Некоторые воспоминания

Об адвокатуре

Прежде чем перейти к рассказу о жизни в Индии, нужно вспомнить о некоторых переживаниях в Южной Африке, рассказ о которых я сознательно опустил.

Друзья юристы просили меня поделиться воспоминаниями об адвокатуре. Этих воспоминаний так много, что они могли бы составить целый том и отвлекли бы меня от основной цели повествования. Но о том, что имеет отношение к поискам истины, пожалуй, стоит рассказать.

Я уже говорил, кажется, что в своих профессиональных делах я никогда не прибегал ко лжи; юридическую же практику старался подчинить интересам общественной деятельности, за которую истребовал никакого вознаграждения, кроме возмещения своих собственных расходов, да и эти расходы мне подчас приходилось возмещать из своего кармана. Я считал, что, сказав это, я рассказал все, что было необходимо, о своей юридической практике. Но друзья хотят от меня большего. Они, по-видимому, считают, что если бы я описал, пусть даже в самых общих чертах, некоторые случаи, когда я отказывался уклоняться от истины, то это принесло бы пользу юристам.

Будучи студентом, я не раз слышал, что профессия юриста — это профессия лжеца. Однако это не оказало на меня ни малейшего влияния, поскольку у меня не было намерения с помощью лжи добиваться положения или денег.

Мой принцип много раз подвергался испытаниям в Южной Африке. Часто я знал, что мои оппоненты подговаривают своих свидетелей и что стоит мне лишь посоветовать клиенту или его свидетелю солгать — и мы выиграем дело. Но я всегда противился такому искушению. Помню только один случай, когда, выиграв дело, я заподозрил, что клиент обманул меня. В глубине души я всегда желал выиграть только в том случае, если дело клиента было правое. Не припомню, чтобы, определяя свой гонорар, я обусловливал его выигрышем; дела. Проигрывал или выигрывал клиент, я ожидал получить не больше и не меньше обычного.

Я предупреждал каждого клиента, что не возьмусь за неправое дело и не стану запутывать свидетелей. В результате я создал себе такую репутацию, что ко мне не попадало ни одного неправого дела. Некоторые клиенты поручали мне свои справедливые дела, сомнительные же передавали кому-нибудь другому.

Одно дело явилось для меня тяжким испытанием. Его поручил мне один из моих лучших клиентов. Дело было запутанным и связано с очень сложными расчетами. Его слушали по частям в нескольких судах. В конце концов часть этого дела, касавшуюся бухгалтерских книг, суд передал на арбитраж нескольким квалифицированным бухгалтерам экспертам. Решение арбитров было в пользу моего клиента, но в своих расчетах арбитры неумышленно совершили ошибку, которая, как бы мала она ни была, являлась весьма серьезной, поскольку поступление, которое должно было быть в графе дебета, оказалось в графе кредита. Противная сторона опротестовала решение арбитров по другим основаниям. Я был младшим поверенным клиента. Старший поверенный, узнав об ошибке, высказал мнение, что клиент вовсе не обязан сообщать суду о ней. Он твердо держался того мнения, что обязанность поверенного состоит в том, чтобы не соглашаться ни с чем, что противоречит интересам его клиента. Я же настаивал на необходимости сообщить об ошибке.

Старший поверенный возразил:

— В таком случае очень вероятно, что суд аннулирует решение арбитров в целом. Ни один здравомыслящий поверенный не станет подвергать риску дело своего клиента. Во всяком случае, я не пойду на такой риск. Если же дело будет слушаться заново, неизвестно, какие еще расходы понесет наш клиент и каков будет окончательный исход дела!

Клиент присутствовал при этом разговоре.

— Думаю, — сказал я, — что и наш клиент и мы обязаны пойти на этот риск. Где гарантия того, что суд поддержит решение арбитров только в том случае, если мы скроем ошибку? Но предположим, сообщив об ошибке, клиент потерпит неудачу, что в этом плохого?

— Но зачем нам вообще сообщать об ошибке? — спросил старший поверенный.

— Уверены ли вы в том, что суд сам не раскроет этой ошибки или что наш оппонент не обнаружит ее? — сказал я.

— Тогда, может быть, вы выступите в суде по этому делу? Я же не могу отстаивать его на ваших условиях, — решительно заявил старший поверенный.

Я скромно ответил:

— Раз вы не хотите выступать в суде, я готов изложить свои доводы суду, если наш клиент этого пожелает. Но коль скоро об ошибке не будет сообщено, я отказываюсь вести дело.

С этими словами я взглянул на клиента. Он был несколько озадачен. Я вел это дело с самого начала. Клиент всецело доверял мне и хорошо меня знал. Он сказал:

— Хорошо, выступайте на суде и сообщите об ошибке. Пусть мы проиграем дело, если так нам суждено. Бог защищает правого.

Я был рад. Именно этого я и хотел от него. Старший поверенный высказал сожаление по поводу моего упрямства, но тем не менее поздравил меня.

Что произошло в суде, узнаем из следующей главы.

XLV

Мошенничество?

Я не сомневался в правильности своего совета, хотя и не был уверен в своей способности вести это дело в суде. Я предчувствовал, что изложить такое трудное дело верховному суду — затея весьма рискованная, и явился перед судьями, дрожа от страха.

Когда я указал на ошибку в расчетах, один из судей спросил:

— Не мошенничество ли это, м-р Ганди?

Во мне все так и закипело от гнева, когда я услышал такое обвинение. Невыносимо, когда тебе бросают обвинение в мошенничестве, не имея на то никаких оснований.

«Если имеешь дело с судьей, с самого начала предубежденного, мало надежды на успех в сложном деле», — подумал я, но, собравшись с мыслями, ответил:

— Я удивлен, что ваша светлость, не выслушав меня до конца, подозревает мошенничество.

— Я отнюдь не обвиняю вас, — сказал судья. — Это всего лишь предположение.

— Мне кажется, что в данном случае предположение равнозначно обвинению. Я просил бы, ваша светлость, выслушать меня, а затем обвинять, если есть на то основание.

— Весьма сожалею, что перебил вас, — ответил судья. — Пожалуйста, продолжите свои разъяснения о неправильностях в расчетах. У меня было достаточно материала, чтобы обосновать свои доводы. Благодаря тому, что судья поднял этот вопрос, я с самого начала смог привлечь внимание членов суда к своим доводам. На меня нашло вдохновение, и, воспользовавшись случаем, я пустился в подробные объяснения. Члены суда терпеливо слушали. Мне удалось убедить судей, что ошибка в расчетах совершена неумышленно. Поэтому они не были склонны аннулировать потребовавшее такой значительной работы решение арбитров в целом.

Адвокат противной стороны, по-видимому, был уверен, что после признания нами ошибки не понадобится много доказательств, чтобы добиться аннулирования решения арбитров. Но судьи все время перебивали его, поскольку были убеждены, что ошибка представляет собой незначительную описку и ее легко исправить. Адвокат изо всех сил старался доказать неправильность решения арбитров, но судья, который вначале с подозрением отнесся к моему заявлению, теперь определенно стал на мою сторону.

— Предположим, что м-р Ганди не сообщил бы об ошибке, что бы вы тогда делали? — спросил он.

— Было бы невозможно найти более компетентного и честного бухгалтера эксперта, чем тот, который разбирал счета.

— Суд должен исходить из предположения, что вы знаете свое дело лучше всех. Если вы не можете указать ни на одну из ошибок, за исключением этой описки, которую мог бы совершить любой бухгалтер эксперт, то суд не намерен побуждать стороны к продолжению тяжбы и новым расходам из-за случайной ошибки. Мы не можем требовать нового слушания дела, раз ошибку легко исправить, — продолжал судья.

Таким образом, протест адвоката был отклонен. Я забыл, какое именно решение принял суд: то ли он утвердил решение арбитров, исправив ошибку, то ли предложил арбитру исправить ошибку.

Я был доволен. Мой клиент и старший поверенный также были удовлетворены результатами процесса. Я же еще больше утвердился в своем убеждении, что можно быть юристом и не подвергать опасности истину.

Однако пусть читатель помнит, что даже честность в работе адвоката не избавляет его профессию от основного порока.

XLVI