Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Самое большое счастье 2 page





- Поясните, пожалуйста, отец Григорий! Что такое правильное рассуждение?

- Мысли можно уподобить ряби, не имеющей никакого духов­ного смысла, возникающей на поверхности нашего обычного ума; это мирское безблагодатное понимание. Но сознание, преобра­женное Святым Духом и пребывающее во всеобъемлющей мудро­сти Божественного бытия, - это духовная мудрость, которая сразу знает все, на что она обратит свое внимание, но предпочитает она пребывать в Духе Святом. Если бы наши мысли имели действи­тельное понимание Бога и мира, то одержимые ими были бы свя­тыми. Но в реальности - это самые несчастные и запутавшиеся создания во вселенной, из чего очевидна трагическая ошибка сле­дования за мыслями и их внушениями.

- А как практически происходит уподобление Христу, отче?

- Присутствующий изначально в нас дух есть образ и подобие Христа, Который ясно проявляется в нем, благодаря очищению сердца от накопленных дурных привычек, подобно тому, как очи­щается грязная вода, если дать ей отстояться. Пойми, что в дей­ствительности такое очищение означает путь святости, на котором три Лица Пресвятой Троицы являются в сердце подобно тому, как солнце восходит из-за горизонта, порождая свет, тепло и солнеч­ные лучи. Когда Дух человеческий постигает Святую Троицу, ему не нужно никаких доказательств. Христос есть истина. И Отец есть абсолютная истина, а также и Дух Святой, все Три суть единая ис­тина. Познаете истину, и истина сделает вас свободными, - го­ворит Господь (Ин. 8: 32). Однако, если в человеке нет духовного чутья, он впадает в неуверенность и не понимает, что верно, а что ошибочно. Это есть темный тупик заблуждений, из которого без наставника не выбраться...

- Что же делать, Геронда, если мы попадаем в духовные тупики?

- Держись старца, исполняй его наставления, верь, что в твоем сердце живет Спаситель Христос. Воспитывай в себе любовь к Бо­гу и ближним. Укрепляй и просвещай себя непрестанной молит­вой. Удерживай и возогревай в себе память смертную и воздер­живайся от греховных помыслов и поступков - все это проясняет сердце и приводит к возрождению в нем благодатной чуткости или интуиции, укрепляющей духовное рассуждение.

- Отец Григорий, бывает, что происходящие с нами обстоятель­ства смущают ум и делают его безпокойным. Что бы вы посовето­вали в таких случаях?

- Никогда не считай события абсолютно достоверными, зная, что они каждое мгновение изменяются. То, что мы видим в данное мгновение, в следующий миг становится совсем иным. Наш ум как бы застывает на одной ситуации и теряет здравый смысл, в то время как положение вещей уже изменилось. Ничто не является неизменным. Все изменяется каждую секунду и в этом - непосто­янство мира, суета сует. Понимать иначе - это заблуждение ума. С одной стороны, невозможно держаться за мир, ибо он упрям в своем непостоянстве, с другой стороны, благодаря его изменчи­вости, мы можем изменять свое худшее греховное состояние ума на более благоприятное для спасения, сделав ум внимательным и собранным. Это даст нам возможность остаться со Христом и во Христе вне всяких изменений, в благодати Духа Святого. Всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победив­шая мир, вера наша (l Ин. 5: 4).

В дверь постучали, произнося молитву по-гречески. В комнату вошел монах. Поприветствовав меня, он начал говорить со стар­цем, тот утвердительно кивал головой. Когда монах вышел, отец Григорий сказал:

- Монастырь с большой любовью заботится обо мне. Хотят снова отвезти меня на обследование в Салоники. Спаси всех нас, Пресвя­тая Дева Мария! Монахи думают, что смогут продлить мне жизнь. Впрочем, пусть делают, что хотят...

Затем старец продолжил:

- Так вот, для того и даруется нам непрестанная молитва, чтобы она стала в нас главным и единственным неизменным центром на­шего существования в непрестанно меняющихся обстоятельствах. Пойми, что самое наиважнейшее в нашей жизни - это очищение сердца от всех привязанностей к суетному миру, который все время ткет свою небыль, обманывая нас и пугая своими проявлениями. Когда ты ухватишь основную суть практики, не отвлекаясь ни на что, а она есть чистое сердце, которое Бога узрит, ты найдешь Боже­ственный центр в самом себе, где утверждено Царство незыблемое Сына Божия. Занимайся только этим, и спасешься!

- Отче, я читал, что в духовном восхищении ум полностью всту­пает в нетварный свет. Выходит, при этом ум совершенно теряется? Объясните, прошу вас...

Монах не спешил с ответом. Он принял лекарство, запил его во­дой и снова прилег на койку с грубой шерстяной подушкой в из­головье.

- Здесь премудрость, отец Симон. Есть два вида потери ума. Од­ни люди теряют ум, становясь рабами своих чувств и переходя в животное состояние. Другие же теряют ум, восходя в Божествен­ную жизнь, ведомые Святым Духом, и приобретают благодатную мудрость духовного рассуждения «Ум, став единым духом с Го­сподом, ясно видит благодаря этому духовные вещи», - указывает святитель Григорий Палама. Ум при этом очищается благодатью и успокаивается настолько, что сливается с сознанием, которое пол­ностью пробуждается и не требует более мыслительных процессов. Оно руководствуется только Божественной энергией, то есть Хри­стовой благодатью.

- Геронда, а каков признак того, что ум заблуждается, хотя и по­лагает, что он очищается?

- Если в ходе молитвенной и созерцательной практики ум ста­новится все более нетерпимым и жестоким, это признак того, что подвижник сбился с истинного пути, коим следуют за Христом. Если молитвенная практика лишена доброты, смирения и любви, то такой путь не относится к Православию. Если подвизающийся не ощущает никакого духовного роста, то в такой молитве, несо­мненно, присутствуют или сонливость, или рассеянность. Если молитвенник разглагольствует на всех перекрестках об исихии, а его ум не может выдержать даже малейшего искушения, то такие речи становятся речами диавола. Если продолжительная молит­ва не укрепляет чистоту сердца, а наполнена помыслами, то такая молитва является лишь прибежищем демонов. Никогда не задер­живайся в молитвах, наполненных сонливостью или скукой. Ста­райся найти путь к живой покаянной молитве. Еще лучше, плачь о грехах своих, или трезвись. Если ты в молитве или в созерцании ощущаешь утомление или сонливость, а мысли блуждают, перей­ди в прохладное место или займись поклонами...

- Скажите, старче, а судьба как-то сказывается на нашей молит­венной практике?

- У каждой души есть свое собственное видение себя и мира. Из чего оно складывается? Из наших впечатлений, которые есть ре­зультат наших хороших и дурных деяний, а также наследственных склонностей, всего того, что люди называют судьбой. Мы ощущаем рай, когда наши поступки благие, и ужасаемся видениями ада, ког­да наши поступки греховны. Чтобы наше духовное зрение сподоби­лось лицезрения Бога, оно должно быть укреплено состраданием и любовью, ибо подобное притягивается подобным. А чистота серд­ца, духовное зрение которого чистое и совершенное, привлекается к Божественной чистоте и совершенству, что и является евангель­скими блаженствами

- А какое из этих блаженств - цель духовной практики, отец Григорий?

- Блаженства, обретаемые преображенным духом человеческим, можно свести к трем основным видам: блаженство пребывания во Святом Духе, блаженство переживания Богоподобия и блаженство чистого сердца, которое напрямую зрит Бога. Это последнее есть возвышенное состояние всецелого соединения с Богом в Христо- образной любви и именно оно является целью духовной практики священного созерцания,

- Отче, в этой самой «любви» царит такая путаница, что каж­дый из христиан понимает ее по-своему, разве не так?

- Неважно, кто и как понимает любовь. Для монаха главное не ошибиться, избрав для себя единственно евангельскую любовь или Божественное рачение сердца, как писали раньше святые отцы. Любовь, понимаемая невежественными людьми, есть плотская, животная и душевная; все это - слепая привязанность. Духовная любовь - это благодатное состояние пробужденного человеческого духа, венец всех усилий человеческих, священный дар Самого Бога! Стяжать ее непросто, а потерять легко...

Следует знать, что Божественная любовь проверяет верность ду­ши оставлением ее на некоторое время. Многие подвижники об­ретали Ее потом и слезами, а некоторые даже кровью, но затем, к сожалению, теряли эту удивительную драгоценную святыню, сходящую с Небес в святолюбивое сердце...

- Отче Григорие, а когда же душа, наконец, выходит из рабст­ва греха?

- Пока мы не соединены всецело со Святым Духом, в нас еще нет истинной духовной жизни и закон греха действует в нас. Без совершенного вселения в душу благодати мы еще мертвы духовно и не возжаждали, как должно, Бога и не ощутили даже начатков Божественной любви. Только эгоистическая воля и грехи лишают нас видения Христа. Всякий, кто стремится постоянно пребывать в памяти Божией, непременно увидит свет Христов, изумляющий и просветляющий сердце! Однако, «свет тот скрывается от умов, не оставивших чувственного зрения», как пишут отцы.

- Отец Григорий, когда я возвращаюсь в келью, то стараюсь за­писывать ваши святые слова. Благословите продолжить эти за­писи? - спросил я, испытывая великую любовь к неведомому для мира подвижнику.

- До исполнения срока никому не показывай этих записей. Я тоже держал при себе записную книжку, куда записывал все, что считал для себя необходимым. Сейчас у тебя время практическо­го усвоения услышанных наставлений, а работа с собранными сведениями о духовной жизни еще впереди. Не стремись к высо­кому умствованию, чтобы не испытать падения из этого неболь­шого благодатного устроения души, которое имеешь. Но изо всех сил стремись к полноте благодати, чтобы пребывать с духовно царствующими душами в свете истины. Молю человеколюбиво­го Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, - да не умаляется истина в сердце твоем среди умственных помышлений сынов человече­ских! Итак, развивай свое созерцание, чтобы твое сердце всецело утвердилось во Христе...

Я постарался запомнить слова старца и, придя в свою келью, записал их, стараясь постигнуть делом сокровенный смысл услы­шанного, прилепившись ко Христу всем сердцем.

 

* * *

 

Твое лицо -

Посреди облаков,

На зеркале синем

Зари

И повсюду

Любовь,

Одна лишь

Любовь -

У Тебя внутри,

У меня внутри!

 

Открываю глаза,

Закрываю ли их,

Твои глаза -

Внутри моих.

 

Открываю ли душу

Вселенной Всей:

Моя душа -

В душе Твоей...

 

Един и неизменен Божественный свет по природе Своей, но проявления его многоразличны: им Ты, Боже, упокоеваешь души созерцающих Тебя, как тихая любовь, то действуешь как Боже­ственная сила, то как неизъяснимое движение блаженства, то как небесное откровение тайн Твоих, а иногда приходишь как сверх- мысленное видение славы Божества Твоего. Воспряни, крылатый дух мой, на крыльях благодати в Небеса Богосозерцания! Прочь от земли, где копошатся заклятые враги всякого духовного поряд­ка и закона - нечистые духи, сеющие порочные желания и ядови­тые семена греховной сласти в сердца приверженцев их, пьющих отраву гнусного самолюбия и устилающих землю своими моги­лами. Нет, участь души моей, как всякого, следующего стопами молитвы и созерцания вслед за Тобой, Господи Иисусе, не прах и гниль, нас удушающие, а сияющая безпредельность любви Твоей и Царства Твоего, Боже!

 

СРЕТЕНИЕ

 

Ибо так откроется вам свободный вход в вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа

(2 Пет. 1: 11)

 

Возьми себе в пример, душа моя, как шестикрылые Серафимы закрывают крылами лица свои, взирая на ярчайший Лик Господа нашего, так и ты не устремляйся дерзновенно к Божественным вы­сотам и вышеественным тайнам бытия Божия, но смиренно сле­дуй за Пастырем своим, вводящим тебя в жизнь вечную. Покройте меня, Херувимы, покровом благодатной силы своей, дабы не опа­лила душа моя слабых крыльев своих, взлетая в сияющие Небеса Премудрого Триединства. Ангелы, хранители мои, окружите тре­пещущую душу мою со всех сторон и поддержите ее, дабы не прет­кнулась она, следуя за Пастыреначальником и Ловцом душ чело­веческих, спасающим от лукавства совратителей. Да смирится до зела сердце мое и в то же самое мгновение, созерцая Тебя, Троица Всеединая, да исполнится благодатной готовности отдать всю себя Животворящему Духу Святому, безконечной любви Сына Божия и премудрости Отца, сущего на Небесах, Трисиянному Божеству.

Однажды на ночной литургии в праздник Сретения мой ум ушел глубоко внутрь, словно где-то там открылась таинственная узкая дверь, за которой распахнулась необъятная светоносная тишина или невыразимое живое молчание, исполненное Божественного присутствия. Я как раз прочитал Евангелие и стоял у Престола, читая священнические молитвы. Когда я воздел руки и произнес: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный», у меня перехватило дыхание и в душе разлилась непередаваемая тишина. Там хотелось пребывать вечно, ибо то, что находилось в этом свя­том безмолвии и душевной глубине, безпрерывно порождало эту вечность, не будучи ею, даже не будучи ничем в этом мире, и в то же самое время ясно и зримо поддерживало ее. Я не терялся там, но являлся совершенно другой сущностью, не имеющей никаких зри­мых границ или каких бы то ни было представлений о самом себе. Того «меня», каким я себя видел прежде, в этом незримом свете не существовало, но там я пребывал как некая живая, не умирающая, безсмертная данность, живущая единственно Христом и во Христе.

В этом созерцании ум стал в большей части чистым и свобод­ным, подобным голубому небу без каких-либо облаков или теней, собранным и цельным, без всегдашней его упрямой неотвязной рассеянности. Сердце радовалось тому, что теперь Христос стал для него самым родным и близким. Оно не желало расстаться со Слад­чайшим Иисусом ни на миг и полностью перестало цепляться за явления, утратив свои эгоистические скрепы, сделалось простым и целиком открытым для благодати, отстранившись от всего мир­ского, прежде расхищающего его помыслы и мечтания.

Все основы моего существования поменялись местами: то, что прежде я предполагал и считал своей жизнью, обернулось для ме­ня ее отсутствием, ибо носило в себе смерть. А то, что я, по неве­дению, невнимательности и рассеянности, не замечал, открылось, как высшая истина Божественного бытия, которое щедро делилось со мной своей вечной жизнью, ибо именно оно творило меня новой безсмертной личностью в безсмертном Божественном свете. В не­прерывном и блаженном Богоносном пространстве не было необ­ходимости что-то менять или устранять; оно сияло спокойной со­вершенной красотой, не имеющей пределов. Это не было холодной и отвлеченной красотой, в нем существовала жизнь, которая без- прерывно источала любовь ко всему, что было, есть и будет.

Ум вошел в духовное пространство, не имеющее ни центра, ни края. Глубокое успокоение овладело умом и душой. Литургия остановилась. В храме воцарилось молчание. Во мне раскрывалось пространство за пространством, возрастая в непередаваемой све­тоносной глубине. Не хотелось ни говорить, ни даже помыслить о чем-либо, кроме одного Возлюбленного Иисуса. Ум затих и словно исчез. Внутри переливалось, словно безбрежное море, несконча­емая любовь, не имеющая никаких пределов. Эта любовь несла в себе молитву и сама была непрерывной молитвой. Там сиял Хри­стос, без какого-либо видимого образа, вкупе со Отцом и Святым Духом, видимые духом настолько нераздельно и цельно, что ниче­го другого, кроме Них, не существовало.

Потрясенный, я не знал, что мне делать со всем тем, что проис­ходило внутри меня. Только громкое покашливание монахов в хра­ме привело меня в чувство, и я вспомнил, что стою у Престола, за­литый слезами, и совершаю литургию. После службы не хотелось уходить из храма святых апостолов Петра и Павла. Ко мне пришло осознание, что происшедшее со мной изменение навсегда преобразило мою жизнь. Даже в келье, когда я сидел в молитве на койке, мне казалось, что служба все еще продолжается; душа как будто навсегда осталась в этой удивительной литургии...

Молитва Иисусова без всяких усилий совершалась внутри так быстро и стремительно, как я не смог бы никогда молиться уста­ми и языком, можно было легко произносить огромное количе­ство молитв с любой скоростью, не рассеиваясь. Изменился и сон: эта молитва не терялась во сне, а потоком благодати непрестанно орошала сердце. Но во мне возникло недоумение: чего еще нужно достигать, если Христос со мной, в моем сердце? Чего еще нужно искать? С этими вопросами через несколько дней я отправился к своему наставнику, монаху Григорию, но келья его оказалась за­крытой. Монахи объяснили мне, что старца отвезли на операцию то ли в Салоники, то ли в Афины.

Между тем, отец Пимен сообщил, что здоровье батюшки ухуд­шается, а посещения его ограничены запретом Святейшего. Это тревожное известие побудило нас с отцом Агафодором выехать в Москву зимой на нашей машине, поскольку на самолет не хвата­ло денег. Мы рассчитывали за несколько суток добраться до сто­лицы. Мой друг предложил ехать и днем, и ночью, останавлива­ясь на трассе лишь для краткого отдыха. На Украине нас встретил снег, гололедица и... авария. В полночь под Черновцами, на обле­деневшей дороге, у какой-то развилки машину резко крутануло винтом и понесло, кружа по дороге, на бетонный столб. «Господи помилуй!» - успел вскрикнуть я. Нас защитил от гибели большой снежный отвал перед столбом. Машина взлетела вверх и с силой ударилась левой стороной о столб. Стало очень тихо. Лишь с диска звучало нежное песнопение: «Иже Херувимы...»

- Оказывается, физически легче умереть, чем духовно родить­ся, - неожиданно изрек в наступившем молчании отец Агафодор.

- Да уж, - прокряхтел я, выбираясь из автомобиля, который представлял собой жалкое зрелище: с левой стороны разбиты фа­ры и сорваны шины, смят перед.

Красные огни подфарников жалобно мигали. Кругом рассти­лалась непроглядная морозная ночь. Мела снежная поземка. Да­леко где-то мерцали огоньки и доносилось глухой лай собак. Это безвыходное положение разрешилось вдруг очень быстро. Подъ­ехала милиция, остановила проезжавший Камаз и выдернула нашу машину на дорогу.

- М-да, видать, права за деньги купил, отец? - заметил моему другу один из милиционеров.

Все вместе они быстро надели шины, проверили двигатель.

- Вот что, парни, тихонько добирайтесь до Киева, а там вас под­ремонтируют, - напутствовала нас милиция.

Пожав руки нашим спасителям, опасаясь пунктов ГАИ, где за освещенными стеклами дремали сонные стражи порядка, мы за­темно приехали в Киев. Ремонт машины забрал наши последние средства и мы без копейки вскоре очутились в Москве. Монахи на подворье одолжили нам денег и иеромонах Агафодор уехал поез­дом в Харьков: ему пришло сообщение о болезни отца.

Сестра София, теперь уже инокиня, через свою матушку игуме­нью устроила мне встречу с отцом Кириллом, за которым в Пере­делкино ухаживали и ревниво опекали заботливые и старательные монахини. Вместе с Софией к батюшке приехала и благодетельни­ца подворья Елена. Нас провели к духовнику, минуя строгую и не­приступную охрану. Наконец я оказался в его келье. Сильно поху­девший, с редкими седыми волосами на голове, собранными сзади в пучок, с кроткой мудрой улыбкой он, словно зимнее солнышко, осветил мою душу и обогрел ее любовью:

- Отче Симоне, отче Симоне, как твоя афонская жизнь? Как бра­тья? Как там поживает отец Херувим?

Я рассказал батюшке о нашем увеличившемся братстве, а об от­це Херувиме сообщил, что наш друг занялся политикой и воюет с Русским монастырем, вызвав этими действиями открытую непри­язнь со стороны Кинота.

- Мне кажется, батюшка, что он все-таки сильно увлекся своей борьбой: теперь пишет «Воззвание» к Церкви! И снова на Кавказ собирается...

Старец призадумался, но затем с живостью сказал:

- Борец, борец он, наш отец Херувим! А насчет Кавказа... Вот не­угомонный! - старец тепло засмеялся. - Надо будет с ним погово­рить, передай ему, пусть ко мне приедет!

- К вам очень трудно пробиться, батюшка! Охрана не пускает...

- Он пробьется, он такой... - улыбнулся отец Кирилл.

После исповеди и разрешительных молитв он усадил меня в кресло напротив, а сам остался сидеть на койке. Затем старец об­ратился ко мне:

- Значит, говоришь, накопились вопросы? Какие же, отец Симон?

- Самые главные, батюшка! Как победить гордыню?

- Смирением, - кратко отвечал старец. - Только смирением.

- Как бороться с похотью?

- Рассуждением.

- Как одолеть гнев?

- Терпением, терпением, отец Симон. Все побеждается терпени­ем. Из терпения - смирение, а из смирения рождается рассуждение, да. Теперь, когда силы мои слабеют, вам с отцом Херувимом нуж­но крепко стоять на своих духовных, так сказать, ногах, укрепля­ясь помощью Божией в Православии и спасении! Чем измеряется православность? Православность каждого человека измеряется тем, сколько заботы о ближнем он способен на себя принять. Понимаешь? Принять не от них, а на себя - это очень важно понять! Всюду мы по­стоянно слышим: «Дай!» и очень редко: «Возьми!» Но мало просто быть православным, нужно уметь право славить Бога, то есть пра­вильно спасаться, стать святым! Ибо Господь всем желает спасения и всех, без исключения, призывает к святости: Будьте святы, потому что Я свят! (1 Пет. 1: 16). Если стремления к святости и спасению нет, тогда такое Православие остается лишь на словах, а не на деле.

- Батюшка, а в заботах о ближних не растеряет ли душа радость молитвы?

- Духовная радость во всей полноте приходит лишь тогда, когда душа начинает трудиться ради блага и спасения ближних после того, как она сама окрепла в благодати. Отец Симон, собственные страдания приводят нас к отречению от мира, а страдания ближ­них - к состраданию и рождают в сердце неиссякающую любовь Христову. Нельзя владеть другими людьми, словно вещью, это и есть эгоизм, приводящий к полной деградации души в муках и от­чаянии. И за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною (Ин. 17: 19). Вот чему следует подражать, отче Симоне. В этих словах Христовых дух и жизнь. Вся жизнь человеческая - путь ко все большему возрастанию в смирении и любви. Тогда ду­ша безпрерывно находится под Божественным покровом. Верши­ной смирения является смерть во всяком благочестии и чистоте, а венцом любви - отдать жизнь ради ближних, как завершение жизненного пути. Кто больше любит Бога, тот больше познает Его и отдает свою жизнь ради блага ближнего своего.

- Батюшка, сестры, приехавшие на Псху, теперь устроены и живут здесь, в Москве, на подворье. Мне продолжать помогать им? - задал я волнующий меня вопрос.

- Знаю, знаю, они у меня исповедуются... А помогать продол­жай, да, продолжай... Они, как в Древнем Патерике сказано, подоб­ны горным ланям, которым нет места в миру. Жалей их, это хоро­шо... Но опасайся, опасайся, отец Симон, нечистых поползновений.

Похоть - самый безпощадный мучитель! И в преклонном возрасте старцы попадались в ее сети, да... Бойся ее паче огня! Всякий раз, отправляясь в мир, призывай на помощь Пресвятую Богородицу, Она - Хранительница целомудрия. Имей Дух любви Христовой, но не мирской дух влюбленности, дух эгоистической привязанности, в которой весь мир тонет...

- Батюшка, а как победить эгоизм?

- Все, что мы имеем, - наши вещи, пища и даже тело, - даны нам Богом для служения ближним. Все это необходимо отдать людям и даже пожертвовать своей жизнью ради них, подобно Христу, чтобы вырваться из клетки эгоизма. Царство Мое не от мира сего (Ин. 18: 36). Не забывай эти слова Господа. Необходимо полностью повернуть ум к Богу и отдать Ему все, что мы любим и ценим, для обретения духовной свободы - безсмертной жиз­ни в Царстве вечной истины. Мы здесь исповедуем людей, а вы молитесь на Афоне - в этом наше служение людям. У каждого человека свой дар, из всех даров самый ценный - дар слова. Его нужно всемерно развивать, а не закапывать в землю. Духовное слово требует полного самоотречения, только тогда оно дойдет до сердец людей и проникнет в их души. Такое слово должно быть искренним приношением Богу, а не угождением самому себе и не потворством людям мира сего.

Но если человек думает лишь о собственной выгоде в духовной жизни, ему нет помощи Божией в спасении, и он становится подо­бен сухой безплодной ветке, которая потом отсекается и сжигается. Часто бывает, что любят только свою семью, а до других - нет дела. Люди молятся Богу, а живут для себя. Это тоже проявление того же самого эгоизма. Нельзя читать Евангелие просто так, как чи­тает большинство людей. Нужно, чтобы каждое слово священных заповедей Христовых проникало в душу и преображало ее. Посвя­ти свою жизнь другим, и так избавишься от самолюбия. Защищай ближних, как защищаешь себя, и так победишь эгоизм. Победа над эгоизмом - это прямой путь к спасению. Если не отдашь свое лич­ное счастье в обмен на чужое страдание и боль, невозможно пре­одолеть самолюбие и саможаление и прийти к спасению. В Христе все люди - одна семья, и тот, кто придет к такому пониманию и станет жить им, уподобится Христу и воссядет рядом с Ним, как друг Его и сродник... Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин. 17: 21). В этом главная суть Христова Евангелия. Нужно учиться любить людей до конца жизни, потому что самый ничтожный человек носит в себе Христа и однажды может стать святым! Держись этого правила постоян­но. Прими боль души за всякого человека, рожденного в мир, так возрастет сила твоей молитвы и благодать. А главное, рассуждение имей во всем, отче Симоне, рассуждение... Без него - ни шагу! Пом­ни: все, что не ведет к спасению, - безполезно!

- Батюшка, не знаю, как благодарить Бога, что Он дает радость встречи с вами и великое утешение видеть и слушать вас! У меня для вас подарок, стихи с Афона. Посвятил их вам от всего сердца! Надеюсь еще не раз увидеть вас в добром здравии и говорить с ва­ми, - не сдержав слез, выпалил я.

Старец углубился в стихотворение.

- Да, да, это так, это так, - задумчиво промолвил отец Кирилл, закончив читать и глядя куда-то вдаль. - А как дальше будет, Бог знает, отец Симон, Бог знает... А за стихи спасибо! Пиши еще...

Нагруженный подарками, я вышел, счастливый, из кельи стар­ца. У двери меня ждали инокиня София и ее знакомая Елена.

- Ну, как батюшка себя чувствует?

- Слаб, конечно, но, слава Богу, духом еще бодр! Вот сколько по­дарков надарил...

После исповеди Софии и Елены, с благословения отца Кирил­ла, мы составили прошение в банк, где работал муж Елены. Бла­годаря их помощи, мы впоследствии на Афоне приобрели малень­кий трактор, расчистили от завалов дорогу от моря наверх к кор­пусу, сделали ремонт, изготовили иконостас, стасидии, Престол, жертвенник и смогли освятить заново храм Вознесения Господня. С благодарностью вспоминаю эту добрую женщину, вложившую не столько деньги, сколько душу в возрождение Новой Фиваиды.

В Троице-Сергиевой Лавре меня ждала нежданная встреча с иноком Харалампием.

- Батюшка, отец Симон, благослови! Счастлив тебя видеть...

- Я тоже, дорогой отец Харалампий! Ну, рассказывай, как твоя молитвенная жизнь?

- Что рассказывать, отче? Даже не знаю, не жизнь, а сплошное искушение... Прошлой зимой попал я на исповедь к отцу Кирил­лу и говорю: «Батюшка, у нас на Псху убили участкового милици­онера, нашего покровителя! Жить мне на Решевей или меня что- то плохое ожидает?» Помолчав, отец Кирилл мне говорит: “Жить”. Потом сделал паузу и снова: “Жить, жить, жить”. Затем пауза и как бы скороговоркой “Жить, жить, жить, жить”. Подходил я и к старцу Никодиму здесь, в Лавре, у преподобного Сергия. После молитв он мне сказал: «Поезжай на Решевей, да будь примерным пустынником! И меня в молитвах не забывай...» Но уехать тогда мне было не суждено...

Мой собеседник вздохнул.

- А что случилось, Харалампий?

- Искушение... потерял я паспорт и в Абхазию мне путь был за­крыт. А тут, не знаю как, познакомился я с молодой женщиной Зи­наидой, ей двадцать шесть лет, а дочке шесть лет. Мне сорок пять. Ладно. Ездили мы с ней на Остров к отцу Николаю Гурьянову, да вы знаете его?

- Слышал о нем много хорошего и сам чуть было не поехал к не­му... Ну, и что дальше?

Мне нравился этот простой и блаженный пустынник, с которым мы когда-то не один год делили хлеб и соль.

- Так вот, говорю ему, - продолжал инок. - Мол, можно мне жить с Зинаидой, как брат с сестрой? Отец Николай крестом пере­крестил меня при ней: «Жить, жить...» Так и сказал. А перед нашей встречей с ней, подруги говорят ей: «Зина, что ты замуж-то не вы­ходишь?» Она ведь с мужем развелась. Ну так вот... А она им от­вечает: «За кого сейчас выходить-то?» Знаете, батюшка, к ней сва­талось много ребят. Зина еще красивая была и выглядела моложе своих лет, как будто еще в школе учится. И что вы думаете? Она подружкам отвечает: «Я согласилась бы жить, как брат с сестрой, да кто сейчас на этой пойдет? Может только монах из монастыря какого...» А тут я и подвернулся...

Мы помолчали, затем пустынник возобновил свой рассказ.

- Долгое время мне, батюшка, паспорт не выдавали. Через год мы опять поехали к отцу Николаю. Она мне говорит: «Ты же не ска­зал старцу, что ты инок!» А тут мать ее плачет, убивается: «Зинка, дура, мало ли тебе парней, что ты со стариком связалась?» Правду сказать, дочку ее я полюбил как свою, и она меня... Поругаемся мы, значит, с Зинаидой, а дочурка нас мирит. Зинаида-то мне всегда говорила: «Вот, твоя защитница!» Да, такие-то дела... Приезжаем мы, в общем, с ней к отцу Николаю. Она батюшке говорит при мне: «Жить мне с иноком Харалампием?» А батюшка как бы строго так по столу рукой стучит: «Жить, жить!» Но осенью восстала на меня мать Зинаиды и говорит ей: «Если он сейчас не уедет, я милицию вызову!» И я, батюшка, от нее уехал... Искушение, одним словом! - со вздохом закончил рассказчик.

Date: 2016-08-29; view: 194; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию