Система регулирования внешнеэкономических связей в Российской империи в эпоху промышленной революции

Процесс вступления России во Всемирную торговую организацию вновь вызвал к жизни столетнюю дискуссию о пределах открытости отечественной экономики мировому рынку. С тех пор как мирохозяйственные факторы стали оказывать заметное влияние на экономическую политику царского правительства, в русской историографии не утихали споры об их влиянии на общий процесс экономического развития. В 1920е гг. речь шла о безусловной необходимости монополии внешней торговли для ограждения слабой отечественной экономики от давления капиталистического окружения, в конце 1980х гг. — о необходимости широкой либерализации связей с мировым рынком для преодоления кризиса советской плановой системы, в 2000х гг. — о протекционистской защите нуждающейся в модернизации отечественной экономики. «Рыночный фундаментализм» 1990х гг., во многом определивший ход и характер российских экономических реформ, не считался с тем обстоятельством, что в отечественной экономической мысли существует давняя и мощная традиция взвешенного подхода к решению проблем хозяйственного развития, традиция нахождения среднего пути между двумя крайностями — изоляционизмом и либерализмом. Участники дискуссии неизменно обращаются к опыту регулирования внешнеэкономических связей эпохи промышленной революции в Российской империи, считая сложившийся тогда порядок либеральным (однако точнее, на мой взгляд, его можно обозначить как прагматический). Чем же ценен этот опыт?

В последней четверти XIX в. переход России к индустриально-технологическому типу организации экономики стал исторической необходимостью. Попытка утвердить положение России как одной из ведущих держав в Европе могла быть успешной только при условии достижения ею уровня экономического развития, близкого к европейскому. Продиктованные в первую очередь внешними условиями экономические реформы 1860х гг. стали своеобразной «революцией сверху». Развитие российской промышленности при условии успешного осуществления этих реформ могло пойти по общему с Западной Европой руслу. Новые отношения охватывали промышленность, торговлю, транспорт, т. е. основные отрасли народного хозяйства. Перспектива промышленного развития России при ограниченности внутреннего рынка и при хроническом недостатке оборотного капитала связывалась либо с преимущественно экспортной ориентацией, либо с вариантом раздувания производства средств производства по казенной программе. Но для расширения экспорта нужно было технически модернизировать промышленность и добиться конкурентоспособности ее продукции на мировом рынке. И тот и другой вариант нуждался в значительных капиталовложениях. «Железнодорожный бум» 1880-1890х гг., происходивший при финансовой подпитке из за рубежа (более 4 млрд руб. государственных и гарантированных правительством займов), в корне изменял положение вещей. Ресурсы были вложены в промышленные, кредитные, страховые и торговые акционерные общества. Значительная часть средств направлялась на развитие горного дела, металлургии, машиностроения, электротехники, химической и текстильной промышленности.

Колоссальные потребности в материалах для железнодорожного строительства стимулировали развитие промышленности. Сырьевые богатства, а также наличие государственного заказа на промышленную продукцию обусловили всплеск интереса зарубежных предпринимателей как к экспортно-импортным операциям, стимулировавшим развитие существующего производства, переживавшего кризис, так и к созданию новых производств, ориентированных на запросы традиционного хозяйства различных регионов Азии. Иностранные товары и капиталы хлынули мощным потоком в российскую экономику, переживающую технологический и инвестиционный голод.

Помимо фискального направления, тарифная политика 1880х гг. несла в себе и «покровительственную» составляющую. Оценивая ее, следует учесть следующее обстоятельство: покровительствуя приоритетным отраслям промышленности, правительство той же самой мерой практически всегда ущемляло интересы других отраслей. Ввиду отсутствия программы целенаправленного развития промышленности и отсутствия у правительства четкого видения приоритетов в направлении покровительства, таможенная опека предоставлялась отраслям производства бессистемно.4

Потребность в кредитовании развивающейся экономики подтолкнула правительство к созданию условий для «переселения» иностранного производства внутрь страны. Наметился переход от поощрения отдельных отраслей к политике тотального протекционизма. В 1891 г. был издан «Общий таможенный тариф России», согласно которому размер пошлин был значительно увеличен. В новом тарифе содержалась уже не протекционистская по отношению к отечественной промышленности система, а скорее запретительная, ограничивающая ввоз товаров зарубежного производства.

С 1887 г. деятельность иностранных компаний всецело подчиняется российским законам. Для управления делами в России правлениям компаний надлежало открывать агентства, вносить денежный залог, публиковать и предъявлять контрольно-ревизионным органам государства отчеты и т. п. Возникавшие конфликтные ситуации рассматривались национальными судебными учреждениями. При этом зарубежные финансисты не ограничивались созданием предприятий с иностранным уставом: они вкладывали средства и становились совладельцами российских акционерных обществ.

Одновременно российское правительство осуществляло меры по упорядочению финансовой системы через проведение финансовой реформы, касающейся в частности золотой валюты. Именно с успешным завершением финансовой реформы связан рекордный прилив иностранных капиталов в хозяйство России (1895-1902 гг.). Однако образование собственных компаний и фирм не стало главной формой притока иностранного капитала (на это направление приходилось около 40 % инвестиций). Иностранные компании и банки были более заинтересованы во вложении средств в акции российских акционерных обществ. Несмотря на значительные ограничения в приобретении ценных бумаг для иностранных граждан, 60 % иностранных инвестиций в 1900-1917 гг. приходилось на ценные бумаги. В 1895-1904 гг. в правительственных структурах России шла острая борьба вокруг вопроса о снятии ограничений для иностранного акционерного учредительства (разрешительная система учредительства, именные акции, ограничения для иностранцев в приобретении земли, занятиях промыслами и т. д.). Выступая против указанных ограничений, С. Ю. Витте писал в представлении Министерства финансов в Кабинет министров о том, что выпуск именных акций с ограничением права приобретения их одними русскими подданными при современных условиях кредита не гарантирует еще отсутствия участия в деле иностранных капиталов. Такое участие, по мысли С. Ю. Витте, хотя и косвенное, не подлежит сомнению, в частности, когда акции эти находятся в руках банков, чьи собственные анонимные акции помещены за границей. Следовательно, привлечение иностранного капитала не делает еще предприятие иностранным. Гораздо существеннее вопрос о том, в чьих руках находится управление делами компании.

Высоко оценивал иностранное участие в развитии русской промышленности и один из авторов «толкового» протекционизма, выдающийся русский ученый Д. И. Менделеев. Он писал: «Иностранные капиталисты взошли в последние годы во многие промышленные предприятия России, особенно в горные и металлургические. Такое явление... возмущает очень многих. Но без них... наша крупная промышленность не могла бы быстро возрастать, и если иностранный капиталист получает своих 510 % интереса, он все же оставляет в стране заработок, в десятки раз превосходящий этот интерес капитала».

Высокому спросу на промышленный капитал внутри России в этот период соответствовало его предложение на европейском финансовом рынке: Россия переживала промышленную революцию и бурный рост промышленности значительно позже основных европейских стран. Основным стимулом к вкладыванию денег в российское производство была высокая норма прибыли в ее промышленности, товары которой в условиях преобладающего патриархального производства реализовались «с колес». Прибыльность «гарантировалась и отсутствием практически всякой конкуренции со стороны иностранных товаров: даже если они и прорывались на российский рынок, то их цена, включавшая огромные пошлины, была такова, что не знавшие этого бремени отечественные товары могли реализовываться и выгодно, и быстро». Значительное повышение таможенных барьеров сделало более предпочтительным для иностранных предпринимателей не ввоз готовой продукции, а ее производство внутри России. Нужно сказать, что в конце XIX в. таких же правил придерживались и другие государства, в частности САСШ и Германия, которые тоже отгородились от товарной интервенции «глухим частоколом» таможенных тарифов9 (правда исследователи признают первенство за барьером, воздвигнутым российскими протекционистами). Но если в Соединенных Штатах уровень ввозных пошлин был выше, то в России он охватывал более широкий ассортимент товаров. Факторы, вызывающие техническую, экономическую и финансовую концентрацию, действовали в конце XIX в. во всех промышленно развивающихся странах, но результат их действия — степень монополизации экономики, частота случаев проявления монопольной власти — в различных странах был разным.

Доля России в мировом экспорте на рубеже XIX-XX вв. не превышала 4%. Она была ниже ее доли в мировом промышленном производстве, это же можно сказать об ее удельном весе в производстве сельхозпродукции. В условиях жесточайшей конкуренции российские товары на мировом рынке с трудом пробивали себе дорогу к потребителю. Так, в конце XIX в. в Европу стала ввозиться пшеница из САСШ, Канады, Аргентины и Австралии. Под влиянием американской конкуренции поток русского хлебного экспорта изменил направление. Первоначально главным ее покупателем была Англия. Но в сложившихся условиях России пришлось переориентироваться на Германию и Голландию. В последнем десятилетии XIX в. российские компании предприняли попытку потеснить мировых нефтяных гигантов. Однако в борьбе с американской компанией «Стандарт Ойл» они потерпели поражение. Малоуспешной оказалась и попытка металлургических и машиностроительных заводов прорваться на мировой рынок. Им удалось вырвать из рук конкурентов лишь ряд заказов на поставку рельс в Италию, Данию, Болгарию, Румынию, Аргентину, Китай, а также продать паровозы для румынских и алжирских железных дорог. Только вступив в международный рельсовый картель, отечественные заводы смогли организовать устойчивый экспорт своей продукции, правда квота, полученная ими, была ничтожно мала. Международный рынок сахара регулировался брюссельской конвенцией 1905 г. Россия присоединилась к ней, когда рынок был уже поделен, и поэтому довольствовалась незначительными объемами экспорта. Более успешными были действия на рынке асбеста. Асбестовая промышленность развивалась в двух мировых центрах — в Канаде и в России (на Урале). В Канаде было сосредоточено около 80 % мирового производства асбеста, и она контролировала рынок САСШ и Южной Европы. На Урале добывалось асбеста около 16 % его мирового производства, и сбыт осуществлялся в основном в Англии, Франции, Бельгии, Германии, Австрии.10 Конкурентная борьба во всех сегментах мирового рынка нарастала, поэтому российская тарифная политика не могла осуществляться без учета общего экономического курса главных игроков мирового рынка.

Под влиянием этого обстоятельства в 1890е гг. российская тарифная политика заметно эволюционировала в сторону снижения запретительных порогов. Таможенная борьба на рынках западноевропейских государств привела к разработке систем двойных конвенционных тарифов: договаривающиеся стороны делали взаимные уступки в пошлинах на товары, в приобретении или в сбыте которых они были заинтересованы. Такие договоры были заключены между Германией, Австро-Венгрией, Италией, Швейцарией и Бельгией и вступили в действие с февраля 1892 г. С 20 июля 1893 г. и в России был установлен двойной таможенный тариф: общий — для стран, благоприятствующих России, и повышенный — для прочих. Первый торговый договор на конвенционных началах был заключен с Францией. Основным его положением было обоюдное пользование правом благоприятствующей нации во всем, что касается ввоза, вывоза, транзита и пр. Кроме того, обе стороны обязались не допускать в пользу фабрикатов третьего государства никаких льгот, которые не были бы распространены на произведения договаривающейся стороны. На основании этого договора Франция понизила пошлины на керосин на 50 %, открыв тем самым свой рынок для российских нефтепродуктов. Впоследствии такие же договоры были заключены с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией, Данией, Португалией, Сербией, Японией, Тунисом. Российская империя, заключая торговые соглашения с рядом европейских государств, теряла тарифную автономию. И уже к началу ХХ в. российский таможенный тариф окончательно перестал быть автономным, а Российская империя вступила в договорные отношения по поводу таможенного тарифа практически со всеми крупными европейскими государствами.

Относительно успешная внешнеэкономическая политика привела к тому, что к началу ХХ в. Россия имела активный торговый баланс, а ее доля в мировой торговле составляла 3,6 %, что можно считать значительным результатом. При этом нельзя согласиться и с высказываемым в литературе мнением о возрастающем политическом влиянии некоторых государств на Россию вследствие увеличения их капиталовложений в российскую экономику. Конечно, некоторые предпочтения были, но они формировались под воздействием других факторов. В начале ХХ в. наблюдается складывание монопольных структур в нескольких отраслях промышленности и зон влияния иностранного капитала. Однако в общем процессе монополизации в промышленности России удельный вес иностранных участников был незначительным. К тому же государство осуществляло контроль над действиями иностранных предпринимателей с помощью законодательства и мер, установленных для относительно свободной рыночной системы в интересах национальной экономики. Иностранные предприниматели были существенно ограничены в правах приобретения недвижимости, пользования кадрами, землеотвода и т. д.

Таким образом, можно утверждать, что практика тарифного регулирования связей с мировым рынком была удачным ответом России на вызов времени. Промышленный подъем рубежа XIXXX вв., обязанный внешнеэкономическому фактору, хотя и не ликвидировал отставание отечественной промышленности от европейской, значительно продвинул Россию в экономическом развитии. Сам вариант «прагматического» регулирования внешнеэкономической деятельности в исторической ретроспективе несет в себе черты поучительного опыта для современной практики.

1. С точки зрения современных процессов крайне ценен опыт координации, взаимо-увязывания на первый взгляд диаметрально противоположных интересов участников мирохозяйственных связей.

2. Для закрепления на мировом рынке отечественных производителей неизбежна передача части национальных прерогатив, издавна считавшихся неотъемлемой принадлежностью суверенитета, в общую систему связей между государствами-участниками торгово-экономических отношений.

3. Гибкая тарифная политика Российской империи разрушает представления, отрицающие возможность и целесообразность сильных регулирующих механизмов во всемирном рыночном хозяйстве.