Глава 11. Я открываю глаза, чувствуя себя хорошо выспавшимся и отдохнувшим

Я открываю глаза, чувствуя себя хорошо выспавшимся и отдохнувшим. Темно. Теплый свет, испускаемый уличными фонарями, проникает в комнату через окно, позволяя видеть очертания мебели.
До меня доносится мирное сопение моего нового питомца, растянувшегося практически во весь свой, как выясняется, совсем не маленький рост. Разлегшись поперек кровати, он занимает практически все ее пространство, невероятным образом сместив меня к самому краю.
Я лежу, обводя комнату взглядом, поражаясь, насколько наши глаза зависимы от света. Сейчас, во мраке ночи, все цвета кажутся какими-то тусклыми и грязными.
“Хорошо Безымянному, темнота ему не мешает. Для него что день, что ночь — в любое время суток он видит одинаково хорошо. Вот бы и мне так”.
Глядя в потолок под звуки легкого урчания, издаваемого зверьком, я размышляю о прочих его особенностях.
Из прочитанного мною вчера я выяснил, что это существо может взбираться практически по любым поверхностям, кроме стеклянных; его слюна обладает лечебными свойствами, в чем я уже имел «удовольствие» убедиться. Его нрав в целом весьма мягок, но несмотря на это, он может быть смертельно опасным, что, опять-таки, я познал на собственном опыте.
Повернувшись на бок, лицом к существу, я провожу рукой по мягкой, шелковой шерсти, наблюдая, как животное слегка подрагивает всеми восемью лапками то ли от удовольствия, то ли от привидевшегося ему сна и начинает урчать громче.
Не знай я его второй формы, никогда бы не подумал, что это милое, безобидное с виду создание может с легкостью лишить жизни.
“Да никто бы не подумал. Нужно дать ему имя”.
Я продолжаю ласково гладить животное, перебирая возможные имена, но ни одно не кажется подходящим.
“Ладно, пойдем другим путем. Назову-ка я тебя, опираясь на твои особенности. Может, Кусака? Нет, ты же не просто Кусака. Как вцепишься своими зубищами, можно и без руки остаться. Может, назвать тебя Пушистиком? Вон какая у тебя мягкая, длинная и красивая шерстка”.
Но воспоминание о том, как как мягкая шерстка превратилась в длинные острые иглы, заставляет отказаться и от этой клички.
Тем временем, приоткрыв верхнюю пару глаз и тут же зажмурившись от удовольствия, зверек издает еще более громкое урчание.
“Точно! Назову тебя Урлыка, и слово можно сократить до слога “ур”. Ты так мило урчишь. По-моему, вполне подходящее имя”.
Словно услышав сквозь дрему мои мысли, животное медленно открывает все шесть глаз, потягивается, обнажая острые длинные когти и в тот же момент пряча их в мягкие подушечки лапок.
*Хозяин выбрал имя?* - слышу я в голове его сонный голос.
\Ага\, - улыбаюсь я, - \Будешь Урлыкой, сокращенно Уром\, - и отвернувшись от питомца, включаю торшер.
Комнату наполняет мягкий, приглушенный свет.
Зверек, потянувшись, принимает сидячее положение, широко зевая.
Я, уподобившись Уру, повторяю его действия и, свесив ноги с кровати, надеваю тапочки, бросая быстрый взгляд на часы: «05:30».
“Как-то рановато я сегодня встал, но при этом выспался. Странно”.
Поднявшись с постели, я направляюсь на кухню, чтобы сварить вкусного, ароматного кофе.
Питомец, выказывая восторг по поводу своего имени, движется следом, не отставая ни на шаг.
*Урррлыка? Уррр? Уррру нравится. Хозяин выбрал имя. Урррлыка больше не Безымянный. Уррр счастлив*.
\Я рад, что тебе понравилось имя\, - отвечаю я, включая кофе-машину.
Зверек, заняв свободный табурет, выжидательно на меня смотрит.
\Будешь молоко?\ - обращаюсь я к нему.
*Уррр будет то же самое, что и хозяин*.
\Кофе? Ты будешь кофе? Может, все же молока? Не думаю, что кофе тебе понравится\.
Не обращая внимания на реакцию питомца, я подхожу к холодильнику и, достав пакет с молоком, а из шкафа миску, наполняю ее до краев. Поставив посудину на пол перед окном, я жестом велю Уру приступать к завтраку.
Спрыгнув с табурета, зверь подходит к миске и, бросив на меня не совсем довольный взгляд, начинает лакать молоко. Я же, налив себе кофе, положив сахара и разбавив напиток молоком, делаю глоток, прикрывая глаза от удовольствия.
Ур, быстро расправившись с содержимым миски, жмурит свои невинные, совершенно безобидные голубые глаза.
*Урррлыка хочет мяса*, - заявляет зверь.
Я немного недоволен тем, что меня отвлекают от ароматного и невероятно вкусного кофе, но все же достаю остатки мясных кусочков в сливочном соусе, которые приготовил вчера вечером в честь нашего знакомства с Уром, и разогреваю в микроволновой печи.
Питомец облизывается, не отходя от миски, и, задрав мордочку вверх, ловит носом приятные запахи. Как только блюдо слегка подогрелось, я наполняю едой чистую тарелку (негоже есть из грязной посуды) и убираю пустую миску.
Урлыка тут же жадно начинает поглощать свой утренний завтрак.
Я же после кофе и утренних процедур надеваю свои старые вещи, в которых всегда хожу в учебное заведение. Практически готовый к выходу из дома, бросаю взгляд на рюкзачок, одиноко стоящий около входной двери.
Первое, что я обнаруживаю, открыв его, это три пачки кредитов, лежащие на самом верху.
“Дэус д'е Море, что же ты во мне такого нашел? Эти огромные суммы, которые ты мне даешь при каждой нашей встрече, неожиданный подарок...”
Мой взгляд мгновенно переносится к разместившемуся на диване и с усердием вылизывающему себя Урлыке. Чувство благодарности пополам с нежностью к этому суровому, внушающему ужас практически каждому обитателю Эранса мужчине, пронзает меня, заставляя мое сердце сжаться.
Я вынимаю деньги из рюкзачка и прячу их на полочке в шкафу, удивляясь спокойствию, с каоторым я это делаю.
“А ведь раньше эти кредиты не вызывали у тебя ничего, кроме отторжения. Что изменилось? В какой момент ты стал нормально относиться к деньгам, полученным столь недостойным путем? В какой момент та жизнь, которую ты сейчас ведешь, стала нормой?”
Я не могу ответить себе на этот вопрос, как и не могу не признать тот простой факт, что теперь эти деньги действительно не вызывают у меня негативных эмоций.
“С другой стороны, разве у тебя есть другой выход, кроме как принимать реальность такой, какая она есть? Что ты можешь изменить в данный момент? Ничего. Ты можешь только продолжать плыть по течению, озираясь по сторонам в поисках хотя бы одной соломинки, ничтожного шанса выбраться из этого бурного потока”, - продолжает философствовать мой внутренний голос.
Я закрываю шкаф, вновь устремляя свой взгляд на Ура, вылизывающего одну из задних лап. Мои мысли машинально возвращаются к Дэусу д'е Море.
“Может, он и является той самой соломинкой?”
Я ухмыляюсь.
“Скорее, высоким дубом, чьи ветви тянутся по всему Эрансу, накрывая его, словно кроной”.
Ни для кого не секрет: Стражи крепко держат в своих руках наш мир, опутав его созданными Советом законами и правилами. Именно Декесусы являются негласными правителями. Их боятся и уважают; для кого-то они благодетели, для кого-то палачи. А на самом верху, словно паук, сидит Дэус д'е Море, круглые сутки следя за исполнением каждого пункта законодательства, принятого Правящим Советом. Именно он является судьей, именно от его решения зависит, жить человеку или нет.
“Кто же он для тебя, Аэль? Благодетель или палач?”
Подойдя к рюкзачку, я вновь бросаю взгляд на белу, все еще усердно приводящего свою шерсть в порядок.
“Скорее, благодетель. В обратном случае, зачем Дэусу дарить тебе такой подарок, заступаться за тебя, предлагать покровительство? Хорошо, с двумя последними пунктами все ясно: скорее всего, он не столько заступался за тебя, сколько выполнял свои прямые обязанности Стража. Покровительство? Отдыхать тоже нужно. Но вот подарок... Этот его жест совершенно мне непонятен. Может, все же ты ему не безразличен? Может, ты что-нибудь значишь для него? Может, стоить принять его предложение?”
Я засовываю руку в рюкзак и, поражаясь беспорядку, царящему там, достаю перепачканную в крови салфетку.
“Да-а, Аэль, знатно ты погулял. Это надо же, упиться до такой степени, что упасть со сцены. А что ты вытворял в «Ампире»?!”
Щеки мгновенно обдает жаром, а чувство стыда вновь врывается в дверь моей души, поднимая там невообразимый хаос.
“Спрашивается, зачем было класть сюда перепачканную кровью салфетку? Неужели до мусорки было так далеко? Не-ет, Аэль, пить тебе категорически запрещено”.
Быстро поднявшись, с чувством омерзения к самому себе я выкидываю салфетку в мусорное ведро, давая себе обещание больше никогда не прикасаться к туманящим разум и толкающим на совершенно не адекватные действия напиткам.
Вернувшись обратно, я продолжаю наводить порядок в рюкзачке.
На этот раз я выуживаю сломанный, по словам Нейе, планшет, экран которого перемазан засохшей кровью. Машинально я провожу пальцем по поверхности, надеясь очистить ее. Естественно, у меня это не получается, и я уже было открываю рот, чтобы сказать пару крепких словечек в свой собственный адрес, как планшет неожиданным образом активируется.
“Это что еще такое?”
Я впиваюсь взглядом в экран, присаживаясь на краешек дивана.
“Нейе же говорил, планшет сломан. Неужели обманул? Нет. Он не мог. Странно. Нужно будет поговорить с ним по этому поводу”.
«Я этот планшет сегодня на улице подобрал...» - вспоминаются мне слова танцовщика.
“Интересно, что же в нем? Сейчас узнаем”.
Поддавшись любопытству, бросаю взгляд на часы и вижу, что времени у меня достаточно для изучения данного предмета. Была не была: я нажимаю на экран.
Обнаруживаю два файла: один видео, другой в текстовом формате.
Не в силах преодолеть снедающее меня любопытство, бросаю еще раз взгляд на часы и, поудобнее устроившись на диване, открываю видео файл.
В начале камера показывает самый обычный стул, одиноко стоящий на фоне светлой стены. Затем, вынырнув откуда-то, на него садится весьма симпатичный светловолосый мужчина с нереально правильными, просто ангельскими чертами лица. Его плечи покрывают прямые густые волосы.
Не веря своим глазам, я узнаю в мужчине отца, внешность которого мне известна благодаря одному-единственному сохранившемуся фото. Этот человек, давший мне жизнь и покинувший наш мир, едва мой плач раздался в больничной палате (по крайней мере, именно такая версия известна мне от второго отца, погибшего в уличных разборках), сейчас живой и невредимый смотрит на меня с экрана планшета светло-голубыми глазами.
“Этого не может быть! Он же умер?!”
Ураган самых разнообразных эмоций захватывает меня. Отрешившись от всего, я впиваюсь взглядом в экран, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг.
Тем временем, столь знакомый и одновременно совершенно неизвестный мне мужчина начинает говорить:
- Здравствуй, Аэль! Если ты смотришь эту видеозапись, значит, мои опасения подтвердились и меня уже нет в живых, - у него, оказывается, на удивление приятный, мягкий тенор.
- Папа, - тихо шепчу я, до сих пор не веря своим глазам.
“Этого не может быть. Это какая-то злая шутка”.
Тем не менее, мужчина является точной копией моего отца на фотографии. Моргнув несколько раз, я вновь устремляю пристальный взгляд на картинку.
- Если ты смотришь эту видеозапись, значит, Завейю удалось тебя найти. Слушайся этого человека и помни: он единственный, кому ты можешь полностью доверять, особенно после той информации, которую сейчас услышишь.
“Завейю? Кто это такой? И почему я могу доверять только ему?”
В памяти вновь всплывают слова Нейе.
“Наверное, этот Завейю потерял планшет, а Нейе его подобрал”.
Тем временем отец продолжает:
- Пожалуй, я начну с самого начала. Я — Алин Саусвон, родившийся и выросший в полноценной семье среднего достатка. У меня есть два брата, это серьезные и ответственные одисы, занявшие в нашем мире свою ячейку.
Сейчас они, наверняка, обзавелись семьями и у них есть дети. В отличие от братьев, я дженуи. Поскольку я был единственным в семье, получившим при рождении гены, способные породить жизнь, отношение ко мне всегда было особенным.
Я вырос в заботе и внимании. Родители не чаяли во мне души. Я получал все, что хотел. Любой мой каприз исполнялся, стоило мне только открыть рот или пустить слезу.
Возможно, именно такое воспитание, вседозволенность, которой я пользовался, сделали из меня избалованного, зацикленного на своих потребностях человека.
Ко всему прочему, материнский инстинкт, заложенный природой во всех дженуи, во мне напрочь отсутствовал. Я не любил детей и не собирался выполнять свою главную задачу — продолжить род и дать жизнь минимум двум членам нашего общества, как предписано законодательством.
Но судьба справедлива, теперь я это понимаю.
Я, как и все, поступил в университет. Хотя я и оказался весьма слабым магом, способности к целительству все же были обнаружены.
Меня принял в свои ряды клан Витаэ. Родители и братья были весьма счастливы, поскольку не были уверены, возьмет ли меня к себе клан, в который испокон веков входила вся моя семья.
Я же, не понимая, что не смогу вечно жить под родительским крылом, учился спустя рукава, совершенно не стараясь добиться высот в предложенной мне профессии.
Не испытывая совершенно никакой любви к детям и не желая быть кому-либо парой, я отказывал тем немногочисленным претендентам, которые обращали свой взор на меня.
По окончании учебы, (до сих пор удивляюсь, почему меня не выкинули из учебного заведения?), как принято в любой семье Эранса, я начал собственную жизнь.
Вот тогда-то я и столкнулся с тяготами реальной жизни, которые, как я понимаю теперь, я полностью заслужил.
Я, не привыкший работать и нести хотя бы маломальскую ответственность, в скором времени лишился работы. Родители и братья переживали за меня и, несмотря на принятые обществом нормы, немного, по мере своих сил, мне помогали.
Могу сказать, это был нелегкий период в моей жизни... - он на минуту замолкает. На его губах появляется грустная улыбка, после чего отец вновь продолжает свою исповедь: - Но не будем отвлекаться.
Итак, как тебе известно, любой клан не приемлет ситуацию, когда его члены не приносят какой-либо пользы. Я относился как раз к этой категории людей.
В один прекрасный день меня вызвал к себе совет с предложением (хотя, на мой взгляд, это был в большей степени ультиматум): либо я соглашаюсь принять участие в каком-то неизвестном мне на тот момент эксперименте, для которого отлично подхожу, либо Витаэ изгоняют меня из клана.
Лишиться поддержки клана - это самое страшное, что может произойти с любым человеком, по крайней мере, именно так мне казалось на тот момент.
Испуганный перспективой оказаться в Эджентисе, я, не раздумывая, принял предложение клана.
Как я говорил ранее, на тот момент я не знал, в чем конкретно заключается суть эксперимента, да и, честно говоря, мне было все равно. Я знал лишь одно: я должен буду дать жизнь ребенку, отказавшись в дальнейшем от всех прав на него. Ребенок будет полностью принадлежать клану. Тогда я не обратил совершенно никакого внимания на этот нюанс. Для меня было главным не оказаться в Эджентисе.
Я подписал какой-то документ о неразглашении, с которым даже не счел нужным ознакомиться, и переехал в небольшое селение, располагавшееся рядом с лабораторными корпусами.
Даже сейчас мне жутко вспоминать первый визит туда, - отец морщится и поводит плечами. - Могу сказать, это действительно жуткое место. Белые стены, слегка голубоватый пол, невероятная чистота и коридоры, коридоры, коридоры.
Но не будем отвлекаться.
Итак, меня оплодотворили.
Могу сказать, это жутко неприятная и болезненная процедура.
Дальше моя жизнь вошла в размеренную колею. Три раза в неделю я проходил обследование, жил в небольшом домике, расположенном в селении, общался с другими магами, согласившимися принять участие в этом эксперименте.
В какой-то степени это было счастливым и спокойным временем, потому как я уже более не переживал по поводу своей судьбы. Я общался с такими же, как я, людьми. Вечерами мы собирались у кого-нибудь дома и разговаривали о различных малозначимых вещах.
Могу сказать, среди нас не было ни одного человека, кто бы по собственной воле согласился принять участие в этом странном для нас эксперименте. Всех вынудила жизнь.
Так, я, по-моему, вновь отвлекаюсь.
Итак, все вроде шло хорошо. Чувствовал я себя замечательно, пока в один прекрасный день не проснулся со стойким ощущением, что теперь не один, что во мне растет и развивается маленький человечек, и этот маленький человечек — мой сын. В тот момент все внезапно изменилось. Я словно по новому начал дышать, мир преобразился, окрасившись совершенно другими, более яркими красками. Кажется, именно в ту самую минуту я осознал, что у меня, наконец, появилась цель. И этой целью стал ты, Аэль, — мой единственный, любимый ребенок.
Я начал задумываться, какой будет твоя судьба в дальнейшем?
Словно услышав мой вопрос и ощутив мое беспокойство, Создатель откликнулся: я стал случайным свидетелем спора между двумя целителями. Я не буду раскрывать подробности их дискуссии, поскольку это лишняя и совершенно не нужная информация.
Запомнив лицо возмущавшегося ученого, взволнованного не меньше меня судьбой еще не увидевших свет детей, в один из визитов я подошел к нему и задал в лоб вопрос: «Что будет с моим малышом?»
Целитель, окинув обеспокоенным взглядом помещение, тихо пообещал связаться со мной.
Далее потекли дни ожидания. Встречи с другими, такими же, как и я, участниками проекта, стали мне не интересны. Я потерял аппетит и плохо спал, боясь и ожидая...
Но Целитель действительно сдержал свое слово. Вскоре я получил записку с датой, временем и местом встречи.
Сильно волнуясь и стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я пришел в указанное место.
Помню, была ночь. Небольшая беседка, опавшие листья (осень вступила в свои права) и промозглый, весьма неприятный ветер.
Целитель уже ждал меня.
Мы проговорили несколько часов.
Тогда-то я и узнал всю правду. Чтобы поведать о ней, немного вспомним историю.
Я думаю, ты знаешь о последней войне, уничтожившей всех женщин. Да-да, о той самой войне, погубившей старый мир и давшей жизнь новому. В годы послевоенной смуты, когда происходило формирование Совета, когда наш мир только-только поднимался на ноги, на одной из планет-спутников был обнаружен минерал, содержащий в себе клетки неизвестного вируса, способного заменить одни фрагменты ДНК другими. Именно при помощи него появились дженуи.
Естественно, ученые не остановились на достигнутом, пример тому - животный мир Эранса.
Но вернемся к настоящему.
Коалиция ученых с одобрения главы клана Витаэ решила начать секретный эксперимент по созданию полностью контролируемого мага с узконаправленными способностями. Сей проект получил кодовое название “Хамелеон”.
Оказывается, в меня поместили не простую сперму одиса, а генномодифицированную, измененную благодаря этому минералу.
Итак, мы подошли к самому главному.
Я должен был выносить дженуи, предназначение которого сводилась бы только к одному: давать жизнь сильным магам. Тебя бы не отпустили на свободу. Ты бы был лабораторной крысой, подопытным кроликом.
Я помню ужас, сковавший меня, когда я узнал эти подробности. Я помню, как сжалось мое сердце от страха за тебя и за твое будущее. Тогда я четко осознал одно: ни в коем случае я не должен допустить подобного. Любым способом мне нужно бежать, дабы иметь возможность дать тебе лучшую жизнь. Этими мыслями я и поделился в ту ночь с целителем, прося помощи.
Целитель не отказал, но сказал, что это будет непросто. Хотя это я и сам понимал: за всеми участниками проекта велось круглосуточное наблюдение.
К счастью, к тому моменту еще не начали вводить препараты, превратившие бы тебя в андроида, полностью подчиненного чужой воле. То есть у нас было немного времени для подготовки к побегу.
Это было нелегко, поскольку территория охранялась и полностью просматривалась, но у нас все получилось. Не спрашивай меня, как, я не хочу об этом вспоминать, да и нужна ли тебе эта информация?
Для твоего спокойствия скажу: целителю удалось полностью удалить все файлы, касаемые тебя и меня (только к ним он имел доступ), а так же скопировать информацию о твоей физиологии вот на этот планшет. (Надеюсь, она тебе пригодится).
И вот в ясную, лунную ночь, я без вещей, с клочком бумаги и планшетом в руках, покинул это злосчастное место.
Прежде чем продолжить свой рассказ, я хочу немного отвлечься и кратко изложить содержимое файла, на случай, если он не откроется или с ним что-нибудь случится. Такое может быть, после пережитого я ничему не удивлюсь. Пойми, я хочу по максимуму обезопасить тебя, пусть болезненным, но, как я считаю, эффективным способом, ведь знание — это сила.
Аэль, я не знаю, сколько сейчас тебе лет... Поступил ли ты учиться или проживаешь до сих пор в Эджентисе. Я не знаю, какой путь уготовила тебе судьба, поэтому слушай внимательно, это ОЧЕНЬ важно!
Ты не слабый маг. В тебе есть сила, и ее много. Но ты, к сожалению, никогда не сможешь ею воспользоваться, поскольку вся она направлена на создание и формирование новой жизни.
Кроме того, ты маг-универсал, но это не значит, что твое потомство будет таким же. Если ты понесешь от представителя клана Ардор, значит, твой ребенок будет сильным магом огня; если ты забеременеешь от мага, входящего в клан Ликуор, значит, твоему ребенку будет подчиняться стихия воды. Надеюсь, ты уловил суть.
Поскольку внутрь тебя не попал ни один препарат, который должны были ввести на следующем этапе, твой организм обладает несколькими защитными функциями. Ученые назвали бы это побочными эффектами, но я так не считаю.
Во-первых, твой организм вырабатывает определенные феромоны, благодаря которым ты будешь интересен для любого одиса. Пока ты не вступил ни с кем в половую связь, это влечение должно одисами легко контролироваться. Как только сексуальный контакт происходит, одис попадает в зависимость от твоих феромонов. Ты становишься для него словно наркотиком, от которого уже невозможно отказаться. Из прочитанных мною данных и заметок, заботливо написанных моим другом-целителем, чья судьба мне неизвестна, я понял, эти феромоны дарят одису радость, делая его более счастливым. Поэтому ОЧЕНЬ осторожно выбирай себе Пару, поскольку это на всю жизнь.
Во-вторых, ты наверняка заметил, что повреждения на твоем теле быстро заживают, хотя, скорее всего, этот процесс происходит намного болезненнее, чем у многих других. Это тоже, как сказали бы ученые, побочный эффект.
И в-третьих, какие-то лекарства могут действовать на тебя иначе, нежели на других людей, поэтому, очень прошу тебя, не принимай лишний раз что-либо. Твой организм сам себя излечит.
Вот и вся информация о тебе, которой я владею.
Теперь давай вернемся к истории моей жизни.
Пару недель я жил у друга, того самого целителя, который организовал мне побег. Имя этого мага Завейю Сокхейн. Этот человек сделал для меня новые документы. Не желая подвергать его опасности, поскольку гонка за мной, вернее, за тобой, уже началась, я решил скрыться там, где так боялся оказаться, - в Эджентисе.
Мне пришлось нелегко. Если бы не твой второй отец, предложивший стать его Парой, принявший тебя, как своего собственного сына, ты бы так и не увидел свет.
Хочу предупредить, Джийе ничего не известно, он считает тебя своим братом, и, наверное, лучше, чтобы это так и оставалось.
Вернемся к истории моей жизни.
Вторая половина беременности проходила крайне тяжело. Тогда я начал задумываться, что, скорее всего, не выживу и, сделав эту видеозапись, втайне от своей новой семьи (я так и не решился рассказать моей Паре правду о тебе), отправил ее Завейю.
Вот и все, мой дорогой и любимый сын. Прежде чем окончательно попрощаться с тобой, пожелать долгой и счастливой жизни, я хочу предупредить: я не знаю судьбу проекта, но хочу сказать, что после моего побега Чистки в Эджентисе стали происходить НАМНОГО чаще. По этому поводу твой второй отец очень часто ворчал. У него вообще был нелегкий характер, думаю, тебе об этом и так известно. Но я опять отвлекся.
Поскольку Чистки начали проводить чаще, я сделал вывод: Витаэ при поддержке клана Декесус продолжают поиски.
Надеюсь, сейчас, когда ты смотришь эту видеозапись, поиски прекращены. Но прошу, пожалуйста, держись подальше от этих кланов. Найди себе хорошую Пару, который будет любить и ценить тебя, и никому не рассказывай о том, что только что узнал.
Я люблю тебя, мой сын. Ты изменил мою жизнь. Ты изменил меня самого. Я не жалею ни о чем, потому как смог преподнести миру настоящее сокровище. Береги себя и прощай.
Изображение замерло. Я, вцепившись в планшет, перевожу мертвый взгляд на окно, чувствуя, как привычный мир вокруг меня безмолвно рушится.