Создание газеты в интересах мира

Следующий отчет о моей встрече с королем Эдуардом VII связан с известным ныне проектом «Содружество Ан­танты», который я создал для улучшения отношений между Англией и Францией. Фактически, я могу уверенно сказать, что это был один из первых подобных проектов — по край­ней мере в Париже.

Помня о доброте и снисходительности его величества к моей скромной персоне, я, живя в Париже как раз в то вре­мя, когда «аннексия Фашоды»^[2] взбудоражила многих французов и настроила их против Англии, старался сделать все возможное, чтобы имя короля уважали на тех встречах, где мне приходилось бывать.

В юности во время моего обучения один из наставни­ков — старик, прекрасно знавший мир, — сказал мне однаж­ды:

— Мой мальчик, я дам тебе золотое правило для путе­шествия по жизни. Оно таково: будь добр с теми, кто добр к тебе; но так же будь добр и к тем, кто обидел тебя. Просто пожалей их за отсутствие здравомыслия. Если ты будешь следовать этому правилу, оно не сделает тебя миллионером, но превратит твою жизнь в великое удовольствие.

Я никогда не забывал слов учителя. Его завет стал од ним из главных принципов моей жизни, и я иногда доходил до крайностей, выполняя это золотое правило.

То время, о котором я пишу, было отмечено сильной враждебностью Парижа к Лондону. Любой, кто выражал «взгляд Англии», тут же становился врагом Франции. Я ча­сто видел, как американцы, прогуливаясь по бульварам, держали в руках американские газеты — специально, чтобы прохожие не заподозрили их в принадлежности к «ненави­стной расе захватчиков, укравших у французов Фашоду». В тот период я стал единственным владельцем «Американ­ского регистра и английского колониального мира» — газе­ты, основанной еще в годы империи. Между тем, она по-прежнему сохраняла свою оригинальность и считалась ста­рейшей континентальной газетой, издаваемой на англий­ском языке.

Поскольку эта газета была хорошо известна и уважа­лась французами за беспристрастное отношение в полити­ке, она часто использовалась для примирения различных позиций между латинскими и англо-саксонскими странами. Я решил опробовать тот же подход для преодоления уже упомянутой враждебности Парижа.

Следует отметить, что король Эдуард всегда был по ду­ше французам, и его прошлые визиты неизменно венчались успехом. Но теперь его называли «лидером вероломного Альбиона», и никто уже не надеялся на «теплый прием» монарха. Меня же осенила прекрасная идея! Я задумал со­брать в одном месте взгляды различных политических и об­щественных деятелей, затем подытожить мнения и предо­ставить их королю Эдуарду, чтобы он сам решил, приезжать ему в Париж или нет.

Следуя этому плану, я разослал письма от редакции «Американского регистра», в которых кратко задал два во­проса:

«1. Зная, что его величество король Эдуард всегда про­являл к Франции глубокую симпатию и значительный ин­терес, каким, по вашему мнению, будет отношение францу­зов, если он посетит Париж в ближайшее время?

2. Если подобный визит не устранит нынешнюю напря­женность между Англией и Францией и не послужит нача­лом политического и экономического примирения, пойдет ли это на пользу обеим странам?»

Мы разослали несколько тысяч писем, и через неделю, к моему удивлению, со всех частей Франции в редакцию посыпались ответы. О, какие это были ответы! Некоторые люди писали по восемь страниц и, рассуждая о визите ко­роля Эдуарда, приводили свои доводы «за» или «против». Другие отвечали очень кратко: «да» или «нет». Третьи бы­ли оскорбительными и ругали газету, задававшую подоб­ные вопросы. Иногда от их злобы у меня волосы вставали дыбом. Однако большинство французов писало о короле с уважением. Некоторые шли еще дальше и обещали, что ес­ли такой визит состоится, они лично придут приветствовать монарха, хотя по-прежнему помнят «оскорбительные дей­ствия английских политиков».

Британский посол во Франции сэр Эдмунд Монсон чеегда проявлял ко мне радушие, поэтому я без всяких кон­сультаций показал ему пачку писем и спросил его, может ли ⁽>н послать их его величеству. Сэр Эдмунд честно признал­ся, что при такой враждебности международных отношений он не верит в реальность моей идеи. Я вернулся с пакетом писем обратно домой.

Примерно в то же время меня познакомили с монсень-ором Делкассе, который был тогда французским министром иностранных дел. Он хорошо отозвался об инициативе мо­ей газеты, и, проникшись к нему симпатией после двух встреч, я отнес письма в его министерство. Мне пришлось, отсеять слишком враждебные и вздорные послания, хотя я по-прежнему храню их в своем архиве — особенно письма тех персон, которые позже изменили мнение и стали питать, к англичанам дружеские чувства.

Поскольку пакет предназначался королю Эдуарду, я сделал приписку в сопроводительном письме: «Ваше Вели­чество, вероятно, помнит меня как человека, о котором вы когда-то говорили, что я «не разрешаю вам жить после шес­тидесяти девяти лет».

Прошел почти месяц. Никакого ответа не поступало. К тому времени «Американский регистр» опубликовал не­сколько писем, полученных от важных персон (а надо ска­зать, что мы рассылали свои номера почти всем, кто имел вес на политической арене Англии и Франции). Многие из ведущих французских газет благожелательно комментиро­вали проект «Американского регистра» и помещали на сво­их колонках цитаты из опубликованных писем.

Однажды вечером я получил уведомление — меня про­сили зайти в Британское посольство. Там из рук сэра Эд­мунда я получил пакет писем — с припиской короля: «Бла­годарю за труд, который Вы взвалили на свои плечи». Сэр Эдмунд добавил:

— Через несколько дней мы окончательно договоримся о визите его величества в Париж.

Считаю излишним как-либо комментировать визит ко­роля, потому что каждый писатель и газетчик сам мог оце­нить его эффект на все последующие события. Но я не со­глашусь с теми «яркими описаниями» о «теплом приеме», когда экипаж его величества по­мчался по улицам Парижа. Да, это действительно был более чем теп­лый прием. На Елисейских полях и авеню Булонь собрались толпы на­рода. Однако эти толпы угрюмо молчали, и только некоторые муж­чины приподнимали шляпы. Всем известно, что власти Парижа опа­сались демонстраций протеста. Чтобы обезопасить жизнь короля, были предприняты беспрецедент­ные меры предосторожности. Си­лы полиции под руководством монсеньора Лепина показали себя превосходно. И все же визит не вы­звал энтузиазма у людей. Многие _ считали его еще одним доказательством того, что Франция попала в западню вероломного Альбиона».

Забавный случай с газетой «Содружество Антанты»

За месяц до визита (а именно так приезд короля назы­вали в Париже) я понял, что большего успеха могла бы до­питься газета, чье название более соответствовало бы поли­тическим интересам. С этой целью я решил создать газету «Entente Cordiale», а в подзаголовке вынести следующее пояснение: «Печатное издание, направленное на укрепле­ние интернационального содружества». Затем мои рефе­ренты разослали анонсы во все европейские столицы, и дю­жины издательств включили эту газету в свою программу тиражей. Все шло замечательно, пока за день до выхода пер­вого номера не случился эпизод, который стал примером трудностей, поджидающих каждого, кто в эпоху войн меч­тает о мире.

Этот инцидент, пусть и забавный, если смотреть на него с высоты прожитых лет, в тот момент едва не помешал рож­дению газеты. Более того, он почти заставил меня поверить в невыполнимость задуманного проекта. Из-за ошибок в анг­лийской части газеты, допущенных французскими наборщи­ками, мы были вынуждены в самый последний момент пере­сылать макет в лондонский офис. Затем я помчался в Париж, чтобы проверить готовность выпуска. Мой главный редактор был англичанином, прожившим большую часть жизни на континенте. Он владел несколькими иностранными языками. С его величественной белой бородой он мог бы стать иде­альной моделью для статуи мира, но этот человек в душе был инкарнацией английского бульдога. Как только величие и праведность Англии ставились под сомнение, его кровь вски­пала и он превращался в ярого бойца.

Другой редактор был французом, и, несмотря на глу­бокую преданность «Содружеству Антанты», он часто вы­ражал свое негодование по поводу Фашоды — причем де­лал это в самые неподходящие моменты. Редакторская группа завершалась ирландцем, который прошлые трид­цать лет работал военным корреспондентом. Не стоит до­бавлять, что он являлся «пороховой бочкой» на корабель­ной палубе. У него имелась масса недостатков, но такого яркого писательского таланта я больше никогда не встре­чал. Его быстрый карандаш мог описать любую тему. Все было ему по плечу — от международных законов до египет­ских мумий — тем более, если статья требовалась в послед­нюю минуту. Он лишь просил, чтобы никто не задавал ему вопросов о той щедрой дозе алкоголя, которая была ему не­обходима «для видения вещей в их правильном свете». При таких обстоятельствах его ирландское чувство юмора ста­новилось серьезной помехой. Фактически он воспринимал «международное сотрудничество» как большую шутку и едва не разорвал макет, когда впервые увидел наш амбици­озный подзаголовок.

В тот вечер, о котором идет речь, я расплатился с извоз­чиком и вошел в здание, где находилась наша редакция. От­куда-то сверху раздавались громкие крики и неприятный

шум.

—Что там происходит? — спросил я у портье. Тот с многозначительной усмешкой ответил:

—Это драка в редакции журнала, который борется за

мир.

В тот же миг раздался звон стекла, и еще через секун­ду мимо по лестнице пронесся мой заместитель-француз. Редакция напоминала территорию, по которой промчался американский циклон. В воздухе летали корректурные листы. Мой почтенный главный редактор прижимал пла­ток к разбитому носу, в то время как бывший военный корреспондент выглядел так, словно только что вернулся с фронта.

Они мне не сказали, что случилось, а я у них никогда не

спрашивал об этом.

— Хорошее начало, — подытожил ирландец и, схватив перо, начал строчить очередную статью.

Англичанин на другом конце стола пытался выглядеть достойно. Старательный юный клерк собрал листы и поло­жил их передо мной. Все работали молча — причем с такой добросовестной прилежностью, что в результате у нас по­явились неплохие статьи о достоинствах мира. На следую­щий день на газетных прилавках появилась «Entente Cordiale», и именно в ее колонках король получил новый титул — «Эдуард-миротворец».

Прошло два месяца. Газету прекрасно раскупали во всех частях мира. Я получал поздравления из самых неожи­данных мест. Почти каждый европейский монарх написал мне письмо с благодарностями, а из далекой Японии импе­ратор Микадо прислал свои лучшие пожелания в успехе.

Однако в финансовом плане мы оказались в убытке. Стоимость прекрасной бумаги, хороших иллюстраций и редактуры ежемесячно превышала доход, поэтому после года непрерывных издержек я с радостью приостановил свой эксперимент «в интересах мира» — мой карман не выдер­жат таких растрат.

Кроме того, газета не соответствовала реалиям дня. Го­воря о мире, вся Европа готовилась к войне. Какой-то мил­лионер, получавший значительные доходы от произведет пушек и бронированных пластин для боевых кораблей, выделял дотации на строительство Дворца мира, но никто пальцем не пошевелил, чтобы поддерживать газету, пропагандировавшую мир. Дипломаты не желали оплачивать свои подписки, а когда они додали это, то требовали, чтоб в следующем номере мы печатали их фотографии. В конце концов, я согласился с тем, что насмешки моего ирландско­го военного корреспондента были вполне оправданными и что в великой игре политиков идеальный интернациональ­ный мир являлся лишь темой для разговоров — абстрактной и глупой.

Перед тем как завершить мои комментарии по вопро­сам мира и содружества, я должен добавить (даже рискуя навлечь на себя недовольство тех читателей, которые требу­ют сокращения британского военного флота), что только Англия сегодня поддерживает мир во всем мире. И, похоже, эту истину могут понять только те люди, которые, подобно мне, жили многие годы под флагами других стран. Задайте себе лишь один вопрос: «Что делала Англия для предотвра­щения войны?», и вы получите ответ, от которого зависит все остальное.

Недалекие люди — и таких очень много — любят бол­тать «о величии древних империй». Но ни Вавилон, ни Гре­ция, ни Рим даже не мечтали о мировом влиянии современ­ной Британии. Таинственное слияние четырех народов (ан­гличан, ирландцев, валлийцев и шотландцев) породило ис­тинного миротворца и отца всех парламентов. Я намеренно использую слово «Британия», поскольку часто слышу, как «создатели империи» в далеких солнечных странах почти бессознательно (или по воле природного инстинкта, кото­рый является гением всего великого) говорят: «О, нет, я шотландец» («ирландец» или «валлиец»). Но затем с оттен­ком гордости они неизменно добавляют: «Я подданный Британии». Ах, если бы те, кто сидит в «государственных креслах», слышат их, то мы давно имели бы флаг с четы­рехлистным клевером — эмблемой Британии. А это, между прочим, символ удачи и силы, который так долго искали су­еверные народы и который несколько веков назад нашла наша Англия.

Мне нравится Джон Буль^[3]. Он хитрый человек и умеет заставлять других людей работать на себя. Однако он дейст­вовал бы с большей эффективностью, если бы приказы, от­данные им, воодушевляли его помощников. Обычно он пе­рекладывает ответственность за свои поступки на плечи людей другой национальности — например, на еврея Дизраэли, на валлийца Ллойда Джорджа или шотландцев Гладстона, Баннермана и Бэлфура. С другой стороны, он совер­шенно правильно распределяет роли, консультируясь с ев­реями по поводу финансов и с ирландцами по вопросам ар­мии. В настоящее время все отмечают прилив американ­ской крови в различные ведомства адмиралтейства. Введя в обиход «Союзный флаг», Джон Буль еще раз доказал бы, что союз действительно дает Британии силу.

Конечно, найдутся и те, кто не поверит в чудодействен­ность такого символа. Но мы должны почитать его, хотя бы ради тех людей, которые ковали славу нашей страны во всех климатических поясах, радея о безопасности слабых наро­дов. Именно они позволили нам сегодня занять гордую по­зицию миротворцев среди наций Земли.

Глава 11.

Королева Мария принимает в дар мою книгу.

Оккультные числа короля Георга

Одним из самых моих ценных сувениров является письмо от королевы Марии, а в ту пору принцессы Мэй. Я получил его следующим образом. Одно время по Лондо­ну ходили слухи, что до помолвки с герцогом Кларенсом юная принцесса Мэй в сопровождении некоей высокопос­тавленной дамы приезжала ко мне на консультацию и что я якобы отметил ее заинтересованность обеими братьями. Далее шло предсказание, что первому жениху осталось жить недолго, а в браке со вторым она может занять поло­жение величайшей власти и ответственности. Ее счастливым числом была названа тройка, которая ассоциировалась со всеми великими событиями в жизни будущей короле­вы.

Поскольку я редко выясняю имена клиентов, то привожу эту историю как расхожий слух, пере­данный мне дамой, близ­ко связанной с принцес­сой Мэй. И именно эта ле­ди предложила мне по­слать мою книгу о хиро­мантии в качестве свадеб­ного подарка, когда прин­цесса готовилась выйти замуж за герцога Йоркcго. Выполняя совет этой дамы, я отпечатал особую копию книги, переплетенную в телячью кожу с зо­лотым тиснением. Затем я послал подарок в Белую ложу за два дня до свадьбы. К моему удивлению и восторгу книга была принята, и я получил признательное письмо, послан­ное собственноручно Ее Королевским Величеством. Пись­мо передала мне мадам Бриску, которая рассказала мне, до чего понравился принцессе мой подарок.

«Белая ложа, Ист-Шин, 21 мая, 1893 года Принцесса Мэй выражает признательность и благодар­ность уважаемому Хейро за книгу, столь милостиво послан­ную ей. Она с радостью принимает ее и обещает разместить среди других свадебных подарков».

Кстати, возвращаясь к числу 3, следует сказать, что ко­роль Георг родился 3 июня. Брак принцессы Мэй состоялся в год, чьи числа при сложении дают 3: 1893=21; 2+1=3, а ее коронация как королевы Англии состоялась в 1911 = 12-3, то есть в год, чьим оккультным числом является.

Я мог бы рассказать много интересных сведений о том, как числа влияли на короля и королеву. Однако, на мой взгляд, такие рассуждения показались бы в этой книге слишком техническими, поэтому я приберегу их для работы об оккультном значении чисел. Надеюсь, что странные со­бытия, указанные годами 1912(От издателей американского издатепьства: «Отдавая должное автору, издатели желают заявить, что вышеприведенная фраза была вставлена в страницу летом 1911 г.».

От редактора настоящего издания: В 1912 году Британия лиши­лась «Титаника», и это была самая серьезная и массовая катастрофа чуть ли не за целое столетие. В 1916 году состоялось Верденское сра­жение.) и 1916, не окажут большого воздействия на столь любимых правителей Англии.

Глава 12. Некоторые интересные личности: