Бытие человека в невидимых мирах

Получив некоторое, хотя бы смутное, понятие о неограниченных возможностях молекулярного и электронного миров, через которые человек, по-видимому, проходит между рождением и смертью, мы должны теперь обратиться к одной из фундаментальных идей данной теории. Это идея о том, что силы человека и его бытие являются двумя совершенно различными вещами, и то, как он использует первые, всегда должно зависеть от второго.

Общепризнанно, что сильный человек – не всегда хороший человек. Он может быть таковым, а может и не быть. Между двумя этими характеристиками нет никакой связи. Его способности относятся к силам, а степень доброты – к бытию. Он может использовать свои силы либо для работы на тех, кто слабее его, либо заставляя их работать на себя.

Мы можем видеть то же самое в случаях временного приобретения новых сил. Иногда бывает так, что человек высвобождает некий источник почти сверхчеловеческой энергии и выдержки, когда некое непродолжительное время он способен делать невозможное и свободен от ощущений опасности, боли или обычных соображений безопасности и страха. Но в одном человеке такая сила освобождается, скажем, при спасении ребенка из горящего дома, а в другом она связана с приступом слепой ярости, когда он нападает с ножом на первого встречного. Энергия может быть похожей, но служит различному бытию.

Точно таким же образом неожиданное наследство может принести благоразумному и владеющему собой человеку все виды новых и интересных возможностей, тогда как слабый человек будет разрушен наплывом новых соблазнов, которые он не способен контролировать. Увеличение силы всегда включает в себя некий решающий тест самого носителя этой силы, так же как при повышении электрического напряжения одна лампа станет светить сильнее, а другая мгновенно перегорит. Это можно назвать тестом бытия для данных ламп.

Фундаментальная идея состоит в том, что изменение к новому состоянию не подразумевает изменения бытия человека, но истинное бытие человека при этом будет обнаружено, как бы хорошо он ни скрывал его прежде. Это всегда понималось в оккультизме, где черная магия представляла именно такое приобретение новых сил, в то время как бытие человека, со всеми его слабостями, желаниями и личными похотями и амбициями, оставалось прежним. Карта Таро Колесница означает именно это, а также легенда об Икаре, который подлетел слишком близко к Солнцу на крыльях, прикрепленных одним лишь воском, а когда воск расплавился от жара, упал на землю и погиб. Крылья – это, очевидно, новые силы, а воск – старые слабости.

Вхождение в электронный и молекулярный миры в момент смерти, и все, что оно подразумевает, должно поэтому быть последним и самым жестким тестом бытия человека.

Как может человек судить о своем собственном бытии? Его бытие измеряется его желаниями, тем, что он хочет. Это метод, который традиционно используется в сказках, где человеку, чье бытие хотят испытать, даются три желания. И, как показывают такие сказки, желания человека обычно настолько импульсивны, противоречивы и разрушительны, что к тому времени, когда он доходит до третьего, он обычно уже не желает ничего другого, как только вернуться в свои первоначальные условия, подальше от тех ужасающих трудностей, которые были созданы первыми двумя.

В этом можно увидеть странное подобие трех последовательных жизней человека (в духе, душе и теле) и намек на то, почему после того, как ему представлены чудесные возможности первых двух жизней, он не может, как предполагается мифом об Эре, выдумать ничего лучше, чем выбрать ту же самую физическую жизнь, что была у него прежде.

Если мы хотим судить о бытии человека с точки зрения конечного испытания смерти, то первым вопросом будет следующий: к какому миру принадлежат его желания? Ибо желания, относящиеся к физическому или клеточному миру, будут так же неуместны и опасны там, как младенческое желание сосать грудь в мире взрослых. Что может произойти с человеком, все бытие которого создано из желаний, связанных с физическим комфортом, ощущениями еды и питья и чисто физической стороной секса, когда у него не будет клеточного тела и он перестанет существовать в клеточном мире? Он окажется подобен рыбе, вынутой из воды, для которой тот факт, что возможности существования в воздухе гораздо больше, абсолютно ничего не значит: каждый момент для него будет агонией, и он всем своим бытием может желать только того, чтобы его бросили обратно в море.

Воздействие такого изменения состояния на человека, который совершенно к нему не подготовлен, и все бытие которого сосредоточено на физических явлениях, немедленно вызовет потерю сознания – так же как человек, многие годы запертый в темной камере, а затем выпущенный наружу на яркий свет, окажется полностью ослеплен и, наверное, упадет в обморок. В «Тибетской книге мертвых» и в самом деле утверждается, что обычные люди в момент смерти падают в обморок, который продолжается 3,5 дня; то есть, согласно нашей логарифмической шкале, на все время жизни духа, проводимой в электронном мире, и на две трети жизни души в молекулярном мире. Согласно этой идее, такие утонченные состояния материи, со всеми их чудесными возможностями знания, проникновения и понимания, слишком сильны для неподготовленных людей, которые приходят в себя из обморочного состояния только в период старости души, когда процессы уже замедлились до скорости всего лишь в 10 раз быстрее, чем при зачатии.

Согласно этому же тексту, а также «Египетской книге мертвых», средневековой «Книге искусства умирать» и другим подобным учениям, умирающий человек должен пройти усиленную подготовку, чтобы быть способным вынести сильный шок новых состояний. Чем быстрее он сумеет восстановить сознание, тем выше он сможет подняться и тем больше понять и испытать – как человек, ныряющий в ледяное море, должен по необходимости испытать мгновенную потерю сознания. Но все зависит от того, как скоро он сумеет очнуться и вспомнить себя.

Поэтому, если «Тибетскую книгу мертвых» признать правдоподобной, большинство неподготовленных людей действительно никогда не переживают жизни духа, или электронного мира, хотя устройство Вселенной таково, что каждый человек имеет на это право. Это его право смерти, которое он продает за чечевичную похлебку материальных привязанностей.

В обычном состоянии его бытия не может быть иначе. Прохождение из физического мира в молекулярный можно сравнить со взрывом бомбы, содержимое которой за один момент превращается из нескольких кубических сантиметров желатина в тысячи кубических метров газа. Но прохождение из физического мира в мир электронный действительно должно быть подобно взрыву атомной бомбы, расширение которой настолько сильно, что способно создать вихрь через атмосферу Земли вовне в Солнечную систему. Фотографии атомных взрывов и в самом деле очень ярко иллюстрируют эту идею подъема в небеса.

Но у какого человека сознание настолько сильно, что может быть привязано к взрыву атомной бомбы с сохранением своей осведомленности? Если раздражение, лесть или внезапный крик способны мгновенно лишить людей всякого ощущения индивидуального присутствия и существования, то какова возможность сохранения самосознания при прохождении через невообразимый шок смерти?

Для этого человек должен пройти усиленную подготовку и тренировку. Ему необходимо приобрести невероятно сильное бытие, которое путем сверхчеловеческих усилий станет привычным к тому, чтобы выдерживать без потери самосознания самые тяжелые потрясения, удары, трудности, лишения, которые только можно встретить в физическом мире. И тогда он может надеяться вынести окончательный шок смерти, не погружаясь в обморок и бесчувственность.

Ясно, что такая возможность не относится к обычному человеку.

Его проблемой в смерти будет то, как сориентироваться, куда обратиться за помощью. В живом описании из «Тибетской книги мертвых» об этом говорится так:

«Ты был в обмороке в течение последних 3,5 дней. Как только ты придешь в себя от этого обморока, у тебя будет мысль: „Что произошло?“ Ибо в этот момент вся сансара (явленная Вселенная) будет во вращении»[22].

Поэтому мы можем попытаться представить ощущения человека, пробуждающегося в молекулярном мире, и задаться вопросом, как это пробуждение будет зависеть от природы бытия человека.

Его первой проблемой, конечно же, окажется собственное состояние. Что со мной случилось? И здесь его ощущение или реакция будут зависеть от отношения к самому себе в течение жизни. Для большинства людей понятие о самих себе связано с телом определенного возраста, формы, степени здоровья; оно включает определенные физические ощущения и привычные боли; называется определенным именем. Для таких людей ощущение отсутствия этого тела стало бы величайшим ужасом. Они бы не знали, кто они такие, и существуют ли они вообще. Любой, у кого когда-либо эта тесная связь с телом была на время разрушена действием анестетиков или сильным эмоциональным шоком, и имевшим это необычайное ощущение («Кто я? Существую ли я реально?»), должен иметь смутное понятие о вкусе этого переживания.

У человека слабого или робкого бытия ощущение не-имения тела – а значит, не-существования – вызовет глубочайший ужас. И он немедленно попытается создать или вообразить для себя то тело, которое он привык называть «Я». Поскольку он существует в молекулярном мире и наделен телом из молекулярной материи, которое по своей природе может проникать куда угодно и принимать любую форму, он будет отчаянно стараться сформировать его по образу и подобию своего прежнего физического тела. Чем теснее его индивидуальность в жизни была отождествлена с телом, тем больше он преуспеет в этом, а восприимчивость и гибкость молекулярной материи так велика, что он может даже убедить себя, что все еще обладает своим старым телом или никогда его не покидал.

Так все казалось бы ему знакомым, и он был бы уверен, что на самом деле существует. Однако тем самым он пожертвовал бы всеми новыми переживаниями и возможностями другого восприятия и понимания, присущими миру, в котором он теперь находится.

Например, его молекулярное тело, как мы заключили ранее, имело бы способность проникать в другие физические тела и таким образом чувствовать их природу: оно могло бы осознавать сущность другого человека, дерева или камня. Поэтому молекулярное тело имело бы чрезвычайно возросшую способность понимания природы Вселенной и единения со всеми созданиями. Но человек слабого бытия оказался бы в ужасе от всех этих экспериментов, которые для него означали бы потерю своей физической формы и индивидуальности, без которых у него не имелось бы никаких подтверждений своего существования.

Теперь становится ясно, почему электронный мир милостиво закрыт от обычных людей обмороком. Ибо хотя человек может в молекулярном мире превратить себя в тень своей физической индивидуальности, из материала, сравнимого с запахом, в электронном мире такое предприятие было бы совершенно невозможным. Невероятная скорость, сияние и сила распространения задействованной в этом энергии означали бы, что каждую секунду такая индивидуальность разрушалась и падала бы в пропасть света и силы, и любая попытка удержать ее в таких пределах была бы в тысячу раз более бессмысленной, чем желание высечь статую из ртути. В таком мире человек, который не смог преодолеть обычные идеи «физической индивидуальности», сошел бы с ума от ужаса и подавленности, если бы не был спасен бесчувственностью, так же как в жизни обморок спасает от слишком сильной боли.

В молекулярном мире, однако, мы можем представить обстоятельства, окружение, иллюзии и привычки физической жизни, которые симулируются и даже приобретают некое поддельное существование, хотя и разлученные с клеточными телами, которое лишь и давало им смысл.

Поскольку бытие человека не изменяется со сменой состояния, эти желания, которые заполняли бытие человека в физическом мире (будь то желания богатства, комфорта, женщин, еды, питья или чего-то еще), по-прежнему владели бы им здесь, и, не имея возможности наслаждаться физическими объектами по своему желанию, он должен был бы удовлетворяться их молекулярными запахами или эссенциями.

Эванс-Венц рассказывает любопытную историю о жителях одной из деревень Юго-Восточной Индии, ритуально поливавших могилу умершего европейского плантатора особыми сортами пива и виски, чей дух, как они утверждали, не оставил бы их в покое, если бы они не снабжали его теми напитками, которые он требовал себе при жизни[23]. Точно так же можно ожидать, что одержимые души будут посещать места или людей, которые больше всего привлекали их при жизни.

То же, что физическое желание для тела, необузданное воображение – для ума. Это также главный показатель бытия человека. Какой же тогда окажется роль воображения в молекулярном мире души? В материальном мире мечтания человека о радужных или гибельных возможностях всегда рано или поздно ограничиваются фактами физического существования, необходимостью обеспечивать едой и кровом физическое тело или своих ближних. Здесь человек должен иногда выходить из своих снов – хотя бы для того, чтобы поесть или не попасть под колеса. Но в нематериальном мире – не имеющем препятствий в материальности – он мог бы полностью жить в мечтах. Он мог бы проводить все свое время среди сцен и обстоятельств, созданных его воображением, играя там свои любимые воображаемые роли, лишь с небольшими перерывами – как те, что возникали бы от равно воображаемых страхов, идущих из других сторон его ума. Такие воображаемые декорации, приключения и персонажи зависели бы, разумеется, от опыта, стремлений и представлений самого человека в жизни, и у каждого индивидуума они были бы разными. В «Тибетской книге мертвых», например, для каждого дня после смерти описаны крайне сложные и подробные видения богов, демонов, небес и адов, но всегда с напоминанием умершему:

«Не бойся этого. Не ужасайся. Не благоговей. Различи, что это воплощения твоего собственного интеллекта»[24].

Таким образом, если каждый человек может в молекулярном мире пережить свой собственный рай и ад, все это не является объективной реальностью. Он будет жить только среди теней реальных вещей, никогда не способный, как Тантал, ни дотронуться, ни попробовать виноград, висящий перед ним. Такова была бы участь людей чисто физической природы в не-физическом мире. Это те самые тени умерших в греческом Гадесе, несчастные духи в тибетской Преталоке, томящиеся по тому, чего никогда не смогут иметь.

Вместе с тем мы должны помнить о том принципе, что обычные неподготовленные люди никогда не могут судить о бытии или оценивать внутренние ценности и реальные привязанности других людей, ибо их собственные привычки и предрассудки неизбежно преграждают им путь. Так, может случиться, что некоторые люди, которые кажутся нам безраздельно преданными физическим ощущениям, на самом деле могли повернуть в эту сторону от разочарованности более искусственными сторонами человеческой жизни; или за счет роста сознания они могли научиться питать физическими впечатлениями как интеллектуальные, так и эмоциональные стороны своей натуры. Очевидно, что участь таких людей в невидимом мире может оказаться очень отличной от описанной выше.

Ибо только один фактор станет отделять чистилище, в котором страдают животно-чувственные, от невообразимого рая нового знания, свободы, опыта и истины. Этот фактор – различие между желаниями и стремлениями людей различного бытия.

Ибо если у людей физического аппетита смерть отнимает единственное средство наслаждения, то у людей с бескорыстными и благородными импульсами она отнимает главное препятствие и представляет невероятные возможности удовлетворения их стремлений. Человек, который стремился к знанию и в таком поиске мог забывать личные желания и слабости, в этом новом состоянии получил бы возможность понимать посредством прямого восприятия работу природных законов. Его молекулярная структура, например, позволила бы ему воспринимать природу магнетизма, звука, музыки и так далее; он мог бы расширить свое восприятие до понимания существа гор, морей и других органических образований, слишком больших для охвата физическими чувствами. И поскольку самый низкий предел физического зрения и осязания, работающих через клеточные инструменты, – это отдельный предмет на шкале больших клеток, то восприятия молекулярного тела, как можно ожидать, будут проникать в царство отдельных молекул.

Тело из молекулярной материи, наделенное человеческим разумом, было бы само и микроскопом, и телескопом, а также инструментом для многих других видов сверхфизического ощущения, еще не симулированного инструментами человеческого изготовления. Ученый, оснащенный таким образом, если он не парализован чисто человеческими страхами и слабостями, определенно существовал бы в своем собственном особом раю.

Также и поэт, полагаясь в физическом мире только на смутные предчувствия эмоций, сцен и настроений, на расплывчатое ощущение бытия мужчин, женщин, городов, морей и лесов, мог бы там воспринимать природу таких вещей напрямую, проникновением, а не восприятием извне. Филантроп смог бы, наконец, понимать истинные нужды других вместо того, чтобы навязывать им свои собственные. А человек, желающий учиться, в одно мгновение сумел бы пройти через весь мир в поисках учителя того уровня мудрости, который ему необходим.

Так возможности в молекулярном мире были бы ограничены только воображением, затемняющим истинную природу вещей личными декорациями ума, и жесткостью ощущения «самого себя». Ибо именно это последнее помешало бы человеку войти в мир бесконечных форм, теперь открытый для него, так же как в жизни какой-нибудь средний буржуа не может помыслить о том, чтобы войти в портовую таверну или явиться на дворцовый прием просто из чувства, что он «человек не того сорта». Даже в физическом мире человеку открыты бесчисленные возможности, которые остаются нереализованными не из-за какого-то реального препятствия, но всего лишь из-за сомнения в себе, беспокойства, страха перед мнением других людей и так далее. Конечно, здесь такие воображаемые препятствия поддерживаются и оправдываются настоящей бедностью, настоящими болезнями, настоящей болью и настоящими недостатками тела и ума. Но там, в не-физическом мире, не было бы таких объективных препятствий. Все зависело бы только от того, что человек сам о себе думает и требует от себя.

Человек, который думает о себе как о физическом теле, будет жить там в теневом подобии физического мира, терзаемый невозможностью наслаждения тем, чего больше не существует. Человек, который думал о себе как о миллионере, будет продолжать накапливать воображаемое богатство и иметь воображаемую власть, все время отягощенный заботами о сохранении того, чем он уже не обладает. С другой стороны, человек, который думал о себе как о математике, станет жить в мире математических законов, а биолог – в мире природных, так что их последующие открытия в физическом мире можно будет, наверное, объяснить смутными воспоминаниями о таких законах, напрямую воспринятых в сверхфизических мирах между смертью и жизнью.

Так же и человек, который искренне верил, что все существует в Боге, и в такой вере был способен полностью забыть о своем личном существовании, мог бы пережить эту истину на самом деле. И если ему это удалось, то невозможно предположить, что знание и уверенность такого опыта могут когда-либо оставить его, независимо от обстоятельств его последующего рождения.

Глава VI