Теперь послушайте эту историю, замечательную историю, относящу­юся к четвертому пути.

Однажды рабби из Занса стоял у окна и глядел на улицу. Увидев прохожего, он постучал по стеклу и знаком пригла­сил его войти в дом. Когда тот вошел, рабби Хаим спросил "Скажи, если ты найдешь кошелек, полный золотых, вер­нешь ли ты его хозяину?"

Очень простой вопрос, но и не такой уж простой. Прохожий был обма­нут простотой.

"Скажи, если ты найдешь кошелек, полный золотых, вернешь ли ты его хозяину?"

Прохожий подумал, что его спрашивают о нравственности; поэтому он обманул. Рабби не спрашивал о нравственности.

Подлинно религиозный человек никогда не думает о морали, потому, что мораль — только игра. Приходится играть в игру по правила: потому что приходится жить среди людей. Мораль существует, поскольку приходится общаться с таким количеством народа. Она не имеет никакого отношения к сущности; сущности нечего делать с вашими отношениями.

К примеру, вы один на целом свете и нашли кошелек с золотыми. Нравственно ли будет его взять? Вопрос о нравственности и без­нравственности не возникает.

Если вы один на целом свете, как можно стать вором? Невозможно, так как, чтобы украсть, нужен кто-то еще.

Мораль всегда в отношениях, а религия — это то, что вы думаете в сво­ем одиночестве.

Так что, рабби не задавал вопрос о морали; он задавал вопрос важный и значительный — о вашем внутреннем существе. Он спросил: "Скажи, если ты найдешь кошелек с золотыми, отдашь ли ты его хозяину?"

Нравственная форма вопроса, которой обманулся прохожий.

Он ответил: "Рабби, если бы я знал, кто хозяин, я возвра­тил бы кошелек, не колеблясь ни минуты".

Так, как и все. В теории все просто. В теории каждый нравственней. Все проблемы возникают, когда все становится на самом деле ре­ально. Иногда вы даже в теории становитесь аморальны.

Я знавал одного человека в моей деревне; он был доктором, но у него это не получалось. Практика у него совсем не шла, он всегда был беден. Он вовсе не походил на доктора, был маленьким, болез­ненным. Иногда я посылал к нему, но все думали, что он не док­тор, а фельдшер. Спрашивали: "Мистер фельдшер, а где доктор?" Конечно, он очень сердился.

Ему, конечно, было трудно преуспеть как доктору, и он все свободное время тратил на кроссворды. Он верил, что на сей раз, он выигра­ет сто тысяч рупий, двести тысяч, триста тысяч... Так повторя­лось каждый месяц, а когда конкурс кончался, он забывал обо всем и начинал составлять новый кроссворд.

Однажды я подшутил над ним. "Посмотри, — сказал я, — ты так много трудишься. Вот уже больше года я наблюдаю за тобой, а ты ниче­го не выиграл. Мне кажется, тебе не судьба. Послушай, я согла­сен соединить твою судьбу с моей". — "Как это можно сделать?" - спросил он. — "Очень просто. Скажи, сколько ты собираешься мне дать? Если ты получишь сто тысяч, сколько ты мне дашь?"

Он задумался. Он был беден. Потом прикрыл глаза и сказал: "Хорошо. Половину". Трудно было сказать "половину"; это очень много - пятьдесят тысяч. "Хорошо. Согласен. Теперь все в порядке, мо­жешь приступать. Теперь моя судьба связана с твоей, и ты навер­няка выиграешь".

Ночью, около двенадцати, он постучался ко мне и сказал: "Послушай, пятьдесят тысяч — это слишком много; я не могу заснуть. Я чувствую, на этот раз мне должно повезти, а ты обманываешь меня. Я чувствую, ты откуда-то знаешь, что в этот раз должно пол­учиться. И дело не в том, что ты соединишь свою судьбу с моей, - мне кажется, ты чувствуешь, что это должно произойти. Но я то­же абсолютно уверен: на сей раз это случится. Извини, но пятьде­сят тысяч — слишком много".