Рождественское перемирие

На уроке английского языка учитель достал неизвестно откуда компакт-диск, вставил его в ящик компьютера и включил аудиофрагмент. Нам надо было прослушать его и осмыслить. Затрещали огни костров, зашевелились трупы в окопах Европы, задыхавшейся в чаду Первой Мировой Войны. Англичане это мы - шестнадцати- семнадцатилетние юноши и девушки. Наши позиции были абсолютно ничем не защищены, и могли быть обстреляны с любой проекции. Единственное, что у нас было - это графин воды на вахте. Немцы были оснащены лучше, потому что находились в универсаме через дорогу. Их защищало безоружное население и безумие кайзера. Оно толкнуло их на войну, но теперь они устали от войны. Наши бесполезные императоры еще не договорились, а солдаты уже понимали друг друга. Россия была далеко, надо было идти вверх, в школу, где занимались самбо. А четвертый маршрут автобуса увозил в Америку. Она была далеко, но там была полнейшая свобода. Близилось Рождество. Горожане отмечали его, но елки украшались не шарами и пряниками, а гранатами и разрывными пулями. Со стороны немцев начали доноситься рождественские хоралы. Они о чем-то оживленно заговорили, и одно слово - перемирие - произносилось особенно трепетно. Начали говорить о перемирии и мы. Девушка Оксана, которую мне прочили в жены, сказала, что сами солдаты никогда бы не пошли нас убивать. Их отправили, а если бы они не пошли, их бы казнили. На что учительница ответила, что на прошлой войне в боевых действиях участвовали только те, кто был не нужен государству. А те, кто был нужен, так и вышагивали на парадах и праздниках. Тут к нам пошли немецкие солдаты. Они несли вафли, печенье и прочие сладости. Наше братание озарил яркий фейерверк. Наступило Рождество. А утро было ясным, морозным. Ярче яркого солнце освещало Россию. Россия - самая мрачная, но и самая прекрасная сторона, сияла в лучах своими коричневыми кирпичными стенами...

15 ноября 2012

Поросёнок

Мой город сер и уныл. Особенно унылым был район, где я жил. Когда-то жить здесь было опасно и страшно. Теперь просто грустно. Единственным оборудованным для прогулок местом был стадион, голый, хоть и с несколькими деревьями по периферии. И я там часто гулял. Вышагивал круги, над чем-то размышлял или просто грустил. Мне это нравилось.

И вот я вышел из дому на очередную прогулку туда. Шел по осенней слякоти, проходя мимо серых панельных общежитий, встречал множество бродячих собак, спаривавшихся, справляющих нужды прямо в траву, вычесывавших своих блох и просто бежавших куда-то. Выходил на улицы, крытые асфальтом и стеклами от битых банок и бутылок. Наконец-то пришел в этот стадион. Пройдя через ограду, отделявшую стадион от всеобщего потока грязи, серости и тоски, я вспомнил одну вещь.

Как-то в детстве мне надо было принести в школу пенопластовые плиты, чтобы сделать на уроках труда из этих плит поросячью голову. Мама дала мне плитку, и я смог это сделать. Я вырезал из плитки очертания свиной головы, покрасил плитку, нарисовал глазки, пятачок, раскрасил плитку во все оттенки розового и зеленого. И вот, поросенок готов. Скупой на похвалы учитель, ныне покойный, похвалил меня. Я был доволен. После уроков я, вместе с поросенком, пошел домой, по дороге зашел в магазин. Продавщица, увидев поросёнка, похвалила меня за работу. А потом, когда я шел по улице, ветер выхватил из моих рук поросенка, и он улетел вниз. Он улетел так далеко, и слякоть, куда он упал, была такой противной, что я не стал его ловить. Мы расстались.

Многое было за это время. Многое я любил. И не то. Я был членом одного спортивного сообщества. Мне был дорог каждый человек в нем, но все они презирали меня, и считали меня полезным только для удовлетворения их похоти. Переписывался с двумя девушками. Одна ради меланхоличного меня надела маску сумрачного интеллигента. Вторая была весела, выражалась самыми яркими метафорами. Помнится, во время нашей общей ссоры, я обиделся на нее: "Ты зло, Динарэ!". А она спросила меня: "Оки, я зло. А что есть свет, Сириж?". Ответ я сформулировал только сейчас. Свет это то, что нас создало. Для поросенка свет был я. Но свет для него погас, и давно уже не горит. Но не все же потеряно. Быть может, осенняя уличная слякоть приведет упавшего в нее давно поросенка, и он приплывет к стадиону, к моим ногам. И поросенок снова познает свет, своего творца, бога.

29 января 2015

Знакомство с героем

Главная улица небольшого промышленного города в феврале была в грязном тающем снегу. И вот днём, в один из этих февральских дней, по этой улице шёл молодой человек. На нём красный пуховик, джинсы, черные зимние сапоги и черная шапочка. В руках у него была помятая пластиковая бутылка, внутри которой были обертки от каких-то сладостей. Он проходил сквозь толпу мрачных людей, улыбался слегка и напевал песенку:

Все говорят, что пить нельзя,

Все говорят, что пить нельзя,

Все говорят, что пить нельзя,

А я говорю, что буду!!!

Вскоре он завернул на другую улицу, не столь главную. Там остановился у автобусной остановки. Там стояли знакомые юноша и девушка. Он хотел с ними поздороваться, но, кажется, они целовались, и в их нечаянную любовь он вторгаться не хотел. Затем приехал седьмой маршрут автобуса, и увёз нашего героя. А юношу с девушкой увёз другой маршрут автобуса. Итак, трое уехали. А их никто не заметил. Небольшому промышленному городу ни до кого дела нет...

февраль 2013

***