Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Действия непрестанной молитвы 2 page





У моего брата золотые руки, то, что надо. А друг мой Николай, математик из Академии наук, кандидат, - очень талантливый па­рень! Топор он, может быть, и видел где-нибудь в деревне, а рабо­тать им не умеет. Но сил у него хватит, чтобы бревна здесь таскать... Это уж точно! Для строительства нашей церкви оба пригодятся.

К концу мая наш огород был закончен. За нами на лошади прие­хал сын пасечника, чтобы доставить наши рюкзаки на Псху. Озабо­ченный нашим отъездом, отец Пантелеймон провожал нас, бурча в окладистую бороду:

И чего вам на месте не сидится? Когда же вас обратно ожидать?

Неделю туда, неделю там, неделю обратно, значит, примерно через три недели постараемся вернуться, с Божией помощью! До­рога же круговая... - подсчитал я.

Мы обнялись на прощанье.

Привозите брата и Николая, с Богом! - напутствовал нас на дорогу наш друг.

Тропа благоухала от цветущих кустов желтой азалии и розового шиповника. В доме пасечника нас ожидали четверо молодых креп­ких ребят, вооруженных автоматами, во главе с милиционером. До вечера мы обсуждали за чаем наш секретный переход через гра­ницу, и все разошлись после долгой беседы с предвкушением не­обычности нашей затеи. Заодно я передал книги в подарок моим “стоматологам” в благодарность за приятное и запоминающееся общение и лечение зуба. В сельсовете мне выдали справку о том, что я проживаю на Псху и имею дом.

На границе пригодится! - вручила мне бумагу с печатью и подписью нового председателя секретарь сельсовета Иустина Ананьевна, прихожанка молитвенного дома и певчая на нашем клиросе.

Пять лет я прожил на Псху, не имея денег, но не испытывал даже во время войны особого в них недостатка, благодаря помощи сель­чан и обмену продуктами со своего огорода. Точно так же прожили эти годы и жители Псху, меняя излишки своего урожая на необхо­димые им товары. Вертолет привозил из Сухуми одежду, продук­ты, а псхувцы меняли их на сыр, мед, кукурузу, орехи, картофель. Перед нашим выходом в путь пришла делегация верующих. От их лица Шишин вручил мне конверт с деньгами, которые собрали жи­тели села:

Это вам, батюшка, с отцом Ксенофонтом на дорогу! Пожалуй­ста, не отказывайтесь!

Я с признательностью поблагодарил всех за участие и доброту, обещая вернуть эту сумму в церковь.

Как Бог даст, отец Симон, как Бог даст! - ответил Шишин. - Главное, возвращайтесь к нам...

До ущелья наши рюкзаки подвез на лошади Василий Николаевич.

Ну, бывайте здоровы! Бог вам в помощь! Будем ждать вашего возвращения, батюшка... - попрощался он, сойдя с коня.

Помолитесь о нас на службах, чтобы все прошло благополуч­но! - попросил я.

Не сомневайтесь, отец Симон! Будем о вашей поездке всем се­лом молиться...

Мы обнялись на прощанье. По пути к перевалу никакой тропы я не заметил, мы все время двигались берегом небольшой шумной речушки, бежавшей с далекой заснеженной седловины, которую то открывали, то закрывали серые клубящиеся тучи. Издали было заметно, что снега там немало. Валерий с рюкзаком и автоматом шел впереди, ребята попеременно несли наши тяжелые рюкзаки, нагруженные подарками от жителей Псху, вдобавок таща на себе свои автоматы. Неожиданно метрах в ста впереди, там, где ущелье слегка вы- полаживалось, наш путь пересекла медвежья семья: два больших медведя и один чуть поменьше. Началась отчаянная пальба из ав­томатов. Двое медведей упали - большой и поменьше. Тот, упав, жалобно поднял вверх передние лапы, словно сдаваясь. Третий успел нырнуть в густые заросли. Все это произошло так быстро, что я не успел опомниться.

Валера, зачем вы их убили? - с упреком обратился я к мили­ционеру.

Тот серьезно ответил:

На обратном пути ребята заберут мясо и шкуры. Мясо - домой, а шкуры продадут военным. Жить-то надо, батюшка!

Это происшествие омрачило начавшийся поход.

Думаю, за такие дела нам придется всем ответить, отец Си­мон! - тихо сказал мне на ухо иеромонах.

Да, все это так просто не пройдет, к сожалению... - согла­сился я.

В рыхлом снегу наши ноги начали вязнуть, сначала по щиколот­ку, потом по колено. Спасало от снега то, что мы шли в резиновых сапогах, обвязав голенища веревками. Сапоги мы должны были оставить на той стороне перевала, в первом селении у родственни­цы пчеловода. Ботинки мы несли с собой. Перевальная седлови­на встретила нас свистом шквального ветра, швыряющего в лицо клочья тумана. Наши помощники распрощались с нами и быстро начали спускаться вниз, опасаясь дождя.

То, что я увидел, заглянув с перевала в сторону России, ужаснуло меня. Мы стояли на гигантском снежном наддуве высотой метров двенадцать, заканчивающемся вертикальным обрывом. Валерий приказал нам не двигаться, а сам взялся искать обходной путь. Найдя понижение в толще снежного пласта, на котором мы стояли, он принялся копать в обрыве ступени саперной лопаткой.

Спускаемся здесь! - крикнул он.

Свист ветра унес его слова в пропасть. Мы подошли к краю обрыва.

Я спущусь первым, а затем вы по одному! Помните, что падать запрещается!

Через несколько минут он стоял внизу на пологом снежнике и, подняв лицо кверху, призывно махал рукой.

Давай, отец Ксенофонт, спускайся! - уступил я место своему спутнику.

Нет, батюшка, идите вы, как более опытный! Я хочу посмо­треть как вы пройдете... Мы перекрестились, и я начал спуск, стараясь не смотреть вниз. Я пытался как можно глубже вбивать в снег носки сапог и даже пальцы, которые вскоре начали саднить от жесткого снега и оде­ревенели от холода. Валерий страховал меня внизу, чтобы я не уле­тел по снежнику в далекую туманную котловину ущелья. Мне ка­залось, что я обязательно сорвусь, и все же, не зная как, уже стоял внизу, не веря своим глазам и стараясь дыханием согреть мокрые покрасневшие руки.

Вслед за мной по снежному пласту полез отец Ксенофонт, повто­ряя мои движения. Его огромные сапоги не помещались в снежных ступеньках, и он прилагал отчаянные усилия, чтобы удержаться, хватаясь за снег руками. Но на последних метрах он не удержался и заскользил вниз. Мы с милиционером поймали нашего друга на снежнике и задержали его скольжение. Посиневший от холода, он присоединился к нам. Туман окутал перевал, и в лицо начал хле­стать холодный моросящий дождь, пошатывая нас резкими поры­вами шквального ветра. Итак, здравствуй, Россия!

 

Если бы только земные родители родили меня, то я бы стремил­ся пребывать с ними неразлучно, не ведая Тебя, Боже. Но как тогда я смогу перенести трагедию их смерти и разрыв навеки наших род­ственных уз, не найдя Тебя, Иисусе? И все же истинное рождение именно Ты дал моей душе, как Ты дал мне удостовериться в этом по дару Твоей благодати. Из Тебя душа рождается в мир, в Тебе существует и в Тебя возвращается, словно в объятия родного от­ца и родной матери. Отче мой Небесный, Ты - моя Отчизна, Сыне Единородный, Ты - мой Спаситель, Царю Небесный и Дух Святой, Ты - моя святая истина. Пресвятая Троица, Ты - любовь моя не­исчезающая и в Твой любви чаю неразрывного единения с душой старца моего, с душами незабвенных родителей моих, а также всех близких и далеких, тех, кто возлюбил Тебя, Господи!

 

АРЕСТ

 

Боже, Ты хочешь от меня лишь моего спасения, а люди хотят от меня самой жизни моей. Ты ждешь от меня одной лишь любви, а люди ждут от меня безчисленных привязанностей. Господи, Ты просишь от меня одной лишь верности, а люди требуют от меня, чтобы я предал Тебя и служил их идолам. Ты заповедал мне, Боже, больше всего хранить чистоту сердца, а люди безпрестанно скло­няют меня к своим страстям и пожеланиям. Я хочу, чтобы сердце мое и уста мои воспевали лишь одно святое имя Твое - Иисусе, не­взирая на угрозы и оскорбления людей, желающих, чтобы я гово­рил на их языке лжи и ненависти.

 

Земля и небо исчезли. Все вокруг заволокло густым, непроница­емым туманом. Дождь поливал нас без устали. Мы с иеромонахом в растерянности стояли рядом с милиционером, не зная, что делать.

Не унывайте, все это ерунда! Пойдем по памяти, я не раз здесь ходил, - уверенно заявил он. - Держитесь поближе, чтобы не потеряться...

Угадывая одному ему известные приметы, Валерий повел нас вниз по лавинным снежникам. В разрывах тумана проглянула опушка леса. Здесь весна еще только начиналась. Деревья стояли без листвы, с набухшими почками. Дождь, до этих пор непрерыв­но моросивший в тумане, как будто стал утихать. От движения мы согрелись, но останавливаться было негде, к тому же вечер стал окутывать нас весенним сумраком. Чем ниже мы спускались, тем больше на дубах зеленело нежной молодой листвы, которую вновь начал поливать нескончаемый дождь.

Скоро придем к шалашу охотников, там разведем костер, об­сушимся и заночуем! - подбодрил нас неунывающий провожатый.

В шалаше, покрытом еловыми ветками, было сыро и капало с крыши. В углу лежало несколько старых отсыревших одеял, от ко­торых шел тяжелый запах. Валерий развел костер. С огнем жизнь стала выглядеть более симпатичной. От нашей мокрой одежды по­валил пар. После чая я не решился взять ветхое тряпье, а мои спут­ники укрылись им. К утру холод заставил меня натянуть на себя вонючее одеяло. На рассвете нас разбудил дымок костра:

Доброе утро! Отцы, вставайте! Пьем чай, и нужно двигаться дальше... - Валерий суетился у огня, позвякивая кружками.

От утреннего холода руки и ноги не разгибались. В старых оде­ялах, похоже, водились блохи, поэтому тело чесалось нестерпимо. Дождь перестал. Кряхтя, мы с иеромонахом присели у жаркого пла­мени. Обогревшись теплом костра и горячим чаем, перекусив хле­бом, мы углубились в весенний лес, звенящий голосами птиц. Ав­томат Валерий спрятал в лесу. Пограничный пост со шлагбаумом, стоявший на лесовозной дороге, мы обошли лесом и вышли к селу, расположенному на берегу горной реки. В одном из крайних домов нас приветливо встретила женщина с полным ведром только что надоенного молока - сестра Василия Николаевича. Из-за плетня другого дома на нас пристально смотрел какой-то мужчина в ват­нике, который, увидев, что мы заметили его, быстро ушел в дом. У хозяйки мы оставили свои сапоги. Валерий пообещал нам забрать их на обратном пути и попросил женщину никому не говорить о нашем приходе.

Наскоро перекусив у нее кислым молоком и большими ломтями хлеба с медом, мы вышли на лесовозную дорогу. Рыча и обдавая дорогу гарью, из-за поворота показались три автомашины, гружен­ные длинными бревнами. В каждой кабине сидело по пассажи­ру. Нам пришлось разделиться: в первый тягач Валерий посадил иеромонаха, во второй сел сам, мне достался третий. Когда мы вы­ходили из дома, милиционер рассказал нам обстановку: в несколь­ких километрах за селом находится погранзастава и пограничный пост на дороге. Там все автомашины останавливают и у пассажиров проверяют документы. Нам всем нужно говорить, что мы приезжа­ли из России в гости к сестре пчеловода. Валерий обратился ко мне:

Батюшка, помните, что нужно сказать всего три слова: “Я приехал из России”! Нужно соврать, иначе нас не пропустят! Вы сможете?

Постараюсь... - неуверенно ответил я, зная по своему опыту, что даже мелкую ложь мне никогда не удавалось скрыть.

На одном из поворотов, справа на возвышенности, показалась застава. Из одноэтажного домика вышел военный и, приметив в последней приближающейся автомашине мою бороду, стал быстро спускаться к пропускному пункту. Два первых лесовоза уже мино­вали поворот. Из кабины я видел, как пограничники проверили документы иеромонаха и подняли шлагбаум. Вторую машину они не стали задерживать. Когда наш лесовоз подъехал к пропускной будке, где стояли два молодых солдата с автоматами, к нам быстро подошел старший лейтенант, по возрасту лет тридцати:

Я начальник погранзаставы! Ваш паспорт! - обратился на­чальник сразу ко мне.

Посмотрев документ, он, глядя мне в глаза, строго спросил:

Откуда едем?

Из Абхазии! - против воли вырвалось у меня.

Последовал суровый приказ:

Выходите!

Я вылез из кабины, сильно смущенный.

Нам сообщили, что вас было трое. В первых двух машинах ва­ши знакомые? - продолжал спрашивать лейтенант.

- Да…

-­ Остановить их немедленно и вернуть! - приказал солдатам начальник заставы. - А этого отведите в спецчасть! У нас задер­жанный...

Я понуро пошел вверх по дорожке впереди солдата, который вел меня, держа автомат наизготовку.

Сверху мне хорошо было видно, как уехала первая автомашина. Из кабины второго лесовоза выглянул Валерий. Увидев, что меня ведут на заставу, он вышел из машины и вернулся на пограничный пост, о чем-то споря с пограничниками. Меня ввели в комнату и за­перли на ключ. Вскоре моего спутника привели в ту же комнату, где сидел я, уныло смотря в окно.

Что, батюшка, не смогли соврать?

Прости, Валера, сам не знаю, как это получилось...

Я так и думал, - кивнул головой милиционер. - Ладно, не пе­реживайте!

В дверях защелкал ключ, и в комнату заглянул старший лей­тенант:

Это ваш друг сидел в первой машине?

Да, а в чем дело? - обернулся к нему Валерий.

Сейчас его тоже привезут, далеко успел уехать...

Через полчаса пограничники ввели в комнату сконфуженного отца Ксенофонта.

Часа два нас никто не вызывал. Мы стали обсуждать наше положение.

Батюшка, стойте на том, что мы приехали в гости из России! - уговаривал меня милиционер.

Валера, уверяю тебя, что мой обман быстро раскусят по моему лицу и глазам! Не умею я врать...

Хорошо, тогда говорим как есть: вы едете в Москву, а я в Мин­воды.

В полдень нас под охраной отвели на обед: из окошка нам вы­дали пустой суп, в котором сиротливо плавали остатки капусты и вермишели, а также налили по большой кружке чая со странным вкусом. Ощущая сильную жажду, я выпил этот чай. Милиционер и отец Ксенофонт от него отказались. Затем нас под охраной отвели в туалет и после снова заперли в той же комнате. Через полчаса мне опять нестерпимо захотелось обратно. Я начал стучать в дверь. Ее открыл лейтенант и строго спросил:

Почему стучите? Что вам нужно?

Прошу отвести в туалет!

Сейчас нельзя, видите - у нас партсобрание!

Через его плечо я заметил пограничников, рядами сидевших на стульях и с удовольствием слушавших наш диалог.

А когда можно будет выйти?

Мы вас позовем...

Дверь захлопнулась. Я понял, что попал в ловушку. Нестерпи­мые мучения заставили меня снова начать стучать. Дверь отворил разгневанный начальник заставы:

Прекратите шуметь!

Я не могу больше ждать! - настаивал я.

За спиной командира послышался откровенный смех.

Скоро придет лейтенант из спецчасти и отведет вас в туалет. Это его дело!

И начальник с силой захлопнул дверь. Я стал осматривать за­мок, нажимая на нем все задвижки. Дверь внезапно каким-то об­разом открылась. Я прошел в туалет мимо оторопевшей партийной аудитории. За спиной я услышал крик командира:

Эй, спецчасть, твой арестованный сбежал!

Когда я выходил из туалета, меня ожидал молодой толстощекий лейтенант с худеньким помощником:

Как вы вышли из запертой комнаты?

Сам не знаю! Подергал замок в двери, он и открылся...

Странно... - удивился начальник спецчасти. - Я буду рядом, а у двери поставлю часового. Если что нужно, говорите ему!

Войдя в комнату, я спросил у милиционера:

Валера, не пойму, в чем дело? Раньше таких приключений с туалетом у меня не случалось!

А они солдатам в чай бром добавляют, вот он и гоняет вас!

Уже стемнело, когда в комнату вошли два лейтенанта спецчасти:

Пройдемте с нами!

Нас ввели в кабинет начальника погранзаставы, где находились два солдата и старшина.

Раздевайтесь, обыск!

Мы с иеромонахом сняли подрясники и нательные рубашки. Ва­лерий тоже разделся до пояса.

Снимайте брюки! - приказали ему пограничники.

Затем они поглядели на нас с отцом Ксенофонтом.

И вы тоже!

Старшина с солдатами начали исследовать содержимое наших карманов, прощупывая каждый шов одежды. Осмотрели даже но­ски. Из ботинок вытащили стельки, тщательно проверили обувь.

Так, так, баксы! - удовлетворенно сказал старший лейтенант, когда старшина положил перед ним на стол две стодолларовые бумажки.

Откуда?

Дали в селе на дорогу, - ответил я.

А что за конверт с деньгами?

Помощь от верующих!

Командир записал это в какой-то бланк:

Ваши паспорта и деньги отдадим после, если, конечно, вас вы­пустят... - усмехнулся он.

А вы снимайте трусы! - приказал старший лейтенант мили­ционеру.

Сами снимайте! - ответил он с вызовом.

Присутствующие пограничники переглянулись и промолча­ли. Нам с иеромонахом такого приказа не последовало. Всем дали одеться и отвели в казарму, где заперли в комнате с тремя койка­ми. Мы уселись на них, обсуждая прошедший обыск. В первом часу ночи нас начали вызывать на допрос по одному. Первым вызвали милиционера, затем отца Ксенофонта. Их долго не было, и я ис­томился, дожидаясь возвращения своих друзей. Наконец часовой привел их поочередно.

Что спрашивают? - обратился я с любопытством к Валерию.

Говорят, зачем вы соврали, что приехали из России? Якобы нас кто-то выдал, когда мы пришли из леса в село со стороны Абха­зии... Не просить же у них прощения?

А что еще спрашивают?

Да разную ерунду! И не давайте сбить себя провокационными вопросами...

А что это такое? - хотел спросить я, но меня подняли с койки два солдата и отвели в кабинет начальника спецчасти.

Он начал допрашивать меня, а худенький младший лейтенант записывал мои ответы. Расспросив меня о том, как я попал на Псху и зачем еду в Москву, лейтенант неожиданно спросил:

В каких отношениях вы состоите с вашей соседкой на Решевей?

Ни в каких отношениях не состою! - удивился я. - Ей уж под семьдесят лет! Просто помогаю ей чем могу...

Ага... - поджал губы начальник. - А у нас другая информация!

Значит, ложная информация! - ответил я.

Лейтенант продолжил допрос:

По нашим сведениям, вы являетесь резидентом бандитских формирований с Северного Кавказа и занимаетесь торговлей ору­жием и наркотиками.

Не знаю, откуда у вас эти сведения, но они совершенная чушь!

Мы вам выдвинули обвинение, а вы докажите нам его необо­снованность!

Так это вы выдумали такое обвинение, вы и доказывайте его!

Тогда в чем состоит ваша деятельность на Псху?

Помогаю людям службами и строительством для них церкви. Я монах и приехал в горы молиться в уединении.

Так. Первый ваш ответ понятен, а второй - нет. Что такое - мо­литься в уединении?

Об этом пришлось говорить долго, но по лицам допрашивающих было видно, что они не могут понять моих объяснений.

Как все это записать? - спросил молоденький лейтенант у на­чальника.

Пиши, что служит в церкви на Псху и молится!

Как вам удалось миновать наш пост?

Обошли его лесом.

Вот как! Слушай, лейтенант, передай, чтобы там установи­ли еще один пост, - сказал начальник погранзаставы своему по­мощнику.

А что вы будете с нами делать? - полюбопытствовал я.

Мы отправим сведения о вас начальству. Как оно решит, так и будет: если скажут вас задержать, задержим, а если решат отпу­стить, то отпустим.

В три часа ночи меня привели в комнату. Милиционер и иеромо­нах не спали.

Ну, что они решили? - спросил Валерий.

Говорят, что нужно ожидать решения начальства.

Понятно. Тогда спим! - сказал безстрашный милиционер и мгновенно уснул.

У меня в душе поселилось к нему теплое чувство. Я испытывал к этому человеку сильное уважение за то, что он ради меня добро­вольно сдался пограничникам. Только теперь я вспомнил о молитве, с ужасом предполагая, что потерял ее. К своему изумлению, я услы­шал в сердце ее тихий голос - ослабевший, но по-прежнему живой, словно прекрасная исцеляющая мелодия: “Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!” Утром нас отвели на завтрак в комнату, где находи­лись и другие военные. Лейтенант спецчасти явно к нам потеплел:

Пришло распоряжение сверху отпустить вас. Сведения о вас подтвердились. Это исключительный случай, хотя вы и нарушили государственную границу. Ваши вещи и деньги вам сейчас вернут. Кстати, то, что вы сказали правду, решило вашу участь! Толстощекий начальник с любопытством посмотрел на меня:

А можно попросить у вас Евангелие на память?

Нас окружили улыбающиеся военные.

Можно, - ответил я. - Дарю вам мое карманное Евангелие!

Спасибо большое! А для замполита у вас ничего нет в подарок?

Пожилой замполит замялся:

Мне бы Библию почитать... Никогда не читал!

Можно почтой переслать... - задумался я.

В нашу беседу вмешался Валерий:

Если вы батюшек на обратном пути пропустите обратно через перевал, то они всем привезут книги! Правда, отец Симон?

Конечно! - подтвердил я. - Можно для всей заставы привезти книг, и для солдат тоже...

Если получится, привезите, пожалуйста, иконочек... - попро­сил замполит. И, стесняясь, добавил: - Для моей жены...

Иконочки для подарков как раз находились в моем рюкзаке, и мы с радостью раздали их всем желающим.

Тогда сделаем вот что! - объявил начальник погранзаставы. - Обговорю вашу просьбу с начальством! Думаю, это не проблема...

Он оставил нас упаковывать рюкзаки и через полчаса вернулся:

Вам разрешено на обратном пути проследовать через перевал Санчар!

Вот это другое дело! - обрадовался Валерий. - Тогда я буду ждать батюшек с лошадью в последнем селе у родственницы Ва­силия. Прошу вас, лейтенант, сообщите мне через пограничников, когда батюшки прибудут на заставу!

Только нас тогда будет четверо! - предупредил я.

Ничего, это все уладим! - пообещал старший лейтенант.

Начальник спецчасти, в свою очередь, сделал любезное пред­ложение:

Кстати, я должен сегодня ехать в Минводы на “уазике” и могу подвезти вас в аэропорт!

Большое спасибо! - поблагодарили мы, довольные сложив­шимся оборотом дела, чувствуя, что с пограничниками у нас на­ладились дружеские отношения.

У машины столпились все лейтенанты, пожимая нам руки и же­лая счастливого пути. Пока мы ехали в Минводы, молитва в гру­ди сама возобновилась, принеся в сердце великое утешение. Я мо­лился с горячей благодарностью Богу, любуясь красивыми весен­ними ландшафтами. Пирамидальные тополя трепетали молодой горячей листвой, щедро политые солнечным светом. Кавказский хребет сверкал на прощанье снегами двуглавого Эльбруса.

Так стыдно, что пришлось врать... - шепнул мне отец Ксено­фонт. - Нужно будет поисповедоваться..

В аэропорту мы простились с начальником спецчасти и крепко обнялись с Валерием.

До скорой встречи на Псху! - махал он нам рукой, провожая на посадку в самолет. Среди пассажиров, толпившихся в аэро­порту, сновали какие-то мрачные бородатые типы, глядевшие ис­подлобья. Таких людей раньше я не видел. Мы летели в неизвест­ную, незнакомую Россию, о которой у нас были самые противоре­чивые сведения.

 

Милосердные окружены любящими их, а немилосердные всег­да одиноки, ибо оскорбили своей жестокостью своих близких. Тем самым они оскорбили и Тебя, Боже, и потому Ты отвратил от них святой Лик Свой. Да никогда не стану я немилосердным, Господи, ибо пылинка милосердия перевешивает горы аскетизма, а капля безпредельной любви Твоей дороже морей привязанности челове­ческой. Даже чтение возвышенных текстов о стяжании неизречен­ной любви Твоей, Христе, становится скучным, когда сердце само начинает любить Тебя искренне и самозабвенно и вздыхать о Тебе, Боже, в молитвах, проливая слезы благодарности. Даже слушание песнопений об обретении спасительной благодати становится об­ременительным для слуха и души того, чье сердце само поет без- престанную хвалу Твоей Божественной любви.

 

СВИДАНИЕ СО СТАРЦЕМ

 

Истинно, дивны Твои дела, Господи, и пречудны неисповедимые чудеса Твои! Ты Сам есть любовь, нерожденная и неистощимая, а человек, создание Твое - рожден и конечен. И все же, по дару Тво­ему, он может вместить всю безпредельность любви Твоей, ибо дух его Ты сотворил безграничным благодатью Твоей и сделал его боже­ственным милостью мудрости Твоей. Пространство сворачивается в свиток при встрече с любовью Твоей, и время обращается вспять при встрече с безвременной благодатью мудрости Твоей. Только любовь человеческая может устремиться на свидание с Божественной лю­бовью Твоей, Боже, потому что для любви не существует никаких пределов и ограничений. Непрестанная молитва не нуждается ни в чем, кроме Бога. Поэтому она не держится ни за что в этом мире. За пять прошедших лет я не слышал никакой музыки, кроме пересвиста птиц, грохота водопадов и шума ветра в соснах. В аэро­порту мой слух привлекла удивительно красивая мелодия очень известной в то время песни “Twist in my sobriety”. С большим трудом я вернул свое внимание, увлекшееся мелодичными звуками этой песни, подействовавшей на меня гипнотически и даже вызвавшей слезы. Отец Ксенофонт с удивлением скосил на меня глаза. Я углу­бился в себя: “Нет, не отдам слух свой и сердце никаким мелодиям на свете! Мелодия сердца все равно прекраснее всех песен мира се­го...” Как только я сказал это себе, молитва как будто вновь ожила и с еще большей силой напомнила о себе, что она жива и хочет жить во мне непрестанно.

Москва ошеломила меня обилием рекламы, дорогих машин, возбужденными лицами, роскошью одних людей и нищетой дру­гих, обилием ресторанов и магазинов. Пять лет назад я уехал из коммунистической серой Москвы, украшенной лишь красными по­лотнищами и партийными призывами, но полной добрых людей, а вернулся в чужую страну, в страну людей с хищными взглядами и холодными лицами. “Холодный расчет” - бросилась в глаза рекла­ма в дороге, отражавшая реальное изменение в сознании людей.

Батюшка, вы можете разменять доллары и поехать в Лавру на такси! - предложил иеромонах.

Прости, отче, я намерен возвратить эти деньги отцу Пантеле­ймону. А за электричку у меня есть чем заплатить.

Ну как хотите... Благословите мне остаться в Москве. Если я понадоблюсь, позвоните...

Мы распрощались, и я на электричке приехал в Сергиев Посад.

Вид любимой Лавры растрогал меня до слез, но заодно поразил обилием нищих у входа и вдоль стен. На Соловьевской улице, уто­пающей в цветущей сирени, я с волнением подошел к нашему дому. Калитка оказалась незапертой, значит, отец находился дома. Он не ожидал моего приезда и при виде меня потерял дар речи:

Сын, мой сын приехал! - радостно повторял он. - Не думал, что доживу до такой радости... А я один теперь живу. Матушка отца Пимена умерла, и я сдаю комнату священникам-заочникам, кото­рые приезжают на экзамены в семинарию, - отец суетился, водя меня по комнатам, волнуясь и натыкаясь на стулья. - Слава Богу, мне их отдел кадров из Лавры присылает, поэтому я для тебя со­брал немного денег. Ты бери, не стесняйся!

Папа, я думал, что ты голодаешь и без денег сидишь, а ты мне сам их предлагаешь... Оставь себе, тебе эти средства нужнее...

Нет, нет, сын, мне хватит моей пенсии, а эти деньги - твои! Купишь что-нибудь своим монахам. Спасибо наместнику, он тоже иногда помогает то продуктами, то деньгами! Так я и живу...

Он прижался головой к моей груди и замер...

На следующий день я собрался с духом и отправился к намест­нику. Я всегда побаивался его неожиданных решений. Он находил­ся у себя, и келейник привел меня к нему в кабинет.

А, отец Симон! Ну как подвизаешься в горах?

Спасибо, отец наместник, вашими молитвами! Привез вам в подарок орехи, мед со Псху и свою литургийную просфору, испе­ченную в горах. Простите, что она такая убогая!

Вот, вот, “убогая” - значит, у Бога! Благодарю! Присаживайся и рассказывай как живешь!

Келейник принес нам чай. Из моих сумбурных рассказов отцу Феофану больше всего понравились истории о встречах с медведя­ми на горных тропах.

Это мне по душе, когда со зверем встречаешься глаза в гла­за! Сразу видно, кто чего стоит... Спасибо за гостинцы, за рассказы, располагайся в архиерейских покоях! Денежную помощь получишь у казначея, я скажу. С Богом!

Я вышел, радуясь и благодаря Бога за теплый прием у наместни­ка. Батюшку я увидел выходящим из его исповедальной комнаты.

Отец Симон, дорогой, наконец-то приехал! Приходи ко мне ве­чером на исповедь.

После трапезы ко мне подошел казначей, пожилой опытный ар­химандрит:

Симон, встречаемся в аллее возле Успенского собора. Будь там через полчаса...

В назначенное время я увидел его на дорожке среди лип, прогу­ливающегося вдоль аллеи. Некоторое время мы шли молча.

Руку! - неожиданно сказал он.

Что, батюшка? - не понял я.

Руку давай!

Я протянул руку. Он молча положил в нее конверт и быстро уда­лился. В удивлении я смотрел ему вслед, не успев даже поблагода­рить. Впоследствии он очень расположился ко мне и в следующие мои приезды часто приглашал меня на совместные литургии в ака­демический храм.

Вечером у дверей отца Кирилла я нашел целую очередь мона­хов. Новый келейник батюшки предупреждал всех, желающих попасть на исповедь:

Отцы, каждому на исповедь даю только по две минуты, иначе выведу из кельи! Отец Симон, помни - две минуты! - строго пре­дупредил он меня.

Наконец подошла моя очередь. Батюшка ласково обнял меня и накрыл епитрахилью. После разрешительной молитвы он усадил меня напротив и, с теплотой глядя в глаза, сказал:

Ну а теперь рассказывай поподробнее...

Дверь приоткрылась, и в нее заглянул келейник. Я вопроситель­но посмотрел на отца Кирилла. Он улыбнулся:

Date: 2016-08-29; view: 199; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию