В системе комплексного исследования 2 page

Статья эта подлила масла в огонь. Она не.имела никакого отношения к диалектико-материалистическому рассмотрению вопроса о природе психического. Однако она «вооружила» лагерь защитников абсолютной идеализации психического (т. е. современный эмпирический параллелизм), поскольку все дальнейшие попытки понять психику как явление материальное, далеко не столь примитивные, а, наоборот, вполне соответствующие духу диалектического материализма (например,,идеи в работах Н. В. Медведева (1960, 1963, 1964), а также у некоторых других авторов), совершенно необоснованно отождествлялись с работой В. iM. Архипова и тем самым «опровергались».

В 50-е годы большой вклад в разработку проблемы психического внес С. Л. Рубинштейн. Он сделал весьма существенный шаг на пути преодоления эмпирического параллелизма, на пути преодоления абсолютной идеализации «психического». Это видно уже по названию его фундаментального труда — «Бытие и сознание» (1957), которому дан подзаголовок «О месте психического во всеобщей связи явлений материального м,ира». Как в этой, так и в последующей его работе («Принципы и пути развития психологии», 1959), выдвинуто немало ценных положений. Но, к сожалению, эти ценные мысли заключены лишь в отдельных фрагментах текста.

В основу подхода к проблеме С. Л. Рубинштейном было положено утверждение относительной противоположности идеального и материального. Это сохраняло в силе традиционную психофизическую проблему. Рассматривая ее, С. Л. Рубинштейн прежде всего подчеркивал, что к ней приводит предварительное осознание своеобразия психического как идеального, осознание его качественного отличия от физического как материального. Здесь С. Л. Рубинштейн предупреждал, что своеобразие это нельзя подчеркивать слишком резко; история науки показыва-

ет, что одностороннее противопоставление психического физическому уже не раз раскалывало мир надвое. А мир в действительности един. Бго единство заключается в материальности. «Онтология, то есть учение диалектического материализма о бытии, выдвигает именно это положение как основное. Из него исходят те, кто все чаще и настойчивее утверждают, что Психическое материально. Сторонники этой точки зрения, получившей в последнее время некоторое распространение в нашей философской литературе, замыкаются в онтологическом плане и не дают себе труда соотнести его с гносеологическим.

С другой стороны, те, кто исходят в рассмотрении проблемы материи и сознания из гносеологического плана, справедливо утверждают, что психическое — идеально, поскольку оно — образ вещи, не сама вещь, а ее отражение. Это правильное положение. Однако оно не дает исчерпывающего решения основного вопроса, пока гносеологический план не соотносится с онтологическим, с диалектико-материалистическим учением о 'бытии >и не учитываются требования, из этого исходящие. Требования эти заключаются в том, чтобы не выводить психическое как идеальное за пределы материального мира, не допускать обособления идеального от материального,и внешнего дуалистического противопоставления одного другому» (Рубинштейн, 1959а).

Сильные стороны взглядов С. Л. Рубинштейна заключены в его стремлении понять мышление как процесс взаимодействия познающего субъекта с познаваемым объектом. В работе «Принципы детерминизма и психологическая теория мышления» С. Л. Рубинштейн (1959) показывает ограниченность старого детерминизма (особенно характерного для бихевиористской схемы «стимул — реакция»),'согласно которому внешние причины непосредственно определяют эффект оказываемого ими воздействия независимо от свойств и состояний того субъекта, на которого эти воздействия направлены. Такому 'пониманию детерминизма С. Л. Рубинштейн противопоставляет его диалекти-ко-материалистическое понимание, ядро которого формулируется в положении: «Эффект воздействия одного явления на другое зависит не только от характера самого воздействия, но и от природы того явления, на которое это воздействие оказано; иначе говоря, эффект воздействия одного явления на другое опосредствуется природой последнего (Рубинштейн, 1969). Согласно С. Л. Рубинштейну, специальным выражением этого детерминизма в психологии является рефлекторная теория Сеченова— Павлова. «Все явления в мире взаимосвязаны. Всякое действие есть взаимодействие, всякое изменение одного явления отражается на всех остальных и само представляет собой ответ на изменения других явлений, воздействующих на него. Всякое воздействие одного явления преломляется через внутренние свойства того явления, во взаимодействие с которым оно вступа-

ет. В этом выражается одно из основных свойств бытия. На

этом основано диалектико-материалистическое понимание детерминированности явлений как их взаимодействия и взаимозависимости».

Прилагая эти ценные идеи к анализу психологической теории мышления, С Л. Рубинштейн, однако, не раскрывал их с достаточной 'подробностью, считая, что именно они раскрыты им в книге «Бытие и сознание». Но этого не было достаточно.

В последующие годы в нашей философской литературе отчетливо выразились две основные позиции. Одну из них составили взгляды противников сведения психического к идеальному, например взгляды Н. В. Медведева (1960, 1963, 1964, 1964а), Ф. Ф. Кальсина (1957), В. Ф. Сержантова (1958) и др.⁹ Другую— утверждения активных защитников такого сведения, например Ф. Г. Георгиева (1964), В. В. Орлова (1960), В. Н. Кол-бановского (1964) и др.

Конечно, между этими полюсами не трудно найти взгляды, тяготеющие к середине и в известном смысле поддерживающие позицию, заложенную С. Л. Рубинштейном. Вместе с тем большинство представителей этих взглядов все резче и резче ставили действительно центральные проблемы природы психического и искали их последовательное материалистическое решение.

Например, Н. П. Антонов (1964) так говорил об этом: «Пришло время решать все эти вопросы, выдвигаемые современным ходом развития естествознания и философии. Прав Н. В. Медведев, когда указывает, что простым повторением формулы марксизма — сознание есть свойство мозга, отражение бытия — мы этих вопросов не решим. Жизнь требует движения вперед и не дает топтаться на месте, повторяя старые истины».

Совершенно иной подход к вопросу был у сторонников сведения психического к идеальному. Рассмотрим для примера позицию Ф. М. Георгиева.

Этот автор тоже выступал против ошибочного сведения психического к физиологическому. Но как? Он утверждал, что психическое несводимо к физиологическому как идеальное к материальному. Ф. И. Георгиев откровенно абсолютизировал идеальность психического. Он категорически утверждал, что «воля», «душа» или «психика» — нематериальные силы и именно благо-

⁹ Ценные, плодотворные мысли, существенно углубляющие понимание природы психического, развивались в те годы А. Н. Леонтьевым в его работах «Об историческом подходе в изучении психики человека» (1959), «О механизмах чувственного отражения» (1959) и др. Существенное значение для развития диалектико-материалистического взгляда на природу психического имели исследования А. Р. Лурия, Б. Г. Ананьева, Л. М. Веккера и Б. Ф. Ломова и др. Однако все эти исследования в основном посвящены другим проблемам. Поэтому в них не содержится необходимой полемики относительно тех идей, касающихся природы психического, которые высказывались тогда главным образом не психологами

даря этому они влияют на поведение, регулируют деятельность. Он 'был категорически против того, что в онтологическом аспекте субъективное отражение выступает как явление материальное и только благодаря своей материальности влияет на поведение.

Ф. И. Георгиев перечислял аргументы, по его мнению, обычно приводимые в защиту якобы ошибочных взглядов на «психику»: «1. Каким образом, оставаясь на позициях материалистического монизма, можно объяснить, что материальное, чувственное, пространственное может породить нематериальное, непространственное? 2. Сознание есть особая форма движения материи. Но как может идеальное быть формой материального? Если мышление не есть форма движения материи, то как же оно может воздействовать на физиологические материальные процессы в организме, приводящие в движение, например, руки людей, вооруженные орудиями труда и изменяющие определенным образом внешний мир? 3. Если психика не материальна, то какова же ее роль в жизнедеятельности организма? Идеальное не может влиять на материальное, ибо оно не является энергией. Но в таком случае остается необъяснимым сам факт возникновения психики, ее необходимость. 4. Возникновение психического как нематериального явления есть нарушение закона сохранения и превращения энергии. 5. Если психика не материальна, то она не может быть предметом чувственного, значит и логического, познания. О самом факте существования психики как идеальном мы не можем ничего знать» (Георгиев, 1964).

По сути дела все аналогичные вопросы вставали в свое время и перед Декартом. Для.их разрешения Декарт использовал гипотезу о шишковидной железе (эпифезе), которую раскачивает нематериальная душа. Как же поступает Ф. И. Георгиев 300 лет спустя?

«Психика возникает на определенной ступени развития материи,— констатирует он, — являясь «свойством движущейся материи». Она есть функция мозга, отражение действительности. Историческая практика есть основа возникновения, формирования и развития психики, критерий адекватного отражения человеком внешнего мира. В этом... заключается диалектико-матери-алистический монизм». Но кто же все-таки раскачивает железу?

Ф. И. Георгиев подчеркивает, что «недопустимо отождествлять особое качественно своеобразное свойство мозга (психическое) с самим мозгом». Для того чтобы понять, что это за свойство, «достаточно напомнить фундаментальное положение И. П. Павлова о сигнальных функциях коры головного мозга, с которой внутренне связано психическое. Именно потому, что психика, идеальное, имеет реальное значение для индивида, она активно воздействует как на практическую деятельность человека, так и на работу самого мозга. Хорошо известна вели-

кая сила идей в поступательном развитии общества, когда оии связаны с практикой» (Георгиев, 1964).

Нетрудно заметить, что здесь Ф. И. Георгиев, кроме всего прочего, отождествляет психику (которую он называет свойством мозга) с общественно-историческим познанием.

Дальше того понимания, что психика есть субъективный образ объективного мира, Ф. И. Георгиев (1964) не желает двигаться. Он фактически продолжает доказывать истинность психофизического параллелизма, используя аргументы, вроде: «Мозг функционирует определенным образом под внешними воздействиями, иначе он не существует как орган живого организма».

Претензия Ф. И. Георгиева заключается в том, чтобы назвать психику идеальной, абсолютно противопоставить ее материальному за пределами направления гносеологических исследований. Ф. Г. Георгиев приписывает тем, кто рассматривает психику в онтологическом аспекте как явление материальное, «функциональную» точку зрения на взаимоотношение психического,и физиологического, идущую от Маха. Однако, если восстановить справедливость, кто же окажется сторонником махи-стского «функционализма»? Тот, кто ищет причинные связи между психическим и физиологическим, или тот, кто заведомо отметает их, считая психику нематериальной субстанцией?

Таким образом, представление о психике как об отражении, несмотря на отрицание духовной субстанции, все же сохраняло возможность воспроизведения в психологической теории принципов традиционной психологии сознания и следующих из этого выводов. Поэтому непримиримое противоречие в основе подходов к пониманию природы психического — идеально психическое или материально — оставалось не снятым.

Представление о психическом как об идеальном резко отрицательно сказывалось и на развитии весьма плодотворного в своем существе принципа «единства сознания и деятельности», который получил в нашей психологической науке весьма широкое распространение.

Согласно этому принципу предметом психологического исследования должна стать не только психика человека, не только его «внутренняя духовная деятельность», но и сама деятельность, благодаря которой люди непосредственно преобразуют природу и изменяют общество. В целом это направление в развитии психологии было весьма прогрессивным и плодотворным. Оно приносило известные успехи в продвижении теоретической мысли психологов, но не смогло еще быть достаточно надежной теоретической основой для экспериментальных исследований, делающих принципиальный шаг вперед по сравнению с тем, что было достигнуто традиционной идеалистической психологией сознания. Согласно ретроспективному взгляду на этот принцип одного из его авторов — С. Л. Рубинштейна — «прии-

цип единства сознания и деятельности» представлял собой скорее требование, чем его реализацию (1959а).Понятия «сознание» и «деятельность» не были в нем достаточно дифференцированы и определены, они связывались чисто внешне, без определения характера их взаимоотношений. Преодолеть трудности, возникающие на пути реализации данного принципа, было невозможно и прежде всего потому, что субъективное отражение продолжало пониматься только как идеальное. Оно понималось, по выражению С. Л. Рубинштейна, как нечто переходящее в процессе осознания мира в человека и приобретающее в нем идеальную форму существования; затем это нечто при реализации помыслов субъекта, через его действие, каким-то образом должно было вновь перейти в окружающий мир и снова приобрести в нем материальную форму существования (Рубинштейн, 1959а). Такое понимание содержало в себе недопустимое смешение гносеологического и онтологического направлений исследования, подмену психологических понятий гносеологическими.

Весьма показателен в этом смысле сам характер попыток установить психологические взаимоотношения между психикой и деятельностью. Эти попытки шли чаще всего по линии «гносеологического детерминизма». Основной их задачей было указать на то, что первично и что вторично, что отображается и что является отображением. Иначе говоря, здесь явно, хотя и неосознанно, намечалась тенденция к отказу от онтологического анализа психики и к переходу в план основного философского вопроса. Поставленная проблема решалась примерно так: деятельность человека обусловливает формирование его психики, а последняя, осуществляя регуляцию человеческой деятельности, является условием ее выполнения. Необходимо специально отметить, что в этом положении заключено много ценного. Но, поскольку психика в данном случае понималась как идеальное сознание (т. е. как гносеологическая категория), никаких специфических онтологических характеристик психики дать было, естественно, невозможно и нельзя было представить, как идеальное могло осуществлять какую-либо регуляцию, как идеальное могло приводить к действию. Пресловутая психофизическая проблема Декарта о соотношении нематериальной души и материального тела сохраняла силу. Поэтому фактически понятие психики оставалось здесь лишь формальным включением, а его конкретное использование в приложении данного принципа к построению психологического эксперимента ничем не отличалось от интроспекционистского подхода, от подхода эмпири ческого параллелизма.

Поскольку материальная деятельность человека и идеаль ная психика оказывались образованиями, непосредственно несопоставимыми, а формально примат почти во всех психологических исследованиях принадлежал «психике», «психика» и дея. тельность разрывались. Психика (в контексте деятельности)

рассматривалась лишь как особая внутренняя, духовная, умственная, идеальная деятельность (продуктивная сторона психического, таким образом, не фиксировалась), психическое растворялось в ряде «умственных процессов», психологическая природа которых оставалась непонятной. Внешняя деятельность (т. е. деятельность, которая осуществляется непосредственно при помощи ног, рук, пальцев и т. п.) многими авторами вообще не связывалась с психической деятельностью. Она понималась лишь как необходимое условие последующего возникновения внутренней умственной деятельности. В лучшем случае допускалось, что внешняя специфически человеческая деятельность испытывает на себе регулирующее влияние психики в той мере, в которой она отражает условия, осуществляющие ее регуляцию (Рубинштейн, 1959, 1959а).

Иногда говорилось об особой психической деятельности, якобы существующей наряду со всеми прочими конкретными формами деятельности человека. Однако никто не мог, конечно, указать реальный факт, подтверждающий наличие такой особой психической деятельности. Это понятно, поскольку подобная деятельность не существует реально: она может быть выделена лишь в абстракции путем обобщения всех конкретных форм реальной деятельности человека и представляет собой не что иное, как абстрактную структуру этой деятельности.

Недопустимое сведение психики к идеальному приводило к целому ряду и других неразрешимых противоречий в анализе взаимоотношения психики и деятельности.

Например, чаще всего в основу понимания психического клалось действие. Именно действие рассматривалось как «клеточка», «ячейка» психического. В известном смысле это была очень правильная и плодотворная идея. Однако наряду с этим считалось, что психика всецело определяется воздействиями окружающих человека предметов¹⁰. Нетрудно понять причину такого вопиющего противоречия. Чувство реальности толкало психологов к утверждению жизненности действия, к пониманию его как источника всей психической жизни человека. Однако логика рассуждений, основанных на принятии исходного постулата об идеальности психики, вела к другому. Психика хотя и понималась в известном отношении как некоторый продукт действия (как она становится таким продуктом, об этом никто не говорил), но вместе с тем считалась идеальной, т. е. отображением вещей. Легко заметить, что отображение вещи, конечно, определяется самой вещью, которая отображена (выделяя образ, мы абстрагируемся и от его носителя, и от процесса его формирования). Тем самым сведение психики к отображению

¹⁰ Именно этот тезис пытался преодолеть С. Л. Рубинштейн, выдвигая в середине 50-х годов формулу: «Внешние причины действуют через внутренние условия» (Рубинштейн С. Л. Бытие и еознание. М., 1957, с. 10).

Стирало продуктивность попыток увидеть ведущую роль действия в формировании «психических явлений»".

Невозможность преодолеть данное противоречие породило по сути дела ничего не выражающее понятие, которое было Призвано заполнить пустоту между отображением и деятельностью. Это понятие — «активность»; она якобы имеет решающее значение во всей психической деятельности человека. Суть этой активности, конечно, не раскрывалась, да и не могла быть раскрыта, поскольку понятие «активность» отображало объективную реальность в резко искаженном виде. Такого рода активность выделяла действие человека из всего нормального ряда объективно реальных явлений, придавая его поведению беспричинный характер.

Нетрудно заметить, что все эти три положения (ведущая роль действия, однозначная зависимость психики человека от воздействий окружающих вещей и активность психики) несовместимы. Понятие активности психики исключает примат действия и само по себе необъяснимо в системе материалистических взглядов (подлинной причиной любых событий является взаимодействие, оно и есть то, что служит реальным основанием «активности»; различные формы взаимодействия проявляются как различные формы активности; в определенном смысле активность может быть понята как эффект аккумулированных взаимодействий); утверждение о том, что психика всецело определяется воздействием окружающих человека вещей, исключает понятие об активности психики и снимает примат действия.

Таким образом, сведение психики к идеальному приводило! к тому, что деятельность субъекта отрывалась от объекта и. противопоставлялась ему как проявление особой активности! субъекта, несводимой в принципе к какой-либо из форм материального (т. е. единственно объективно реального) взаимодействия.

Какова же главная причина ограниченного понимания психики материалистически мыслящими психологами, пытавшимися преодолеть пороки традиционной психологии сознания, но все же сводившими психическое к идеальному?

Причина эта порождена прежде всего неверно избранным направлением преодоления пороков интроспективной психологии, недостаточно расчлененным пониманием понятий «отражение», «идеальное» и связанным с этим непосредственным перенесением гносеологической теории отражения в онтологический аспект исследования. Последнее по существу равносильно недопустимой при гносеологическом анализе подмене философских понятий понятиями естественнонаучными. Психологи, вместо того чтобы строить психологическую науку на основе марксистско-ленинской теории отражения, в большинстве своих исследова-

Подробнее об этом см.: Пономарев Я. А. Психика _и интуиция. М., 1967.

№

иий непосредственно и неправомерно подменяли психологическую теорию теорией гносеологической.

Такая подмена ясно видна уже в весьма широко распространенном у нас утверждении об относительной противоположности материального и идеального, которое, несомненно, ошибочно. Оно противоречит ленинской мысли об абсолютной противоположности материи и духа в пределах основного гносеологического вопроса ¹² и разрушает смысл понятия «идеальное», которое только и обретает подлинное значение в абсолютном" противопоставлении материальному (как отображение материального). Описанная нами позиция С. Л. Рубинштейна, согласно которой идеальное не признается нематериальным, но и не отождествляется с материей, эклектична. В этой эклектике— основной недостаток данной позиции. Этот недостаток сквозит и в трактовке С. Л. Рубинштейном вопроса об отношении психического к физиологическому. Первое совершенно неправильно противопоставляется второму как идеальное материальному, как отображение отображаемому. Иначе говоря, здесь С. Л. Рубинштейн не преодолевает полностью декартовский тип противопоставления души телу, который с неизбежностью ведет к психофизическому параллелизму-

Мысль С. Л. Рубинштейна (1959а) о том, что вопрососоотношении материи и сознания, физиологических и психических явлений «сосредоточен в одном проблемном узле, ошибочна: это и есть роковое смешение гносеологического и онтологического аспектов исследований субъективного отражения. Очевидно, что в направлении основного вопроса философии сознание следует понимать не как объективно-реальную форму человеческой психики, а как продукт абстракции, как идеальное отображение бытия. В этом смысле сознание абсолютно противоположно материи. Всякие попытки говорить в этом плане об относительной противоположности идеального сознания и материи были бы повторением тех ошибок Дицгена, которые указаны В. И. Лениным (смешение отображения с отображаемым) ¹³.

Сведение психики к идеальному, отождествление психики с отображением — громадная ошибка. Оно приводит к крайне ложному пониманию психики как субстанции, к нарушению принципов материализма или же к игнорированию психики — к эпифеноменолизму.

Представление о психике как об эпифеномене во всех случаях связано с тем, что на место психики подставляется гносеологическая абстракция, которая, конечно, сама по себе ни на что воздействовать не может. Поэтому всякие утверждения об

¹² В. И. Ленин, рассматривая психику как отражение, не сводил отражение к идеальному субъективному образу объективного мира. Он подчеркивал, что в широком смысле общее свойство отражения присуще всей материи (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 91).

¹³ Там же, с. 256—263.

эпифеноменолизме психики следуют из ложной абсолютизации идеальности субъективного отражения, из подмены онтологического аспекта его рассмотрения гносеологическим аспектом. Попытки связать «идеальную психику», отображение с материей, с мозгом через ссылки на физиологический механизм отображения также совершенно не достигают цели. Физиологический анализ, конечно, является необходимой составной частью научного анализа субъективных явлений. Без него не могут быть поняты механизмы процесса субъективного отражения. Но физиологический анализ не охватывает всех самых существенных сторон субъективного отражения.

Это становится очевидным па основании довольно простых рассуждений. Например, если согласиться с распространенным мнением, по которому онтологическое исследование субъективного отражения сводится к исследованию физиологической деятельности мозга, то необходимо будет признать, что образы — это непосредственный продукт физиологической деятельности. Но тогда законы этой деятельности и есть законы формирования образа. Однако можно ли согласиться с таким утверждением? В гносеологическом направлении исследования субъективные явления выступают как образы, истинные или ложные, более отвлеченные или менее отвлеченные и т. п. Если же мы будем исследовать эти образы как физиологическую деятельность мозга, то обнаружим, что верный образ дает только здоровый мозг; действия ядов, отравляющих мозг, искажают образы. Но известно также, что и совершенно здоровый, нормально работающий мозг может давать ложные образы, иначе все ошибочные положения в науке следовало бы относить за счет патологических нарушений физиологической деятельности мозга. Значит, прямое соотнесение образа как отображения действительности с физиологической деятельностью мозга, необходимой для возникновения такого образа, неправомерно.

Следовательно, между гносеологическим и физиологическим анализом субъективного имеется пропущенное звено. Исследование этого звена и есть задача собственно психологического подхода к изучению субъективного. Для осуществления такого подхода прежде всего необходимо отказаться не только от сведения психики к идеальному, но и от того понятия деятельности, которое сложилось в условиях того сведения.

4. Психика как субъективное отражение, как динамическая модель. Ключом к преодолению исходного противоречия в трактовке природы «психического» (идеально оно или материально) служит для нас принцип двуаспектности в исследованиях любых форм отражения ^и:

¹⁴ Основу для понятия отражения составляет способность взаимной передачи и преобразования структур между взаимодействующими объектами. Отражение как всеобщее свойство материальных объектов есть определенная сторона взаимодействия, реакция (изменение, отпечаток, след) лю-

1) исследование отражения как стороны процесса и результата взаимодействия отражающей и отраженной материальных реальностей и

2) исследование отношения отображения к отображаемому.

Если иметь в виду отражение на социальном уровне организации (сознательное отражение у человека, регулирующее его деятельность, наука, искусство и другие формы общественного сознания), то два данных аспекта могут быть интерпретированы как онтологический (исследование бытия) и гносеологический (исследование отношения знания о бытие к самому бытию).

В знании, соответствующем онтологическому аспекту, отражение выступает как явление материальное. Однако в гносеологическом аспекте такое знание должно быть прежде всего подвергнуто соответствующей обработке, позволяющей «освободиться» от материальности отражения и увидеть в нем отображение, которое затем и исследуется под углом зрения установления структурного сходства данного отображения с какой-либо стороной отображаемой вещи. В таком аспекте отражение выступает как идеальное ^1б.

Мы уже неоднократно затрагивали в общих чертах вопрос о гносеологическом и онтологическом аспектах исследования. Здесь же мы подвергнем этот вопрос более детальному анализу.

Принцип двуаспектности применим к исследованию всех уровней отражения, в том числе и к субъективному отражению как к одному из таких уровней. В гносеологическом аспекте субъективное отражение рассматривается с точки зрения его

бой вещи (явления), взаимодействующей с другой вещью: эта реакция всегда находится в определенном соответствии или сходстве с какой-либо стороной воздействующей вещи. В основе этого сходства лежат законы взаимодействия вещей. Вследствие взаимодействия вещей отношение между ними имеет характер взаимоотражеиия: любая из иих объективно является одновременно отражаемой и отражающей по отношению к другой При определенных условиях возникают реакции особого типа — не на абсолютную величину вещественио-эиергетической стороны воздействия, а на их относительную величину и упорядоченность (организацию, структуру); при этом на первый план выступает одностороннее отношение одной вещи (как первичной, независимой) к другой, вторичной, зависимой от первой. Это — явления отражения в собственном смысле. Они реализуются на высоком уровне организации материальных систем, способных к самосохранению своей качественной определенности, целостности в изменчивой среде. В условиях Земли в число таких систем входят все живые сушества. (Подробнее об отражении см.: Пономарев Я. А., Тюх-тин В. С. Отражение.— «Философская энциклопедия», т. 4. М., 1967; Пономарев Я. А., Тюхтин В. С. Отражение как свойство материи. — «Современные проблемы теории познания диалектического материализма», т. 1. М., 1970.) ¹⁵ В целях терминологического облегчения формального разделения обоих аспектов исследования отражения, говоря об отражении в гносеологическом плане, в данной работе мы пользуемся одним из синонимов отражения— отображением. Этот синоним отражения нередко употреблял В. И. Ленин (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 66 и др.).

отношения к отображенной в нем действительности. Здесь его анализ непосредственно связан с основным вопросом философии и понятие «субъективное отражение» по своему смыслу уподобляется философским понятиям «сознание», «дух» и т. п. С этой точки зрения отражение выступает как вторичное, производное от материи, как отображение. Гносеологический анализ по самой своей сути требует рассмотрения отражения и материи как противоположных, поскольку предметом этого анализа является именно отношение бытия и сознания. Однако такое противопоставление правомерно лишь в пределах, которые определяют направление гносеологических исследований.