Глава 15. Разногласия

Сараби была вся в слезах, когда Муфаса нашел ее. Он нежно прижался к ней и посмотрел ей в глаза, но она отвернулась.

— Сесси, что случилось?

— Така. Он ушел.

— Что значит ушел?

— Ушел. Убежал из Земель Прайда. Он умолял меня пойти с ним, но я засомневалась. Теперь я об этом жалею. Он там совсем один, Муффи! Он такой милый и добрый, но он ничего не знает о жизни в Большом Мире.

Муфаса был поражен новостью, но он сразу же ей поверил.

— Он сказал, куда пойдет?

— Нет, просто убежал.

— Сесси, не плачь. Я знаю, как сильно ты его любишь. Мы все его любим. Возможно, он вернется, когда успокоится.

— Ты думаешь? Ты, в самом деле, так думаешь?

— Да. Но может пройти много времени. Он гордый лев.

Она опустила глаза.

— Что же мне делать? Я всегда думала, что буду вместе с Такой — только мы вдвоем и наши львята. Что мне теперь остается? Состариться в одиночестве, никем не любимой, как бедная Барата?

У Муфасы встал комок в горле.

— Сесси, я хочу тебе кое-что сказать, и это будет звучать ужасно при данных обстоятельствах, — он посмотрел ей в глаза. — Я не хотел вставать на пути у брата. Но обстоятельства изменились — или я скажу это, или меня разорвет на части.

— Это то, что я думаю?

— Возможно, — он нежно прижался к ней. — О боги, Сесси, каким негодяем я себя чувствую! Хуже самого скользкого червяка. Но я люблю тебя. Я всегда любил тебя. Иногда я был готов все отдать, лишь бы ты любила меня, а не Таку. Но я не хочу потерять брата, или хоть как-то навредить ему. Всю свою жизнь я разрывался между вами. Я не перенесу, если потеряю вас обоих. Не презирай меня за честность.

— Я не презираю, — она тоже прижалась к нему. — Я всегда знала о твоих чувствах. Ты не мог их скрыть.

— Может быть, ты не любишь меня, как люблю тебя я. Может, я просто нравлюсь тебе? Я хочу сказать, что постараюсь дать тебе все, что тебе надо. Я буду заботиться о тебе. Я сделаю для тебя все что угодно, если ты выйдешь за меня замуж.

— Даже забудешь Таку?

— Не говори так. Он мой брат. Я хочу, чтобы он вернулся.

— Мне нужно время подумать, — сказала Сараби.

Муфаса кивнул в ответ:

— Конечно.

С разрешения Муфасы Сараби встала и медленно ушла. Она брела среди высокой травы саванны, погруженная в свои мысли. Когда-то все было просто. Она влюбилась, когда была львенком, но теперь она стала львицей. Львицей, выбирающей между львом, которого желает, и львом, которого жалеет.

Сейчас ей было ясно, что ее любовь к Таке была прекрасной сестринской любовью, которой чужда страсть. С другой стороны, Муфаса пробудил в ней новые чувства, немного пугающие, но прекрасные. После разговора с Рафики, Сараби ничего не говорила Муфасе, но внимательно наблюдала за ним. Она была польщена, горда и даже немного опечалена, думая о том, как он тосковал по ней, но ничего не говорил. Муфаса был нежным и добрым, и он честно признался ей в любви. Едва ли она могла сопротивляться. И едва ли хотела. Она желала его, как никогда не желала Таку, и ей было стыдно. Стыдно, что если кто и старался заслужить ее любовь, так это Така. Стыдно, что ее любовь нельзя заслужить. Стыдно, что он не выдержит, когда узнает о ее любви к Муфасе.

Ее переполняла жалость к Таке. Львица не могла понять, где кончается любовь, и начинается жалость. Она боялась, что ее сердце, замирающее от мысли о каждом его ушибе или царапине, не сможет биться в унисон с его сердцем. Велика ли разница — быть с одним львом или с другим? Может ли она не познать любви из-за того, что ее сердце связано клятвами? Может ли она чувствовать его рвение и оставаться равнодушной?

Она попыталась представить Таку, идущего к ней в полумраке, в пылу ожидания брачной ночи. Она слышала его тихий голос, полный страсти: «Ты готова, любимая? Ты готова?» Она представила, как взглянула ему в глаза, какими они были, когда он в последний раз смотрел на нее, глубокие и полные желания. «Я готова». Ее сердце быстро забилось, но от страха, а не от влечения.

— Нет, я не готова! — сказала она вслух. — Я не хочу его! Нет! О боги, он узнает!

Рыдая, она обессиленно упала в траву.

— Айхею, помоги мне, я люблю их обоих, но я не хочу замуж за Таку — лучше умереть!

Она посмотрела заплаканными глазами на саванну. Вдруг над ней промелькнула тень. Подняв голову, она увидела пролетающего над ней Зазу — мажордома Ахади.

Она прижалась к траве, молясь, чтобы он не заметил ее здесь, плачущую как голодный львенок. К ее облегчению, он пролетел мимо и направился к реке. Какая удача — его острое зрение редко что-либо пропускало.

Она уже собиралась возвращаться домой, но остановилась, задумавшись. Его острое зрение редко что-либо пропускало… даже Таку! Оживившись, она рванулась из своего укрытия за ним вдогонку, пытаясь не упускать его из виду.

— Зазу! Подожди!

Высоко над ней птица-носорог несся к реке, свист ветра заглушал любой звук, который только мог до него долететь. Мягко приземлившись, он подошел к берегу реки, желая начать свой полуденный ритуал. В тихом месте в тени тростника он глубоко вздохнул, расправил крылья и окунул одну ступню в воду. “Бр-р!” Он быстро отдернул лапу.

— Великолепно.

Зазу отошел на несколько шагов, взлетел и после нескольких взмахов крыльями сжался в комок и упал в холодную воду, как камень.

— У-у-ух!

Он плескался, пока не попал в ледяное течение. Это было так приятно при сильной жаре. Он напевал и плескался, намокая от головы до кончика хвоста:

Mai-sie, Mai-sie,
Your eyes are driving me cra-zy,
Pluck a dai-sy,
Ask it if I am true.

You’ll pull off the fragrant petals,
And watch as each one settles,
I love you so, and off we’ll go,
To a paradise made for two.

Гусыня с выводком наблюдала за его развлечением. Один из гусят подплыл ближе.

— Чего делаешь?

— Кто? Что? — Зазу повернул голову и посмотрел на гусенка.— А, я просто купаюсь.

— Я думал, у тебя проблемы.

— Едва ли, — засмеялся Зазу.

Маленький комочек перьев смотрел, не моргая.

— Что-то еще?

— Ничего себе клюв! Ты кто?

— Я птица-носорог.

— Обожаю носорогов.

— Спасибо, — улыбнулся он. — Лучше отплыви, или я тебя обрызгаю. От птиц-носорогов много брызг.

Отталкиваясь лапами ото дна и хлопая крыльями, Зазу с усилием вернулся на берег. Он замахал крыльями, стряхивая сверкающие как алмазы капли воды, а затем начал с удивительным мастерством чистить перья. Представление окончилось, и гусенок уплыл назад к матери рыбачить.

Уже почти настало время сообщить Ахади полуденные новости. Служба обеспечивала Зазу безопасность. Он мог собирать отборные фрукты с деревьев, где жили хищники: он был бессрочным корбан — табу — для всех, кому хотелось отведать упитанную птицу-носорога.

Когда Зазу уже почти высох, чтобы взлететь, из кустарника вышла львица.

— Зазу! Слава богу, ты все еще здесь.

— Сараби! Доброе утро.

— Оно не доброе, — огорченно сказала львица. — Когда будешь облетать Земли Прайда, поищи Таку. Он убежал, и я беспокоюсь о нем.

— Убежал, говоришь? Этот маленький противный нытик? Я не думал, что он решится, — Зазу закатил глаза. — Я о нем ничуть не беспокоюсь. Вернется, когда вкусит прелести жизни в буше.

— Зазу! Я знаю, что ты его недолюбливаешь, но я-то тебе нравлюсь, правда?

— Конечно. Я высоко ценю твою дружбу.

— И тебе нравится Муфаса? — не дожидаясь ответа, она сказала: — Послушай, для нас с Муфасой важно знать, где он. Кроме того, это будет хоть одной важной новостью для короля. Акаси с ума сходит от беспокойства.

— Понял.

Зазу расправил крылья, собираясь улететь на патруль, и спустя мгновение он уже был над верхушками самых высоких деревьев.

— Удачи!