ГЛАВА 25. Возвращение в Римини

в свое последнее утро в Уотермиде Алек поднялся до рассвета, но оказалось, что Бека встала еще раньше. Одетая для езды верхом, она сидела в холле, занимаясь починкой чехла для лука. Рядом лежали несколько небольших свертков – все, что она собиралась взять с собой в гвардейские казармы.

– Похоже, ты уже готова отправляться, – сказал Алек, опуская свой мешок на пол.

– Скорее бы, – вздохнула она, продевая дратву через твердую кожу. – Этой ночью я почти не спала, так волновалась!

– Интересно, удастся ли нам с тобой много видеться в городе. Мы живем не очень далеко от дворца.

– Надеюсь, что удастся, – ответила Бека, осматривая свою работу. – Я была в Римини всего несколько раз. Держу пари. ты мог бы показать мне немало интересного.

– Пожалуй, – улыбнулся Алек, только теперь почувствовав, каким знакомым сделался город со времени его прибытия., Скоро появились и остальные члены семьи, и все уселись за последний завтрак вокруг очага.

– Нельзя ли Алеку побыть немножко подольше? – жалобно спросила Иллия, крепко его обнимая. – Бека все же часто его побеждает. Скажите дядюшке Серегилу, что Алеку нужны еще уроки!

– Если ему удается хоть изредка побеждать твою сестрицу, значит, он прекрасный боец, – сказал Микам. – Ты же помнишь, что сказал дядюшка Серегил, маленькая ты моя птичка. Алек ему нужен.

– Я скоро снова приеду, – пообещал Алек, дернув ее за темную косичку. – Ведь вы с Элсбет еще не научили меня как следует танцевать.

Иллия придвинулась к нему поближе и захихикала:

– Ты действительно еще ужасно неуклюжий.

– Схожу‑ка я посмотрю на лошадей, – сказала Бека, отодвигая почти нетронутый завтрак. – Не копайся, Алек. Мне хочется выехать пораньше.

– У вас впереди целый день. Дай парню спокойно поесть, – остановила ее мать.

Однако непоседливость Беки оказалась заразительной, и Алек быстро проглотил свою овсянку. Вскинув на плечо мешок и лук, он вышел во двор и обнаружил, что Бека оседлала для него Ветерка. Заплатка возмущенно фыркала, привязанная сзади к ауренфэйскому коню, и натягивала повод.

– Что это такое? – спросил Алек и только тут обнаружил, что все семейство с улыбками смотрит на него. Кари подошла к юноше и крепко его поцеловала.

– Это наш подарок тебе, Алек. Приезжай к нам почаще и присматривай за нашей девицей в городе.

– Мы увидимся во время празднеств, посвященных Сакору, – проворчала Бека, обнимая мать. – До них остается всего месяц.

Кари ухватила Беку за медные кудри и притянула к себе:

– Помни, чья ты дочь, и все будет хорошо.

– Не могу дождаться, когда и я приеду в город! – воскликнула Элсбет. – Напиши нам сразу же.

– Сомневаюсь, что жизнь в казарме будет похожа на то, что ждет тебя в храмовой школе, – засмеялась Бека. Легко вскочив в седло, она следом за Алеком и своим отцом выехала со двора.

До городских ворот они добрались вскоре после полудня. На рынке, лежащем за городской стеной, был птичий день, и все разновидности пернатых – от цесарки до фазана, от куропатки до гуся, живые или ощипанные – были здесь представлены. Каждый торговец имел красочный вымпел на шесте, укрепленном над клеткой с птицей, и это, вкупе с пестрыми одеждами разносчиков сладостей, придавало рынку праздничный вид, несмотря на серое нависшее небо..Ветер гонял перья разных цветов, и на путников обрушилось кудахтанье, кряканье, шипение и писк.

Алек молча улыбнулся, вспомнив, как страшно ему было при первой поездке по улицам города. Теперь он чувствовал себя здесь как дома; он знал уже некоторые секреты Римини, а скоро узнает еще больше. Оглянувшись, он неожиданно заметил в толпе знакомое лицо.

Те же торчащие вперед зубы, хитрая улыбка, одежда, бывшая когда‑то нарядной. Это был Тим, молодой воришка, стащивший у него кошелек на Морском рынке. Пользуясь затором у Жатвенных ворот, он присоседился к богато одетому молодому человеку, очевидно, собираясь сыграть с ним ту же шутку, что в свое время с Алеком. Девушка в грязном розовом платье прижималась к жертве с другой стороны, отвлекая ее.

«Он мой должник», – подумал Алек, спешиваясь и бросая поводья Беке.

– Куда ты? – поинтересовалась та.

– Увидел старого приятеля, – ответил юноша с мрачной улыбкой. – Я сейчас вернусь.

Он помнил уроки Серегила и сумел подобраться к воришкам незамеченным. Дождавшись, когда кошелек ничего не подозревающей жертвы перекочевал к Тиму, Алек подошел к нему сзади и крепко ухватил за руку. Торжествовать ему, правда, пришлось недолго: только уроки Микама спасли ему жизнь.

Благодаря своим новым отточенным инстинктам он вовремя разгадал внезапное движение Тима; схватив его за запястье, он остановил кинжал всего в нескольких дюймах от собственного живота.

Глаза Тима хищно прищурились, он старался вырвать руку – угроза была налицо. Девушка повернулась так, чтобы заслонить от окружающих нож в руке сообщника. Алек только молился, чтобы и у нее не оказалось ножа: в толчее ей ничего не стоило ударить его и исчезнуть прежде, чем кто‑нибудь что‑то заметит. К счастью, она не сделала этого, но Алек почувствовал, как напрягся Тим.

– У нас с тобой есть общий друг, – сказал Алек тихо. – Ему не особенно понравится, если ты меня убьешь.

– Кто это? – бросил Тим, продолжая вырывать руку.

– Это уловка, милок, – предостерегла его девушка. Она была едва ли старше Элсбет. – Кончай с ним, и смываемся.

– Заткнись, ты! – прорычал Тим, не сводя глаз с Алека. – Я тебя спрашиваю – что еще за друг?

– Красивый и щедрый господин из‑за моря, – ответил Алек. – Он здорово управляется с рапирой в сумерках.

Тим свирепо смотрел на него еще несколько секунд, потом неохотно принял более миролюбивую позу.

– Ему следовало бы сказать тебе, что не следует хватать нашего брата сзади, если только у тебя не серьезные намерения, – прошипел он, отталкивая девушку в сторону. – Попался бы ты мне в тихом местечке, я бы уже прирезал тебя. – Бросив на Алека еще один враждебный взгляд, Тим вместе с девушкой исчез в толпе.

– Встретился ты со своим другом? – поинтересовалась Бека, когда Алек вернулся.

– Всего на минутку. – Алек сел в седло и взял у Беки поводья. Его руки все еще слегка дрожали.

Выехав с рынка, они повернули на юг, к казармам царской гвардии. Там Бека показала свои бумаги часовым. Обняв на прощание отца и Алека, она въехала в ворота, не оглядываясь назад.

Микам смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, потом глубоко вздохнул и повернул коня к Жатвенному рынку.

– Ну вот, она получила, что хотела.

– Ты беспокоишься о ней? – спросил Алек.

– Год назад я был бы спокоен, но теперь назревает война. Не вижу, как можно было бы ее избежать. И уж не сомневайся – царская кавалерия первой ввяжется в дело. Так что Беке остается не так уж много времени, чтобы привыкнуть к здешним порядкам – месяцев пять или шесть, а то и меньше.

– Но посмотри, как многому научил меня Серегил за несколько месяцев, – ободряюще сказал Алек, когда они, направились к «Петуху». – А ведь ему пришлось начинать почти с нуля. Бека же никому не уступит ни в стрельбе из лука, ни в фехтовании, а уж верхом она ездит, как будто родилась в седле.

– Это верно, – признал Микам. – И Сакор любит смелых.

Добравшись до улицы Синей Рыбы, они свернули в ворота, ведущие на задний двор, вошли в дверь рядом с кухней и поднялись по лестнице, не откидывая капюшонов. Микам молча прошел вперед к скрытому в стене проходу и произнес волшебные слова так же легко, как это делал Серегил.

Пробираясь за ним в темноте, Алек впервые подумал о том. что Микам бывает здесь уже много лет; ему всегда тут рады. Все, что Алек узнал о дружбе этих двух мужчин, теперь предстало перед ним как единое целое: это были давние отношения, в которых ему самому пока что отводилась совсем небольшая роль.

Дойдя до последней двери, они вошли в загроможденную, но ярко освещенную и уютную комнату. В камине потрескивал огонь. Все вокруг было в еще большем беспорядке. чем обычно, если предположить, что такое возможно. На всех стульях и кипами в углах лежала разнообразная одежда; на любой свободной поверхности громоздились тарелки, бумаги, очистки фруктов. Алек заметил на обеденном столе кувшин, который он принес неделю назад, – он стоял на том же месте, словно символизируя собой присутствие Алека до его возвращения. Свежие металлические и древесные опилки и разбросанные инструменты окружали маленькую наковальню на рабочем столе у окна.

Единственным ничем не захламленным местом в комнате был тот угол, где размещалась постель Алека. На ней был аккуратно разложен нарядный костюм, а к подушке прислонена дощечка с крупной надписью «Добро пожаловать домой, господин Алек!», сделанной красивыми буквами красной тушью.

– Похоже, он тут потрудился, – сказал Микам, оглядывая беспорядок. – Ты дома, Серегил?

– Привет! – раздался сонный голос откуда‑то из‑за кушетки. Обойдя ее, Микам и Алек обнаружили Серегила в гнезде из подушек перед камином, окруженного книгами и свитками и с кошкой на груди.

Серегил лениво потянулся.

– Я смотрю, ни один из вас не изрубил другого в куски. Как у вас дела?

Широко улыбаясь, Микам уселся на кушетку.

– Все пошло прекрасно, как только мне удалось заставить Алека забыть твои дурацкие поучения. Тебя ждет сюрприз, когда вы в следующий раз скрестите клинки!

– Молодец, Алек! – Столкнув с себя кошку, Серегил встал и снова потянулся. – Я так и знал, что у тебя дела пойдут на лад. И как раз вовремя, должен заметить. У меня есть для тебя работа на эту ночь.

– Работа «Кота из Римини»? – с надеждой спросил Алек.

– Конечно. Что ты думаешь на этот счет, Микам? Всего‑то и нужно, что перелезть через подоконник, а потом вылезти обратно в одном доме на улице Колеса.

– Почему бы и нет. Он еще не готов к тому, чтобы взять штурмом царский дворец, но о себе позаботиться он сможет, если не привлечет слишком много внимания.

Серегил шутливо взъерошил Алеку волосы.

– Тогда решено. Это дело за тобой. Пожалуй, тебе пригодится кое– что., Картинным жестом Серегил извлек маленький, завернутый в шелк узелок и вручил его Алеку.

Сверток был тяжелым. С интересом сняв обертку, Алек обнаружил набор инструментов – такой же, какой всегда носил с собой Серегил. Развернув его, Алек провел пальцем по резным рукояткам: отмычки, крючки, надеваемая на голову лента с крошечными светящимися камнями. На клапане тусклым серебром блестел вытесненный на коже полумесяц Иллиора.

– Я решил, что пора тебе обзавестись собственным набором, – пояснил Серегил, наслаждаясь произведенным впечатлением.

Алек бросил взгляд на наковальню:

– Ты сделал их сам?

– Ну, видишь ли, это не те вещицы, что можно купить на рынке. Тебе понадобится также новое имя и биография. Я как раз ее обдумываю.

Микам кивнул в сторону дощечки у подушки:

– Господин Алек?

– Благородный Алек из Айвиуэлла, никак не меньше. – Серегил слегка поклонился Алеку и уселся на кушетку напротив Микама. – Он майсенец.

Алек подошел к своей постели и более внимательно посмотрел на разложенную там одежду.

– Значит, благородный Серегил, как обычно, вернется в город к началу празднеств, посвященных Сакору? – заметил Микам. – И на этот раз не один?

Серегил кивнул:

– Я привезу с собой молодого аристократа – благородного Алека, единственного сына барона Гарета из Айвиуэлла, последнего представителя благородного, но обедневшего майсенского рода. Надеясь, что это поможет его отпрыску пробиться в жизни, барон Гарет поручил сына старому верному другу, благородному Серегилу из Римини.

– Неудивительно, что барон Гарет умер в нищете, – лукаво перебил его Микам. – Похоже, благородный барон не отличался здравостью суждений.

Не обращая на него внимания, Серегил объяснил Алеку:

– Поместив разоренное и к тому же мифическое поместье Айвиуэлл в самом глухом углу Майсены, мы убиваем одним выстрелом нескольких зайцев. Те манеры, которые окажутся отличными от принятых здесь, можно будет отнести за счет твоего провинциального воспитания. К тому же такая выдумка уменьшает вероятность того, что у кого‑то найдется знакомый в тех краях. Таким образом, благородный Алек окажется и достаточно аристократичен для высшего общества, и в то же время никому не известен.

– То обстоятельство, что он и не скаланец, и не ауренфэйе, сделает его подходящим объектом для внимания тех леранцев, что захотят добраться до благородного Серегила.

– Наживка! – сказал Алек.

– Что‑что? – засмеялся Серегил.

– Наживка, приманка, – объяснил юноша. – Когда ты хочешь поймать большого зверя, вроде медведя или горного кота, ты привязываешь в лесу ягненка и ждешь, пока твоя добыча не явится.

– Что ж. верно. Ты будешь нашей наживкой. Если появятся медведи, оставайся милым, невинным мальчиком, пробалтывайся обо всем, во что мы хотели бы, чтобы они поверили, и докладывай мне обо всем, что скажут они.

– Но как они узнают обо мне? – спросил Алек.

– Тут не будет затруднений. Благородный Серегил известен своей общительностью. Его дом в Квартале Благородных уже приводят в порядок, так что слухи распространятся быстро. Уверен, они достигнут нужных ушей рано или поздно. А через несколько дней мы устроим большой прием, чтобы ввести тебя в общество.

Микам ласково улыбнулся другу:

– Ах ты изобретательный сукин сын! Чего тебе удалось достичь, пока нас не было?

– Ну, на это ушла целая неделя, но думаю, что нашел нашего ловкача. Ты помнишь мастера Албена?

– Того аптекаря, баловавшегося шантажом, которого ты ограбил несколько лет назад по поручению госпожи Мины?

– Его. С тех пор он перебрался на улицу Задней Ноги.

– Как ты его нашел?

– Я был уверен, что печать подделала Гемелла. Поскольку она к тому же скупает краденые бумаги, я подсунул ей несколько своих писем, и прошлой ночью она привела меня прямо куда надо. Теперь остается только найти его тайник и посмотреть, что в нем хранится. Если Албен подделал то мое письмо, тогда, я думаю, он позаботился сделать и пару копий для себя на всякий случай. А если они попадут в наши руки, тогда удастся выжать из него и имена заказчиков.

– Это та работа, которую я должен сегодня сделать? – спросил Алек с заблестевшими глазами. – Чем скорее мы очистим твое имя от подозрений, тем лучше.

Серегил улыбнулся:

– Твоя забота о моей репутации очень меня трогает, благородный Алек, но для того, чтобы заняться Албеном, нужен еще день или два подготовки. Не беспокойся, все под контролем. Тем временем, я думаю, твои новые умения пригодятся тебе сегодня ночью.

Улица Колеса, тихая и респектабельная, была застроена довольно скромными виллами и находилась на окраине Квартала Благородных. Сумерки только что сгустились; в добротной одежде, чтобы не привлекать к себе внимания, Алек прогуливался по ней с Серегилом и Микамом – трое господ, вышедших подышать ночным воздухом.

Фасады узких домов, как и всюду в Скале, были украшены мозаикой и лепниной. Первый этаж некоторых зданий был отведен под лавки и мастерские. Было еще достаточно светло, чтобы Алек мог разглядеть вывески портного, шляпника, ювелира. Улица кончалась маленькой круглой площадью, на которую выходила конюшня, где можно было нанять повозку. Всадники и экипажи сновали туда и сюда, из некоторых домов доносились звуки вечеринок.

– Нам нужен вон тот, с виноградной гроздью над дверью, – прошептал Серегил, показывая на ярко освещенное здание на противоположной стороне улицы. – Дом принадлежит не очень знатному придворному, занимающему какую‑то должность в порту. Семьи у него нет, слуг трое – старый дворецкий, кухарка и горничная.

Перед домом было привязано несколько лошадей, изнутри доносились звуки настраиваемых скрипок и свирелей.

– Похоже, у него гости, – прошептал Микам. – Что, если по этому случаю он нанял еще слуг?

– Это самое неприятное, – предупредил Алека Серегил. – Временные слуги вечно лезут туда, где постоянным слугам и в голову не придет появиться. Да и гости тоже! Держи ушки на макушке и помни: все, что нам нужно, – это шкатулка с письмами. Ты нырнешь туда и тут же обратно, никаких импровизаций. По моим сведениям, шкатулку он держит в своем столе в кабинете. Это угловая комната на втором этаже, выходящая на улицу.

Мимо них проехало еще несколько экипажей, грохоча по камням мостовой.

– Здесь слишком людно, – прошептал Алек. – А черного хода нет? Серегил кивнул:

– Позади дома есть обнесенный стеной сад. Другим концом он выходит к лужайке. Сюда.

Они миновали еще несколько домов, пересекли улицу, свернули в переулок и вышли на лужайку. Такие места имелись по всему городу – заросшие травой скверики, на которых в случае осады можно было бы пасти скот. Сейчас здесь было только несколько спящих гусей и поросят.

Бесшумно крадясь по траве, Серегил и его спутники отсчитывали ворота, пока не нашли нужные. Стена, окружающая сад, оказалась высокой, ворота были надежно заперты изнутри.

– Похоже, тебе придется лезть, – прошептал Серегил, прищурившись. – Будь осторожен: в таких местах обычно по верху стены натыканы осколки стекла или стальные острия.

– Погоди‑ка! – Алек в темноте пытался разглядеть выражение лица Серегила. – Разве вы оба не со мной?

– Это работенка для одного. Чем меньше участников, тем лучше, – заверил его тот. – Я думал, ты как раз к этому стремишься – проверить себя в деле.

– Ну…

– Разве я послал бы тебя туда одного, если бы не был уверен, что ты справишься? – фыркнул Серегил. – Конечно, нет! Только лучше оставь мне свою рапиру.

– Что? – прошипел Алек. – Я думал, при такой работе обязательно нужно быть вооруженным.

– Вообще‑то да, но только не на этот раз.

– А если меня кто‑нибудь увидит?

– Ну что ты, Алек! Нельзя же выпутываться из любой трудной ситуации только при помощи оружия! Это нецивилизованно, – строго произнес Серегил. – Это дом благородного человека; ты одет тоже как благородный человек. Если тебя поймают, просто притворись пьяным буяном, а потом скажи, что по ошибке зашел не в тот дом.

Вдруг почувствовав себя совсем не таким уж уверенным в себе, Алек отцепил рапиру и начал взбираться на стену сада. Он добрался до середины, когда его тихо окликнул Микам:

– Когда кончишь, мы тебя встретим здесь. Да, и не забудь про собак.

– Собак? – Алек спрыгнул обратно. – Каких еще собак? Ты ничего о них не говорил! Серегил хлопнул себя по лбу.

– Клянусь ловкими пальцами Иллиора! О чем я только думаю сегодня? Там пара сторожевых псов – зенгатских овчарок, белых, размером с медведя.

– Как же ты забыл такую мелочь! – протянул Микам.

– Вот что, давай‑ка я покажу тебе, что нужно делать. – Взяв левую руку Алека, Серегил согнул все пальцы, кроме указательного и безымянного, потом повернул руку ладонью вниз. – Вот и все. Ты только должен посмотреть собаке в глаза, сделать этот знак, оттопырить мизинец и сказать при этом: «Мир, друг собака».

– Я видел, как ты это делаешь. Ты говорил что‑то другое, – с сомнением сказал Алек, повторяя знак.

– Соора тазали, ты имеешь в виду? Что ж, можешь говорить по– ауренфэйски, если хочешь. Я просто думал, что тебе будет легче запомнить слова на родном языке.

– «Мир, друг собака», – повторил Алек, еще раз делая знак. – О чем еще мне нужно знать?

– Давай сообразим: острия по верху стены, собаки, слуги – нет, больше как будто ничего. Пусть сумерки принесут тебе удачу, Алек.

– Тебе тоже, – пробормотал Алек и снова полез на стену.

Верх стены действительно оказался утыкан острыми шипами и осколками битой посуды. Алек уцепился за самый край, потом осторожно подтянул плащ и, сделав из него подушку, накрыл режущие острия. Повиснув на локтях, он расстегнул плащ на шее.

Сад казался безлюдным, хотя из полуоткрытой задней двери доносился знакомый шум кухни. Быстро перекинув тело через стену, Алек повис на руках, потом спрыгнул на землю.

В центре сада был овальный бассейн. Посыпанные гравием дорожки, огибающие клумбы и по‑зимнему голые кусты, четко выделялись в темноте. Совсем рядом с домом росло большое дерево, ветви его свешивались на резной балкон, тянущийся вдоль всего второго этажа. Это, пожалуй, был самый легкий путь внутрь.

Алек нырнул в тень и стал пробираться к дереву, стараясь двигаться бесшумно и не наступать на хрустящий гравий, Он был на расстоянии вытянутой руки от ствола, когда рядом с ним шевельнулся кто‑то огромный, и горячие челюсти сомкнулись на его руке чуть повыше локтя.

Белая зенгатская овчарка, может быть, и уступала медведю размером, но Алеку было не до точных сравнений. Животное не рычало и не пыталось рвать его зубами; оно просто крепко держало юношу. Желтые глаза собаки горели в темноте.

Алек подавил паническое желание начать вырываться или закричать; он быстро сделал левой рукой знак, которому его научил Серегил, и прохрипел: «Соора, друг собака».

Пес, казалось, не возражал против мешанины языков. Он тут же отпустил Алека и потрусил прочь, даже не оглянувшись на него. Алек сам не заметил, как оказался на дереве и протянул руку к мраморной балюстраде.

На балконе скопились сухие листья. Осторожно перешагнув их, чтобы не зашуршали, Алек стал изучать окна, выходившие на балкон, – по одному с каждой стороны затейливо украшенной двери. Она была заперта, окна закрыты прочными ставнями.

Молча воззвав к Иллиору, Алек начал возиться с дверью. Просунув проволоку в щель, он выяснил, что дверь заперта на три замка. Перейдя к окну, он обнаружил на ставне два таких же надежных механизма. Другое окно, маленькое, сквозь которое и ребенок бы пролез с трудом, было закрыто на простую задвижку.

Однажды во время урока по проникновению в чужие дома Серегил заметил, что часто путь, кажущийся невозможным, в наименьшей степени охраняется. Алек вытащил из набора инструментов тонкую пластинку лимонного дерева и просунул ее в щель у края ставня. Не прошло, и минуты, как он обнаружил два крюка, удерживающие ставень. Они, как и задвижка, легко открылись, и ставень распахнулся; за ним обнаружились стекла в мелком свинцовом переплете. Комната за окном была погружена в полную темноту.

Понадеявшись на то, что, будь в комнате кто‑нибудь, он уже поднял бы шум, Алек снова воспользовался проволокой и без затруднений открыл единственный шпингалет. Рама беззвучно распахнулась. Спрятав инструменты в карман, Алек ухватился за раму и, извиваясь всем телом, ногами вперед влез в окно. Когда он коснулся пола, его нога зацепила что‑то, что перевернулось и задребезжало.

Алек прижался спиной к стене и замер, ожидая, поднимется ли тревога; все было тихо. Пошарив в кармане, он вытащил светящийся камень.

На полу рядом с ним лежал перевернутый умывальник. «Спасибо богам за ковры!» – подумал Алек, поднимая умывальник и ставя на место таз и кувшин.

Просторная спальня по меркам Римини была обставлена довольно скромно. Широкая кровать с балдахином из прозрачного шелка занимала один конец комнаты. На нее оказался небрежно брошен халат, у изголовья лежала раскрытая толстая книга, в мраморном камине еще тлели угли – все говорило о том, что хозяин покинул комнату недавно.

Вдоль стен стояло несколько высоких шкафов и комод. К камину был придвинут столик, рядом с ним – глубокое кресло. Ноги Алека утонули в пушистом узорчатом ковре, когда он двинулся к двери, выходящей в коридор. Убедившись, что она не заперта, Алек спрятал в карман светящийся камень и осторожно выглянул в щелку.

Коридор с несколькими дверьми по обе стороны тянулся во всю длину этажа. Посередине его вниз уходила лестница. Оттуда доносились звуки музыки и оживленный разговор.

Алек выскользнул в коридор и закрыл за собой дверь спальни. Представив себе. где должен находиться кабинет, он быстро и бесшумно метнулся к двум дверям в углу. В той, которая, по его представлениям, была ему нужна, оказался сложный замок.

Нервничая и чувствуя себя на виду у всех в доме, Алек попробовал сначала одну отмычку, потом другую. Никакого результата. Достав третью отмычку, Алек закрыл глаза и сосредоточился на том, что ощущают его пальцы.

Хозяин дома явно заботился о собственной безопасности. Как и замки на окне и балконной двери, этот был замысловатым механизмом. Но бесконечные уроки Серегила все‑таки не пропали даром. Замок щелкнул и открылся, и Алек проник в кабинет.

Письменный стол с придвинутым к нему креслом стоял между двух высоких, выходящих на улицу окон. Бросив взгляд наружу, Алек убедился, что там все такое же оживленное движение. Он задернул шторы, вытащил светящийся камень и сел к столу, чтобы начать поиски.

На полированной крышке в безукоризненном порядке были размещены чернильница, стаканчик с неоточенными перьями, песочница на серебряном подносе, аккуратная стопка листов пергамента. Рядом оказалась пустая шкатулка для писем. Не найдя в ней нужного, Алек принялся за ящики.

Стол имел широкий средний ящик и два узких по бокам. Средний ящик был заперт, но замок легко уступил отмычке. Внутри оказались перевязанные шелковым шнурком связки, писем, воск для печатей, кисточка для стряхивания песка и перочинный нож.

Левый ящичек был обит шелком; в нем хранились четыре перевязанных лентами локона. Один, черный как вороново крыло, был к тому же заколот застежкой с драгоценными камнями. Алек засунул руку глубже и извлек бархатный кошелек с тяжелым золотым кольцом и маленькой статуэткой нагого мужчины.

В третьем ящике хранилась всякая чепуха – использованные промокашки, восковые дощечки, стило, перепутанный моток бечевки, несколько игральных костей – ничего, в чем могла бы храниться переписка. Алек встал из‑за стола, подошел к двери, выглянул в коридор, удостоверился, что все по‑прежнему спокойно, и вернулся к столу.

Вытащив все три ящика, он поставил их рядом: узкие ящички оказались на целую ладонь короче, чем средний.

Стол со всех сторон был украшен резными панелями, снизу так же, как и с боков и сзади. Заглянув внутрь, Алек обнаружил, что ниша для среднего ящика тянется во всю глубину, отделенная от боковых тонкими деревянными перегородками. К низу ниши были прибиты кусочки кожи, чтобы ящик задвигался плотно. Подобные же приспособления имели и боковые ящички, но обнаружилось и различие: сразу за кусочками кожи виднелись деревянные панели, закрывающие остающееся пространство. Как ни неопытен был Алек, но ему было ясно: такой изысканный и дорогой стол наверняка имеет хотя бы одно потайное отделение.

Сунув руку по очереди во все три ниши, Алек принялся нажимать на стенки в разных местах – безрезультатно. В отчаянии Алек откинулся на спинку кресла, гадая, что на его месте сделал бы Серегил. Его взгляд упал на шкатулку, и тут же всплыло воспоминание: как Серегил осматривал подобную шкатулку, когда они проникли в комнату Мардуса в Вольде, и как нашел потайной механизм.

Алек медленно провел руками по всем поверхностям стола и наконец обнаружил маленький рычажок, скрытый за правой передней ножкой. Но когда он нажал на него, ничего, казалось, не произошло: не раздалось даже щелчка. На лбу Алека выступил пот; он встал на колени и снова осмотрел внутренность стола.

На этот раз он заметил кое‑что, пропущенное раньше. Нижняя поверхность средней ниши несла на себе параллельные царапины, оставленные выдвигаемым ящиком; их появления здесь следовало ожидать, Алек их и увидел. Но на середине ниши оказался еще еле заметный полукруглый след, резко обрывающийся у правой стенки. Приглядевшись внимательнее, Алек обнаружил тонкий как волосок просвет между нижним краем перегородки и дном стола. Если бы не полукруглый след, он не обратил бы на это внимания, решив, что дерево просто рассохлось.

Алек снова нажал на скрытый рычаг и одновременно надавил на перегородку. Повернувшись на невидимой оси, перегородка выдвинулась в центральную нишу и наружу; Алек увидел небольшой треугольный ящичек, прикрепленный к ее заднему концу. Ухмыльнувшись в безмолвном ликовании, юноша вытащил из него кожаную папку; в ней зашуршал пергамент. Сунув папку за пазуху, Алек поспешно привел комнату в первоначальное состояние.

Выскользнув в коридор, он снова запер за собой дверь, чтобы все было как следует. Но только он успел это сделать, как услышал шаги на лестнице. У него не было времени ни снова отпереть дверь кабинета, ни скрыться в спальне в другом конце коридора: пламя свечи уже ярко осветило лестничную площадку.

В отчаянии Алек толкнул другую дверь – рядом. Ручка легко повернулась под его рукой. Скользнув внутрь, Алек выглянул в щель.

По лестнице поднялись две женщины. Одна из них несла канделябр, и в его свете Алек увидел, что обе они богато одеты и весьма привлекательны.

– Он сказал, что нужно поискать на второй полке справа от двери: толстая книга в зеленом с золотом переплете, – произнесла более молодая из них, оглядываясь по сторонам.

– Нам сегодня поистине везет, Исмей, – заметила ее спутница. – Так редко удается попасть в его библиотеку. Только какая дверь нам нужна? Я так давно была здесь в последний раз.

В темных локонах молодой женщины, когда она повернула в сторону двери, за которой прятался Алек, сверкнули драгоценности. Потом в свете канделябра засверкало и ожерелье на ее груди. Алек покраснел: ожерелье было единственным, что прикрывало грудь; вырез платья был таким низким, что между камнями и золотом оправы даже был виден один сосок.

– Ах, дорогая тетушка, как я благодарна тебе, что ты взяла меня с собой сегодня! – воскликнула девушка. – Я чуть чувств не лишилась, когда ты представила меня ему. Я до сих пор чувствую его губы на своей руке.

– Надеюсь, твой достопочтенный батюшка никогда об этом не узнает, – с тихим мелодичным смехом ответила вторая женщина. – Когда я в первый раз встретила его, я чувствовала то же самое. Он один из самых очаровательных мужчин в Римини, а до чего красив! Но берегись, моя дорогая: ни одна женщина не могла еще удержать его надолго, впрочем, как и мужчина. Но давай все‑таки найдем эту замечательную книгу. Какая комната нам нужна?

– Эта, я думаю, – ответила девушка, направляясь прямо к той двери, за которой прятался Алек.

Не имея ни малейшего представления о том, что его окружает, Алек прижался к стене, надеясь, что дверь его скроет.

– Ах, это не она, – воскликнула тетушка, осветив канделябром спальню, похожую на ту, что Алек видел в другом конце коридора.

– Это его комната? – выдохнула Исмей, подходя к кровати.

– Не думаю. Видишь расписной комод? Это майсенская работа. Совсем не в его вкусе. Пойдем, дорогая, кажется, теперь я знаю, куда нам нужно.

Как только женщины исчезли в комнате напротив, Алек бесшумно метнулся в спальню, через которую проник в дом. Не решаясь снова использовать светящийся камень, он двинулся к смутно белеющему пятну окна.

Однако не сделал он и трех шагов, как огромная мозолистая ладонь зажала ему рот, а его правую руку заломили за спину. Алек начал извиваться, пытаясь вырваться.

– Держи его! – прошипел кто‑то.

– Поймал! – прорычал глубокий голос прямо в ухо Алеку. Его сжали еще крепче. – Ни звука, ты! И перестань вертеться!

Где‑то рядом появился светящийся камень, и противник грубо развернул Алека. Тот еще раз конвульсивно дернулся, потом замер на месте с полупридушенным восклицанием удивления., Опершись рукой на полку камина, перед ним стоял Серегил. По его знаку человек, который держал Алека, отпустил юношу. Обернувшись, тот оказался лицом к лицу с Микамом Кавишем.

– Клянусь Пламенем, малыш, тебя удержать труднее, чем угря! – тихо воскликнул Микам.

– Ты добрался до бумаг? – спросил Серегил.

– Да, они у меня, – прошептал Алек, бросая нервный взгляд на дверь. – Но что вы тут делаете?

– А почему бы мне не быть в собственной спальне? – пожал плечами Серегил.

– Собственной… Твоей спальне! – вспылил Алек.

– Не так громко. Как ты не понимаешь! Нам нужно было удостовериться, что ты справишься с трудным делом.

Алек яростно смотрел на них обоих, его щеки пылали. Вся его тщательная работа свелась к глупой шутке.

– Вломившись в твой собственный дом? Что же это за проверка?

– Не переживай так, – сказал искренне обеспокоенный Серегил. – Ты проник в один из лучше всего охраняемых домов в городе! Признаюсь, я убрал некоторые самые смертоносные ловушки, но неужели ты думаешь, что любой взломщик справился бы со здешними замками?

– Уж это последнее место, куда мы послали бы тебя, если бы сомневались в твоей готовности, – добавил Микам. Алек в гневе скрестил руки на груди, но все же обдумал услышанное.

– Да, потрудиться пришлось. Дверь в кабинет чуть не свела меня с ума.

– Вот видишь! – воскликнул Серегил, обнимая Алека за плечи и встряхивая его. – Для простого грабителя ты справился просто замечательно. Если уж говорить правду, ты удивил нас с Микамом: пролез через такое маленькое окошечко! Напомни мне завтра, что им нужно заняться, ладно? И ты быстро сообразил, что делать, когда появились дамы.

Алек оттолкнул его, глаза юноши угрожающе сузились.

– Это ты их послал!

– На самом деле это была моя идея, – признался Микам. – Все уж слишком гладко у тебя шло. Согласись, это придаст истории дополнительную занимательность, – потом, когда ты будешь кому– нибудь об этом рассказывать.

– И что теперь? – спросил Алек, все еще ожидая подвоха. – Сегодня вечером, хочу я сказать.

– Сегодня вечером? – Серегил улыбнулся своей кривой улыбкой. – Ну как же, нам нужно развлекать гостей.

– Гостей? На этом приеме? Сейчас? Раньше ты говорил, что это будет дня через два. Серегил улыбнулся снова:

– Разве? Ну, во всяком случае, хорошо, что мы уже одеты должным образом. Кстати, как тебе понравилась твоя новая комната?

Алек смущенно усмехнулся, вспомнив замечание женщины о расписном комоде майсенской работы в спальне, где он прятался.

– Из того немногого, что я там увидел, она представляется… весьма пригодной.

Алек неохотно последовал за Серегилом и Микамом вниз и оказался в зале, полном элегантно одетых людей.

Его освещали десятки толстых свечей, распространявших медовый аромат ушедшего лета. Блеск огня отражался сверкающими драгоценностями, переливающимися шелками, начищенной кожей., Сам зал был не менее элегантен, чем гости. Роспись на высоких стенах изображала лес, ветви дубов сплетались на куполе потолка. Гирлянды ярких цветов оплетали деревья, в просветах между ними виднелись дальние горы или морские просторы. На резном балконе играли музыканты.

Серегил помедлил на середине величественной лестницы, положив руку на плечо Алека.

– Мои досточтимые гости! – обратился он к собравшимся тем же формальным тоном, которым пользовался, играя роль госпожи Гветелин на «Стремительном».

– Позвольте мне представить моего подопечного и компаньона, благородного Алека из Айвиуэлла, недавно прибывшего из Майсены. Прошу вас, будьте к нему доброжелательны, он никогда еще не бывал в нашем прекрасном городе и почти никого здесь не знает.

У Алека пересохло во рту, когда десятки лиц обернулись к нему.

– Спокойно, – прошептал Микам. – Помни, кем ты должен быть. – Тайком сделав ему знак – пожелание удачи, – Микам нырнул в толпу.

Когда они спустились в зал. вперед выступил слуга с подносом, на котором стояли стаканы охлажденного вина. Алек взял один из них и одним глотком опорожнил.

– Полегче с этим, – пробормотал Серегил, направляя Алека от одной группы гостей к другой.

Гости были в основном не особенно знатными придворными и богатыми купцами, связанными с «благородным Серегилом» деловыми интересами. Алек услышал обрывки разговоров о купеческих караванах и морских перевозках, но самой популярной темой была возможность начала войны весной.

– Не думаю, что тут могут быть какие‑нибудь сомнения, – говорил молодой придворный, которого представили Алеку как благородного Мелвита. – Приготовления к войне начались еще летом.

– Это верно, – проворчал дородный барон, делая глоток вина. – Последние месяцы не найдешь нигде приличных досок – все хватают интенданты. Я даже сомневаюсь, удастся ли мне достроить солярий к весне.

– Вольдское сукно! – воскликнула поблизости нарядная женщина. – Не говорите мне о нем! С этими теперешними тарифами новый костюм для верховой езды мне просто не по карману! А золото? Помяните мое слово, благородный Дециус, пока эта заварушка не закончится, мы не сможем позволить себе других украшений, кроме стеклянных бус и перьев!

– Но что за прекрасная это была бы мода! – воскликнул ее собеседник.

Следуя за Серегилом, Алек неожиданно оказался лицом к лицу с теми двумя женщинами, которых он видел наверху.

– Позволь мне познакомить тебя с моим дорогим другом, – сказал Серегил с намеком на свою обычную кривую улыбку. – Госпожа Килит, это благородный Алек из Айвиуэлла. Благородный Алек, это госпожа Килит из Римини и ее племянница госпожа Исмей из Орутана.

Кланяясь со всем доступным ему изяществом, Алек почувствовал, что краснеет. Бархатный наряд госпожи Килит облекал все еще стройное и красивое тело; как диктовала мода, ее грудь была еле прикрыта прозрачным шелком под тяжелым сверкающим ожерельем.

– Что ты за счастливчик, – промурлыкала госпожа Килит, обволакивая юношу томным взглядом темных глаз, от, которого у него заколотилось сердце.

– Наш друг благородный Серегил один из самых изысканных мужчин в городе, он прекрасно разбирается во всем, что может предложить Римини по части удовольствий. Не сомневаюсь, что твое пребывание здесь окажется весьма приятным и полезным.

– Ты льстишь мне, прекрасная госпожа, – пробормотал Серегил. – Но может быть, я могу воспользоваться твоим дружеским расположением? Не окажешь ли ты честь выбрать благородного Алека своим партнером для первого танца? Мне кажется, музыканты играют одну из твоих любимых мелодий.

– С радостью, – ответила Килит, делая реверанс. – А ты в порядке ответной любезности мог бы пригласить мою племянницу. В конце концов, я обещала ей, что сегодня ее ждут не совсем безгрешные удовольствия, а большего, чем танцевать с тобой, и вообразить нельзя.

Мило покраснев, Исмей оперлась на руку Серегила. Это послужило сигналом и другим гостям пригласить дам и приготовиться танцевать.

Килит с ослепительной улыбкой протянула Алеку руку:

– Не окажешь ли ты мне честь, благородный господин?

– Право же, это ты оказываешь мне честь, – ответил Алек. Собственные слова показались ему неуклюжими и глупыми, но он взял себя в руки и продолжил: – Должен предупредить тебя, прекрасная госпожа, что я никогда не был хорошим танцором.

Занимая свое место перед ним, Килит снова посмотрела на него томным взглядом:

– Пусть это тебя не беспокоит, мой дорогой. Учить неопытного молодого человека – что может сравниться с таким удовольствием!

Серегил шутливо флиртовал с Исмей, присматривая при этом краем глаза за Алеком. Как он и ожидал, Килит быстро заставила юношу почувствовать себя свободно. Еще один или два танца с ней – и Алеку начнет казаться, что в этом обществе он вращался всю свою жизнь. Такое же влияние она оказала на самого Серегила много лет назад.

Начав свою карьеру как куртизанка на улице Огней, Килит вошла в благородное общество, когда упрямый молодой аристократ, преодолев отчаянное сопротивление своей семьи и друзей, женился на ней. На протяжении последующих лет ее красота, умение держаться, остроумие в определенной мере примирили с ней высший свет, и на ее знаменитые приемы стали съезжаться вельможи. В ее доме выступали лучшие музыканты, там можно было встретить авантюристов, магов, влиятельнейших придворных. Мало кто лучше ее знал, что происходит и в царском совете, и в спальнях аристократов.

Это и было одной из причин стремления Нисандера познакомить с ней Серегила после окончания его неудачного ученичества в Доме Орески. Заинтригованная его таинственным прошлым и сомнительной репутацией, Килит охотно ввела его в свой блестящий салон; на короткое время, после смерти ее мужа, он нашел место и в ее постели. Серегил никогда не мог с уверенностью сказать, подозревает ли она, что он и есть невидимый, непредсказуемый «Кот из Римини», или считает его просто посредником; так или иначе, она часто передавала ему пожелания вельмож, нуждавшихся в его услугах, и была в курсе того, как быстро эти поручения выполняются.

Как бы то ни было, она была в числе тех немногих представителей аристократии, которым он доверял. Если Алек сегодня выйдет из роли, она не станет широко об этом оповещать. Да и Алеку ее общество явно доставляло удовольствие.

Выполняя соглашение со своей стороны, Серегил полностью переключил внимание на Исмей. Он так отчаянно флиртовал с ней, что каждое его прикосновение заставляло девушку дрожать.

Алек как раз танцевал второй танец с госпожой Килит, когда Микам положил руку ему на плечо.

– Прости меня, прекрасная госпожа, я должен увести твоего партнера ненадолго, – сказал он, кланяясь даме. – Алек, на два слова.

Беда? Алек вздохнул, следуя за ним ко входу в зал.

Брошенный искоса мрачный взгляд спутника был ему достаточным ответом.

В небольшой передней они обнаружили Серегила, окруженного четырьмя солдатами в синей форме. Еще один связывал ему руки спереди. Рядом стоял старый слуга Серегила, Рансер, рыдая и ломая руки.

Офицер с цепью царского пристава на груди при виде Микама и Алека развернул свиток, перевязанный черной лентой. Лицо Серегила по‑прежнему ничего не выражало.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил Микам.

– А кто ты такой, господин? – вопросом на вопрос ответил пристав.

– Я благородный Микам Кавиш из Уотермида, друг господина Серегила. Этот юноша его подопечный, благородный Алек из Айвиуэлла. Почему вы арестовали этого человека?

Пристав развернул другой свиток, просмотрел его, потом бросил внимательный взгляд на Микама и Алека.

– Благородный Серегил из Римини обвиняется в измене. Мне также вменено в обязанность предупредить благородного Алека, чтобы он не пытался покинуть город.

Глядя на офицера с ледяным достоинством, Микам спокойно спросил:

– Следует ли понимать это так, что и он тоже под подозрением?

– В настоящее время нет, благородный Микам. Но таковы данные мне инструкции.

– Серегил, что случилось? – спросил Алек, к которому наконец вернулся голос.

Серегил мрачно пожал плечами:

– Это явно какое‑то недоразумение. Будь добр, принеси за меня извинения гостям.

Алек молча кивнул. Взглянув на связанные руки Серегила, он заметил, что тот изобразил пальцами знак имени Нисандера, прижав согнутый указательный палец к большому.

– Пойдем, господин, – обратился к Серегилу пристав, беря его за локоть.

– Куда вы его увозите? – потребовал ответа Алек, следуя за стражниками к закрытому черному возку у дверей.

– Я не могу этого сказать, господин, – ответил пристав. Он влез в возок следом за Серегилом и махнул рукой вознице. Возок загромыхал по камням мостовой.

– Серегил велел идти к Нисандеру, – прошептал Алек стоящему рядом Микаму.

– Я видел. Так что пошли.

– Но как же с гостями?

– Я быстренько предупрежу госпожу Килит. Она знает, что делать.

Алек с тоской смотрел вслед исчезающему в темноте возку.

– Как ты думаешь, куда они его повезли?

– Его арестовали по приказу царицы, так что поместят в Красную башню, – печально ответил Микам. – А это такое место, откуда даже Серегил не сможет выбраться без посторонней помощи.

ГЛАВА 26. В «Петухе» строят планы

Алек и Микам были на полпути к Дому Орески, когда перед ними замерцал крошечный шар‑посланец.

«Алек, Микам, немедленно приходите в „Петух“.

Алек удивленно моргнул:

– Это послание от Теро!

– Ох, потроха Билайри! – пробормотал Микам, поворачивая и направляясь в другую сторону.

В «Петухе» они нашли ожидающего их Теро; его учитель. однако, отсутствовал.

– Где Нисандер? – спросил Алек, несколько озадаченный тем, что Теро тоже известно, как проникнуть в тщательно охраняемые покои Серегила.

– Он у царицы. – Теро с его напыщенностью был совсем не на месте среди устроенного Серегилом беспорядка. – Он послал меня встретить вас. Он явится сюда, как только сможет.

– Как я понимаю, арест Серегила для него такая же неожиданность, как и для нас? – спросил Микам, швыряя на стол перевязь с рапирой Серегила.

– События стали развиваться быстрее, чем мы ожидали. Нисандер очень обеспокоен тем, что Идрилейн не посоветовалась с ним, прежде чем отдать приказ об аресте.

– Но что случилось? – простонал Алек, в беспокойстве шагая по комнате.

– Нисандер ведь перехватил то письмо! Серегил говорил, что они не посмеют отправить другое, пока не узнают, что случилось с первым.

– Не имею представления. Царица прислала уведомление, что он помещен в Красную башню, больше ничего. Его арестовали без шума?

– Если бы не Рансер, мы могли бы и вовсе вовремя ничего не узнать! – прорычал Микам. Теро мрачно потер подбородок.

– Ну это по крайней мере обнадеживающий знак. В первый раз за все время знакомства Алек сообразил, что Теро, должно быть, тоже наблюдатель. Данное обстоятельство, а не личные чувства, конечно, объясняли его интерес к этому делу.

– Ты не думаешь… – воспоминания холодным комом давили грудь Алеку, – что его будут пытать? Теро задумчиво поднял бровь:

– Это будет зависеть от тяжести обвинений, мне кажется.

– Пристав сказал, что его обвиняют в измене.

– Ах так. Тогда это довольно вероятно.

– Проклятие, Теро, соображай, что говоришь! – рявкнул Микам, заметив, как побледнел Алек, и обнимая его за плечи. – Брось, мальчик, нечего об этом думать. Нисандер никогда такого не допустит.

– Сомневаюсь, что Нисандер сможет тут что‑то сделать, – возразил Теро, не обращая внимания на отчаяние Алека. – Красная башня охраняется магическими заклинаниями в дополнение к обычным замкам. Мы с Нисандером сами этим занимались. И дело не только в этом: Нисандер слишком тесно связан с Серегилом, чтобы позволить себе вмешаться в отправление закона.

– Что же нам делать? – прошептал Алек.

– Сидеть здесь и ждать Нисандера, как нам велено, – спокойно ответил Микам. Неприязненно посмотрев на Теро, он добавил: – И нечего тратить время на праздные измышления.

Нисандер почувствовал облегчение, когда царский посланец проводил его в кабинет царицы, а не в зал для аудиенций. Они всегда обходились без обременительных церемоний: Нисандер знал Идрилейн с детства, и, хотя он всегда оказывал ей подобающее почтение, из взаимной симпатии обычно позволяла наедине обходиться без формальностей. Однако сегодня ее приветствие прозвучало холодно, и Нисандер уловил в этом предостережение.

Даже в парадном платье, с распущенными по плечам седеющими волосами, Идрилейн выглядела воительницей, которой и была. Присоединившись к ней за маленьким столом, на котором стояли графин с вином и бокалы, Нисандер постарался скрыть свое растущее беспокойство. Ни один из них не начинал разговор, пока они не чокнулись бокалами и не сделали по традиционному глотку, означавшему обязательство говорить откровенно.

– Ты приказала арестовать Серегила, – начал Нисандер, глядя в спокойные глаза царицы. – В чем его обвиняют?

– В измене.

Сердце Нисандера упало: уж очень решительно прозвучал ее голос; каким‑то образом врагам удалось обойти их с фланга. Следовало действовать с осторожностью и проявлять максимальное уважение к царице.

– На основании каких свидетельств ему предъявлено обвинение?

– Благородный Бариен получил это сегодня. – Она протянула ему свиток.

Нисандер узнал первые строки: документ был составлен на основе того незаконченного письма, которое Серегил продал Гемелле. Как и предыдущее послание, попавшее в его руки, письмо казалось подлинным во всем, кроме содержания. Почерк, подпись, чернила, которыми оно было написано, – все было безупречным.

– Оно кажется подлинным, согласен, – наконец сказал Нисандер. – И все же я не верю, что письмо написано Серегилом. Могу я узнать, каково твое мнение?

– Мое мнение значения не имеет. Мой долг действовать на основании фактов, – ответила Идрилейн. – Пока что никаких признаков подделки, магической или иной, обнаружено не было.

– И все же у тебя, должно быть, есть сомнения, иначе я не сидел бы здесь с тобой, – мягко произнес Нисандер.

Царственное выражение на лице Идрилейн немного смягчилось.

– Я не особенно хорошо знаю Серегила, но я знаю тебя. Я не забыла, что всегда могла тебе доверять, так же как моя мать, и ее мать, и мать ее матери. Мне трудно поверить в то, что человек, которого ты так высоко ценишь, может быть предателем. Если ты знаешь что‑нибудь об этом деле, лучше скажи мне сейчас.

Нисандер вынул из кармана поддельное письмо, которое он перехватил, и протянул ей.

– Это попало мне в руки неделю назад. Поверь, будь у меня хоть малейшее сомнение в невиновности Серегила, я немедленно поставил бы тебя в известность. Содержание этого послания основывается на письме, которое Серегил действительно написал, но строки, доказывающие его вину, были добавлены – подделаны. Я обсудил это с Серегилом и имею все основания считать, что он сказал мне правду.

Лицо Идрилейн потемнело, когда она сравнила два письма.

– Не понимаю. Если эти письма поддельные, то это произведения искусства. Кто станет тратить столько усилий, чтобы дискредитировать человека, имеющего так мало веса? Прости резкость старой вояке, Нисандер, но, помимо дружбы с тобой и с моими детьми, чем может похвастаться Серегил – изгнанный из родных мест потомок благородного рода с задатками торговца? При моем дворе он не играет никакой роли, не обладает влиянием.

– Верно. Единственная его отличительная черта – это дальнее родство с тобой да еще, может быть, близость ко мне. Кому, кроме леранцев, это могло бы пригодиться?

– Леранцев! – презрительно фыркнула Идрилейн. – Кучка ограниченных болтунов, бормочущих угрозы, которым даже их прадеды уже не верили! Клянусь Четверкой, Нисандер, леранцы всего лишь политическое пугало еще со времен Элани Прекрасной.

– Так обычно думают, госпожа. Но ты должна помнить, что я еще мальчиком был на свадьбе твоей предшественницы и тезки, Идрилейн Первой, когда она сочеталась браком с ауренфэйе Коррутом. С тех пор сменилось семь поколений, и кто, кроме старых колдунов, помнит вопли гнева, раздававшиеся вокруг храма во время церемонии? Но должен тебе сказать, моя царица, что сейчас я слышу их так же отчетливо, как и тогда. «Скалой должен править скаланец», – кричала толпа, когда царская кавалерия мечами расчищала путь кортежу. И не только чернь восставала, аристократы тоже – они считали, что их власть узурпирована чужеземцем. Это были те же вельможи, что поддерживали царицу Леру во время ее жестокого правления. Я видел, как протестовал народ, когда после ее смерти на трон взошла ее сестра Корруте стера.

– И все же Коррутестера царствовала, не свергнутая никакой революцией, и ее потомки после нее – тоже.

– Не забудь, две царицы – ее потомки – умерли при сомнительных обстоятельствах.

– Это просто слухи! Элани умерла во время эпидемии чумы, а Клиа была отравлена пленимарскими наймитами.

– Так решили историки, моя царица. Однако в те времена говорили иное.

– Но в обоих случаях ничего доказано не было. А без доказательств это все – дым на ветру, – упрямо возразила Идрилейн. – Вернемся к Серегилу. Может быть, и было бы в интересах леранцев доставить мне неприятности через него. Сакор мне свидетель, я не могу допустить раскола в моем народе, когда нам угрожает война. И ты же понимаешь, что, показав мне это второе письмо, ты удваиваешь серьезность обвинений против Серегила, если только не сможешь доказать, что письма поддельные.

– Понимаю, – ответил Нисандер. – И я передал его тебе как доказательство моей веры в твою справедливость:

теперь я должен или доказать его невиновность, или увидеть человека, которого я люблю как сына, в руках палача. Он арестован. Слух об этом распространится, как того и желают леранцы. Все, о чем я прошу тебя, – это дать мне время, чтобы найти доказательства невиновности Серегила. Идрилейн сцепила руки и оперлась на них лбом.

– Я не могу себе позволить промедление. Бариен займется этим делом лично.

– Потому что его преданность тебе не запятнана привязанностью к Серегилу?

– Именно.

Нисандер поколебался, потом нагнулся через стол и взял ее руки в свои:

– Дай мне два дня, Идрилейн, умоляю тебя. Говори Бариену что хочешь, но дай мне время спасти человека, который более верен и ценен для тебя, чем ты думаешь.

На лице Идрилейн появилось выражение изумления, когда она поняла, что он хочет сказать.

– Серегил – наблюдатель? О Сакор и его пламя, как я могла быть так слепа!

– Он мастер своего дела, моя дорогая, – печально ответил Нисандер. – Что бы я ни стремился сделать из него, Иллиор определил ему собственный путь. С твоего разрешения я не скажу тебе ничего больше – кроме того, что я с радостью поручусь честью в его преданности Скале и тебе.

Идрилейн с сомнением покачала головой:

– Надеюсь, тебе никогда не придется пожалеть об этих словах, мой друг. Ведь он однажды совершил предательство – мы оба знаем это. То, что ты мне только что сказал, может оказаться палкой о двух концах.

– И все равно я не отрекусь от Серегила.

– Что ж, хорошо. Два дня. Но большей отсрочки ты не получишь, и твои доказательства должны быть неопровержимы. Думаю, мне не нужно предупреждать тебя, что вмешательство в дела закона с твоей стороны было бы неразумно? Нисандер встал и низко поклонился. – Я это прекрасно понимаю, моя госпожа.

Прибыв в «Петух», Нисандер не стал скрывать от остальных своей озабоченности.

– Все так, как мы и боялись, – сказал он им. – Наместнику было доставлено второе поддельное письмо – датированное шестым днем эразина. Ирония судьбы – как я понимаю, заговорщики использовали то настоящее письмо, которое Серегил вручил Гемелле, чтобы подстроить ловушку фальсификатору.

– Шестой день эразина? – Алек принялся отсчитывать дни. – Мы тогда еще только встретились и путешествовали через холмы.

– Кровь и ад! – воскликнул Микам. – То ли эти подонки знают, чем занимается Серегил, то ли случайно попали в яблочко. Они устроили так, что Серегил должен придумать какую‑то ложь или раскрыть себя, а это само по себе может означать для него смертный приговор.

– Я мог бы заявить, что он в это время был в Айвиуэлле, – предложил Алек. – Мы уже использовали историю о том, что я приехал с ним в Римини оттуда. Он всем гостям рассказывал…

– Боюсь, так не годится, – ответил Нисандер. – Эта версия достаточно правдоподобна для знакомых, но не выдержит проверки царскими дознавателями. Самое малое, что они могут сделать, – это послать за подтверждением в Майсену. А когда свидетелей не найдется, ты окажешься в таком же опасном положении, что и Серегил. К тому же у нас мало времени. Идрилейн дала нам всего два дня. Пожалуй, нам ничего не остается, как следовать плану Серегила насчет улицы Задней Ноги.

– Я тоже об этом думал, – пробормотал Микам. – Серегилу понадобилась неделя, чтобы найти Албена, да и то он не уверен, что Албен – тот, кто нам нужен. Даже если мы обнаружим его тайник – если таковой существует, – что, если при этом выяснится: Албен тут ни при чем? Чтобы узнать то, что Серегил выяснил бы за день, нам могут понадобиться недели.

Нисандер беспомощно развел руками:

– Верно, но мне ничего другого не приходит в голову.

– Если бы у Серегила оказался еще хоть один день! – с горечью воскликнул Алек. – Он был так доволен тем, как идут дела, словно время совсем не поджимало.

– Мне кажется, – сказал Теро, молчавший все это время, – что отсутствие Алека среди гостей на улице Колеса сегодня вечером не пройдет незамеченным. Может быть, ему стоит посетить тюрьму – выразить возмущение, беспокойство и тому подобное? Появляться там Нисандеру не следует, а вот молодой подопечный вполне мог бы принести своему покровителю всякие мелочи – одеяло, чистое белье…

– И отмычку!

Теро бросил на Алека уничтожающий взгляд:

– Только если ты хочешь наверняка попасть на виселицу с ним вместе. Я думал о том, что, если тебе удастся повидаться с Серегилом, он мог бы сообщить тебе полезную информацию. А даже если и нет, что мы теряем?

– Все‑таки в тебе есть шпионская жилка! – ухмыльнулся Микам.

Теро в оскорбление, посмотрел на него:

– Это просто логика. Я способен мыслить ясно, поскольку мое суждение не искажено эмоциями.

– Так или иначе, это прекрасная мысль. – Нисандер бросил на молодого мага одобрительный взгляд. – Молодец, Теро.

Алек поднялся и накинул плащ.

– Я отправлюсь сразу же. Ты со мной, Микам? Нисандер предостерегающе поднял руку:

– Подождите, вы оба. Необходимо, чтобы все поняли, насколько важен для нас успех. Если нам не удастся доказать невиновность Серегила, мы лишимся всякого доверия царицы и можем сами оказаться в Красной башне, а то и где‑нибудь похуже. – Сделав это предостережение, Нисандер с облегчением заметил, что опасность никого не заставила поколебаться. – Хорошо. Я должен добавить еще одно:

любая наша ошибка может очень сильно повредить царице; этот факт должен учитываться в первую очередь. Если здесь действительно замешаны леранцы, наши промахи будут играть им на руку. Они наверняка ничего так не хотели бы, как показать наличие широко разветвленного заговора со мной во главе. Поэтому будем молить Иллиора даровать нам удачу в сумерках.

– Да будет так, – отозвался Микам. – Пошли, благородный Алек. Нас ждет работа.

Влажный ветер со стороны гавани дул в спину Алеку и Микаму, направлявшимся к тюрьме, расположенной у южной части городской стены. Это была уродливая приземистая башня, окруженная высоким забором. Спешившись, во дворе, Алек поморщился от запаха человеческой мочи и сальных свечей, пропитавшего все вокруг.

– Трудно поверить, что еще сегодня утром я был в Уотермиде, – прошептал он, сжимая принесенный с собой узелок.

– Теперь это уже скорее вчера утром, – вздохнул Микам.

– А что, если нас не пустят внутрь?

– Будь настырным и не скупись на золото. И откинь плащ, чтобы все видели, что ты – аристократ.

Следуя совету Микама, Алек забарабанил в ворота. В зарешеченном окошечке показалось бородатое лицо.

– Что тебе тут нужно в такой час?

– Сюда сегодня привезли узника, – сказал Алек. – Его имя – благородный Серегил. Он мой опекун, и я привез ему одежду и одеяла. Нельзя ли мне увидеть его ненадолго?

– Такой темноволосый парень?

– Да, это он.

– Сейчас чертовски поздно, знаешь ли.

– Я готов заплатить за доставленное беспокойство. – Алек достал полсестерция. – Мы и впредь будем весьма признательны.

Из темноты выступил Микам:

– Ему ведь не запрещено принимать посетителей, верно? Стражник посмотрел на монету, потом обернулся, чтобы посоветоваться с кем– то. Скоро ворота распахнулись.

– Не будет вреда, если парнишка поднимется к узнику, – проворчал привратник, пряча в карман монету и провожая Алека и Микама в комнату стражи. – Но только он один и на минутку. Ты, господин, можешь подождать тут у очага, если хочешь. И я должен сначала посмотреть, что у него в узелке., Начальник стражи остался удовлетворен осмотром и второй монетой. Он поручил Алека другому тюремщику, который повел его в промозглую глубину здания.

Стены, казалось, стремились задавить Алека, пока он поднимался за стражником по продуваемой ледяными сквозняками лестнице. Побывав в каземате Асенгаи, юноша приобрел неистребимую ненависть к таким местам.

Остановившись у низкой дверцы камеры, тюремщик заглянул в зарешеченное оконце.

– К тебе гость, господин! Изнутри донесся невнятный ответ.

– Разговаривать с ним тебе придется отсюда, – сказал стражник Алеку. – Не просовывай ничего сквозь окошко, даже руку. Я сам передам ему узелок. – Забрав его у Алека, тюремщик отошел, чтобы дать возможность юноше поговорить с узником без чужих ушей.

Окошечко было прорезано в толстой деревянной двери. Неподалеку горел фонарь, и его луч осветил профиль Серегила и один блестящий глаз.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно прошептал Алек.

– Пока что да, – ответил Серегил спокойно. – Правда, здесь чертовски холодно.

– Я принес одеяло и чистую одежду.

– Спасибо. Что нового?

Наклонившись как можно ближе к окошечку, Алек поспешно пересказал ему все, о чем говорилось в «Петухе».

– Нисандер считает, что наш единственный шанс – это найти доказательства того, что письма были подделаны. Этим должны будем заняться мы с Микамом, но мы не знаем – как. Боги, как бы я хотел, чтобы ничего этого не случилось!

– Я знаю, что ты чувствуешь. Стражник все еще далеко?

–Да.

– Тогда смотри внимательно. – Серегил просунул пальцы сквозь решетку и быстро просигналил что‑то, имеющее отношение к Микаму.

Пальцы его двигались слишком быстро. Алек покачал головой:

– Я тебя почти не слышу. Что ты сказал?

– Я говорю, это тупик. Тут ничего не выиграешь, – сказал Серегил достаточно громко, чтобы слышал тюремщик. Его пальцы задвигались снова, на этот раз более медленно. Ему мешала решетка, но все‑таки Алек понял:

«Скажи Микаму о чешуйке».

– Не понимаю! – отчаянно прошептал Алек, решив, что он неправильно разобрал это загадочное послание. – Я не оставлю тебя гнить тут!

– Не переживай, – ответил ему Серегил, глядя прямо в глаза юноше. – Завтра ночью светит луна – это добрый знак. Пусть молитвы Светоносному поддержат тебя, и все будет хорошо. А пока я поручаю тебя Микаму Кавишу. Доверяй его мудрости, он многогранная личность.

– Мне жаль, молодой господин, но больше я не могу позволить тебе находиться здесь, – окликнул Алека стражник.

– Проклятие, – пробормотал Алек, уверенный, что он неправильно понял самое важное. Притворяясь, что поправляет волосы, он просигналил пальцами: «Чешуйка?»

К его удивлению, Серегил выразительно закивал.

– Пойдем, господин!

Алек еще секунду смотрел на Серегила; его сердце болезненно сжалось. Неожиданно лицо узника озарила знакомая кривая улыбка.

– Что нос повесил? – прошептал Серегил. – Ты не один будешь работать мне на пользу. Все будет хорошо!

Но Алек совсем не чувствовал себя хорошо, спускаясь следом за тюремщиком по лестнице. Как ни хотелось ему верить мужественным заверениям Серегила, ему казалось, что в голосе друга он услышал печальную нотку. Им загадали трудную загадку, и многое теперь зависело от него. Последствия неудачи оказались бы такими тяжелыми, что Алек не в состоянии был о них думать.

Должно быть, на лице юноши отразились его чувства, потому что тюремщик пробормотал обнадеживающе:

– Не унывай, господин, может, все еще и поправится. Твой приятель кажется порядочным человеком.

Почувствовав, что может найти в тюремщике союзника, Алек выжал слезы из глаз. Это ему удалось с легкостью.

Как только они оказались достаточно далеко от тюрьмы,.Алек передал Микаму странное послание Серегила. Минуту Микам выглядел озадаченным, явно ничего не понимая, и у Алека оборвалось сердце.

– Чешуйка? – Потеребив кончики усов, Микам покачал головой, но тут же расплылся в широкой улыбке. – Клянусь Пламенем, он, должно быть, имел в виду чешуйницу – знаешь, такое насекомое.

– Это тебе о чем‑нибудь говорит? – с сомнением переспросил Алек.

– Ну да! Более того, наш хитроумный друг дал нам план всей кампании. Я тебе все объясню, когда мы доберемся до дому – на улицу Колеса.

У дверей их встретил Рансер.

– Гости разошлись, благородный Алек, и я растопил камин в твоей комнате. Нужно тебе что‑нибудь еще?

– Нет, спасибо, – ответил юноша, чувствуя себя несколько смущенным. Казалось, старый слуга, служи