Глава 19. Болезнь

Прошла неделя. Для Таки это было тяжелое время, полное трудностей и разочарований. Он начал разговаривать с другими львицами, но везде встречал неприятие. Странно, что, несмотря на слова отца, он избегал Эланну. Эланна была сестрой Сараби, а между сестрами секретов не бывает.

Он чувствовал себя неловко рядом с родителями, потому что боялся того, что они обсуждают за его спиной. Но в то время, как его мать вела себя как обычно, отец вел себя довольно странно, не только с ним — со всеми. Така начал беспокоиться, нет ли у его отца других проблем. Тем более некоторые львицы интересовались у него, о самочувствии Короля.

Ахади был раздражительным, то и дело ссорился. Акаси извинялась за него, говоря: «ему не здоровится». Она настаивала, чтобы Ахади сходил к Рафики, но он не придавал значения ее беспокойству, говоря, что «все это пустяки», и просил ее быть «паинькой».

Така был настолько поглощен своими мыслями, что не обращал внимание на здоровье отца. Однажды он бесшумно шел по лужайке на южной стороне Скалы Прайда, когда увидел Муффи, лежащего на спине рядом с Сараби. Они не заметили его, поэтому он замер и прислушался.

— Маленький львенок, ты здесь? — спросил Муфаса. Его лапа скользнула вниз живота Сараби. Она дернула лапой и захихикала.

— Прекрати, ты, бессовестный лев!

— Я твой муж. Я могу трогать тебя везде, где хочу.

— А я твоя жена. Значит, я тоже могу.

Она легонько толкнула его в грудь.

— Ой! Больно же!

— Сейчас тебе станет лучше. — Она поцеловала его и начала приглаживать его гриву. — И чем я только заслужила такое счастье?

У Таки сердце было готово выскочить из груди. Он побежал прочь от лужайки, прорываясь через кусты и высокую траву саванны. Зловещее полуденное солнце обжигало его как огонь. Все вокруг было омерзительно. Реальной была только его ненависть. Ненависть к твари, которой стал его брат. Ненависть к Сараби. Ненависть к самой жизни.

Он вспугнул кролика, пока несся. В два прыжка Така преодолел разделяющее их расстояние и прижал к земле беспомощное создание. В смертельном ужасе кролик уставился в красные от ярости глаза.

— О боги, — бормотал он. — О боги. Умоляю, отпусти меня! Умоляю!

— Он думает, что такой милый, лапая ее, — Така прищурился. — Я убью его. Да поможет мне бог, я убью его!

Кролик неистово дрожал в удушающих объятьях лапы Таки.

— Во мне почти нет мяса. О боги, я умру! О боги, боги! Пожалуйста, пощади меня.

— Ты знаешь, что я делаю с такими подонками? Грязным мерзавцем, укравшим то, что мое по праву?

Така почти вплотную приблизил морду к кролику. Его дыхание, насыщенное львиным запахом, окрашивало каждое его слово.

— Только дождусь подходящего момента, затем разорву их как газель.

Така сомкнул челюсти. Кролик едва успел взвизгнуть, прежде чем был разорван львиными клыками. Така поднял голову и отшвырнул кровавый трофей в сторону, оставив его лежать на траве.

— Как газель! Я разорву его в клочья, да поможет мне бог!

Между тем Королю становилось все хуже и хуже. На следующее утро Акаси обнаружила Ахади в бреду.

— Прогоните их отсюда! — кричал он. — Прогоните их!

— Кого прогнать?

— Просто прогоните их отсюда!

Шатаясь, он отошел к стене и, будучи защищенным сзади, в панике огляделся по сторонам.

— Акаси! Встань рядом со мной, быстро! Я защищу тебя!

Акаси погладила его лицо лапой.

— Ахади, дорогой! Все в порядке! Ты в безопасности.

— В безопасности? — спросил он, у него был отсутствующий взгляд. — Где Акаси? Мне надо прогнать гиен прочь с Земель Прайда, — по его роскошной гриве покатились капельки пота. — Я так устал. Гиены, они, похоже, всегда знают, когда я устал. Только расслабишься на минутку, и...

— Пожалуйста, приляг. Гиены убежали. Муфаса прогнал их.

— Муфаса? Он такой хороший мальчик. Где он?

Акаси подбежала к входу в пещеру.

— Зазу! Ради бога, быстрей сюда!

Зазу обеспокоенно влетел внутрь.

— В чем дело, Ваше Величество?

Ахади поднял голову.

— Мы должны немного отдохнуть. Надо найти тень — мне так жарко. Така, продолжай без меня, — Ахади повернулся к Зазу, но его взгляд был пустым. — И о чем они только думают? Иша, твои дети опять мутят воду на водопое!

— О боже, — прошептал Зазу. — Я лечу за Рафики.

Зазу полетел так быстро, как только ему позволяли крылья. Акаси легла рядом с пылающим от жара Ахади и поцеловала его в щеку.

— Я люблю тебя, дорогой. Помощь уже в пути. Ты слышишь меня, Ахади? Ты узнаешь меня?

Ахади начал часто и прерывисто дышать, но положил свою большую лапу на лапу Акаси.

— Думаю, я посплю, милая. Ты будешь рядом со мной?

— Конечно, родной! Конечно! — и шепотом добавила: — Боже, пусть они поторопятся. Я чувствую себя такой беспомощной. Боже, помоги.

Казалось, Рафики требовалась вечность, чтобы добраться до пещеры, хоть он и старался, как мог. Рафики прибежал, запыхавшись, с маленьким мешочком порошка чи'пим и посохом.

Он набрал воды из пруда, смешал в ней листья и дал смесь Ахади, чтобы сбить лихорадку и привести его в чувство.Затем Рафики проверил его глаза, оттянув веко. Он сунул палец в угол его пасти и пощупал. Потом он послушал его грудь. Лицо мандрила было мрачнее тучи.

Он отвел Акаси вглубь пещеры.

— У него были проблемы со сном в последнее время?

— Да.

— Онемение мышц?

— Он говорил тебе об этом?

— Нет. К сожалению, нет. Это симптомы ко’суул, — прошептал он. — Когда он придет в себя, отведи его через саванну к краю леса.

— Куда?

— Там будет лучше. Лихорадка отступит, и пару часов он будет в здравом уме. Но, дорогая, ты должна торопиться. Ему уже не увидеть луну этой ночью.

— О боги, нет!

— Тс-с!

— Ты шаман, — прошептала она, но так настойчиво, будто это был пронзительный крик, — ты ничего не можешь сделать? Ну хоть что-нибудь? Я не могу позволить смерти забрать его у меня! Просто не могу!

Он посмотрел ей в глаза, и осторожно оттянул пальцем веко.

— Не беспокойся, Айхею по-своему проявил милость. — Он молча провел кончиками пальцев вокруг ее правого глаза и коснулся ее под подбородком. Рафики хотел, чтобы она знала, что скоро предстанет перед Богом и назовет Его по имени. — Два, может быть, три дня одиночества. Используй это время, чтобы приготовиться.

— Ох, — она кивнула, и слезы побежали по ее щекам, — я понимаю. Айхею милосерден. Но я так хотела увидеть внуков. Ты должен передать им мою любовь.

Он вытер ее слезы.

— Ни с кем не прощайся, если ты действительно любишь их. Ты не должна пить из общего водопоя или реки, пока не пересечешь равнину. Ты не должна облегчаться пока не найдешь подходящее место. Мне надо будет вычистить пещеру, прежде чем она станет безопасной, — он поцеловал ее. — Что-нибудь передать Муфасе?

— Нет, только попрощайся за меня, — она вздохнула. — Бедный Така, мне не суждено высказать, что у меня на душе. Пообещай, что постараешься присматривать за ним. Он такой несамостоятельный. Пообещай, что присмотришь за ним.

— Обещаю сделать все, что в моих силах.

— Шепчешься обо мне за моей спиной, старушка? — это был Ахади, ему стало намного лучше.

— Я просто говорила с Рафики о сюрпризе. Ты нехорошо себя чувствовал, сейчас тебе помогло лекарство, и ты можешь прогуляться со мной, чтобы посмотреть на кое-что интересное.

— Да, мне намного лучше. Меня не придется вытаскивать, и это приятный сюрприз. Не думай, что я не знал, что мои дни сочтены. Смерть подкрадывалась ко мне, теперь она делает последний бросок, — Ахади медленно осмотрел ее, — он дал тебе знак Айхею. Я так понимаю, старушка, мы уходим вместе?

— Как всегда, — она нежно уткнулась в него носом.

— Рафики, ты должен сказать Таке, что я совершил ошибку, — сказал Ахади.

— В чем?

— Однажды я убил медоеда. Это был не самец, как я сказал. У нее были детеныши, — Ахади вздохнул, — она напала на моего сына, только чтобы защитить их. Я пытался доказать Таке, что люблю его, и нарушил один из своих же законов. Я не могу предстать перед Айхею с этим секретом на совести.

— Я скажу ему, — слезы потекли по лицу Рафики, — я уверен, ты умрешь прощенным. Я касаюсь твоей гривы.

— Я чувствую. И, друг, скажи ему — пусть продолжает искать. Он поймет, что это значит.

— Скажу.

Рафики вытащил из мешочка небольшой кремневый нож. Он подошел к Ахади, взял несколько прядей его гривы, срезал их, поцеловал и положил в мешочек. Затем он поставил на Ахади метку Айхею.

— Пора.

Ахади и Акаси покинули пещеру в последний раз и спустились со Скалы Прайда. Не произнося ни слова, они выбрали самый быстрый путь, и, войдя в безмолвную траву, пошли прочь от своего жилища.

С тяжелым сердцем Рафики собрал в саванне сухую траву и сложил костер в середине пещеры. Он положил сверху папоротник и посыпал порошком альбы. Затем он взял глиняный горшок и извлек оттуда раскаленные угольки.

Угольки, утоляя свой голод, производили клубы дыма, которые быстро заполняли пещеру своим резким запахом. Дым стремился к небу, но, натолкнувшись на потолок пещеры, раскинул серые щупальца в поисках выхода. Наконец, найдя его, он начал свободно подниматься к сапфирному небу.

— Пожар! Пожар! — Така бросился в пещеру, задыхаясь и кашляя от дыма. — Есть здесь кто-нибудь?

— Ты должен уйти, — сказал Рафики.

— Ты, глупая обезьяна! Что творишь?! Ты спятил?! Когда мама с папой увидят это, они из тебя выбьют дурь!

— Они никогда этого не увидят, — ответил Рафики, — это ко’суул. Выйди. Ты здесь в большой опасности.

— Ко’суул? — Така раскрыл глаза от ужаса. — Но это же смертельно. Ты хочешь сказать, папа умирает? Мама знает?

— Акаси ушла вместе с ним.

— А-а! — он остолбенел, — но она была здорова. Я видел ее этим утром. Она была здорова! Что ты имеешь в виду, она ушла с ним? Ничего мне не сказав?! Она тоже заразится! Где она?!

— Ты не можешь ее видеть. Это будет смертельно для тебя. Мне жаль, но она была больна, когда я пришел сюда. Смерть уже поставила на ней свою метку.

— Но я должен ее увидеть! — он бросился на Рафики и прижал его лапами к полу пещеры. — Говори, или я из тебя душу вытрясу!

— Твоя мать взяла с меня обещание заботиться о тебе. Если ты должен меня убить, убей.

Така выглядел смущенным и опечаленным. Наконец, он отпустил Рафики, отвернулся и сел лицом к стене.

— Сэсси не любит меня. Мой брат не любит меня. Боги не любят меня. Все, что у меня оставалось, было здесь. Теперь я один. Они убивают меня по частям. На этот раз они убили мое сердце, — он задрожал. — Я хожу, я разговариваю, но внутри я мертв. Мертв.

— Может быть, я могу чем-то помочь, — сказал Рафики, поднимаясь.

— Ты уже предостаточно сделал.

— Это несправедливо, Така. Когда я был молодым, моя мать умерла от бе’то. Перед смертью она билась головой о дерево, пытаясь выбить головную боль. Я смотрел, как она умирала в самой страшной агонии. Тогда я понял, что должен стать шаманом. Я хотел никогда больше не чувствовать себя таким беспомощным.

— Почему же ты не помог им?

— Мои знания росли, но каждый ответ порождал новые вопросы. Я не могу исцелить каждый недуг. Поэтому важнее всех моих трав и навыков, знание того, чтó сказать, чтобы утешить Ка, когда тела Ма’ат умирают.

— Тогда скажи мне что-нибудь утешительное.

Он погладил гриву Таки.

— Я думаю о предсказании. Я много о нем думаю. О, я знал, где мне предстоит быть и что мне предстоит делать через год, через пять лет, через десять. Сейчас я дал обет бороться с этим. Все мои надежды и мечты были перевернуты с ног на голову. В этом мы похожи, мой друг. Время наших детских мечтаний прошло. Пришло утро, и мы проснулись, чтобы встретиться лицом к лицу с реальностью в свете солнца. Нам предстоит найти что-то важное под солнцем, что радует нас, и за что мы можем держаться. Все остальное суета.

— Ты глупая обезьяна, — сказал Така, — но даже глупец может временами говорить умные вещи.

С этими словами Така медленно направился к своему секретному месту, чтобы побыть одному. По мере того, как его жизнь рассыпалась на части, он все чаще где-то пропадал. Потеря отца была ужасным ударом, но после смерти Акаси он уже никогда не был таким, как прежде. Мать была его другом и союзником. Можно сказать, она была для него и совестью, и добротой, и верой в богов. Всем этим и даже больше.

Прошли часы, но Таку никто не видел. Муфаса и Сараби, несмотря на свое горе, вспомнили о нем и попытались найти его уединенный мир уныния, чтобы утешить его. Они не смогли найти его; позднее Йоланда расскажет, что видела одноглазую гиену со своим выводком, сидящую рядом с ним вблизи слоновьего кладбища, пока он плакал как младенец. Никто не поверил ее истории: слишком уж неправдоподобной она была. Должно быть, она видела бедного Ахади. Хотя Йоланда утверждала, что видела черногривого льва.

Позже этим же вечером, когда Муфаса просил Рафики помочь в поисках Таки, вернулся Зазу.

— Есть новости? Ты нашел моего брата?

— Ваш отец… — Зазу замолчал, опустил голову и тяжело вздохнул. — Крепитесь, Ваше Величество.

Подошел Рафики, обнял Муфасу и прошептал:

— Пришло время.

Муфаса медленно поднялся на выступ Скалы Прайда и, достигнув вершины, остановился. Затем он поднял голову и зарычал. Это был печальный и устрашающий рык, разрывающий вечернее небо, львицы подхватили его. Король умер. Да здравствует король.

В тишине после могучего рыка Муфаса услышал голос отца, доносящийся из прошлого:

— Всегда прекрасно быть нужным кому-то, особенно когда ты всего себя посвящаешь другим. Однажды ты познаешь это чувство, когда меня не станет.

Муффи вздохнул.

— Не очень-то это прекрасно, папа. Как я хочу, чтобы ты сейчас был рядом. Мне так много надо тебе сказать.

Сараби поднялась и села рядом с ним, опустив голову ему на гриву.

— Выпусти свое горе, Муффи. Не держи его в себе.

Подбородок Муфасы дрогнул. Он попытался сохранить самообладание, но слезы навернулись на его глаза.

— Их больше нет, Сэсси. Их больше нет!

Муфаса прижался к ней и зарыдал.