Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Начало апреля





Точно такие же торосы, как те, мимо которых мы идем целый месяц, были и сто лет назад. Такими их видели Нансен и Юхансен после того, как покинули «Фрам» и отправились к Северному Полюсу как в никуда. Последнее, что видел умирающий Георгий Седов в нескольких сотнях километров от Полюса, — те же торосы. За последние тридцать лет этим путем без «поддержки» прошли около сотни людей. Некоторых из них я знаю лично. Примерно половина всего народа не дотянула и до этих широт, до Полюса не дошли девяносто процентов, и только некоторые из них через два–три года возвращались сюда вновь и делали вторую попытку. Чуков прошел этот путь три раза, и лишь в 1994 году его последняя экспедиция стала чистым автономным достижением Северного Полюса. Оценивая те условия, в которых мы шли к Полюсу, и, в первую очередь, погоду, как бы она ни пугала нас, я видел, что Господь дает нам дорогу, и я старался всегда благодарить его. И еще я видел, что дорога наша трудная, но всегда оказывалась вполне проходимой, потому что была выстлана молитвами моей мамы, что я постоянно ощущал. Это могут чувствовать люди, соединенные друг с другом через Бога.

Эти же торосы видим сейчас и мы. Но после месячного существования в этой среде хочется оградить себя стенами, исчезнуть из четырехмерной бесконечности, залезть в палатку или, на худой конец, надвинуть капюшон на глаза. Тогда нижняя кромка капюшона загораживает небо, и через какое-то время начинает казаться, что ты идешь под мостами, по узкому коридору между двух стен. К этому привыкаешь и долго так идешь, пока тебя вдруг не останавливает вопрос: откуда здесь мосты? Я останавливаюсь и, навалившись на лыжные палки, повисаю на них как старый, истерзанный десятилетиями плащ. Мой взгляд скользит по ближайшим торосам и дальше, туда, где белые поля переходят в серую дымку неба. Я разглядываю это место, пока меня не начинает терзать страх. Страх не дойти. Но это лишь минутный дискомфорт, мозг справляется с этой ситуацией, он уже научился не допускать «нерентабельные» мысли. Сортируя ощущения, он сразу же убивает самые вредные из них. Я заставляю себя сделать первый шаг, дальше — легче, включается инерция. Потом, когда Славка начал регулярно отрываться от меня, я запретил себе останавливаться, пока не наступит время перерыва. Вообще, когда он шел первым, я всегда подхлестывал себя и находился в состоянии активной погони. Я изощрялся, я срезал углы, я наблюдал за каждым Славкиным движением и старался не повторять его ошибок, особенно при переходах через торосы. Славка не давал себе спуску и шел неустанно, как машина. Здесь, я думаю, мы стоили друг друга и одинаково эксплуатировали свою волю. Мне оставалось лишь с тоской вспоминать свою полноценную ногу, которая была у меня до 16 марта, и предаваться мечтаниям, какой бы я сейчас был орел и как бы быстро бежал, если бы да кабы…

Слава: «4 апреля. 84°50’ с. ш. 91°33’ в. д. Прошли 17,5 км. До СП 575 км. Утром первым вышел Гера и ломанул, как мне показалось, левее на целый переход. Я кричал, но тщетно. Потом стал догонять, срезая угол. После обеда выдался тяжелый путь. Несколько раз не представлял, как вытяну сани через торос, но вытягивал из последних сил. Когда проходили участок торошения во время подвижек — скрежет, треск, напоминающие пресс или какой-то станок».

Хорошие поля начались с 84-го градуса, и сразу же у меня появилась мозоль во всю правую стопу. Сплошная, в один пузырь, каких сроду не бывало. Славке не говорю, хватает нам моей отмороженной ноги. Что-то мне везет в этот раз на травмы.

Кажется, что все время идешь в гору. Поначалу ждешь, что после этого поедешь вниз, но проходят минуты, а подъем продолжается. Понимаешь, что идешь по горизонтальной плоскости, пытаешься даже наддать, чтобы ощутить скорость, но получаешь комбинацию суетливого и бестолкового движения. Только успеваешь забыть об этом, как тут же Славка жалуется: ему кажется, что дорога пошла вверх. Начались целые пространства молодых полей с взошедшими «цветами», надежные, ровные, без торосов, но тяжелые на ход. Славка опять идет без палок, бредет, как будто заснул. Реже встречались совсем молодые поля, мы их определяли по темному льду и тонкой бахроме солевых «цветов». Они были ненадежны и пробивались лыжной палкой. Больших полей с таким льдом нам не попадалось, но вот «реки» и «озера», шириной от нескольких метров до нескольких сотен метров, были. Мы подходили к такой реке и, посмотрев направо и налево и не найдя ничего более утешительного, отстегивали санки и переходили через полынью с рюкзаком. Потом возвращались за нартами, уже зная этот лед, и перетягивали их к надежному берегу. Тонкий лед проминался волнообразно: волны расходились во все стороны от человека. В этом случае мы просто бежали, и тогда наши нарты скользили уже в полуводе. Но так было всего три или четыре раза. Обычно мы не рисковали, хотя усталость все больше и больше подталкивала нас к риску, но нам хватало здравого смысла, и мы искали обход и пытались обойти проблемное место. В таких полях видны были островки — вмерзшие осколки толстого льда, которые мы называли «пельменями». Это были надежные места, на них можно было перевести дух, осмотреться, после чего рвануть дальше. Большинство мостов, по которым мы переправлялись через разводья, были этими самыми пельменями. Подходя к полынье, мы шли вдоль нее, обычно в сторону мест сжатия, и там часто находили переход. Однажды мы поняли, что поля, разламываясь на части, не столько напирают друг на друга по всему фронту, сколько двигаются вокруг своей оси и, в результате, цепляясь углами одно за другое, производят торошение. Лед крошится на глыбы, вал из глыб растет в ширину и высоту, образуется место потенциального перехода через полынью. И еще мы заметили, что разрушение льда происходит после того, как кончается ветер. Ветер уплотняет лед, но с приходом безветренной погоды лед расползается, появляется множество трещин, и все это происходит на фоне прекрасной погоды. Это качество ветра мы оценили лишь в конце марта, и теперь не огорчались, когда утромбыла плохая погода. Повсеместное торошение на фоне солнечной погоды сопровождало нас 7 и 8 апреля. Дрейфующие льды стонали, когда мы пересекали зоны сжатия по живому льду. На наших глазах громоздились друг на друга глыбы льда, эта куча ледяных обломков шевелилась как живая, отдельные куски, потеряв устойчивое равновесие, обваливались вниз с высоты нескольких метров. Все скрипело и визжало. Славка на несколько секунд замер в эпицентре этого сжатия, и я увидел, как его поднимает. «Смотри, как на лифте!» — кричал он. Его действительно поднимало до уровня высокого дальнего берега, и в какой-то момент он без особых трудов перебрался на соседнее поле. Я не стал отстегивать санки и пошел со всей выкладкой. Под ногами дыбился лед, подталкивал и выталкивал меня. Я отчаянно работал ногами и палками и развил достаточную скорость по этому живому курумнику и буквально взлетел на соседнее поле. Там, где я только что пробежал, хлынула вода и в считанные секунды затопила всю эту кашу.

Гера: «8 апреля. 36-й день пути. 85°33’ с. ш. 91°11’ в. д. Прошли 23 км. До СП 496 км. Насыщенный день. Шли хорошо. Во второй половине пошел ветер, пришлось на ходу надевать ветродуйные штаны. К вечеру вышли на большое разводье, быстро проинтуичили и перебросились на тот берег по плывущей льдине. Такие суперэкстремальные моменты резко сближают. Гамет сообщил, что корейцы запросили эвакуацию. Завтра их будут снимать. На трассе остаёмся только мы со Славкой, а с нами и наша многострадальная Родина. Вечером отметили годовщину нашего знакомства (Полярный Урал, р. Б. Пайпудына) и половину пройденного расстояния до Северного Полюса (три стопки)».

К вечеру мы пересекали небольшое поле и шли в лоб на торосы, за стеной которых, казалось, что-то происходило. Было слышна работа «экскаватора». Там, куда мы шли, клочьями носился туман. Свистел ветер, и ныло сердце в недобром предчувствии. Поднявшись на торос, мы увидели то, чего до сих пор не встречали на дрейфующих льдах: западная часть простиравшегося до горизонта пространства была открытой водой, серо-черный цвет которой пробивался сквозь пелену тумана, мечущегося в тревоге над поверхностью, и отдельными льдинами, плавающими в воде. Наш путь пересекала широкая река, по которой справа налево шустро плыли плоские льдины, на наших глазах впадавшие в океан и исчезавшие в тумане. Справа, откуда вытекала наша река, замерли на старте разбитые ветром поля. Расчлененные широкими трещинами с плавучими обломками, ждали в торжественном молчании своей очереди. Мы уставились на преграду и бездумно наблюдали за льдинами, плывшими перед нами по реке. Район, к которому мы вышли, проделав почти пятьсот километров пути от земли, был принципиально новым, невиданным и, казалось, непреодолимым, что на какое-то время погрузило нас в уныние, и мы только и могли, что молча наблюдать за медленным, но неукротимым движением проплывавших мимо нас льдин. Потом мы сбросили рюкзаки, отстегнули нарты и налегке пошли к воде. Сама река в том месте, где мы к ней вышли, была метров двести в ширину и впадала в океан в трехстах метрах слева от нас. Можно было попробовать обойти полынью справа, но там, по обоим «берегам» этой реки стояли высокие валы голубых, свеженаломанных, непролазных торосов. Туда идти не хотелось. Мимо нас продолжали плыть льдины. Большие льдины, цепляя «берега» реки, легко и с хрустом крошили его двухметровую толщину, эти места пульсировали локальным выбросом обломков и рождением трехметровых валов. К нам приближалось большое поле, которое еле умещалось между «берегами». Его передний край уже поравнялся с тем местом, где стояли мы, и в этот момент в обеих головах одновременно пронеслась одна и та же мысль. У нас было несколько секунд. Мы бросились за нартами и мигом подтащили их к берегу. На проплывавшую мимо нас льдину полетели лыжи, лыжные палки, рюкзаки и нарты. Затем мы перепрыгнули на нее и, схватив первую партию вещей, бросились что было сил к другому ее краю, возвращались назад, подбирая вещи, раскиданные по льдине, и снова бежали вперед, к выступу. И прежде, чем выступ льдины начал как плугом вспарывать противоположный берег, мы перекидали на него все свои вещи и в последний момент перекинулись туда сами. Мы лежали на неподвижном поле, хватая ртом воздух, и видели, как льдина, по которой мы только что перебежали, уже вплывала в безбрежный океан. На льдине остались только наши следы, нелепо обрывавшиеся у ее края.

11 апреля, в день небывалого количества трещин и бесконечных обходов в поисках переправы, перед очередной из таких трещин у Славки вырвалось: «Господи, если ты есть, сделай переправу через это!». Через несколько минут, подойдя поближе, Славка увидел прямо перед собой место, где трещина была завалена обломками фирна и глыбами льда, которые на нашем языке назывались мостом. Справа и слева, насколько хватало глаз, простиралась широкая, открытая полынья. Уже через минуту мы перешли трещину и шли дальше. Вечером, в палатке, Славка, рассказывая мне об этом случае, надевал крестик, который подарила ему на мысе Арктическом финская журналистка. Он повесил крестик на шею, и мы с радостью и удовлетворением помолчали по этому случаю.

Слава: «11 апреля. 86°03’ с. ш. 88°53’ в. д. До СП 443 км. До обеда прошли 7,4 км, хотя сильно упирались. Утреннюю трещину пробежали по прогибающемуся льду. После обеда опять: трещины, сераки, обходы».

Кто сказал, что Север — царство тьмы?! Арктика пронзительно светлая. Здесь просто нет темных цветов, единственный темный — это вода полыньи. Здесь, и это невероятно, нет или почти нет льда в чистом виде: дрейфующие льды покрыты слоем (в основном толщиной в 30–40 см) твердого белого фирна. От этого и Арктика вся белая. Идешь как по тундре, и только торосы и трещины говорят о том, что под тобой Океан.

Наш рацион — один килограмм сухих продуктов на человека в день. Ежедневно наши нарты облегчаются на два с половиной килограмма (два кило продуктов и пятьсот грамм бензина). Лыжи стучат по плотному фирну — из-за усталости и тяжёлых нарт скользить на них не получается. Мы не скользим по снегу, а шагаем на лыжах. Таких шагов от мыса Арктического до Полюса ровно два миллиона, если идти по прямой. Но мы петляем.

Несмотря на пронзительное солнце, а скорее благодаря ему, морозы в начале апреля не сбавили оборотов, стрелка термометра, прицепленного к нартам, застыла на отметке –35°. Нам это было на руку, мы знали, что с потеплением обязательно придет ветер, и, как следствие, появятся новые трещины, открытая вода, торошение, свежий снег. Мы согласны были идти в морозах до конца, благодаря низкой температуре мы тащили свои нарты в основном по жесткому фирну и желали, чтобы такая поверхность сохранилась как можно дольше. Над Арктикой стоял мощный антициклон. В момент, когда мы выбирались из палатки, нас встречало яркое, низко подвешенное солнце. Половина всех дней была отмечена ветром средней силы, в основном с востока или северо-востока. Южных ветров вообще не было. В этом просматривался чей-то категоричный умысел, направленный в наш адрес, — отсутствие попутного дрейфа. Мы уже привыкли к тому, что лед, по которому мы упорно продвигались к Северному Полюсу, дрейфовал нам навстречу, съедая пройденные метры и даже километры. Мы уже давно не расстраивались по утрам, когда за ночь нас отбрасывало назад на два–три километра: это означало, что первый переход лишь вернет нас на те координаты, где мы были прошлым вечером. Эмоции на этот счет ушли. По мере продвижения к Полюсу мы все больше теряли элементарное свойство человеческого ума ловить ощущения и питаться ими и все больше превращались в механизмы по перетаскиванию грузов. Но мы ждали, мы каждый день встречали с надеждой, что вот еще немного — и появится долгожданный ветер с юга. И тогда мы, наконец, «поедем» на север, к Полюсу, вместе со своими торосами, нартами, белыми медведями…

Слава: «12 апреля. 40-й день пути. 86°05’ с. ш. 89°47’ в. д. До СП 436 км. Утром плохо себя почувствовал, полная разбитость, слабость, болит живот. Есть не мог. Вышли в 8:45. Вчерашнюю трещину пройти сходу не удалось, лед гнется. Накидали на «пельмени» еще кусков льда и по ним перешли. Затем метров через 400 уперлись в воду. К этому моменту я еще плохо себя чувствовал, поясник давил на живот, слабость, к тому же сильно мерзнут руки. На разведку ходил только Гера, я не мог. Он нашел переход через зверские торосы по ледяным чемоданам. Я перешел из последних сил. Затем опять уперлись в воду, пройдя около 10 минут. Пошли искать вдвоем в обе стороны. Через 30 минут вернулись в исходную точку — практически не обходится. На моем участке трещина сужается, но зажата такими торосами — хуже, чем на Арктическом. Ветер усилился, видимости нет, пурга».

Этот день запомнился еще тем, что я вторично чуть не поморозил больную ногу. Погода явно поворачивала к пурге, а мы ползали по торосам вдоль воды и не могли найти перехода. Ногу начало ломить, а сапог сделался твердый, как гипс, это несмотря на то, что в течение последних нескольких часов потеплело на восемь градусов, до –24°. Нога начала «уходить», потом я перестал ее чувствовать. Перед нами раскинулась полынья, ближайшие торосы скрылись за пурговой мутью. Мы, с предвкушением близкого отдыха, поставили палатку, и я принялся сушить над примусом левый сапог. Хорошим признаком высушивания вещей всегда являлось наличие пара. Но сапог не парил. Во-первых, в нем была соленая морская вода, во-вторых, его стенки были заблокированы тончайшей фольгой, которая держала воду. Сапог стал теплым, с не защищенных фольгой торцов на горящий примус капала вода. Славка сказал, что воду нужно выбивать, и я выскочил на улицу и стал долбить сапогом о передок нарт. Летели брызги, по пластику текла вода, которая тут же замерзала и разлеталась осколками льда. Я колотил беспощадно и долго, с какой-то жадностью, как будто навсегда избавлялся от тяжелого недуга. Вечером, когда я начал перебинтовывать ногу и, как всегда, запачкал кровью Славкин спальник, он вдруг предложил мне заменить стерильную салфетку на туалетную бумагу. С этих пор я считаю, что у нашей медицины дела идут не так как надо еще и потому, что туда не пришли хорошие мозги. Миллионы людей, попадая на перевязку, всегда проходят через экзекуцию, когда хирург не моргнув глазом отрывает повязку от раны, да так, что ваши глаза вылезают из орбит. Это потому, что бинт армирует рану и, как в хорошем цементе, застывает внутри корки. Гениальность Славкиного предложения, за которое он никогда почему-то не получит Нобелевской премии, состояла в том, что туалетная бумага втягивала в себя то, что должно уйти, но при этом не вела себя по-зверски, как бинт. День космонавтики 12 апреля 2003 года стал знаменателен жизнеутверждающим высушиванием канадских ботинок и большим рывком в медицинской науке. И еще: колбаса, сало, сыр и масло стали резаться ножом при температуре –30°. Спальники изменили свое поведение и тоже стали значительно суше при этой температуре.

И еще одна интересная деталь: примерно к середине пути мы стали тратить на обед ровно два часа, минута в минуту, от прихода на место и до выхода. При этом мы не смотрели на часы, просто каждая операция занимала вполне определенное время, ни больше, ни меньше. Все делалось автоматически, в оптимальном режиме экономии времени.

Слава: «14 апреля. 42-й день. Температура –20°. День опять очень тяжелый, сумбурный, полный моральных трудностей. Вечером уже трудно вспомнить, что было утром. Потеплело, переросло в пургу. К середине дня вышли в адское место. Глыбы льда размерами от холодильника до тепловоза ограждают реку Неву с крупными и средними «пельменями». Скорость на этом участке 200 метров в час. Через Неву перебирались еще час. Без лыж, рискуя провалиться. Окончательно доломал «манюню». Хотел даже в горячке ее выбросить, но удержался. Вскоре второе адское место. Пошел в обход, провалился и упал. Слышал хруст, лежу и боюсь вытаскивать лыжи. Медленно вынимаю — носок полностью обломан (тот, который я выпиливал из ярлиста). Я чуть не разрыдался. Почувствовал, что это начало конца. Еще более 400 километров, а идти не на чем и чинить нечем».

Монотонная, изо дня в день работа на фоне одних и тех же декораций не вызывала глубоких мыслей, мысли вообще ушли, как бесполезное, не помогающее делу занятие. Но, чтобы заполнить эту пустоту, мозг запускал непрерывную ленту знакомых лиц, которые сменяли друг друга, позволяя себя рассматривать. Освобожденное подсознание выталкивало все новые, давно забытые картинки из детства. Я слышал звонкие, отчетливые голоса и различал тонкие оттенки забытых индивидуальностей. Звучали песни тех лет, и я начинал петь весь этот длинный, накопленный жизнью, а после десять раз забытый репертуар. Но, наверное, ничто не забывается до конца. Сегодня хорошо шла песня «Течет Волга». Я сразу же вспоминаю зимний простор Иртыша и большой, поросший коричневым ивняком остров, лежащий почти напротив городка нефтяников, куда мы с папой и моим другом Сашкой Пушкаревым, таким же пацаном, шли по заснеженному льду, с луками, охотиться на зайцев. Был такой же, как и здесь, солнечный день, на белых просторах широкой, лежащей подо льдом реки. Первые в моей жизни белые поля без края и конца, ставшие в дальнейшем началом матерого туризма. Напевшись вдоволь «Течет Волга» и насмотревшись зимних картинок из своего детства, я вслед за песней «Ох ты рожь, хорошо поешь…» переношусь в лето, в село Полтавку Омской области, к бабушке. Вот где была настоящая, никогда уже не повторившаяся в той же степени Воля! Пацаны, взрослый велосипед, отданный в твое полное распоряжение, скачка на Сухую балку на питомницких конях, без седел, в жутком, но желанном порыве, рыбалка на озере бреднем, который мы тащили в густой траве по колено в воде… Эти песни хорошо подходили для последних переходов, когда ноги уже еле передвигались.

Date: 2015-07-17; view: 262; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию