Клиника Маннгейма: звоните, не откладывая

— Я доктор Маннгейм из реабилитационного центра Маннгейма. Меня часто спрашивают: «Как понять, что кто-то из близких нуждается в лечении от алкогольной или наркотической зависимости?» И я отвечаю: «Если человек лежит голым в углу, в луже собственных нечистот, то, возможно, пора задуматься о консультации специалиста». Звоните нам не откладывая: мы приедем и заберем больного. Но пока мы к вам добираемся… пожалуйста, отмойте его от какашек».

Дядя Блитцен

У дяди Блитцена были расстройства. Однажды в детстве он зашел за кулисы во время концерта, и там его приласкал какойто альтист. Из-за этого дядя Блитцен до конца своих дней испытывал болезненный страх перед струнными инструментами. Он был в числе девяти сотен жертв массового убийства в Джонстауне (Массовое самоубийство (по некоторым версиям — убийство) в Джонстауне — гибель 918 членов секты «Храм народов» 18 ноября 1978 г. в Джонстауне, Гайана. Глава секты Джим Джонс приказал своим последователям покончить с собой, выпив отравленный цианидом фруктовый напиток.), но выбросил свой «Инвайт» и только притворился мертвым. Когда остальные перестали шевелиться, дядя встал и ограбил трупы. Потом он осел в Стокгольме, где стал городским негодяем. Спустя несколько лет он вынырнул в Англии в образе самозваного епископа и мотался по Мидленду с шайкой продувных алтарников, насильно причащая отпавших от церкви католиков.

Он погиб во время урагана «Шломо» перед входом в секс-шоп для взрослых: вывеска оборвалась, и дядю убило огромным неоновым членом.

Дядя Пиноккио

У дяди Пиноккио было двадцать три явно выраженные личности; увы, все неприятные. Он верил, что мультики о поросенке Порки рассказывают о реальных событиях, и однажды заколол свою собаку японским церемониальным кинжалом, повздорив с ней из-за ягнячьей кости. Дядя Пиноккио все время ходил в костюметройке. Жилета там не было, просто пиджак был разорван на две половины. Дядя то и дело менял работы: среди прочего он успел побыть продавцом воздушных шариков, фрилансером дерзости и карачкоходцем. Под конец он поселился в собственном подвале, где тронулся умом, пытаясь изобрести ректальную гармошку. Тогда родные привязали его к липе на заднем дворе и кормили из рогатки. Через шесть лет его отвязали на день рождения Муссолини, и он немедленно женился на пассивно-агрессивной библиотекарше, которая впоследствии и забила его насмерть стойкой для словарей.

Дядя Шадрак

Дядя Шадрак считал себя особенным, потому что одно яичко у него было в форме бразильского ореха, а другое в форме кешью. Он любил подбегать к женщинам с криком: «А вот кому ореховой смеси?» Мне он рассказывал, что в молодости был изрядным жеребцом и однажды так мощно пялил девицу, что от нее поотлетали все веснушки. Увы, женился дядя неудачно. Его жена Хлорина выглядела так, будто ее нашли в помойке за центром клонирования. ПМС у нее был такой жестокий, что на заднем дворе пришлось построить американские горки для перепадов ее настроения. Девочкой она однажды отправилась поглазеть на гей-парад, и ее переехала карнавальная платформа, полная лесбиянок; в конце концов ее нашли мертвой в армейских казармах: проглотила слишком много несвежей спермы. Дядю Шадрака убило током от кардиостимулятора, купленного в комиссионке.

Дядя Шемп

Дядя Шемп был до оторопи непримечательным человеком. У него не просматривалось никакого образа жизни, а единственным достижением было пожизненное членство в сообществе простых людей. Он поздно начал, упорно трудился и, наконец, ногтями проскребся в задние ряды. Иногда у него случались проблески посредственности, но очень скоро он возвращался в свое обычное состояние полного ничтожества. Дядя Шемп был человеком без воспоминаний. Он не страдал амнезией, а просто ему нечего было помнить. Как он сам говорил: «Ничего особенного со мной никогда не происходило». По этой причине он носил медицинский браслет с надписью

«Пожалуйста, дайте умереть». Единственным удовольствием дяди было его хобби — выискивать детские игрушки в обломках разбившихся самолетов. Он скончался в семьдесят пять лет от травмы головы, которую получил, слишком бурно радуясь опорожнению кишечника.