Часть третья 6 page

Они провели у его постели больше двух недель.

- Больше мы ждать не можем,- сказал Бергтор, - время уходит, и нам пора. Мы очень любим Витовта, нашего товарища и друга, но ждать дольше не можем. С Хрюмниром назначена встреча через два дня. И он ждать не станет. А ещё чего доброго разозлится и уйдёт без нас. Но мы понимаем твои чувства, Хальвдан, и, если ты решишь остаться, я препятствовать не стану.

Как не уговаривали его товарищи, он был непреклонен и остался дежурить у постели больного.

Витовту становилось всё хуже и хуже. Он уже не приходил в сознание, а только бредил и в бреду шептал имя жены и маленькой ещё не виденной им дочери, милые родные на всём свете имена – Лебелия и Миндис.

Хальвдану не хотелось в это верить, и он боролся до последнего, но потом всё же понял, что бороться с собой бессмысленно, ведь Витовта уже не спасти никакими лекарствами и травами, и Хальвдан знал, хотя и не хотел признаваться себе в этом, что его друг должен умереть. Как не тяжела была бы для него эта потеря, он смирился с этой мыслью и уже не вскакивал по ночам в холодном поту, разбуженный бормотанием больного и не думал с содроганием о том, что скоро не увидит этого милого тонкого лица, не услышит этот низкий глубокий бархатистый голос. Он привык, и это было страшнее всего – привыкнуть к мысли о смерти самого дорогого и близкого друга и побратима и уже не вздрагивать при мысли о ней.

***

Высоко-высоко над облаками, там, где чистая прозрачная синева небес смешивается с розовым светом зари, в головокружительной вышине то ли стоял, то ли парил над землёй воздушный замок – Вальхалла, замок Одина. Вокруг дворца парили прекрасные птицы и цвели роскошные сады, а на зубчатой из розового камня стене страны богов Асгарда Сидел, раскинув крылья большой белый орёл. Он сидел и смотрел на Витовта своим большим круглым глазом. А он, Витовт, летел на орлиных крыльях к этому дивному дворцу, он ведь тоже был орлом таким же белоснежным и прекрасным как и тот на стене, страж Вальхаллы. Но вдруг сидевший на стене орёл взвился и камнем бросился на пришельца. И его острые когти вонзились в мягкую плоть орла-Витовта. Во все стороны полетели перья, и орлиный клёкот был слышен даже в Мидгарде среди людей. Как не старался Витовт прорваться к замку отца богов, могучие когти и клюв противника не давали ему подняться ни на дюйм. Но вот оба орла выбились из сил и, тот, другой орёл, собрав последние силы, погнал орла-Витовта к земле и сбросил с вершин небесной горы, на которой и стоял Асгард. Витовта окутала плотная пелена облаков и больше он ничего не видел. А потом всё закружилось, замелькало, и он открыл глаза в совершенно незнакомой комнате, где рядом с ним на полу плакал его названный брат, Хальвдан.

- Что произошло, Хальвдан?- слабым голосом спросил он и сам удивился, каким слабым и тихим стал его голос.

- О, боги! Ты жив?!- вскричал Хальвдан.

И Витовт понял, что с ним произошло и кто был этот орёл там, наверху у ворот Вальхаллы – это был его умерший двадцать лет назад брат Алан, он не дал Витовту пройти через врата Одина и вернул его назад, на землю жить, снова жить, вернул навстречу горестям и новым страданиям. Но он почему-то был благодарен за это брату.

- Ты жив, но как же так?! Это просто чудо какое-то!

- Скажи спасибо моему брату,- через силу улыбаясь, ответил Витовт.

Поправлялся он медленно и словно бы неохотно, словно не хотел возвращаться в этот мир к делам и обязанностям воина, к тревогам и страданиям.

Когда они догнали отряд прошло уже больше месяца, а отряд продвинулся далеко на север. Тут-то к ним незаметно присоединился и Гуннар. И пока его обнаружили прошло ещё немало долгих утомительных дней похода, потому что мальчик умело замаскировал себя под юного воина и не сразу можно было распознать в нём сына скрывающегося в лесу кузнеца Эолмира.

От воинов Витовт узнал последние новости. Теперь отряды Бергтора называли не иначе как «Серые Призраки», потому что они неуловимыми стайками, то поодиночке, то вдвоём, то целыми группами или даже отрядами неожиданно и бесшумно появлялись перед растерявшимся врагом, наносили стремительный и сокрушительный удар и также быстро и незаметно таяли в утреннем тумане, в болоте или в лесной чаще. В стане Олава уже начали поговаривать о вознаграждении за голову бесстрашного и неутомимого Бергтора, что уже стоял поперёк горла великому ярлу севера как большая рыбья кость.

Прошло две недели. И за эти две недели Олав не только узнал о возвращении Витовта с названным братом, но и испытал на себе, что значит «поруганная честь викинга». Он на собственной шкуре испытал, какова злость и месть оскорблённой чести. Серые Призраки были повсюду, все окрестные леса кишели ими и не проходило дня, чтобы из разных концов страны не приходили грозные сообщения об убитых и раненых. Вскоре Олав с ужасом узнал, что главнокомандующим самого многочисленного из отрядов назначен Витовт, а его названный брат ему во всём помогает. Олав назначил вознаграждение тому, кто доставит к нему живыми этих двоих. Вот тогда-то он поквитается с ними за всё! А особенно с этим мерзавцем Вебергом. Ох, как он надоел ему, великому ярлу северных земель. Но ничего, скоро он будет в его руках.

Его слова не пропали даром. На всех дорогах были усилены сторожевые посты, а в леса были высланы отряды хорошо вооружённых воинов, но берсерков среди них не было, они позарез были нужны самому Олаву.

Отряды Хрюмнира, напротив, действовали открыто. Ими уже было дано несколько небольших и никак не решавших дела сражений на больших дорогах, но они давали возможность беспрепятственно продвигаться к столице, где намеревались встретиться два войска.

По мере приближения к столице «лесные» нападения бергторовцев участились. Но на дороге к крепости отрядам Бергтора пришлось сразиться с отрядом неприятеля. Бились долго, но вот все с ужасом увидели, что Витовта, любимого всеми хёвдинга одного из отрядов, окружили со всех сторон и оттесняют от остальных. Бешено сражаясь, Витовт видел как несколько человек отряда во главе с братьями Ингварссон несутся к нему, расчищая штыками и мечами вражескую толпу. Вот они уже рядом, уже близко. Но тут Баллар охнул и схватился рукой за бок, его ранило дротиком, пущенным в него Асгиром, одним из самых коварных и жестоких воинов Олава. Но вот братьев с их малочисленным отрядом оттеснили, что-то ударило по голове Витовта и уже как бы в тумане он видел, что пего подхватили, связали кожаными ремнями и поволокли куда-то. Но вот всё зашаталось и поплыло у него перед глазами, и он провалился в темноту.

Пришёл в себя он только на следующий день, потому что никто не заботился о том, чтобы привести его в чувства, и обнаружил себя лежащим на сыром земляном полу в каком-то подвале с задвинутыми тяжёлыми дубовыми засовами дверями. Руки его были связаны за спиной, он лежал ничком, лицом вниз, руки сильно затекли и болели. И он понял, что находится в плену у Олава, но где и сколько времени он так пролежал, ему было неведомо. Через час-полтора ему принесли еду: жидкую похлёбку и кусок чёрствого хлеба и, выходя, страж его сказал, что скоро за ним придут, но кто и скоро ли, не уточнил. Оставалось только ждать и гадать, где он и что с ним.

«Где же наши,- с отчаянием думал Витовт, - знают ли они, где я? Победили мы или нет? И что с братьями?»

Но на все эти вопросы не было ответов.

Ещё через час к нему вошёл Асгир. Этого человека по слухам боялся сам Олав, а об остальных и думать нечего. Это был широкоплечий шести с половиной футов ростом детина с темно-рыжими, как червонное золото, волосами и с наглым самоуверенным взглядом всегда сощуренных каких-то мутных зеленоватых глаз. Грубое самоуверенное выражение его лица было неизменно, словно маска, а всегда сощуренные зеленоватые глаза смотрели нагло и насмешливо.

Он остановился напротив двери, скрестив на животе полные волосатые руки, и вызывающе насмешливо посмотрел на лежащего на полу беспомощного пленника.

- Встань-ка или сядь, по крайней мере, поговорить надо,- прозвучал в тишине его высокий неприятный голос.

Витовт не повернул головы и оставался в том же положении, невзирая на выжидающий взгляд и слова этого ненавистного ему человека. Асгир подошёл к нему и развязал руки. Витовт потянулся и потёр затекшие запястья.

- Ну, теперь-то ты, по крайней мере, должен быть мне благодарен,- снова зазвучал неприятный высокий голос.

- С чего это я должен тебя благодарить? Ты взял меня в плен, оторвал от друзей, и я теперь не знаю, где они и что с ними.

- Ну, ну, ты не дерзи, иначе у меня на тебя управа найдётся,- и он презрительно рассмеялся. – долго ты не видал свою жёнушку, правда?- со смехом спросил он, - Эй, Хрольв, приведи её!

Витовт удивлённо вскинул на него ярко горевшие голубые глаза.

- Да, она у нас, не удивляйся! Давно мы тебя к ней ждали.

Открылась дверь и кто-то втолкнул в неё растрёпанную Лебелию в рваной сорочке и с избитым лицом, и дверь снова закрылась. Увидев супруга, она изумлённо раскрыв глаза, застыла на пороге. Но потом закричала и бросилась к нему, но Асгир грубо схватил её за руку.

- Стоять, дура!- прикрикнул он, - иначе ему не жить!

- Вы… вы её били?!- голос Витовта прерывался от возмущения.

- Конечно,- не без удовольствия проронил Асгир, - а ты думал, мы её здесь пряниками кормим и в каретах катаем, а? А теперь слушай меня и запоминай, что я скажу. Она останется у нас до тех пор, пока ты не согласишься с нашими условиями мира. Мы заключим мир с Адальрадом, если ты и твой названный братец не станут более нас преследовать и согласятся с нашими условиями.

- Ни за что!- вскричал Витовт.

И без того узкие зеленоватые глаза превратились в узкие щёлки. Он зашипел и бросившись к Лебелии, схватил её одной рукой за горло. Молодая женщина закричала и принялась вырываться, но из стальных объятий вырваться ещё не удавалось никому.

- Витовт,- сдавленно прохрипела Лебелия и попробовала было оттолкнуть своего врага при помощи заклинания, но он лишь расхохотался:

- Ничего не выйдет, мы находимся слишком далеко от тех мест, где действовали ваши никчёмные заклятьяшки. А теперь я поговорю с вами обоими по-своему!

И он с силой толкнул Лебелию на земляной пол и, выхватив из-за пояса кинжал, решительно направился к связанному беспомощному пленнику.

- Смотри, девка, что будет с твоим мужем, если я захочу!

Но не успели отзвучать ещё звуки его голоса как где-то высоко над ними послышался смутный шум, который всё приближался и нарастал. И Витовт с волнением и радостью узнал его…

Вот уже ближе, ближе топот полсотни ног и ржание лошадей, вот уже слышны крики и звуки борьбы. Это были они, его друзья и товарищи, не напрасно он думал о них, и они не оставили его в беде.

Как бы в подтверждении его слов послышались быстрые шаги, звон оружия и треск разламываемого дерева. Дверь разлетелась в щепы и в дверном проёме показался Баллар на лошади. Испуганное животное шарахнулось было в сторону от пахнувшей из погреба сыростью, но Баллар направил твёрдой рукой коня вперёд и, круша всё на своём пути, он буквально влетел в сырой погреб. За ним толпой вломились ещё с десятка три людей с мечами и топорами наголо. Лошадь заржала и встала на дыбы. Но всадник, первым ворвавшийся в погреб и, снёсший половину стены, уже спрыгнул с коня и бросился к связанному Витовту. Это был Баллар. В неверном тусклом дневном свете, проникавшем через выломленную дверь и в колеблющемся свете единственной лучины Витовт с трудом различал лица людей и что делалось вокруг. Он видел, как Асгир был отброшен одним из воинов к дальней стене и как его оглушили ободом топора. Но перед этим Асгир, истошно вопя, успел ранить воина, а затем, размахнувшись, запустил свой боевой нож прямо в лицо Витовта. К нему успели метнуться две или три тени и кое-как заслонить от смертоносного оружия, но нож всё же достиг цели и ударил Витовта тяжёлой рукоятью в голову. И, падая, глубоко ранил щёку. Удар был сильным, потому что нож был пущен умелой рукой, и Витовт потерял сознание. Уже на грани беспамятства он смутно видел, как несколько воинов подняли его и медленно понесли куда-то, и что к Лебелии тоже подошли несколько человек. Что было дальше он не помнил.

Когда он очнулся вокруг стоял яркий мартовский день, в голубом небе стремительно проносились первые, вернувшиеся из-за моря птицы, а ещё по-зимнему неяркое, но уже тёплое солнце стояло на южном краю небес, озаряя всё вокруг своим золотистым светом. Он не сразу ощутил, что земля под ним равномерно покачивается и сам он лежит на чём-то мягком и тёплом. Он не сразу осознал, что лежит на луке седла почти у самой гривы лошади, и лошадиная шея приятно согревает его, касаясь его плеча. Он медленно повернул голову и взглянул на воина, сидевшего на лошади. Он не сразу узнал его. Но вот воин заговорил:

- Очнулся, Витовт ярл! Мы уж думали, что этот Асгир тебя совсем пришиб.

Мягкий текучий голос Баллара успокаивал и согревал. И Витовт с благодарностью взглянул на него.

- Спасибо тебе, Баллар Ингварссон, что спас меня от этих злодеев, Олава и Асгира.

Баллар улыбнулся:

- Не меня тебе надо благодарить, а брата моего. Это он первым решился идти за тобой в логово к Асгиру. Ведь всем известно, что туда не осмеливаются идти даже самые смелые, ведь, говорят, что Асгир Жестокий берсерк и на службе у него берсерки, а его злых волкодавов знает, почитай, вся округа. Только берсерку могла прийти в голову такая смелая мысль. Я до сих пор удивляюсь, как ему, слепому, удалось утихомирить его волкодавов. Должно быть, они просто почуяли в нём хозяина, почуяли силу. Мы, кстати, сожгли его избу. Вон, видишь, там сзади ещё дымит.

Витовт поглядел назад, куда указывал рукой Баллар. И точно, над верхушками сосен стелился серый дым, медленно относимый ветром.

Витовт попытался приподняться, но Баллар остановил его, положив ему на грудь руку:

- Лежи, лежи, а то ещё свалишься,- мягко сказал он.

- А где… где она?- тихо, запинаясь, проговорил он.

Баллар сразу понял, о ком речь и с улыбкой ответил:

- Она у нас. Её нашли без сознания, и теперь её везёт Хёдмин. Да, не бойся,- добавил он, видя, как напряглось его лицо и, относя это к страху за жизнь супруги. – Его конь очень умён и сам хорошо знает, куда идти. Да и сам брат прекрасно управляется с ним и на слух.

Не успел он это произнести, как с ними поравнялся сам Хёдмин на вороной в яблоках лошади. Перед ним на передней луке седла сидела уже пришедшая в себя Лебелия и беспокойно оглядывалась по сторонам, ища глазами супруга. Вот она увидела его и замахала рукой, что-то звонко крича.

Поравнявшись с ними Хёдмин тоже неловко махнул рукой, при этом едва не задев проходящего мимо ратника.

- Спасибо тебе, Хёдмин за жену,- принимаясь на локтях и перегнувшись с седла, сказал Витовт.

- Ерунда,- весело ответил берсерк,- любой на моём месте поступил бы точно так же. А вот не будь с нами Баллара нам всем бы тогда пришлось бы худо,- и он благодарно улыбнулся, повернув своё незрячее лицо к брату, который перегнувшись с седла, потрепал его по плечу.

Затем Хёдмин вновь повернулся к Витовту и, перегнувшись с седла, прошептал ему в самое ухо:

- дочка твоя у Эолмира в лесу.

Затем он дал шпоры своей лошади и лёгкой трусцой поехал вперёд, обгоняя идущих пешком воинов.

Вокруг беспрестанно слышался гул множества голосов, топот и ржание лошадей, бряцанье оружия и шлёпанья высоких кожаных сапог по талому снегу. Лёгкое равномерное покачивание убаюкивало, и Витовт не заметил как заснул.

***

Долго ещё по раскисшим весенним дорогам пробирались они к крепостным западным воротам, где и должны были ворваться в город и соединиться с войсками конунга. Кончался Март, а они ещё стояли у брода через реку Нордвест, когда ещё в середине Февраля должны были подойти к городу. С востока приходили неутешительные сообщения. Докладывали, что Олав раскусил план врага и стремительно движется на запад по южной дороге в обход их позиций. Это не утешало, но воины пели и не думали горевать, ведь с ними был сам Витовт, благороднейший среди ярлов севера и Хальвдан, его названный брат, мудрый и отважный воин данов, что нечасто встречаются в этих краях.

Однажды, к сидевшим поздним вечером у ярко горевшего костра воинам подскакал на белой лошади и с развивающимся плюмажем на крылатом шлеме посланник. Он неожиданно вынырнул из весенней мглы и осадил лошадь у огня. Его сразу узнали по плюмажу – это был конунгов посланник. Он спешился и подошёл к сидевшим у костра.

- я послан к вам Адальрадом конунгом. Он хочет видеть одного из вас – берсерка Хёдмина слепого. Он здесь?

- Да, но что случилось?- спросило сразу несколько голосов.

- Дело в том,- ответил посланный, - что Олав ярл приказал выслать Хёдмина из страны, и наш конунг желает переговорить с ним завтра же,- добавил он, делая выразительный жест рукой. И направился к лошади, приглашая глазами за собой поднявшегося от костра Хёдмина. Потом он знаком отверг ещё одного коня и сказал:

- Мы поскачем вместе. Ты ж ведь слеп и вряд ли справишься с лошадью.

Хёдмин ничего не ответил, но сидевший у костра Баллар заметил, как напряглось его лицо и сказал, чтобы оба они слышали:

- Думаю, не многим удастся лучше справиться с конём, чем нашему Хёдмину. У него не грех поучиться и многим из тех задавак, что полжизни просидели в седле и уж воображают, что всё умеют и знают о лошадях.

Хёдмин обернулся и с благодарностью посмотрел на брата, точнее, попытался повернуть голову точно на голос и придать своему взгляду как можно больше мягкости. Его молчаливый спутник смутился, услышав эти слова, но виду не подал и подойдя к своей лошади, которая пряла ушами и беспокойно фыркала от огня и дыма и, легко вскочив в седло, бросил через плечо:

- Можешь взять свою лошадь.

Через несколько минут они уже скрылись в влажной весенней ночи.

Оставшиеся у костра задвигались, удивлённо смотря им вслед. Кто-то возмущённо сказал:

- Не понимаю, какое право имеет этот треклятый Олав самовольно решать, кому быть изгнанным из страны?

- Он ещё великий ярл,- возразили ему, - и к тому же наш Витовт с Хальвданом ведь повиновались ему.

- Но тогда Олав ещё не был вне закона. А теперь он не имеет право распоряжаться людьми конунга как своими.

Говорившего поддержал одобрительный гул голосов.

- И не пойму, зачем всё-таки понадобился конунгу наш Хёдмин?

Но на следующий день всё разъяснилось. И как тяжело было это разъяснение!

Ещё ночью подошли отряды Хрюмнира, и при утреннем свете неверного мартовского солнца огромное объединённое войско ринулось в распахнутые резные ворота. Оно текло нескончаемой лавиной, и жители, досыта истосковавшиеся в неизвестности, с радостными криками высыпали ему на встречу. Развевались бело-голубые флаги и знамёна самого конунга, под которыми шли войска. Сам конунг с небольшой дружиной и отрядом должен был присоединиться к ним уже в стенах крепости. От Олава всё ещё вестей не поступало, и отряды расположились на отдых на восточном противоположном конце крепости, откуда больше всего и ожидали нападения.

Воины разбили палатки и разложили костры. И вновь жизнь потекла своим привычным чередом походной лагерной жизни без суеты и спешки, без команд и сборов, без страха смерти ночлега под открытым небом.

Хёдмин появился в лагере к вечеру – запылённый, замёрзший и уставший. На тёмных ресницах блестел иней, и первым делом, не говоря никому ни слова, он прошёл к огню, и опустился перед ним на корточки, протягивая к уютно потрескивавшему костру свои озябшие руки. С четверть часа он так сидел, а затем встал и обернулся к собравшимся вокруг него людям.

Вздохнув, он начал свой рассказ.

- Когда мы с посланным прибыли ко двору конунга была уже глухая полночь. Мы остановились на постоялом дворе неподалёку от конунгова двора. Рано на рассвете посланный оставил меня одного дожидаться выхода конунга, а сам удалился. Было ещё слишком рано, и вся крепость ещё глубоко спала, когда я вышел с постоялого двора и направился к конунговому дому. Его окружала деревянная резная ограда, да, впрочем, вы же сами знаете. Но я-то не знал. Я обошёл её всю кругом. Каким же гладким было дерево! А столбы у ворот все сплошь резные, и на них изображены священные головы драконов, как на главных крепостных воротах.

- А ещё,- перебил его один из слушателей, - а на створках ворот прибит священный бронзовый щит с выбитыми на нём скрепляющими рунами.

- Да, точно, точно,- с радостью подхватил берсерк, - говорят, он так красиво сверкает на солнце,- он вздохнул, - жаль только, что я этого не видел. А потом ворота распахнулись так тихо, что я даже не заметил, и меня провели во внутренний двор. Вскоре на крыльцо вышел сам конунг и, увидев меня, ввёл с собой в дом. Я очень изумился, ведь не всякий удостаивается такой чести, разве что очень знатный гость да и конунгова дружина. Просторным и большим показался мне дом конунга, но всё же это не был дворец, а простая, хоть и очень просторная изба.

- Да,- вновь перебил его тот же воин, - но, говорят, что там у конунга все резные столбы позолочены и покрыты искусной резьбой, а камины во всех залах и помещениях не в полу, а сложены из красивого красного камня, и дрова в них смоляные, отчего там всегда аромат стоит, когда горят те камины.

- Но этого я не знаю, но знаю только то, с каким восторгом я шёл за конунгом в его покои, где он и принял меня. Вот так-то!- эти слова относились уже к заносчивому спорщику, который гордился тем, что больше него знал о конунговом доме.

- Конунг сказал мне причину, по которой вызвал меня.

Все затаили дыхание.

В наступившей тишине Хёдмин продолжал. И голос его звучал жутковато в этом полном молчании, с каким слушали его люди.

- Конунг сказал мне: «Берсерк Хёдмин Ингварссон, я вызвал тебя, чтобы сообщить о том, что ты объявлен воинами Олава Сварта вне закона. И Олав требует, чтобы ты немедленно был изгнан из страны и отправлен на остров Оттара. И ещё он сказал, что, если ты не покинешь Нордланд в ближайшие сутки, то любой из его людей, встретив тебя лицом к лицу может и должен убить тебя, и никакой закон отныне над ним не властен, если только твои родичи не захотят мстить за тебя. Ты знаешь, что я могу защитить тебя, на это власти у меня ещё хватит,- конунг горько усмехнулся при этом, - но я не хочу, чтобы ты погиб прежде, чем начнутся великие битвы, которых нам, видно, не избежать. И не хочу я, чтобы жена твоя осталась вдовой встоль юном возрасте, а дитя твоё так и не узнало бы отца. И я считаю, что тебе необходимо покинуть Нордланд, на время, пока Олав не присмиреет и не станет подзабывать тебя, тогда я прикажу своим людям тайно привезти тебя на родину.

и я приказываю тебе, берсерк, покинуть эту страну и отправляться на остров в северном море, на остров нидингов. Это место изгнания избрал для тебя сам Олав ярл, и я не властен повлиять на него. Он требовал для тебя пожизненного изгнания. Я согласился, и он не знает о моём решении выслать тебя из страны всего на полгода. Позаботься, чтобы до твоего отъезда никто об этом не узнал».

- Я спросил конунга – отчего же так взъелся на меня ярл, и он ответил: «Убивать в битве - это одно, а убийство в собственном доме – СОВСЕМ другое. И не тебе ли это знать. Ты с товарищами убил, и жестоко убил, одного из людей Олава, Асгира воина, которого тот очень ценил, и за это он и все его воины возненавидели тебя. Да к тому же именно ты, а ни Витовт ярл убил Сфагнума, его сына. Просто тогда не хотелось Олаву связываться с разъярённым берсерком, и решил отыграться на менее опасных своих недругах.

А теперь Олав взялся и за тебя. И, если ты как можно быстрее не покинешь Нордланд, месть его будет жестока, и не думаю я, что тогда и жене и брату твоему удастся избежать твоей участи. А теперь иди, простись с женой и завтра утром отправляйся, не мешкай. Лодка с двумя гребцами будет ждать тебя с вечера на берегу у Большого фиорда. Прощай, берсерк!» и он вывел меня на крыльцо. Там мы с ним простились»- окончил свой рассказ Хёдмин.

- Ну, так, где же ты пропадал весь день? Ведь от конунгова дома до восточной окраины всего несколько часов пути.

- Я не знал, что вы снялись с места сегодня утром и некому было мне сказать об этом. Я сначала пришёл на прежнюю нашу стоянку, а когда понял, что вы ушли, примяком направился сюда.

- Быстро же ты ходишь,- изумилось несколько голосов, - один почти через всю крепость за полсуток прошагал. Да, вот тебе и слепой,- добавили некоторые шёпотом.

- Так, что же ты намерен делать дальше?- спросили берсерка.

- Для начала отправлюсь проститься с женой, а потом… потом отправлюсь, куда велено. Вы не забывайте обо мне, братья. Жаль только, что я не увижу битвы, что непременно будет здесь, и не смогу самолично поквитаться с Олавом и его людьми. Больно долго этот проклятый ярл держал нас в подчинении, и я ненавижу его также сильно, как и все мы, хотя считают, что берсерки преданы ему, как собаки. Да, немало сраму перетерпели мы из-за поршивых перебежчиков, ну да ладно. Прощай брат и ты, прощай, Витовт ярл, пойду я.

И он скрылся в сгущающихся сумерках. Все долго смотрели ему вслед, годая, какую же судьбу напророчили ему вещие норны.

Рассвет вставал над долинами и узкими фиордами Нордланда, и белёсая пелена тумана окутывала остров и скрывала от глаз сторожевые скалы в устье Большого фиорда и зеленеющие вдали шхеры. Но вот туман начал стекаться в низины и затем клочьями улетать в неизвестность. Утренний свежий ветерок гнал его прочь вместе с остатками ночной мглы, в которой притаились злые оборотни и страшные ведьмы, что навевают на людей дурные сны и спящими утаскивают в своё логово.

В серой пелене рассвета стали вырисоваться далёкие шхеры, и сторожевые чёрные скалы, и узкие устья фиордов, и седые шапки гор, видневшиеся на севере и западе острова. Вот уже и первые лучи робкого весеннего солнца окрасили розовым те далёкие вершины, и вот уже вывезла солнце на небосвод в золотой колеснице прекрасная Соль, что целый день, не останавливаясь возит по небу солнце, и впряжены в колесницу двое белоснежных коней, Арвак и Альсвинн – Ранний и Быстрый. Вот уже темнеют под солнцем обширные поля, но в рощах и лесах, да и в тени домов снег ещё лежит сугробами. Деревья ещё стоят обнажёнными в лесах, и их голые корявые руки-ветви протягиваются к путнику, стараясь ухватить его за одежду, лишь тёмно-зелёные ели да ярко-зелёные сосны гордо стоят в своих нарядах среди этих мрачных тёмных великанов. И высокое небо уютно голубеет в вышине. И, кажется, что в этом ослепительном бело-голубом мире нет места горю и слезам.

И вот среди этого бело-голубого мира стояли у крыльца обширного рубленного дома двое – могучий воин и хрупкая девушка, так непохожие друг на друга. Это прощались на крыльце своего дома берсерк Хёдмин и его жена – юная красавица Лилиан.

Хёдмин сменил свой обычный наряд берсерка – цельную волчью шкуру, накидываемую без рубашки на льняную рубаху, накидку из оленьей шкуры и широкополую меховую шубу на случай морозов, которые ещё часто бывают ранней весной, а особенно в море. Но неизменная волчья шкура была уже сложена в лодке, ведь, если облачиться в звериную шкуру, можно и пережить любые опасности, ведь человек в шкуре своего священного зверя, сам перевоплощался в него, а всем известно, что берсерки – это и есть люди в звериной шкуре. Шуба его была распахнута, накидка держалась на одних плечах, а ворот рубахи был расстегнут. Он был без шапки, с непокрытой головой была и его жена. Её длинные, схваченные ремешком волосы лежали на спине, и ветер едва шевелил их. Она была в простом утреннем платье с наброшенной на плечи тёплой шерстяной шалью.

- Пожалуйста, не уезжай,- говорила она просяще, - я не выживу без тебя.

И слёзы ручьями потекли у неё по щекам. Он подхватил её на руки и прижал к себе. Лилиан обвила его за шею и, уткнувшись лицом в его плечо, зарыдала ещё сильнее. Хёдмина охватил какой-то сладостный восторг – снова он держит в объятиях свою жену, которая любит его и он, Хёдмин, не хочет, не хочет расставаться с ней. Но вдруг словно что-то сжало его сердце. Он помнил слова конунга, обещавшего ему тайно вывезти его с острова Нидингов, но ведь конунга могли убить, и тогда Олав возьмёт всю власть в свои руки, и тогда навсегда потерена будет для него и Лилиан, и Брат, и друзья, и родина! И так ему стало тяжело, что он заплакал. Когда горячие слёзы обожгли Лилиан, она подняла голову. Слёзы мгновенно высохли, она в изумлении смотрела на мужа.

- Ты плачешь, Хёдмин, что случилось?

- Ничего, просто я вспомнил о своих погибших товарищах.

- Не надо, не говори ничего,- необычайно серьёзно сказала она. – я знаю, куда̀ ты едешь! Ты сослан на остров нидингов. Ты нидинг, человек вне закона.

Глаза цвета морской волны вспыхнули:

- откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал? Баллар?

- Нет.

- Хринг, Хьялм?

- Нет, они хорошо выполняют твой приказ молчать,- улыбнулась Лилиан, - мне сказал это кто-то из берсерков. Я его не знаю.

«Надеюсь Хёдмин так и не догадается, что это был его родной брат!»- со страхом подумала она. «Когда он рассказал мне об этом, он прибавил, что мне лучше узнать это сейчас, а не потом, когда Хёдмина уже не будет на острове. Может быть, тогда я смогу что-нибудь сделать.»- так сказал он, но что могу я сделать, я, слабая женщина не могу изменить волю конунга».

И Лилиан снова заплакала:

- Не уезжай, здесь твои друзья: Витовт, Хальвдан, Бергтор и другие – они что-нибудь придумают. Ты можешь пока отсидеться в замке Вебергов, там тебя ни какой Олав не достанет. Ты можешь…