Христианский аристотелизм Фомы

Прежде чем переходить к самим доказательствам, необходимо помнить, что Фома пользуется главным образом категориями и терминами аристотелизма, в котором, как известно, проблема материи и формы переплетена с проблемой возможности (potentia) и действительности (actus). И только в этом аспекте и стоит рассматривать их обоснованность.

Материя характеризуется Аристотелем, как ”возможность” – δύναμίς. Это – нечто третье между бытием и небытием. Аристотель говорит: "Всегда есть что-то промежуточное между бытием и небытием., так и возникающее между сущим и не-сущим" [14].

Таким образом, сущее (лат. – ens, греч. – το ον) [15] мыслится двояко: как сущее в возможности и сущее в действительности. Например, мы читаем в двенадцатой книге «Метафизики» следующее: "Все изменяется из сущего в возможности в сущее в действительности. Например из белого в возможности в белое в действительности. И одинаково обстоит дело с ростом и убылью. Так что не только возможно возникновение – привходящим образом – из не-сущего, но и <можно сказать, что> все возникает из сущего, однако из сущего в возможности в сущее в действительности" [16]. Аквинат пользуется именно этими понятиями, когда говорит о движении в ПЕРВОМ ПУТИ, о возникновении во ВТОРОМ и т. д.

Материя всегда представляет собой возможность той или иной вещи, но эта вещь становится действительностью лишь в результате активного, целеведущего действия формы. Это непрестанное взаимодействие возможности и действительности проявляется как в природной, так и в человеческой сфере.

Высшей активностью, пределом актуальности обладает Бог в качестве последней бестелесной формы. Предельная же пассивность (универсальная потенциальность) заключена в первоматерии. Фома придерживается этой теории, получившей впоследствии название гилеморфизма. Для него Бог есть чистый акт (" actus purus ”) [17].

Аристотель, имея в виду такого (мыслимого им как весьма отдаленный Перводвигатель и конечную цель мироздания) бога, не наделяет его функциями непосредственного участия в земных процессах, определяемых взаимодействием материи и формы. К тому же первоматерия совершенно от него не зависит. А Фома старался подчеркнуть постоянное участие Бога в качестве предельной, наибольшей активности во всех процессах протекающих в мире.

Разработанную систему христианского аристотелизма с полным правом можно назвать совместным делом как Фомы так и Альберта. Впрочем, ”два великих схоласта отличались самой манерой комментирования: если Альберт и з л а г а л учение (per modum expositionis), то Фома к о м м е н т и р о в а л в собственном смысле слова (per modum commentarii), неотступно строка за строкой следуя за разбираемым текстом, поясняя и упорядочивая его”.[15, 89].

Из всего разнообразного наследия своего учителя, святого Альберта Великого, Фома принял лишь философско-теологическую его часть, но при этом придал ей недостающую завершённость. Здесь хотелось бы снова представить как всегда оригинальный взгляд У. Эко на систему средневековой схоластики как таковую, но, конечно же, относящуюся к системе всеобъемлющего (universalis) и ангельского (angelicus) учителей [18] в первую очередь. Он говорит следующее: ”Поучительно будет сравнение схоластической системы с... компьютером. Если однажды мы совершим всю необходимую последовательность соединений, то должны будем получить исчерпывающие ответы на все вопросы. Ответ будет полон, но единственно в рамках определённой логики и особого способа видения действительности. Summa – по-средневековому мыслящий компьютер, который действует и даёт ответы даже тогда, когда и сам автор не до конца осознаёт всех возможных импликаций (содержательных аспектов) данной идеи” [25, 43]

Но, описывая последовательно пять путей, св. Фома преследует вполне определённую цель: обрести понимание веры. ”Он вовсе не думает создать свою собственную философию для обоснования теологии, которая была бы его собственной и в то же время стала бы общепринятой. Написанные им «Суммы» представляют собой изложение общей теологии Церкви в том виде, в каком она была постепенно создана, развита и расширена древними Отцами, затем церковными авторами и, наконец, преподавателями богословия в западных университетах. Это не сумма его собственной теологии, но сумма всеобщей теологии, – сумма, в которой эта теология сохраняет всё самое существенное, выстраивается на манер науки и определяется в смысловом отношении с максимальной точностью. Наилучшим средством благополучного осуществления этого предприятия была философия Аристотеля, и прежде всего его логика. Однако речь шла не о том, чтобы подогнать христианское богословие к этому инструменту, а наоборот: инструмент должен был быть приспособлен к нуждам священной науки [19]. Таким образом, теолог свободен принять все истинные или полезные элементы учения, какие только может представить богословская традиция, требуя от Аристотеля одного: обеспечить им философское обрамление – истинное и одновременно гибкое.”[11, 88]

Христианское переосмысление Фомой аристотелевской этики, основано на представлении, что человек достигает своей конечной цели (наивысшего блага) в созерцании Бога на небесах, конечно, предполагает теистическое толкование реальности. Поэтому возникает следующий вопрос: считает ли Фома, что философия способна доказать существование Бога? Да, вопрос о том, может ли быть доказано существование Бога, является одним из первых вопросов, поднимаемых в обеих «Суммах». Эту проблему Фома, конечно, рассматривает как верующий христианин, как человек, чье мировоззрение является теоцентрическим.

Другими словами, ”он не отстраняет свою личную веру, когда размышляет о доказательстве существования Бога, чтобы после этого вновь принять ее как результат доказательства. Отсюда никоим образом не следует, однако, что он не считает свои аргументы подлинными доказательствами, способными убедить непредвзято мыслящего и благорасположенного атеиста или агностика. Правда, всякий волен сказать, что, с его точки зрения, предложенные Фомой доказательства существования Бога являются просто иллюстрацией того, каким образом может взирать на мир верующий человек. Однако было бы исторически неверно приписывать эту точку зрения самому Фоме”.[17, 230]