокоенными, страстно и храбро ищущими ответы на вопросы не только своей, но и всей общественной жизни. После унылой партийной агитации их выразительные, смелые выступления, полные патетики и трагизма, вызывали доверие масс. У недовольных своей судьбой они будили зависть к чужому счастью.

Эти шумные романтики-фантасты с головой ушли в созданный своим воспаленным воображением нереальный мир, неизбежно рушащийся при столкновении с реальной жизнью. Придя с идеей румынизации общества, опьяненные властью, они столкнулись с земными проблемами: одеть людей, накормить их, обеспечить крышу над головой. Большая часть из них этого искренне хотела. Но хотеть – это еще не мочь. Мало хотеть, надо знать да уметь. Они же не столько соображали, сколько воображали. Многие ворвались в политику из лагерей лишения свободы, недоучившись. А недоученный хуже неученого. Они умели страстно осуждать, но не трезво рассуждать. Бросить клич, начать дело – это одно, а успешно кончить его – совсем другое. Не было у них внятного ответа, какими средствами, методами, способами, технологиями обещанное будет достигнуто. Поэтому “демократы”, стремительно стартовав, споткнулись на первом же барьере. Но такая оценка не оригинальна и ограничиться ею – это значит почти ничего не сказать.

Используя недовольство недостатками, в том числе перегибами в национальной политике, им удалось в определенный период взять под свое влияние большую часть, в первую очередь молдавского населения. Но они начали с критики отцов, не изучив их опыта, не потрудившись разобраться, почему предшественники делали так, а не иначе. Впрочем, каждый новый верховный партийный руководитель в СССР начинал с порочной практики – унизительной критики своего предшественника. На этой земле в ХХ в. трижды каждая новая цивилизация стремилась уничтожить предыдущую “до основанья, а затем”.

Считая себя обделенными, страдая от сознания неполноценности, чувствуя себя ничтожной, затертой частью общества, не расцветшим “цветом нации”, они добивались монополии на власть, стремились к исключительному господству, чтобы воплотить властолюбивые мечты, превращались в тиранов и деспотов, полных болезненных амбиций, мстительности, злобы и претензий не только к людям другой национальности (“пришельцам”), но и к своему “нецивилизованному народу”, не способному понять их новое “светлое будущее”. Но имеющий меньше, чем желает, имеет больше, чем заслуживает, а большое честолюбие всегда превращало благоразумных в безумцев.

В упоении, наслаждении своим мнимым величием и важностью и, желая построить придуманный ими мир фантастических образов, они прибегли к жестокости. Осуждая большевистские насильственные методы достижения цели, они действовали теми же методами. Они забыли, что важность – это щит глупцов.

Они выдавали собственную страсть и предубеждения за истину, проявляя ненависть к критике, науке, разуму. Они извращали историю, доводы подменяли демагогией вчерашних заведующих кафедрами марксизма-ленинизма, актерской игрой, умением художников подать свет и тени, красками затушевать, приглушить очевидное. В увлечении, в порыве, в надежде на воплощение нарисованного собственной фантазией мифического мира они превратились в интеллектуалов, потерявших способность сомневаться, готовых истреблять несогласных. Они рядились в цивилизованные одежды. Но цивилизованные дикари – худшие из всех дикарей, а неправильные знания – хуже незнания. Увлекшиеся страстью, они пренебрегли жизненным опытом, называя его консерватизмом.

В качестве критериев истинности служили выводы, основанные на посылах “что лично мне вредно, то вредно само по себе”, “что полезно мне и тешит мое самолюбие, то благодетельно и полезно по своей сути”. Что им ложь, убийства, продажа отечества, если идет речь о власти?

Они забыли молдавские пословицы “Самовосхваление хорошо не пахнет”, “Поразил красноречием – надоел болтовней”. Верность, великодушие, стыдливость перед похвалой были забыты начисто. Самовлюбленные, они именовали себя “цветом нации”. Как тут не вспомнить народную мудрость “Дай бог тому честь, кто сумеет ее снесть”? О каком благородстве, чести и достоинстве, о какой морали может идти речь в этом случае? Однако всякое обращение к народу на многочисленных митингах и собраниях начиналось с этих слов.

Претендовавшие на глубинные познания душ человеческих, чуть ли не на ясновидение, они так и не смогли их понять, осознать. В кино, в театре им порой удавалось сыграть, почти проникать в души игранных ими героев. Им казалось, что для проникновения в суть любых явлений вполне достаточно этих актерских способностей и не нужны специалисты-профессионалы. Но без знания сути дела им удавалось схватывать лишь тени душ, но не сам их дух.

Благодаря актерским данным и владению словом, им удалось заставить довольно многих поверить, что новая политическая сила, которую они представляли, более опытная, проницательная и совершенная.

Но не смогли поэты, писатели, актеры понять, что террором ничего нельзя поделать с живыми существами, а поэтому пытались насилием переделать душу человеческую. Они занимались критиканством, изрыгали желчную ненависть. Игра, риторика, декламация, жесты, мимика, сцена, свет прожекторов, кулисы и восторженная публика – для них было все! Отличиться, покрасоваться, сорвать аплодисменты – вот что было целью. Их возвышало впечатление, произведенное ими на чужие души, а не успех дела. Но подумайте только, сколько глупостей ежедневно, ежечасно совершают люди из любви к себе и как невыносимо бывает православному христианину смотреть на все это.

Они ратовали за православие и не понимали, что оно признает моральным лишь то, что лишено личного интереса и направлено на общую пользу. Они хотели добиться, чтобы наш человек, оставаясь православным христианином, изменился в самом корне, воспринял мораль христианина-протестанта с его индивидуализмом, саморекламой, жизнью для себя, а не для других. Они принимали решения в состоянии самовлюбленности, под влиянием сильной прихоти.

Желающим возвыситься над своей ничтожностью, укрепиться в чувстве собственного достоинства и важности, почувствовать себя в роли фюреров непременно нужна “толпа”, с детских лет привыкшая ловить направление, указываемое вождями, рукоплещущая очередной комедии, играющая в ней роль массовки. Но массовка не играет сама – с ней играют, ею повелевают. Драматурги, режиссеры и артисты умели это делать.

Потребность чувства власти присуща не только государям. Она чаще даже бьет ключом у низшего слоя народа, почувствовавшего себя победившей нацией. Получив высшее наслаждение неограниченной властью, толпа часто стремится насладиться тиранически произвольным распоряжением судьбами других наций. А это уже фашизм.

Создание чувства сопричастности “толпы” к происходящему создавалось включением в руководящую элиту представителей “от народа”, упоенных чувством власти. Помню явно безграмотного “человека из народа” (так он себя называл) – типичного булгаковского Шарикова. Однажды он (молдаванин), читая написанное выступление, ратуя за румынизацию, не смог выговорить написанные для него румынские слова. Таким прежде всего хотелось быть начальниками. Они громче всех изображали “ликующий народ” по команде дирижеров из здания парламента, выражая этим свой “патриотизм”, замешанный на себялюбии.

Им казалось, что, наконец-то, пришло их времечко и боялись утерять это чудесное видение. Они старались выразить любовь и преданность “цветам нации”, подобострастно подвывая. Горячим, возвышенным, патетическим красноречием актеры постоянно держали их в приподнятом настроении. Толпе надо было только указать, намекнуть кого укусить, а она, будьте уверены, тяпнет. И сделает это со слепым ожесточением, национальным ослеплением.

Взбудораженным людям казалось, что со всех сторон засверкало и засияло. Явное хамство, вся эта клоунада выдавались за патриотизм и волю народа. Многие копались в родословной, старались отыскать в ней знатность происхождения. Это будило чувство превосходства, особого исторического предназначения, усиливало претензии.

Но баснями закрома не заполнишь и сыт не будешь. Когда нужно было от кипучих и страстных слов перейти к делу, решать насущные вопросы, язык, на котором “демократы” пришли к власти, был исчерпан. Нужны были дела, а их у дилетантов не было и быть не могло. Они не умели действовать с позиций профессионализма и благоразумия.

Наивные надежды покорить мир помидорами и виноградом не оправдались. После роспуска колхозов, без поддержки частника со стороны государства растениеводство развалилось. Животноводство, базировавшееся ранее почти наполовину на завозных кормах, значительно сократилось еще в 1991-92 гг., а с развалом растениеводства и вовсе зачахло. Промышленность была свернута (она, якобы, не отвечала концепции развития аграрной республики, портила облик и экологию молдавского края). Сегодня на 3 млн. жителей у Молдовы почти 2 миллиарда долларов долга, только для обслуживания которого требуется отдавать почти все, что производится. На каждую семью из четырех человек приходится более 2,5 тысяч долларов долга.

Кишинев, прочивший Тирасполю скорый экономический крах, не может рассчитаться с ним за электроэнергию. Когда в одной руке пусто, а в другой ничего, без обеда не красна и беседа. В пустой винной бочке звон приобрел тоскливые нотки. Итог? Ложь, что в правду рядилась, о нее и разбилась. Молдова стала нищей, а без шапки стоя, много не наговоришь. Большинство “демократических” фюреров, перед которыми оболваненный народ в едином порыве с чувством благоговения становился на колени на “Великих национальных собраниях” в 1989-90 гг., ретировались в Румынию искать лучшую долю, бросив на произвол судьбы свой обездоленный народ.

Цели НФМ, именовавшего себя “демократическим и христианским”, лозунги и действия по претворению их в жизнь поразительно сходны с действиями “Сфатул цэрий” в 1917-1918 гг.

Как и “Сфатул цэрий”, народнофронтовцы 1990 г.:

• замалчивали все положительное, что связывало Бессарабию с Россией, всячески искажали действительность. Утверждалось, что царизм (а во времена СССР – Центр), его чиновничье-полицейский (или коммунистический) аппарат, осуществляя политику национального гнета, тормозил экономическое развитие Молдавии, душил культуру “коренного народа”, были “тюрьмой народов”;

• развернули активную пропаганду шовинистических и националистических идей. Утверждалось, что для культурного и экономического развития необходима автономия. Все законы, относящиеся к внутренней жизни края, должны издаваться местным законодательным собранием, а законы центральных властей ратифицироваться на местах;

• говоря о завоевании “свобод”, акцент ставился вначале на возвращении Бессарабии (теперь Молдавии) автономии, которая была предоставлена Бессарабии “Уставом” 1818 г. и затем отнята Румынией (об этом в 1989-90 гг. умалчивалось или говорилось, якобы, Россией). Вскоре вопрос перерос в достижение полной независимости, а затем – в соединение с “матерью-родиной – Великой Румынией”;

• требовалось прекратить “колонизацию Бессарабии” (Молдавии), то есть переселения сюда жителей из других частей страны. С прекращением “колонизации” националисты связывали возможность наделения молдавских крестьян землей, обеспечения квартирами, занятия высоких должностей и др.;

• требовалось укомплектовать всю администрацию многонациональной Молдавии только лицами из “коренной национальности” (и только “хорошими румынами”), о прохождении молдаванами воинской службы только на месте и с командованием на родном языке (румынском). Практически этот вопрос предполагалось решить путем приема экзамена на знание государственного языка. Конституцией таковым назывался молдавский, а фактически надо было сдать экзамен по румынскому языку. Так решалась задача овладения всем аппаратом власти и управления;

• для завоевания влияния в массах важнейшее место занял национальный вопрос. Активизировалась деятельность различных клубов, обществ на территории Молдавии, а также землячеств, организованных студентами-молдаванами в учебных заведениях России (СССР). На них обсуждались проблемы истории, языка, культуры молдавского народа с широким привлечением “лекторов” – в недалеком прошлом выходцев из Румынии или румынских эмиссаров;

• слова о необходимости борьбы с несправедливостями, за полное равноправие всех наций и народностей (не говоря конкретно, в чем выражалось ранее это “неравноправие”) вылились затем в призывы создать такие условия, чтобы ни с кем не разделять господства. Добившись поставленной цели, вчерашние борцы за справедливость тут же воспользовались всеми преимуществами правящей касты, в том числе незаконно получили все от своих предшественников (партийной номенклатуры) и даже значительно больше, с попранием законодательства;

• националистические идеи получили особое развитие среди интеллигенции (учительства, медиков, научных работников) и заразили студенческую молодежь. Ее убеждали, что она светоч всего нового, передового, а старшее поколение – тормоз. Многолетний опыт опошлялся и заменялся умозрительными рассуждениями;

• большинство молдаван выступало за воспитание и преподавание в учебных заведениях на молдавском языке. Но вскоре в Молдове отвергли не только существование молдавского языка, но и самих молдаван. Признавались только румыны и румынский язык. Молдаван, не признающих такой перемены, зачислили в “манкурты”, “плохие румыны”. Молдавский язык назвали “царанским” (мужицким, крестьянским). Для искоренения “некультурного”, “второсортного” языка в Бессарабию завозили литературу и преподавателей-румын из Румынии. Эмиссары охаивали культуру молдавского народа.

Описать все случаи нарушения прав человека в Республике Молдова в 1989-90 гг. невозможно, да в этом и нет нужды. Приведу лишь наиболее очевидные. Это:

• принятие Верховным Советом МССР в августе 1989 г. дискриминационных законов о функционировании языков;

• противозаконные увольнения по национальному признаку (признанные Постановлением Верховного Совета ССРМ от 14.11.90 г., но отрицавшиеся уже Постановлением Верховного Совета ССРМ от 28.12.90 г., поэтому требования Указа Президента СССР М.Горбачева о восстановлении на работе незаконно уволенных, уравнении в правах граждан всех национальностей не были выполнены. В результате органы власти и управления превратились не просто в мононациональные, а народнофронтовские – националистические);

• “узаконенные” увольнения на основании аттестации кадров на предмет знания румынского (не молдавского!) языка;

• методом “чистки” НИИ, предприятий, учреждений и организаций избрали их ликвидацию, а затем создание новых с теми же функциями, но с “обновленным” составом. От претендующих в “обновленные” “преобразователи” требовали знания румынского языка и поддержки НФМ. Так “законно” избавлялись даже от депутатов Парламента Молдовы, уволить которых обычным способом невозможно;

• найти защиту от таких увольнений было невозможно даже в Парламенте, так как Департамент по национальным делам был бесправным, а его состав определен без консультаций с лидерами национальных меньшинств. Поэтому он выступал за насильственную ассимиляцию (румынизацию) всех нацменьшинств. Дискриминационный закон о языках был даже меньшим злом, чем злоупотребления и безнаказанность за его нарушения;

• после декабря 1990 г. Парламент Республики Молдова отказался рассматривать вопрос ущемления прав немолдаван, отрицая факты самих нарушений;

• даже Маршалу Советского Союза С.Ахромееву, депутату Верховного Совета СССР от МССР не была предоставлена возможность выступить в Верховном Совете Республики Молдова (он вскоре погиб при загадочных обстоятельствах);

• отрицание права на землю и автономию гагаузского народа в составе Молдавии и попытка силового решения этого вопроса в октябре 1990 г.;

• расстрел безоружных дубоссарцев 02.11.90 г., отстаивавших право жить и трудиться на земле своих предков и пользоваться родным языком;

• насилия против депутатов Верховного Совета РМ – противников НФМ;

• ущемление прав военнослужащих-немолдаван в отношении прописки и обеспечения жильем;

• отказ предприятиям Приднестровья в переходе на региональный хозрасчет (хотя в других регионах СССР и Республики Молдова он насаждался. К антиперестроечным силам был отнесен даже М.Горбачев – инициатор перестройки);

• Комиссия по совершенствованию механизма реализации Закона РМ “О функционировании языков на территории МССР” и пересмотру условий аттестации кадров заседала лишь один раз и не приняла никакого решения;

• национальные меньшинства (в том числе русские и украинцы) были низведены до национальных групп, неполномочных решать национальные вопросы, так как их права, якобы, международными актами не регламентируются;

• выборные органы власти на местах упразднили. Их заменили префектами, назначаемыми из Кишинева;

• многие русские детские садики и школы были преобразованы в румынские, а в смешанных – ликвидированы русские группы. Русские школы превратили в румынские с русским языком обучения “в свете концепции национальной молдавской школы”. При этом сократили часы русского языка и литературы, преподавание истории СССР заменили “Историей румын”. История России изучается наряду с другими странами;

• в средних и высших учебных заведениях сократили группы с русским языком обучения, в которых обучались не только немолдаване, но и молдаване, в недостаточной степени владеющие румынским языком. Ухудшилось качество преподавания в оставшихся русских группах, так как многих преподавателей, недостаточно владеющих румынским языком или не согласных с НФМ, уволили;

• со второй половины 1990 г. насилие против несогласных с НФМ переросло из формально негосударственного в государственное. Его возглавили Министерство национальной безопасности и лично Президент Республики Молдова М.Снегур (см. далее откровения И.Илашку). По предписанию премьер-министра М.Друка в октябре 1990 г. ректоры высших учебных заведений сформировали из студентов отряды волонтеров по 200-400 человек (всего с учетом набранных на площади Кишинева их было около 35 тысяч). Государство обеспечило финансирование походов 25.10.90 г. на Комрат и кровавой бойни в Дубоссарах 02.11.90 г. Руководство волонтерами осуществляли лично М.Друк и Министр внутренних дел ССРМ И.Косташ (они в течение недели красовались на экранах телевизоров у карты, изображая из себя великих военных стратегов). Дорогу волонтерам прокладывала полиция;

• даже в Верховном Совете Республики Молдова 03.11.90 г. М.Друк и И.Косташ были встречены криками народных депутатов: “Убийца!”, “Жос!” (“Долой”). Но через короткое время здание Парламента было блокировано боевиками НФМ. Дрогнувшие депутаты не смогли собрать требуемое количество голосов для смещения душегубов;

• несмотря на Постановление Парламента Молдовы от 14.11.90 г. об обеспечении безопасности депутатов, уже 15.11.90 г. три народных депутата Республики Молдова были избиты и ограблены в центре города. Полиция ничего не предприняла против бесчинствующих молодчиков, избивавших прохожих на улицах Кишинева только за то, что они не отвечали по-румынски. Особенно массовым было насилие (при бездействии полиции) над депутатами и населением Кишинева, принимавшим участие в организации Всесоюзного референдума и в голосовании с 14 по 17 марта 1991 г. по вопросу о сохранении СССР;

• средства массовой информации и лично Президент М.Снегур представляли бандитов в качестве патриотов. 22.02.91 г. Председатель Верховного Совета ССРМ А.Мошану так заявлял народным депутатам о невозможности снятия М.Друка: “Премьер собрал боевиков, могут возникнуть непредвиденные события, акции...”;

• 30.04.91 г. без санкции Советов кишиневские власти задержали, насильно доставили в прокуратуру и допросили приднестровских депутатов В.Загрядского, Л.Матейчука и Г.Маракуцу;

• ст. 15 Закона “О гражданстве Республики Молдова”, принятого 05.06.91 г., требует знания государственного языка для приобретения республиканского гражданства, а также представления доказательств “преданности”. Согласно ст. 20 того же Закона, лишить гражданства могут “сеющих национальную рознь”, “подрывающих безопасность”. К подобным “преступлениям” прокуратура Республики Молдова уже в августе-сентябре 1991 г. причисляла любую оппозиционную режиму деятельность;

• после принятия Верховным Советом ПМССР 12.03.91 г. Постановления “О первоочередных мерах по сохранению самобытности молдавского народа, его языка и культуры”, Президиум Верховного Совета ССРМ 16.04.91 г. принял Постановление “О фактах грубого нарушения законодательства и ущемления прав граждан республики на территории Дубоссарского Совета народных депутатов”. “Преступление” дубоссарских депутатов состояло в том, что они отстаивали право молдаван обучаться на кириллической графике, обслуживавшей их родной язык в течение 600 лет. При этом “демократы” обошли оговорку приднестровского закона, касающуюся кириллической графики: “исключение допускается только по решению родителей учащихся”. Кроме того, Законом не запрещается открытие в ПМР школ с румынским языком обучения, так же, как и на любом другом (английском, французском и т.п.) или изучать румынский язык факультативно. Требуется лишь вести учебный процесс в соответствии с законами ПМР;

• в 1989-90 гг. националистически настроенные политики, обвиняя “русских” в неуважении молдавского народа и его достоинства, устраивая митинги и манифестации в Дубоссарах и Кишиневе в защиту молдавской культуры (тут же отрицая ее существование), требовали перевода Дубоссарской молдавской школы в строящееся новое здание (школу № 1). Несмотря на очевидные неудобства для детей и родителей-молдаван, власти пошли навстречу настойчивым требованиям националистов. Но утихли страсти, баламуты уехали за почестями в Молдову и Румынию, оставив неудобства своему обманутому народу. В 1999-2000 гг. молдавская общественность вновь обратилась с просьбой, но теперь уже перевести молдавскую школу в прежнее здание. Вот такие реалии.

Как и в 1917-1918 гг., действия агентуры Румынии в 1990-92 гг. в широких массах значительной поддержки не получили. Немало специалистов понимало, что отрыв Молдавии от России грозит потерей выгоднейших экономических, торговых и иных связей.

Власть к концу перестройки выглядела странно. Население, поддавшееся на уговоры националистов, избирало часто лиц лишь своей национальности. Выборность руководителей предприятий при их непрестанном шельмовании со стороны крикливой националистической прессы привела к замене многих опытных кадров.