ГЛАВА 16 Лия лишается трона

По прибытии в Тунис Кроули и Лия поселились в отеле «Эймон», но, поскольку в соседней с ними комнате оказались шумные жильцы, перебрались в более дешёвую гостиницу «Суфльде Зефир», расположенную в Ла-Мар-се, одном из нынешних северных пригородов Туниса. Поначалу Кроули надеялся, что их пребывание здесь будет временным, что приказ о выезде из Италии будет отменён и они с Лией смогут вернуться. Однако, по мере того как шло время, он понял, что этого не произойдёт. Осознав реальное положение дел, Кроули подумал о том, не сможет л и он основать новое аббатство на острове Джерба, расположенном в заливе Габес. Он планировал установить в этом аббатстве более строгие монастырские правила. На Чефалу, по его мнению, царила чересчур расслабленная атмосфера. В новое аббатство он собирался приглашать только тех, кто был способен к самоотдаче, обладал магическими способностями, а также физической красотой, кто разбирался бы в финансовых делах и, разумеется, располагал определёнными денежными средствами.

Финансовые соображения были тогда главной темой в размышлениях Кроули. Ему нужно было не только заплатить за отель в Тунисе, но на его содержании осталась вся община на Сицилии, где между тем стало одним ртом больше. 19 мая Нинетт родила дочь, Изабеллу. Её отцом был не Кроули, а барон Ла Кальче. Кроули относился к барону неприязненно. Через две недели после рождения ребёнка он записал в дневнике: «Мне необходимо новое слово — нелюбовь звучит слишком фамильярно, презрение — чересчур толерантно — и это слово я хочу употребить в отношении Карло Л а Кальче!!!!!» Немного позже в этот же день Кроули добавил, что, должно быть, он подсознательно ревнует к барону, ведь по поводу того, кто отец ребёнка Нинетт, не было никаких сомнений. В тот момент, когда он был зачат, Кроули находился в Лондоне. Что касается самой новорождённой девочки, то Кроули проверил её гороскоп и сделал следующее заключение: «Определить будущее этого ребёнка несложно. Наиболее вероятно, она вырастет в довольно заурядную маленькую шлюху».

Хотя Изабелла и не была дочерью Кроули, но за долгие годы у него, должно быть, родилось определённое количество внебрачных детей. Точное их число может на* всегда остаться неизвестным. Он редко участвовал в их-воспитании деньгами и ещё реже как-либо контактировал с ними или их матерями. Он был так же расточителен со своей спермой, как самая распутная рок-звезда. Он никогда не пользовался никакими средствами предохранения, и, если любовница объявляла ему о том, что беременна, он не соглашался на аборт. Он считал, что аборт равносилен убийству, и презирал общество, которое мирится с абортами, хотя и объявило их вне закона. Он считал, что женщина должна иметь право сама решать судьбу своего плода, однако он не сомневался, что ни одна женщина, если только её сознание не ограничено требованиями общественных приличий, не пойдёт на прерывание беременности. При всём своём женоненавистничестве Кроули во многом придерживался феминистских взглядов и считал, что современная ему законодательная система плохо обслуживает, а то и вовсе притесняет женщин.

В Тунисе Кроули проводил время за чтением «Книги Закона» в надежде, что она даст ему совет, как выйти из его текущего бедственного положения. В конце концов его перспективы на будущее свелись к двум вариантам. Первый заключался в том, чтобы не предпринимать никаких решительных действий и позволить Лии собраться с её магическими способностями; второй предполагал ожидание богатого человека с запада, о прибытии которого пророчила «Книга Закона».

Кроме того, Кроули терзался мыслями о своём здоровье, поэтому он решил сходить к врачу, Томасу Домеле, с которым познакомился в 1920 году, ожидая в Тунисе приезда Джейн Вульф. В прошлый приезд его беспокоила бородавка: теперь это было возобновившееся заболевание ног, «странные волдыри на ногах, которые появились у меня в Монтаук и с тех пор время от времени давали о себе знать, вдруг начали стремительно увеличиваться в количестве». Поначалу Домела лечил волдыри мазью с содержанием цинка, что помогало отчасти, но потом прижёг их йодом. В результате исчезли те волдыри, которые подверглись непосредственному лечению, однако немедленно высыпали новые. Иммунная система Кроули была сильно подорвана постоянным употреблением наркотиков.

Общее ослабление организма подавляло Кроули, и он начал терять уверенность в себе. Его дневниковая запись за 28 мая гласит: «Я начал сомневаться, являюсь ли я на самом деле таким уж великим магом». Неделей позже он записал, что на него нашло «состояние глубочайшей, но совершенно беспричинной подавленности», однако через несколько часов он добавил, что «собрался с духом, но ощущение сильной усталости и смутной подавленности осталось». Ещё через пять дней, всё ещё находясь в состоянии душевного возбуждения, он заявил в дневнике: «Может быть, я и чёрный маг, но потрясающе великий». В нормальных обстоятельствах Кроули не стал бы делать таких самоочерняющих заявлений. В это время он также обдумывал несколько странных планов, в том числе поездку в Каир совместно с Дж.-Ф.-К. Фуллером с целью изъять (такой эвфемизм применял Кроули для слова «украсть») стелу Анкх-ф-н-Кхонсу из каирского музея. А как человек, привыкший вести переписку, Кроули написал также королю Георгу V с предложением организовать крестовый поход и Троцкому с прямо противоположной идеей возглавить международное антихристианское движение.

Помимо неприятностей, связанных с отсутствием денег и пошатнувшимся здоровьем, Кроули был всерьёз обеспокоен своей наркотической зависимостью. Он знал, что глубоко увяз в своём пристрастии к наркотикам, и пытался постепенно уменьшать ежедневную дозу героина, поддерживая себя при помощи эфира. Но ему не удавалось долго соблюдать такой режим. Его воля, которой он придавал такое большое значение, отказывала, и он возвращался к прежним высоким дозам. Это обстоятельство вместе с физическими недомоганиями, спровоцированными употреблением героина, беспокоили его больше всего. Вся философия Кроули основывалась на укреплении Истинной Воли: его же собственная воля была разъедена наркотиками, украдена у него, а сам он остался при этом в ужасающем состоянии. Такие вещи не могут происходить с богами, однако с Кроули они произошли, и это обстоятельство порождало сомнения в его всемогуществе.

Теперь, в Тунисе, он осознал, что настало время принимать серьёзные меры. 7 июня он посетил клинику доктора

Домелы. Было решено, что Кроули попытается бросить свою дурную привычку, «"завязать" с героином». (Любопытно отметить, что этот термин начал употребляться для обозначения прекращения приёма наркотиков с середины 1920-х.) У Кроули немедленно проявились все симптомы ломки — рвота, сильнейшая диарея, судороги, мышечные спазмы, галлюцинации, — но на этот раз ему удалось собрать волю в кулак. Через три дня он «проснулся свежим, сильным и здоровым». Но это продлилось недолго. Ещё через два дня он снова принял героин, записав в дневнике все возможные оправдания, к которым прибегают в таких случаях страдающие наркотической зависимостью люди. 3 сентября он написал, что дал клятву: как только в его распоряжении окажется 3 тысячи фунтов, он отправится на лечение в санаторий. Однако у этой клятвы была заведомо ложная посылка: шансы на то, что у Кроули в руках окажется такая сумма, были бесконечно малы. Однако беспокойство Кроули было вызвано не только героином. Если опиумсодержащие вещества вызывали у него физиологическую зависимость, то от кокаина он зависел психологически.

Почему происходит так [писал он 17 сентября], что человек принимает кокаин (причём этого нельзя сказать ни о каком другом наркотике) жадно, дозу за дозой, в общем-то не ощущая в этом никакой нужды и не надеясь что-то получить от очередной дозы? Я установил, что 3 дозы, принятые с умом, за один раз удовлетворяют все желания. Но если ты располагаешь определённым количеством наркотика, остановиться практически невозможно. Успешно противостоять этому можно (в лучшем случае) несколько дней, потом человек ни с того ни с сего втягивается в «неконтролируемую» гонку. Человек может продолжать принимать кокаин, одновременно проклиная себя за это безумие... Зачем принимать тридцать доз (или шестьдесят? У меня нет ни малейшего представления об истинном их числе), чтобы прийти в состояние, в котором нет ничего приятного и которое не привлекательно ни в каких других смыслах, но являет собой средоточие волнений, угрызений совести, презрения к себе, беспокойства, неловкости и раздражения, причём в голове у тебя постоянно присутствует мысль: «Чёрт возьми! Надо продлить действие наркотика»; и одновременно ты чётко осознаёшь, что трёх доз достаточно, чтобы добиться всего желаемого без всяких побочных эффектов.

Среди новых проблем, которые принесло Кроули злоупотребление наркотиками, оказались бессонница и импотенция. Большую часть дня Кроули проводил в постели, время от времени принимая какой-нибудь наркотик, предавался туманным размышлениям и поднимался далеко за полдень. У него был плохой аппетит. Ночью он то и дело просыпался и нюхал эфир, чтобы успокоить нервы. Он засыпал лишь на несколько часов, перед самым рассветом, но утром просыпался опять. Что касается секса, то, казалось, он потерял к нему всякое влечение. В его, дневниках того времени отсутствуют какие-либо упоминания о сексуальной магии с Лией, однако он пишет о «не-. давно появившихся проблемах определённого свойства», касающихся их сексуальных отношений. Он пытался примириться с этими новыми трудностями и рассуждал о своей сексуальной жизни так: «Мой гомосексуальный инстинкт зиждется на идее эстетического впечатления. Если мужчина занимается любовью с женщиной, он испытывает перед ней эстетическое восхищение... Когда другой мужчина занимается любовью со мной, я хочу знать, что он делает это, потому что я красив». На самом деле он бессознательно искал оправданий своей утраченной способности к сексуальному возбуждению: своё временное целомудрие он пытался объяснить отсутствием эстетически привлекательных партнёров.

В этот период, отмеченный безразличием и подавленностью, Кроули тем не менее делал одно очень конкретное дело. Изо дня в день он писал автобиографию («автохагиографию»), точнее, она писалась под его диктовку. Начало этому было положено прошлой осенью, в Чефалу, где Кроули диктовал по очереди то Лии, то Джейн Вульф, которые затем перепечатывали текст на машинке. Теперь эта обязанность целиком легла на плечи Лии. Несмотря на то что Уильям Коллинз отказался издавать автобиографию, Кроули решил тем не менее запечатлеть свой жизненный путь на бумаге. Таким образом, как ему казалось, он смог бы оправдать себя, объяснить свои цели и свою позицию, а также в какой-то степени противостоять той лжи, которой обросло его имя благодаря Бивербруку, Боттомли и всему английскому обществу, с которыми Кроули в два счёта разделался в своей книге: «Нет смысла осуждать и проклинать человечество — "все вы стоите не больше, чем колода карт"». В книге не должно было быть ничего выдуманного: по замыслу Кроули, она должна была рассказывать правду, только правду и ничего, кроме правды. Правда, эта установка не исключала присутствия в книге тщеславных преувеличений, но это не очень умаляет её информативность, если читатель не забывает о присущей Кроули самовлюблённости. Главным его сожалением, которое он выразил на страницах автобиографии, была его убеждённость в том, что он так мало сделал в своей жизни и так много ещё должен совершить. Когда «автохагиография» под названием «Исповедь Алистера Кроули» была завершена, она насчитывала 500 тысяч слов и представляла собой самую длинную и самую удачную в литературном отношении книгу Кроули: его литературные способности, так деградировавшие за последнее время, возродились. Со временем этой книге предстояло укрепить международную известность Кроули и как писателя, и как человека, сведущего в оккультизме. Но в 1923 году всё это было делом далёкого будущего.

За день до того, как Кроули был изгнан с Сицилии, в Аббатство Телемы приехал Норман Мадд. Кроули, уезжая, поручил ему отвечать за общину.

Завершив обучение в Кембридже, Мадд постоянно возвращался к мыслям о Кроули. Он отправился в Южную Африку и в 1911 году был принят на должность руководителя Отделения прикладной математики в университете Грея в Блумфонтейне. Это была преподавательская работа, о которой Мадд едва ли мечтал и которая не предоставляла возможностей для карьеры учёного. В 1915 году, заразившись гонореей, Мадд ослеп на один глаз, что только усугубило его неприязнь к Южной Африке и разочарование в собственной работе. В течение нескольких лет Мадд пытался как-то связаться с Кроули, посылая ему письма на те адреса, где его можно было застать, но либо ответа не приходило, либо письмо возвращалось к отправителю нераспечатанным.

В 1920 году Мадд получил годичный отпуск. Он вернулся в Британию, чтобы разыскать Кроули, но ему сказали, что тот уехал в Америку; тогда Мадд вознамерился пересечь Атлантику. Дальше произошло, видимо, следующее. Мадд познакомился с Чарлзом Стэнсфелдом Джоунсом, который принял его в ОТО, дав ему имя Frater Omnia Pro Veritate(OPV), и сказал, что Кроули живёт на Сицилии. Мадд переписывался с Кроули вплоть до 1923 года, когда он решил, что его призвание — это не преподавание математики, а проповедь Закона Телемы. Он ушёл с работы и предоставил себя в распоряжение Кроули. Кроули сразу же пригласил его в Чефалу. Мадд с готовностью согласился и, приехав, привёз с собой все накопленные за жизнь сбережения, которые и передал своему новому учителю.

Из Туниса Кроули написал Мадду, приглашая его к себе. Тот очень обрадовался, что его позвали. Аббатство без Кроули опустело, все остававшиеся там члены общины разъехались. Остались только Нинетт и дети, в том числе Ханси. Мадд приехал в Тунис 20 июня, а на следующий день Лия вернулась на Сицилию. Через несколько недель к Мадду и Кроули присоединился Эдмунд Саай-ман, южноафриканский студент Мадда, который получал стипендию Родса в оксфордском Нью-колледже и приехал в Тунис на летние каникулы. Он писал диссертацию о математических аспектах «Книги Закона» — тема, которой одно время занимался Салливан, но бросил, не доведя дело до конца. Получившаяся в результате работа, судя по всему, не впечатлила университетских наставников молодого человека, поскольку ему была присвоена учёная степень лишь третьего класса. Что касается Кроули, то ему были приятны такие интересы молодого человека, кроме того, он надеялся получить от него немного денег. Однако Саайман был далеко не богат и, разочаровав Кроули, не только привёз с собой очень мало денег, но к тому же истратил их раньше, чем закончились каникулы. В результате молодой человек был вынужден просить взаймы у британского консула в Тунисе, поскольку его отец не ответил на просьбу сына прислать денег.

Со сбережениями Мадда в руках Кроули объявил, что собирается в очередной раз уединиться для занятий магией. Поручив Мадду следить за корреспонденцией и решать повседневные проблемы, Кроули 25 июля снял комнату в отеле «Тунисия Палас», самой дорогой в городе гостинице. С ним вместе находился Мохаммедбен Брахим, мальчик-подросток, которого Кроули подобрал, гуляя по городу, и которого он тренировал на должность слуги как в магических, так и в повседневных делах. Другими словами, это был его мальчик на побегушках. В его уединении на сей раз оказалось не очень много магического.

Он ходил в кино на фильмы с Чарли Чаплином, создавал план площадки для гольфа, рисуя красочные наброски карт с обозначением всех отверстий для мячей, и играл в шахматы. Кроме того, он стал лучше питаться и больше спать. Его сексуальные проблемы начали отступать. Через некоторое время Кроули решил прервать своё магическое уединение, но продолжал жить в отеле до октября, когда перед ним встала проблема оплаты большого счёта. Необходимость оплатить этот счёт оказалась не единственной неприятностью Кроули. Его начала искать полиция Туниса — возможно, по настоянию итальянских властей, — и потребовалось вмешательство главного британского консула, Филипа Сарелла, чтобы уладить дело.

Лия вернулась в Тунис из Чефалу в конце августа. Она поселиласьу Мадда и Сааймана, нередко навещая Кроули, чтобы писать под его диктовку, а возможно, чтобы заниматься с ним сексом. Однако вскоре возникли некоторые сложности. В дешёвой гостинице в Ла-Марсе Мадд и Лия из-за нехватки денег жили в одной комнате и вступили в любовную связь. Кроули узнал об этом и выразил своё резкое недовольство, не потому, что ревновал, но потому, что их связь могла стать помехой Великому Труду. 28 сентября Кроули заставил Мадда дать клятву, в которой гово-. рилось, что, поскольку он влюблён в Лию, силы его разума ослаблены, по причине чего он неспособен сосредоточиться на требованиях Тайных Учителей. Когда клятва была дана, Мадд переехал в деревню неподалёку, чтобы там в уединении заниматься магией. С собой он взял рукопись автобиографии Кроули, чтобы читать и учиться.

Что касается Мадда, то с ним было связано ещё одно намерение Кроули, не имеющее отношения к Тайным Учителям. Он хотел, чтобы Мадд попытался исправить его репутацию. Мадд, которого Кроули в связи с этим назначил своим советником по связям с общественностью, начал писать во все печатные издания письма, либо сочиняя их самостоятельно, либо переписывая и подписывая своим именем то, что сочинял Кроули. Некоторые письма были адресованы конкретным людям, начиная от декана колледжа Малверн и заканчивая такими видными литературными именами, как Томас Харди и Джозеф Конрад. В письмах подчёркивалось, что Кроули был незаслуженно оклеветан, после чего излагалась просьба о поддержке, преимущественно финансового характера. Всё это выглядело печально: Кроули начал тратить свой талант писателя на нищенские просьбы о подаянии.

Когда настало время покидать гостиницу «Тунисия Палас», Кроули объявил, что собирается снова посвятить некоторое время сосредоточенным занятиям магией. Вместе с Маддом, Лией и Мохаммедом бен Брахимом он на машине отправился в город Нефта, место паломничества мусульман, расположенное на краю безбрежной соляной пустыни Чот-эль-Джерид. Добравшись до города, они взяли напрокат верблюдов и углубились в пустыню, отдыхая в самые жаркие дневные часы, а по ночам продолжая путь. Кроули курил гашиш и занимался с мальчиком сексуальной магией. Он намеревался провести в пустыне около месяца, но через три дня после начала путешествия Лия заболела, и вся компания вернулась в Нефту, где и поселилась в «Отель де Джерид». Потом болезнь настигла Кроули, и он больше не мог заниматься сексуальной магией. Как только Лия почувствовала себя немного лучше, заболел Мохаммед бен Брахим. В несколько подавленном состоянии все путешественники вернулись в Тунис.

Кроули начал всерьёз беспокоиться о здоровье Лии. Она стала бледной, слабой и ещё сильнее похудела. Хотя она больше не кашляла кровью, Кроули боялся, что она больна туберкулёзом. Незадолго до отъезда в Нефту он написал Альме Хирсиг, прося её как можно скорее выслать денег и приехать, чтобы заботиться о Лии, а также забрать Ханси из Чефалу и дать ему образование. Когда же через несколько месяцев Альме наконец удалось приехать на Сицилию, Кроули изменил свою позицию и велел Нинетт не позволять Альме приближаться ни к вилле, ни к Ханси.

1923 год, наполненный лишениями и болезнями, крушением надежд и всевозможными бедствиями, закончился на печальной ноте.

Двадцать девятого декабря Кроули решил, что его магическая энергия исчерпана и необходимо что-то предпринять. Тогда он взял оставшиеся деньги и купил билет до Ниццы, оставив Мадда и Лию без гроша. Однако у Кроули был план, который, по его убеждению, должен был положить конец всем несчастьям.

Оказавшись в Ницце, Кроули случайно встретил Фрэнка Харриса. У того, судя по всему, тоже не было ни пенни, но он бурлил всевозможными идеями. Идея, которую он вознамерился воплотить вдвоём с Кроули, заключалась в том, чтобы раздобыть денег на покупку парижской газеты Evening Telegram и совместное руководство ею. Взяв на своё имя кредит в пятьсот франков, Харрис послал Кроули в Париж, куда тот прибыл 5 января и вновь поселился в «Отель де Блуа», несмотря на то, что уже задолжал хозяевам гостиницы две тысячи франков за предыдущие визиты. Дело было в том, что владельцы гостиницы, мосье и мадам Бурсье, благоволили к Кроули и не возражали против отсрочки.

Не сохранилось сведений о том, что именно Кроули собирался предпринять в связи с планами покупки газеты, но, каковы бы ни были его намерения, они, судя по всему, остались неосуществлёнными. Его магические силы ослабели, и он много времени проводил в постели.

Кажется, у меня больше не осталось [писал он в дневнике 13 января 1924 года] ни силы, ни энергии. Ничто не способно заинтересовать меня дольше чем на несколько минут. Я, в сущности, ни на что уже не надеюсь, в чём и состоит главная проблема... Хотя каждый день и бывает несколько минут, когда я чувствую себя в форме. Меня возмущает необходимость одеваться и раздеваться. Я ложусь рано, а встаю поздно. Я долго сплю, однако просыпаюсь утомлённым. Даже в час дня мне невероятно трудно встать с постели. Усилия, которые требуются, чтобы заказать себе в комнату завтрак, представляются мне сверхъестественными... Я мечтаю о смерти — просто для того, чтобы освободиться от тела, которое только тяготит меня, вместо того чтобы, как колесница, нести меня по жизни.

Он просил Айвасса явиться и помочь ему, но всё было напрасно.

Кроули и Харрис переоценивали друг друга в одном довольно существенном вопросе. Каждый из них ошибочно полагал, что другой обладает достаточным напором, чтобы раздобыть денег на покупку газеты. Несмотря на это, Харрису всё же удалось достать необходимую сумму, и в марте газета была куплена. Однако он недолго оставался хозяином газеты. Не будучи в состоянии выплачивать проценты по кредиту, Харрис был вынужден отказаться от руководства газетой.

Упадок магических сил Кроули, так же как и тяготы его повседневной жизни, порой расценивался в оккультных кругах как наказание за его непомерную амбициозность и незаслуженное присвоение себе звания Ipsissimus. По мнению некоторых из принадлежавших к этим кругам людей, Кроули надоел Тайным Учителям и они, разочаровавшись, отвернулись от него. Кроули не был согласен с этой точкой зрения, хотя точно знал о своих проблемах в астральном плане и чувствовал, что они могут привести его к нервному срыву.

Однако проблемы Кроули были ничто в сравнении с теми несчастьями, которые обрушились на Мадда и Лию в Тунисе. Они очень бедствовали и отдали в залог всё, что у них было, втом числе магическое кольцо Кроули, за которое им дали восемьдесят четыре франка. Они голодали и негодовали на то, что отчаянные письма с просьбами о помощи, которые они направляли Кроули, оставались без ответа. Имея восемьдесят четыре франка, Лия могла вернуться в Чефалу, но Мадд был привязан к месту. Несколько попыток заработать немного денег, которые Кроули предпринял в Париже, обращаясь к знакомым журналистам с вопросом, не согласятся ли они печатать его статьи, ни к чему не привели. Наконец 14 января Кроули улыбнулась удача, когда художник Леон Энджерс Кеннеди разом одолжил ему пятьсот франков. Получив такую сумму, Кроули немедленно начал её расходовать, купив себе новую одежду, но часть денег он всё-таки послал Мадду через агентство Томаса Кука. Мадд тайком покинул Тунис, оставив за собой шлейф долгов, и через девять дней прибыл в Париж.

В середине января Кроули снова побывал у врача, жалуясь на постоянную рвоту и диарею. Врач по фамилии Дюкасс по ошибке поставил ему диагноз дизентерия., Желая получить ещё одно, независимое заключение, Кроули посетил доктора Джарвиса в Британской клинике в Париже, который верно определил, что проблемы Кроули связаны с наркотиками. Затем в феврале Кроули перенёс две операции на носовой полости. Его носоглотка была в очень плохом состоянии как следствие многих лет вдыхания наркотических веществ. В качестве лечения ему в числе прочего была прописана смесь из героина, висмута и лактозы, которую следовало вводить в нос в качестве прижигания. Героин не оказал почти никакого воздействия на общее состояние его организма, однако прекратил раздражение в носовых пазухах. Чтобы устранить проблемы с дыханием и почти не прекращающийся кашель, врач предложил Кроули инъекцию героина, но тот отказался. Он никогда не вводил героин при помощи укола, но всегда вдыхал его, как кокаин, и опасался, что укол может усугубить его и без того сильную героиновую зависимость. В это время Кроули в очередной раз пытался сократить количество принимаемых им наркотиков. По его дневниковым записям этого времени видно, как отчаянно он стремился избавиться от своей вредной привычки, вновь и вновь безуспешно проходя через мучительный периодломки.

Новости из Чефалу тоже были безрадостными. Нинетт, Лию и детей выселяли из дома, поскольку некому было платить за его аренду. Барон намеревался или продать дом, или найти для него новых съёмщиков. В результате перед Кроули встали сразу две проблемы: во-первых, ему необходимо было срочно достать денег, а во-вторых, он очень хотел успеть вывезти свою библиотеку, в том числе дневники и множество редких книг, прежде чем утратит все права на виллу. Мадд сразу же распорядился, чтобы книги были отправлены в Британию через American Express: это был необдуманный поступок, совершённый в величайшей спешке. На все книги и документы по прибытии в Британию был наложен арест, поскольку на таможне их содержание сочли непристойным, а впоследствии они были конфискованы. Мадд, как человек, от лица которого производилась их транспортировка, заявил полиции, что ничего не знал о содержании бумаг, и отказался от предъявления каких-либо прав на конфискованное имущество; если бы он догадался сделать попытку возразить против действий таможенников, он мог бы спасти некоторые из книг и документов Кроули. Позднее Кроули был письменно извещён о том, что все принадлежащие ему книги и бумаги «были рассмотрены Высоким судом правосудия 24 марта 1926 года и уничтожены в соответствии с законом». Весьма вероятно, что вместе с ними были уничтожены также многие записи Кроули, касающиеся экспериментов с разными наркотиками. Со стороны официального органа это было бессердечным варварским актом, поскольку, хотя часть уничтоженных материалов и можно было счесть порнографическими, всё же большинство их таковыми не было.

Что же касается срочной нужды в деньгах, то определённую сумму Кроули раздобыл, заложив свои магические аксессуары (часть из них составляли полудрагоценные камни) и всё ценное, что у него ещё оставалось, в том числе два револьвера, которые он годами возил с собой в своих многочисленных путешествиях. На эти деньги Кроули послал Мадда в Лондон с миссией привлечения новых денежных средств и новых последователей, снабдив его рекомендательным письмом, в котором Мадд гордо именовался «полномочным представителем» Кроули. Сам Кроули, больной, остался в «Отель де Блуа», мучаясь астмой, принимая героин и вдыхая эфир, чтобы как-то справиться с болезнью. Он кашлял целыми ночами и тщетно пытался найти средство, которое облегчило бы его состояние. В дневнике он кратко описал историю развития своей наркотической зависимости, нехотя признавая, что непоправимо в ней увяз. Героин играл теперь едва ли не главную роль в поддержании его жизни. Подобно тем, кто уже оказывался в подобном положении до него, Томасу де Куинси и СэмюэлюТэйлору Колриджу, Кроули хотел предупредить других об опасностях этого положения, чтобы впредь люди старались избегать подобного результата. «Мой опыт, — писал он, —должен послужить достаточно серьёзной причиной для кардинального пересмотра существующих медицинских представлений о наркотиках, а также для реформирования законодательства в отношении торговли героином и сходными с ним препаратами».

Когда Лия в конце марта приехала из Чефалу, она, разумеется, была в ярости. Она обвиняла Кроули в том, что он бросил её в беде, критиковала его магическую деятельность и вообще всячески ругала его. Мадд поддержал её «с такой язвительностью и сарказмом в мой адрес, каких мне ещё не доводилось на себе испытывать». Тем не менее Лия снова начала писать под диктовку Кроули, и кто-то из друзей одолжил им небольшую сумму денег, чтобы продержаться некоторое время. 1 мая судьба в очередной раз нанесла Кроули жестокий удар. Чета Бурсье продала свой отель, а новый владелец выгнал Кроули, после чего Кроули проклял гостиницу. Впоследствии она обанкротилась. В очередной раз лишившись жилья, Кроули и Лия сняли комнату в гостинице в Шель, в пригородной местности к востоку от Парижа. Чем и как они будут платить за жильё, они не знали.

Наконец в середине мая им улыбнулась удача, когда их разыскал Джон Салливан в компании с богатым аргентинцем по имени Александр Зул Золар, принеся с собой деньги и еду. Золар страстно хотел изучать магию под руководством Кроули, а тот, как и следовало ожидать, немедленно взял его к себе в ученики. Вскоре после этого приехал Джордж Сесиль Джоунс, у которого Кроули уже несколько месяцев пытался достать денег.

За свою жизнь Кроули получал деньги из целого ряда трастовых фондов. Некоторые из этих фондов были учреждены его друзьями или родственниками, которые не хотели, чтобы их подарки или наследство были растра-ченьгпо мелочам. Учредителями других фондов являлись оккультные или магические организации, с которыми Кроули был так или иначе связан. Ни один из этих фондов не был достаточно крупным, но все они были вполне надёжными. Все они в конечном счёте существовали для того, чтобы защитить Кроули от самого себя. Джоунс остался теперь единственным доверенным лицом в трастовом фонде, который основал сам Кроули и откуда имел право получать определённый доход, однако лишь по решению доверенного лица. Кроули написал Джоунсу о своём затруднительном положении и даже приложил заключения врачей, желая тем самым обосновать свой запрос. Однако Джоунс, по мнению Кроули, обошёлся с ним не очень хорошо. Он оплатил счёт в «Отель деБлуа», но стал выдавать Кроули лишь по два фунта в неделю на медицинские нужды. Приехав в Шель, Джоунс, к досаде Кроули, вместо денег привёз лишь советы о том, как с ними обращаться, которые Кроули выслушал очень неохотно.

Если ситуация Кроули несколько стабилизировалась, то положение Мадда, напротив, стало ещё хуже. Живя в Лондоне, он опустился до крайних пределов бедности: в самом деле, 27 ноября 1926 года Мадда внесли в городской список бездомных бедняков. В списке значилось, что Мадду тридцать пять лет, что у него русые волосы, голубые глаза, а рост — пять футов четыре дюйма; там сказано так же, что по профессии он является литературным агентом или помощником библиотекаря (надпись в бланке приём ного документа номер 10513 неразборчива). Тем не менее он по-прежнему активно участвовал в делах Кроули, действуя от его имени, и убеждал его подать в суд на Sunday Express. Кроули, всё ещё не располагая достаточными средствами, чтобы нанять адвоката, а также опасаясь власти, которая была в руках Бивербрука, отказался от этого плана. Вместо этого Мадд опубликовал апологию в форме брошюры под названием «Открытое письмо к Лорду Бивербруку», большая часть текста которой принадлежа ла перу Кроули. Текст апологии был по почте разослан каждому, на чью поддержку Кроули мог надеяться. Даже знаменитости, вплоть до Бертрана Рассела, получили по экземпляру. Один экземпляр попал даже в Скотленд-Ярд. Этот текст был встречен полным равнодушием и по большому счёту остался незамеченным.

Закончилось лето 1924 года. Кроули занимался обучением Золара, хотя его новый ученик был почти абсолютно лишён магической энергии. Отношения с Лией были напряжёнными, однако она продолжала писать под его диктовку, а когда Кроули удавалось собраться с физическими силами, занималась с ним сексом. В течение некоторого времени ближайшее будущее если и не представлялось им в розовом свете, то, во всяком случае, выглядело спокойным. Однако этому суждено было продлиться недолго.

Дороти Олсен, тридцатидвухлетняя американка, со-иершая турне по Европе, заехала в Шель в порядке мистического паломничества, чтобы навестить Кроули, знаменитого Мастера Териона. С собой у неё была определённая сумма денег. Кроули радушно принял её, проникся к ней симпатией и посвятил в А.-. А/., дав ей имя Астрид. Затем произошло неизбежное. Кроули объявил Лии, что Тайные Учителя приказывают ему отправиться в магическое уединение в Северную Африку, взяв с собой Дороти. И никого, кроме Дороти. Лия обезумела от отчаяния, но ничего не могла сделать. Она лишилась своего статуса Алой Женщины. В конце сентября Кроули завершил свои занятия с Золаром, который впоследствии извлёк из них много пользы, написав книгу под названием «Энциклопедия древнего и тайного знания», и вместе с Дороти отправился в Тунис проездом через Марсель.

Лия осталась одна в Париже. У неё не было ни денег, ни Сшизких людей. Кроме того, у неё было плохо со здоровьем и она страдала от наркотической зависимости. Когда i |ришла телеграмма от Нинетт, где говорилось, что Ал ьма объявилась в Чефалу и забрала Ханси, Лии показалось, что её мир рушится.

Жизнь Нинетт тоже была трудной и неопределённой. Она жила в Аббатстве в крайней бедности, поскольку хозяин виллы разрешил ей остаться (пока она будет вносить плату за аренду), в конце концов, он был отцом её третьего ребёнка. Его ухаживания начали принимать деспотический характер, и Нинетт сама прекратила отношения с ним, что только осложнило ситуацию. В довершение всего она снова ждала ребёнка, на этот раз от молодого сицилийца из местных по имени Артуро Сабатини. Хелен, сестра Нинетт, присылала одежду для неё и Говарда, и вместе с Альмой Хирсиг они, когда могли, присылали Нинетт деньги. Брат Нинетт тоже присылал ей то, что мог, хотя и нерегулярно. Кроме того, она подрабатывала в качестве швеи, что тоже приносило несколько лир.

В июле 1926 года Нинетт написала Кроули письмо, прося его подать заявление на оформление паспортов для Говарда и Лулу. Она хотела отправить сына в Америку, к родственникам, чтобы он получил там образование. Денег у Нинетт был о мало, но Хелен через американского консула в Палермо передала ей сумму, необходимую на то, чтобы мальчик добрался до Соединённых Штатов. В других письмах, написанных примерно в это же время, Нинетт сообщает Джейн Вульф и Дороти Олсен, что, хотя она и прожила в Чефалу шесть лет, она не чувствует виллу своим домом и страстно желает оттуда уехать. О Кроуш она писала: «Я действительно пытаюсь опереться на него, просто потому, что я не могу заботиться о своей семье в одиночку! У меня просто голова кругом идёт оттого груза ответственности, который я так легкомысленно на себя взвалила!» Этот груз заключался не столько в повседневных, связанных с детьми заботах, сколько в тех планах и надеждах, которые она вынашивала относительно их будущего.

Её собственные перспективы тоже волновали Нинетт. «Я не принадлежу ни к какому государству, — писала она Джейн Вульф, — и я не могу уехать из Чефалу, потому что у меня нет паспорта, причём ни один консул паспорта мне не выдаст, и нет никого, кто мог бы помочь мне или что-то посоветовать!» Она очень хотела поехать во Францию, куда Кроули обещал забрать её вместе с детьми. Она просила его подыскать для неё маленький дом с большим садом, где она могла бы начать новую жизнь, но Кроули так ничего и не сделал. В марте следующего года Нинетт овладело состояние безысходности, и она написала Джейн Вульф: «Я навсегда прощаюсь с тобой и со Зверем». Дальше в этом же письме она описала, как провела семь лет в Чефалу, наполняя жизнь исключительно чувственными наслаждениями, не щадя своего тела и потакая любым своим желаниям, за что теперь ей пришлось расплачиваться. «Я стремительно теряю рассудок, лишь ценой больших усилий мне удаётся сохранять здравое отношение к людям — скоро моё умственное расстройство станет заметным, и тогда меня могут отлучить от детей». Следующим шагом, который она собиралась предпринять, было, по её словам, обращение к властям Сицилии с просьбой поручить детей заботам Кроули в случае, если она окончательно лишится рассудка. «Я оставляю их Зверю, если он соизволит их взять. Я знаю, что этим бедным овечкам придётся пострадать за мои преступления: сердце разрывается при одной мысли об их страданиях... Моя же перспектива ужасна. Я с содроганием смотрю в будущее! Боги оставили меня». В постскриптуме, приписанном на следующий день, она добавляла, что постарается продержаться, пока Кроули не пришлёт какую-нибудь помощь. В конце концов он прислал ей по почте пятьсот франков, полагая при этом, что неверно распоряжается такой значительной суммой, поскольку лучше всего было бы вывезти Нинетт и детей с территории Сицилии. Он считал, что следует заставить семью Нинетт спасти её, говоря при этом: «любой, у кого есть автомобиль, мог бы увезти её».

Точно не известно, что произошло с Нинетт и детьми впоследствии. Известно только, что она вернулась во Францию, где неподалёку от леса Фонтенбло жила её мать, и устроилась работать швеёй к женщине по имени Полин Ролан, которая жила в Париже по адресу улица Фессар, 35. В 1929 году Кроули, не прерывавший переписки с Нинетт, начал предлагать по закону оформить своё отцовство по отношению к Лулу, с которой он тоже обменивался письмами, пока девочка училась в школе во Франции. Он добился разрешения отбританской иммиграционной службы на приезд девочки в Англию, при условии, что он будет всюду её сопровождать, но Кроули опоздал. Нинетт, страдая от болезни, которую она сама называла церебральной анемией, умерла в начале 1930-х. Письма, посылаемые на её адрес, возвращались к отправителю. След Лулу был потерян.

Предпринимая тщетные попытки забрать своего сына у сестры, Лия обратилась в американское посольство в Париже. Но там отказались ей помочь. Вернувшись домой, она обнаружила все свои вещи выброшенными на улицу: хозяин квартиры выселил её. Она всерьёз думала о самоубийстве, но как-то справилась с собой. Её вера в Кроули как в мужчину, без сомнения, пошатнулась, но как маг он по-прежнему что-то значил для неё. Она верила в «Книгу Закона», в Закон Телемы и в необходимость труда по распространению их идей.

Когда Мадд вернулся из Лондона без гроша в кармане, он нашёл Лию в лохмотьях. Они представляли собой жалкое зрелище, когда вдвоём бродили по улицам Парижа. Как и любой на их месте, они мечтали о том, чтобы основать где-нибудь новое Аббатство Телемы, и о том, как продолжить дело, которому оба они посвятили свою жизнь. Мадд утверждал, что необходимо продолжать действовать, стараться вернуть Кроули доброе имя и подготовить машинописный текст его биографии. Примечательна преданность, с которой Мадд и Лия относились к человеку, столь ужасно с ними поступившему. Лия во всём старалась видеть магический смысл и была убеждена, что их с Маддом бедность имеет особое символическое значение и смысл. Подумав, она пришла к выводу, что от них требовалось начать всё сначала, а именно заключить магический брак, несмотря на возражения, которые в своё время выразил Кроули. Мадд, который всё ещё был влюблён в Лию, согласился. Они отправились в ресторан, заказали «магический ужин», состоявший из блюд разных цветов, что имело символическое значение, а затем пришли в бедную комнатушку Лии, чтобы довести дело до конца. Тем временем Кроули слал им из Туниса указания о проведении ритуалов, — но ничего, кроме этого.

Уже давно идут споры о мотивах такого поведения Кроули в это время. Многие хотят понять, почему он отверг двоих самых верных своих последователей. Прежняя красота Лии начала убывать по мере того, как усиливалась её наркотическая зависимость, оказывая разрушительное воздействие на её внешность. Она по-прежнему любила Кроули, и как человека, и как мага, но любви ему было недостаточно. Он был всё таким же беспокойным, эгоистичным человеком, со склонностью использовать других людей, которые казались ему уступчивыми, податливыми или безответными. О том, что Лия, возможно, лучше всехдругихженщинКроули подходила на роль Алой Женщины, говорит её готовность делать для него буквально всё (сохраняя при этом хорошее отношение к нему). Кроули, вероятно, забыл, что для него она соглашалась на лю'бые сексуальные извращения и не отказывалась встать на четвереньки перед козлом. Для него она была человеком, который уже сослужил свою службу. Тем не менее следует добавить, что Кроули долгое время любил её, или делал вид, что любит, или думал, что любит её, по-своему. Она давала ему всё, чего он хотел от женщины: она потакала его тщеславию, была готова подвергаться насилию и унижениям, обладала физической привлекательностью (пока не вмешались наркотики) и была отличным партнёром и товарищем, как в магических, так и в повседневных делах. В своей преданности она не отказывала ему ни в чём. И тем не менее он бросил её самым жестоким образом. Ей он, должно быть, казался прекрасным божеством, а вёл себя при этом всего лишь как недостойный человек.

Что касается Мадда, то к нему Кроули преисполнился величайшего презрения. Свои чувства к Мадду он описал в дневнике:

Он, в сущности, не обладает ни смелостью, ни волей, ни способностями. Он поистине самый заурядный и пошлый человек из всех, кого я когда-либо встречал... И в то же время — сколько благородных качеств!.. Но лично мне он омерзителен... Сейчас я чувствую, что близкое общение с ним для меня невыносимо. Мне следует, я думаю, общаться с ним только через Лию — которой, кажется, всё равно. Ей нравится душевное разложение: она настоящая Алая Женщина. (Какое громадное отвращение она, должно быть, испытывает к этому куску гнилого мяса!)

Возвращаясь к разговору о Мадде, он продолжает:

Написанное выше ни в коей мере не должно быть расценено как свидетельство недостатка любви и уважения с моей стороны по отношению к Брату OPV. Более того, я думаю, что могу помочь ему, придав ему наконец какую-то форму. Внутри Мадда живёт какой-то отвратительно бесформенный моллюск, который делает его столь ужасным и вызывает к нему столь непреодолимое отвращение. Сказать о нём «свиноподобный урод» — значит обидеть и свиней, и уродов. У каждого из них, по крайней мере, есть своя форма.

Мадд же представляет собой «нечто вроде жидкой массы чего-то омерзительного и гниющего», — и всё же он не совсем законченный человек. Он никогда не растечётся до конца, он похож на вязкое тесто, из которого делают кислый военный хлеб. Он липнет, он виснет тяжёлой ношей, он мешает двигаться... О, английский язык слишком беден, чтобы это выразить!

Позднее Кроули заявил, что лучшим поступком Мадда в его положении было бы получить высокооплачиваемую работу, застраховать свою жизнь на большую сумму, жениться на Лии, оформить её как получателя страховой суммы, а затем совершить самоубийство.

Неудивительно, что со временем Мадд начал более реалистично смотреть на Кроули. В конце концов он пришёл к выводу, что его бывший учитель не кто иной, как мошенник, который предал не только его и своих последователей, но, что ещё хуже, Тайных Учителей. После расставания с Лией Мадд начал думать, что это он, Норман Мадд, является истинным Учителем, прихода которого так долго ждал весь мир, но по мере того, как проходили годы, он разуверился и в этом. В письме к Джейн Вульф, посланном с острова Мэн в 1927 году, Мадд написал, что если ему когда-нибудь снова доведётся с ней встретиться, им придётся говорить о погоде, поскольку его больше не-интересует ничего, хотя бы отдалённо связанное с магией. Мадд покончил жизнь самоубийством 16 мая 1934 года на острове Гернси. Он закрепил штанины своих брюк велосипедными зажимами, наполнил их камнями и зашёл в море. Когда полиция попыталась узнать что-то о его прошлом, оказалось, что когда-то он жил в Лондонском приюте для бедных по адресу Арлингтон-роуд, 220. Полиции не удалось разыскать ни друзей, ни родственников Мадда, и он был похоронен как нищий, без надгробного камня, на Новом кладбище острова Гернси.

В то время как Лия и Мадд отчаянно боролись за выживание в Париже и Лондоне, Кроули и Дороти были заняты сексуальной магией и служением Гору в Тунисе. Приехав в город, они поселились в отеле «Мажестик», откуда начали рассылать телеграммы с просьбами прислать им денег. Некоторую сумму они действительно получили, хотя и неясно откуда. Вероятно, основным источником финансов была семья Дороти. Денег, полученных ими, было достаточно для того, чтобы платить за проживание и еду, а также чтобы заказать ювелиру переделать камень из кольца Кроули, которое он забрал из ломбарда перед самым отъездом из Парижа, в подвеску, которую Дороти могла бы носить на лбу. Из Туниса они сначала переехали в расположенный неподалёку Карфаген, а затем в живописную приморскую деревню под названием Сиди Бу Сайд. Здесь Кроули написал и опубликовал маленькую книжку под названием «К человеку», в которой провозглашал себя единственным в своём роде духовным лидером, появления которого ждал весь мир. Отпечатанные экземпляры он отправил Мадду, чтобы тот занялся их распространением, а сам вместе с Дороти отправился сначала в Сфакс, а затем на запад Туниса, в Нефту, проездом через Гафеу и Тозёр. В очередной раз Кроули взял напрокат верблюдов и пустился в путь вдоль северного края Большого во-. сточного Эрга, двигаясь в юго-западном направлении.

Это был тот путь, который он намеревался проделать вместе с Лией, Маддом и Мохаммедом бен Брахимом. Перед ними расстилался обыкновенный пустынный пейзаж с выжженными солнцем дюнами и голыми камнями. В этих местах не было ни населённых пунктов, ни воды. По дороге они подверглись тому, что Кроули назвал «магическим нападением насекомых», и повстречали местного шейха, который, по словам Кроули, узнал в нём одного из Тайных Учителей и устроил в честь него в своём шатре пир из восемнадцати блюд, где в числе прочего был подан целый жареный баран. Перейдя нынешнюю границу между Тунисом и Алжиром, путешественники добрались наконец до Туггурта. Это было серьёзным достижением, поскольку означало, что они преодолели 120 миль по пустыне. Кроули даже помолодел. Его здоровье улучшилось благодаря подвижной жизни, а настроение его поднялось от ощущения, что он снова в походе, а рядом с ним — его новая Алая Женщина. В сексуальных отношениях с Дороти всё было гладко, а 6 ноября Кроули удалось совершить гомосексуальный акт с арабом, что в очередной раз подтвердило возвращение прежних магических сил. Магическое уединение, которое больше напоминало магические каникулы, закончилось в Туггурте, где Кроули расплатился за верблюдов и где они с Дороти сели на поезд до Бискры.

Приключение заняло в общей сложности около трёх месяцев. Часть этого времени Дороти нездоровилось, но Кроули не очень беспокоился по этому поводу, хотя это несколько досаждало ему. Гораздо важнее было то, что за время, проведённое им в пустыне, уменьшилась его зависимость от наркотиков, что давало ему надежду наконец-то избавиться хотя бы от героиновой зависимости. Однако стоило ему вернуться к цивилизованной жизни, как он снова начал стремительно накачивать себя наркотиками. Надежда рухнула.

Проведя зиму в Европе, преимущественно в Париже, Кроули и Дороти вернулись в Тунис весной 1925 года. У них было мало денег, поэтому свои занятия сексуальной магией они направляли в основном на то, чтобы Дороти получила от своих родных очередную сумму, которой воспользовался бы и Кроули. Кроме того, они рассылали письма членам семьи Дороти и её американским друзьям, прося их одолжить им денег, а также сообщая о своём намерении пожениться. Однажды вечером у Кроули, который находился в состоянии транса, а точнее, под воздействием большой дозы героина или гашиша, случилось видение. Придя в себя, он немедленно записал его, и через тринадцать лет этот текст вышел в виде тонкой книжки под названием «Сердце мастера». В качестве автора значился Халед-Хан, также известный под именем Кроули.

К этому времени в Британию вернулся Мадд, который по-прежнему состоял в магическом браке с Лией. Сама Лия всю вторую половину 1924 года прожила в Париже, ведя жизнь обыкновенной проститутки. Она работала под именем миссис Э.-Дж. Лорд и однажды была вызвана в суд за приставание к мужчине на улице. Её занятия сексом с клиентами время от времени приобретали магическую окраску, однако на самом деле выйти на панель её вынудили обстоятельства (и Кроули). Она по-прежнему переписывалась с ним, и у неё всё ещё хранились некоторые его вещи: она знала, что должна, хотя это ей и не удавалось, окончательно порвать с ним отношения. Не желая обременять его собой, она написала ему с просьбой не чувствовать себя материально ответственным за неё. Она разделила своё имущество на две части и в одном из писем спрашивала у Кроули, что ей делать с его вещами. Теперь её письма к нему выглядели очень формально. Она. больше не давала ему ласковых наименований, возможных между близкими людьми: «Дорогой Зверь» или «Большой красавец лев», но, как правило, просто использовала его инициалы. Её последнее письмо к Кроули, отправленное в сентябре 1930 года, начинается словами «Дорогой сэр» и заканчивается словами «Искренне Ваша». В январе 1925 года Лия нашла работу посудомойки — ей предстояло выполнять самую чёрную работу на кухне одного из ресторанчиков на Монпарнасе, а также обслуживать столики в качестве официантки. Рабочий день был долгим, работа — тяжёлой, а плата за работу — мизерной, однако это были деньги, которые позволяли ей хотя бы на время уйти с панели. В одном из писем к Джейн Вульф, с которой Лия продолжала поддерживать отношения, она писала: «Почувствовала себя в своей тарелке, за исключением первого впечатления от грязи этого квартала. Тот, кто страдал так долго, знает, что опустившийся занавес поднимется вновь». Было похоже на то, что, хотя её здоровье находилось всё ещё в плохом состоянии, ей всё-таки удалось справиться с собой и вернуться к жизни. Однако в марте Лия всё-таки получила тяжёлый удар, который сама себе предсказывала. Удар этот был нанесён из её прошлого. Кроули захотел, чтобы Лия приехала в Тунис. Она поехала.

Дороти Олсен была беременна. Кроули хотел, чтобы Лия помогала ей во время вынашивания ребёнка. Он вообще испытывал с Дороти определённые затруднения. Она, как это обычно и бывало с женщинами Кроули, уже пережила первоначальную эйфорию, вызванную романтикой и увлечением магией, и постепенно становилась обременительной для Кроули. Её здоровье и настроение оставляли желать много лучшего, что, несомненно, было следствием начинающейся наркомании. К моменту приезда Лии душевное состояние Дороти, и без того неустойчивое благодаря постоянному участию в магических церемониях, а также общению с Кроули, пришло в окончательный упадок. Запись в магическом дневнике Кроули, сделанная 24 апреля, даёт представление о ситуации: «Одного-единственного глотка рома (в конце дня, наполненного разнообразными волнениями) оказалось достаточно» чтобы вызвать у До острый приступ маниакального состояния. Мы лежали в постели, крепко обнявшись. Я уже почти уснул, и вдруг она начала царапать мне лицо

|без всякого предупреждения, сопровождая свои действия потоком грязных бессвязных оскорблений, относящихся ко мне и ко всем, кто имеет ко мне какое-либо отношение. В течение предшествующего дня и вечера мы были раздражены и сказали друг другу много резкостей, причём Дороти один или два раза начинала свои обычные бредовые речи, однако никто не придал им значения, и бред понемногу утих». Это физическое нападение на Кроули могло быть местью, поскольку Кроули, будучи раздосадованным, нередко позволял себе ударить Дороти.

Приезд Лии в Тунис оказался ненужным, потому что у Дороти случился выкидыш, и в конце мая они с Кроули уехали во Францию. Лия в очередной раз была брошена на произвол судьбы, но это её больше не волновало. Лия переживала своего рода катарсис. У неё не было ни денег, ни работы, но она отчаянно пыталась оторваться от Кроули, а в Тунисе у неё были друзья. Одним из них был Жерар Омон, человек, переведший «Дневник наркомана» на французский, а другим — парижский знакомый Лии по имени Уильям Джордж Баррон, который увлекался магией и одно время был партнёром Лии по магическому сексу. Лия забеременела от него и 4 декабря 1925 года в Лейпциге родила сына Александра. Лия написала Джейн Вульф с просьбой прислать ей «разумную практическую книгу о воспитании детей, современную, но не слишком зацикленную на гигиене». В этом же письме она рассказала Джейн, что в родильном отделении, где ей пришлось ро-. жать, она годилась в бабушки любому из остальных малышей: возраст других матерей составлял от пятнадцати до двадцати четырёх лет, Лии же в это время было уже за сорок. Поначалу она с тревогой относилась к рождению ребёнка, но вскоре так полюбила сына, что целиком посвятила себя его воспитанию.

По мере того как проходило время, Лия начала смотреть на Кроули другими глазами. Прошло восхищение, которое она прежде испытывала перед его человеческими и магическими качествами. Свою любовь к нему она постепенно начала считать помрачением ума, болезнью, которую она называла «A. C.-itis» и от которой ей необходимо было найти лекарство. Главным средством лечения стало формальное отречение, которое она разослала из Швейцарии в декабре 1929 года. По одному экземпляру получил каждый из её знакомых, кто так или иначе был связан с Кроули. В отречении говорилось, что она отказывается от статуса Алой Женщины: это был важный элемент в переживаемом ею катарсисе, это было её окончательное освобождение.

Оставив Лию в Тунисе, Кроули практически больше не упоминал о ней. С этих пор её имя уже не встречается в его дневниках. Некоторое время Лия и Мадд вместе жили в Германии, где они пользовались поддержкой членов немецкого отделения ОТО, однако Кроули, узнав об этом, прислал из Парижа указ, осуждающий Лию и предписывающий ОТО прекратить всякие отношения с ней. Он также запретил кому бы то ни было разговаривать с ней о «Книге Закона» или о Законе Телемы, которые она всё ещё изучала и с чьими идеями всё ещё пыталась согласовать свою жизнь, считая, что они имеют самостоятельное и большее значение, чем её бывший наставник и любовник. В какой-то момент Кроули дал ей возможность возобновить отношения. Кроули полагал, что Мадд украл и продал несколько его книг. Если бы Лия присоединилась к его обвинениям в адрес Мадда, Кроули был бы согласен простить ей её грехи и проступки. Однако к этому времени Лия уже совсем иначе относилась к Кроули и отказалась доносить на человека, который когда-то был её магическим мужем. Кроули пришёл в такую ярость, что выпустил специальный циркуляр, в котором официально отрекался от неё.

Точно не известно, как сложилась судьба Лии в дальнейшем. Говорили, что она вернулась в Америку, обратилась в католицизм и, абсолютно покончив с какой бы то ни было магической деятельностью, вернулась к профессии учительницы и преподавала музыку в школе. Она умерла в 1951 году. Когда Джон Симондс работал над биографией Кроули, с ним связалась одна из сестёр Лии и потребовала, чтобы настоящая фамилия Лии не упоминалась. Симондс повиновался, в результате чего самая известная и многострадальная из Алых Женщин какое-то время была известна под именем Лии Фаэзи.