Случай с отцом Панкратием

Панкратий, инок Афонский – отец Панкратий, в мире Парамон, был господский человек. В детстве его жестокая госпожа заставляла ходить босиком в глубокую осень, когда уже снег и лед покрывали землю, отчего ноги его стали сильно болеть. Бедный отрок не вытерпел; он тайно убежал от своей барыни и во что бы то ни стало решился выбраться за границу, и ушел за Дунай, Ге некоторое время оставался в услужении у русских, тоже перебравшихся за границу.

Случай прихода Панкратия на Св. Гору странен: он был задушевным другом одного из малороссов, который почему-то покончил с собою: несчастный удавился. Чувствительный Панкратий был сильно тронут и поражен вечной потерей сердечного друга; он пламенно молится Богу о помиловании несчастного, и, видя, как суетна мирская жизнь, бросил ее и удалился на Св. Гору. Здесь, в Русике, нашел он желаемое спокойствие духа, несмотря на то, что нога его уже сгнивала от ран, которые были следствием жестокой простуды в детстве. Впрочем, как ни ужасны страдания отца Панкратия, он ликует и часто даже говорит мне: «Поверь, что я согласен сгнить всем телом, только молюсь Богу, чтобы избавил меня от сердечных страданий, потому что они невыносимы. Я на тебя иногда смотрю и жалею тебя: ты бываешь временем сам не свой от внутренних волнений. Ох! если сердце заболит – бедовое дело! Это адское мучение; а мои раны, будь их вдесятеро более – пустошь: я не нарадуюсь свой болезни, потому что, по мере страданий, утешает меня Бог. Чем тяжелее моей ноге, чем значительнее боль, тем я веселее, оттого что надежда райского блаженства покоит меня, надежда царствовать на небесах – всегда со мною. А в небесах ведь очень хорошо!» - с улыбкой иногда восклицает Панкратий.

- Как же ты знаешь это? – спросил я его однажды.

- Прости меня, - отвечал он, - на подобный вопрос я бы не должен тебе отвечать откровенно; но мне жаль тебя в твоих сердечных страданиях, и я хочу доставить тебе хоть малое утешение моим рассказом. Ты видал, как я временем мучаюсь; ох, недаром я вьюсь змеей на моей койке; мне бывает больно, больно тяжело – невыносимо! Зато, что бывает со мною после, это знает вот оно только, - таинственно заметил Панкратий, приложив руку к сердцу; - ты помнишь, как я однажды, не вынося боли, метался на моей постельке, и даже что-то похожее на ропот вырвалось из моих поганых уст. Но боль притихла, я успокоился, вы разошлись от меня по своим кельям, и я, уложив мою ногу, сладко задремал. Не помню, долго ли я спал или дремал, только мне виделось, и Бог весть к чему… Я и теперь, как только вспомню про то видение, чувствую на сердце неизъяснимое, райское удовольствие, и рад бы вечно болеть, только бы повторилось еще хоть раз в моей жизни незабвенное для меня видение. Так мне было хорошо тогда!

- Что же ты видел? – спросил я отца Панкратия.

- Помню, - отвечает он, - когда я задремал, подходит ко мне удивительной, ангельской красоты отрок и спрашивает: «Тебе больно, отец Панкратий?» «Теперь ничего, - отвечал я, - слава Богу!» «Терпи, - продолжал отрок, - ты скоро будешь свободен, потому что тебя купил господин, и очень, очень дорого»…

- Как, я опять куплен? – возразил я.

- Да, куплен, - отвечал с улыбкой отрок, - за тебя дорого заплачено, и господин твой требует тебя к себе. Не хочешь ли пойти со мной? – спросил он.

Я согласился. Мы шли по каким-то слишком опасным местам; дикие, огромные псы готовы были растерзать меня, злобно кидаясь на меня, но одно слово отрока – и они вихрем неслись от нас. Наконец, мы вышли на пространное, чистое и светлое поле, которому не было, кажется, и конца.

- Теперь ты в безопасности, - сказал мне отрок, - иди к господину, который вон, видишь, сидит вдали. Я посмотрел и, и действительно, увидел трех человек, рядом сидевших. Удивляясь красоте места, радостно пошел я вперед; неизвестные мне люди в чудном одеянии встречали и обнимали меня; даже множество прекрасных девиц в белом царственном убранстве видел я: они скромно приветствовали меня и молча указывали на даль, где сидели три незнакомца. Когда я приблизился к сидевшим, двое из них встали и отошли в сторону; третий, казалось, ожидал меня. В тихой радости и в каком-то умилительном трепете я приблизился к незнакомцу.

- Нравится ли тебе здесь? – кротко спросил меня незнакомец. Я взглянул на лицо его: оно было светло; царственное величие отличало моего нового господина от людей обыкновенных. Молча упал я в ноги, к нему и с чувством поцеловал их; на ногах его были насквозь пробиты раны. После того я почтительно, сложил на груди моей руки, прося позволения прижать к моим грешным устам и десницу его. Не говоря ни слова, он подал ее мне. И на руках его были также глубокие раны. Несколько раз облобызал я десницу незнакомца, и в тихой, невыразимой радости смотрел на него. Черты моего нового господина были удивительно хороши; они дышали кротостью и состраданием; улыбка любви и привета была на устах его; взор выражал невозмутимое спокойствие сердца его.

- Я откупил тебя у госпожи твоей, и ты теперь навсегда уже мой, - начал говорить мне незнакомец. – Мне жаль было видеть твои страдания; твой детский вопль доходил до меня, когда ты жаловался мне на госпожу твою, томившую тебя холодом и голодом; и вот ты теперь свободен навсегда. За твои страдания я вот что готовлю тебе.

Дивный незнакомец указал мне на отделение: там было очень светло; красивые сады, в полном своем расцвете, рисовались там, и великолепный дом блестел под их эдемской сенью. «Это твое, - продолжал незнакомец, - только не совсем еще готово, потерпи. Когда наступит пора твоего вечного покоя, я возьму тебя к себе; между тем побудь здесь, посмотри на красоты места твоего и терпи до времени: претерпевый до конца, тот спасен будет!

- Господи!, - воскликнул я вне себя от радости, - я не стою такой милости! При этих словах я бросился ему в ноги, облобызал их; но, когда поднялся, предо мною никого и ничего не было. Я пробудился. Стук в доску на утреню раздался по нашей обители, и я встал тихонько с постели на молитву. Мне было очень легко, а что я чувствовал, что было у меня на сердце – это моя тайна. Тысячи лет страданий отдал бы я за повторение подобного видения. Так оно было хорошо! (Из «Писем святогорца»)

(Из книги прот. Гр. Дьяченко

«Из области таинственного.

Простая речь о бытии и свойствах души человеческой». М., 1900)

НОВЫЙ ИЕРУСАЛИМ

Св. Иоанн Богослов изображает рай или жилище праведных под видом нового Иерусалима (Откр. 21: 1-27).

И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое. И говорит мне: напиши; ибо слова сии истинны и верны. И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой. Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном. Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая. И пришел ко мне один из семи Ангелов, у которых было семь чаш, наполненных семью последними язвами, и сказал мне: пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца. И вознес меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. Он имеет славу Божию. Светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов; на воротах написаны имена двенадцати колен сынов Израилевых: с востока трое ворот, с севера трое ворот, с юга трое ворот, с запада трое ворот. Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Агнца. Говоривший со мною имел золотую трость для измерения города и ворот его и стены его. Город расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина и широта и высота его равны. И стену его измерил во сто сорок четыре локтя, мерою человеческою, какова мера и Ангела. Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу. Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое яспис, второе сапфир, третье халкидон, четвертое смарагд, пятое сардоникс, шестое сердолик, седьмое хризолит, восьмое вирилл, девятое топаз, десятое хризопрас, одиннадцатое гиацинт, двенадцатое аметист. А двенадцать ворот — двенадцать жемчужин: каждые ворота были из одной жемчужины. Улица города — чистое золото, как прозрачное стекло. Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец. И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет. И принесут в него славу и честь народов. И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни.

ОПИСАНИЕ СВЯТЫМИ ОТЦАМИ БЛАЖЕНСТВА ПРАВЕДНИКОВ

Самое картинное описание такого рода встречается у Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста и Василия Великого – из отцов восточной церкви; у Лактанция и Амвросия Медиоланского – из древних отцов и учителей запада. Особенно замечательно по живости и яркости красок описание Ефрема Сирина: оно находится в его знаменитых «Гимнах о рае», проникнутых глубоким восторженным чувством его святой души и отмеченных величавой прелестью оригинального высокопоэтического дарования. Рай он называет «Эдемом», «садом», «местом света и блеска», «местом радостей», «пристанищем победителей» и т.п., и помещает его «по ту сторону океана, омывающего землю». В раю четыре реки, воды которых подземными каналами проходят на землю и образуют здесь водные потоки. По форме он представляет высокую гору – «превыше всех гор земных» и так обширен по величине, что может вместить всех праведных; гора разделяется на три отделения: нижнее – от подошвы до середины, средняя часть и вершина горы, над которой обитает Сам Бог; праведные же, переходящие в рай по смерти, размещаются по степеням их заслуг по трем различным отделениям райской горы. Рай имеет врата, которые для вступающих в него служат местом испытания, так как только люди вполне достойные могут проходить через них, а недостойные остаются вне врат, и в этом смысле, по словам Ефрема Сирина, каждый человек обладает ключами от рая. В раю среди множества райских деревьев возвышаются «древо познания добра и зла» и «древо жизни» - последнее Ефрем Сирин называет «солнцем рая»: его листья всюду распространяют свет, «все деревья райского сада преклоняются пред ним, как пред своим царем», его красота и блеск выше всякого описания. И «древо жизни» также отличается необыкновенными достоинствами и красотой – под ним и вокруг него цветы, «образующие цельный цветочный ковер», на его ветвях «роскошные плоды», составляющие как бы его прикрытие, «его небо…» Кроме этих деревьев, в раю множество других деревьев, множество растений и трав, обладающих необыкновенными свойствами: «число их и блеск превосходит число и блеск небесных звезд», их благоухание подобно целительному бальзаму… Райские сады омываются кристальной водой из роскошных ручейков и источников, протекающих по разным направлениям. Воздух рая Ефрем Сирин называет «источником сладости» и говорит, что «все прекрасное в раю соединено с ним – соединено все находящееся вне его»; он «оживляет и услаждает, дает духовную пищу и питье блаженным душам, в нем движутся духи, купаются в нем, для них он – море радостей…» Под нежным дуновением воздуха в раю все цветет и растет: здесь царствует вечная весна. Такова внешняя природа, среди которой пребывают обитатели рая – «сыны света». Их жилища «сотканы из облаков», распространяют вокруг себя необыкновенно приятное благоухание, «окружены цветами и обвешаны драгоценными плодами». По наружному виду эти жилища не все одинаковы: одни выше, другие ниже, одни отличаются большим блеском, другие меньшим, смотря по степени достоинств и заслуг их обитателей. Все святые и праведные, по отшествии из земной жизни, переходят в рай, и так как, по словам Ефрема Сирина, «Иисус Христос и Его учение – ключ и врата рая», то в числе их первое место занимают апостолы, распространившие по земле слово Божье: «с того дня, когда Святый Дух сошел на апостолов, они уже вступили в рай», за ними следуют пророки и мученики, потом девственники и девственницы и т.д. В описании блаженной жизни праведных, как в описании райской природы, Ефрем Сирин употребляет также самые яркие краски, хотя в том и другом случае он дает понять, что картинность, или, если можно так выразиться, поэтичность его восточной живости, не следует принимать в прямом, буквальном смысле, отдельно от того высокого духовного содержания, для которого она служит только средством конкретно передать мысль и облечь в живые образы вдохновенное чувство любви к предмету почти недосягаемого духовного созерцания – к отечеству всех радостей, надежд и стремлений святых душ. Пребывая в раю, среди роскошной, неописуемой природы, праведные наслаждаются обетованным наследием – блаженством райской жизни: «облеченные в одеяние света», они свободны от всяких позывов, страстей и потребностей, неизбежных в земном и телесном существовании, им чужды прежнее горе и страдания земли, как и земные радости: «их блаженство, их пища – хвала Бога, их одеяние – свет, их вид – величие и высота», все в них духовно или одухотворено высшей духовной силой, поставляющей их в ближайшее общение с Богом и с Ангелами. Вся их жизнь – беспрестанная хвала и прославление Бога, беспрестанное пение – «свят, свят, свят Господь», почему и самое место их пребывания Ефрем Сирин называет «местом Осанны, или Аллилуйя»; они прославляют благость Божию, ив их устах – реки премудрости, в их сердце – мир, в познании – истина, в испытании – благоговение, в их хвалебном пении – любовь».

Приведенное описание рай у Ефрема Сирина, несмотря на яркий восточный колорит, в существенных чертах безусловно гармонирует с тем общим мнением о местопребывании и о жизни отшедших праведных душ, которое существует с первых веков христианства, на западе и на востоке и которое у отцов Церкви, у христианских ораторов и поэтов, выражалось, как и у Ефрема Сирина, в целом ряде живописных образов и картин, восторгающих чувство и вводящих мысль христианина в горние обители загробной жизни.

(Из книги прот. Гр. Дьяченко

«Из области таинственного. Простая речь о бытии

и свойствах души человеческой». М., 1900)

ВЕЧНОЕ БЛАЖЕНСТВО СВЯТЫХ

Люди всех возрастов, положений и наций, от начала сотворения мира до известного одному лишь Богу дня, должны будут явиться на суд и услышать свой приговор. Страшный день! Счастливый день! Страшный – для тех, которые забыли о пришествии Спасителя своего. Счастливый для тех, которые надеялись и ожидали Его.

Тогда каждый должен будет дать отчет о своей жизни, о том, как он пользовался дарами, полученными от Бога: временем, здоровьем, разумом, благодатью, скорбями, помощью и внушениями. Грехи юности, забытые грешниками, со всеми частными падениями, откроются пред людьми и Ангелами. Они оскорбляли Спасителя Иисуса Христа, не слушая Его слов, оскорбляли Его служителей; они увидят Его тогда сидящим, как Судию своего. Их совесть будет обвинять их и напоминать им об их преступлениях. Куда скроется несчастный грешник? Кто поймет смущающие его сердце мысли? Ни мир, ни его прежние друзья не в силах помочь ему. Было время, грешник, когда Иисус Христос желал спасти тебя, а ты не хотел этого; теперь ты желал бы этого, но Он уже не хочет. Ты напрасно будешь теперь восклицать: «Горы падите на меня и закройте меня от лица сидящего на Престоле Агнца». Итак, я требую от тебя пред Богом и Спасителем Иисусом Христом, Который должен судить живых и мертвых, когда явится в царстве своем, серьезно поразмыслить обо всем этом.

Но зачем смущаться тебе, душа смиренная и благочестивая? Спасший Ноя от потопа и Лота при разрушении Содома, забудет ли Он тебя в этот день? Сумеет Господь избавить благочестивых от напастей и соблюсти грешников для наказания в день суда. В этот день Он поразит ужасом своих врагов и покажет Своему народу неизглаголанное счастье. Тут нет осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, а по духу. Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдает их. Кто осудит, если судья не осуждает? «Всякого, кто исповедаем Меня пред людьми, того исповедую и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф. 10: 32)

Невыразимая радость! Спаситель наш, любящий нас и любимый нами, будет нашим Судией. Христианин! Иисус Христос будет судить тебя. Тот, Который сошел на землю, терпел, плакал, проливал Свою кровь и умер за тебя. Тот, Который был судим, осужден и принесен в умилостивительную жертву за тебя. И после того, как Он исполнил самую большую часть своего служения в искуплении, возрождении, освящении и спасении тебя, разрушит ли Он все Свое дело? Торжественность и величие этого дня так представлены апостолом: «Ибо праведно пред Богом – оскорбляющим вас воздать скорбью, а вам, оскорбляемым, отрадою вместе с нами, в явление Господа Иисуса с неба, с Ангелами силы Его, в пламенеющем огне совершающего отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа, которые подвергнутся наказанию, вечной погибели, от лица Господа и от славы могущества Его, когда Он приидет прославиться во святых Своих и явится дивным в день оный во всех веровавших, так как вы поверили нашему свидетельству» (2 Фес. 1: 6-10).

Другие приготовительные меры к блаженству святых состоят в их торжественном прославлении и участии в Царстве Божием; потому что, как Христос, их глава, был царем и первосвященником, так и избранные Его сделаются царями и священниками Бога, чтобы царствовать и всегда петь хвалу Ему. Венец правды, сохраненный для них, дан будет им в тот день Господом, праведным Судией. Они были верными до смерти, и за это Он даст им венец жизни. Делая их участниками, Он обратился к ним со следующими словами: «Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (Мф. 25: 23). Он скажет им следующие утешительные слова: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25: 34) – слова, исполненные жизни и радости.

Посмотрите далее, какие преимущества соединяются с блаженством святых.

1. Почесть, в высшей степени замечательная по отношению к блаженству святых, - это наследство приобретенное (Еф. 1: 14), т.е. ценою крови Сына Божия. Это самое величайшее выражение любви – отдать жизнь свою за любимых. И какой беспрерывной радости мы будем исполнены, когда будем иметь пред глазами непрерывно Иисуса Христа, нашего Искупителя, и в своих сердцах глубокое сознание любви, потерпевшей смерть за нас! С каким восторгом святые будут вечно созерцать своего милосердного Искупителя! Созерцание Его ран любви не откроет наших ран скорби. Тот, Который тотчас после Своего воскресения обратился к бедной грешнице с сими утешительными словами: «Жена, зачем плачешь ты?» - может пробуждать радость и любовь без малейшего признака скорби.

2. Другое преимущество блаженства святых – это то, что оно есть дар Божий. Оно дорого стоит, но мы получаем и наследуем его даром, без серебра и всякой цены. Каким высоким вечным благоговением должны проникаться святые при мысли об этом даре! Что такого во мне, что Спаситель удостоил меня такой участи, что облек меня, бедного, жалкого, такой высокой славой, - возвел меня, персть земную, на такую высоту, - что наполнил сердце мне радостью? Кто может измерить эту бесконечную любовь?

Пусть это блаженство было бы даровое и независимое от нашей заслуги – это уже предмет достойный изумления; но оно дано нам вопреки нашим делам, наперекор тем условиям, которые мы предпринимали для нашего собственного падения. Каким изумлением будем мы объяты при одной мысли о безмерном расстоянии между нашими делами и даром получаемым! Какую любовь пробудит в нас следующая мысль: «Вот место, куда грех вел меня, и место, куда привел меня Христос! Там смерть, возмездие за мой грех, - здесь жизнь вечная, дар Божий чрез Иисуса Христа, нашего Спасителя».

3. Это блаженство, особенное для святых, принадлежит только им из всех сынов человеческих и вообще всем святым. Оно состоит в общении блаженных духов, святых и Ангелов, под главенством Иисуса Христа; оно состоит в общении святых во всей своей полноте. Если надежда быть вместе с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Божием пробуждает в нас радость законную, то в большей мере пользование и обладание этим благом будут исполнять нас радостным чувством. Единение с Моисеем, Давидом и всеми искупленными, вечно поющими песнь Агнцу, - видение Еноха, ходящего пред Богом, Ноя, получившего награду за свое благочестие, Иосифа – за свое целомудрие, Иова – за свое терпение, и всех святых, - все это составляет награду за веру их. Мы там не только узнаем наших предков, но и всех святых всех времен, которых мы никогда не знали во плоти; мы узнаем их и будем наслаждаться их присутствием. Да и Ангелы, подобно святым, будут друзьями нашими. Радуясь на небе о нашем обращении, они возрадуются вместе с нами о нашем прославлении.

4. Еще преимущество блаженства святых состоит в том, что они будут принимать все виды радостей непосредственно от Бога. Теперь христианин знает по опыту, что самые высокие наслаждения суть вместе и самые дорогие, особенно происходящие непосредственно от Духа. Христиане чем более предаются молитве и созерцанию, тем более проникаются жизнью и радостным чувством, потому что они получают все непосредственно от Самого Бога. Это не то значит, что нам можно было бы поэтому пренебрегать проповедью, чтением или всяким другим благодатным средством, установленным от Бога, но, пользуясь этими средствами, христианин должен поставить себя выше их. Есть радость и в этих несовершенных общения, но полнота ее состоит в непосредственном присутствии Бога. Тогда мы будем наслаждаться светом без светильника и непрестанным днем без солнца. Город этот не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; слава Божия – свет его, и Агнец – светильник. Не будет там ночи и не будет нужды в свете от светильника и солнца, потому что Господь Бог будет освещать их, и будут царствовать во веки веков.

5. Блаженство это будет совершенно. Радость наша будет без всякой примеси печали. В этой пристани мы будем под защитой от волн, обуревающих нас здесь. Мы будем свободны от всего злого, как от греха, так и от скорби. На небе не будет совершенно греха. Не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи (Откр. 21: 27). Зачем бы Христу умирать, если бы небо могло быть обителью душ несовершенных. Сын Божий пришел для того, чтобы разрушить дела дьявола. Его кровь и Его Дух не должны оставлять нас с нашими сквернами. Христианин! Ты на небе не будешь более грешить; не благая ли это весть для тебя, так долго молившегося и трудившегося, чтобы обезопасить себя от греха? Твои желания будут исполнены; ты освободишься навсегда от этого грубого сердца, этих дурных мыслей, которые преследовали тебя при исполнении почти всех твоих обязанностей.

Там мы будем защищены против всех искушений сатаны. Как горько для христианина, хотя бы он не поддавался искушениям, быть непрестанно возбуждаемым к отрицанию своего Господа! Как прискорбно смотреть на себя, подверженного таким страшным возмущениям, осаждаемого такими нечистыми помыслами, - сомневаться иногда в благости Божией, унижать жертву Иисуса Христа, сомневаться в истинности писаний, возмущаться против Провидения! Как горько быть возбуждаемым к тому, чтобы обращаться к предметам мира, увлекаться греховными стремлениями, предаваться плотским удовольствиям и иногда даже отрицать Бога! Как скорбно предаваться этим искушениям, особенно, когда мы сознаем ложное направление своих сердец, знаем, как они восприимчивы воспламеняться от прикосновения к одной из этих искр! Сатана может увлекать нас здесь, но для него недоступен Святой Град.

Так, не будет там места никаким искушениям мира и плоти. О, какими опасностями мы окружены здесь постоянно! Все наши чувства, все члены, все творения служат кознями для нас. Мы едва можем открывать глаза, чтобы не быть в опасности завидовать высшим нас и презирать низших, желать богатств и почестей каких-нибудь, с гордостью смотреть на отрепья и бедность других. Красота пробуждает в нас зависть, безобразие – отвращение и презрение. Какой постоянной и активной деятельности требуют наши желания! Обладаем ли приятностю и красотой – сколько пищи для гордости! Одарены ли мы рассудком и дарами знаний – сколько поводов к гордости, к искательству похвал и к презрению братьев! Возвысились ли в авторитете? Сколько искушения к злоупотреблению нашим знанием, к признанию законом нашей воли! Оказались ли мы в униженном положении? Как мы делаемся склонными завидовать возвышению других, подвергать их действия собственному осуждению! Богаты ли мы? Сколько гордости! Бедны ли? Какое искушение для недовольства! Не Бог служит причиной затруднения для нас в этом, но наша собственная поврежденная природа, и мы сами делаемся для себя вредными. Главное наше утешение в том, что мы будем защищены от всех этих искушений. На небе все соединится, чтобы мы возносили хвалы нашему великому Избавителю.

Будем также покойны от всех наших бедствий. Малозначащим это кажется тем, которые живут в радости и довольстве; но для души, всегда скорбной, это ожидание делает утешительной саму мысль о небе. О, душа моя! Перенеси немощи своей земной храмины: они лишь недолго будут продолжаться; грядущий Искупитель поможет тебе достигнуть цели.

6. Последнюю ступень нашего прославления составляет вечное продолжение этого блаженства, без чего прочее ничего бы не значило. Одна мысль о прерывности его отравила бы все наши радости. Но, о, блаженная вечность, где такие мысли не будут омрачать нашей жизни, такие опасения не будут нарушать наших радостей! О, душа моя! Оставь все прелести настоящего счастья, расстанься с землей, отрешись от плоти, чаще думай и рассуждай об одном слове – вечность. Почему же? Жить и никогда не умирать, радоваться и радоваться непрестанно! Счастливыми почитали бы себя осужденные на геенские мучения, если бы они могли надеяться освободиться от них после миллионов веков! Несчастны были бы святые на небе, если бы они были лишены этого после продолжительности миллиона миров!

Вечный! Пусть грешник вспоминает это слово, и да пробудит оно его о смертельного сна; пусть душа благочестивая думает о нем и да воодушевляется им среди самой глубокой агонии.

Таким образом, я старался открыть пред тобой славу будущего; но как недостаточно мое слово выражению ее превосходства! Читатель! Если ты смиренный и кроткий верующий, если ты стремишься к этому блаженству всеми желаниями и усилиями, то скоро почувствуешь истину всего этого, скоро убедишься, что все, сказанное мною, выше реальности. А виденное тобою пусть воспламеняет твои желания и пробуждает усилия. Встань и отдайся труду: стремлению, борьбе беспрестанной, усилию; пред тобой награда верная и славная. Не предавайся колебаниям, и все будет твое. Сколько людей сделалось бы христианами в жизни и исполнении обязанностей, если бы они всегда помнили об этой славе, представляющейся их мысли! В каком расположении были бы они, если бы их надежды небесные были живы и полны веры! Были бы их сердца так невосприимчивы? Искали бы они себе утешения на земле? Исцели, Господи, наши плотяные сердца, а то как бы наша неверность не лишила нас этого божественного блаженства.

(Из книги прот. Гр. Дьяченко

«Из области таинственного. Простая речь о бытии

и свойствах души человеческой». М., 1900)

ВЕЧНАЯ УЧАСТЬ ГРЕШНИКОВ В БУДУЩЕЙ ЖИЗНИ

Сколько же между нами таких, грехи и преступления которых прямо караются в слове Божьем вечной мукой! А главное – сколько же не показывающих совсем раскаяния! А нераскаянных-то грешников и постигнет вечная мука, если они умрут нераскаянными. Самые тяжкие грехи сами по себе еще закрывают дверей в Царство Небесное: мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие, т.е. входят прежде тех, которые ведут жизнь по-видимому добрую. Губят же грешника, собственно, его нераскаянность во грехах и неисправимость от пороков. В виду столь опасного положения некоторых из вас, я намерен предложить вам собеседования о вечной муке; потому что опасным больным и лекарства дают сильнейшие. Не раз уже я, по долгу учителя церковного, беседовал и с другими об этом самом предмете. Но чем более размышляю о нем, тем более страшен он кажется мне, и в то же время тем полезнее нахожу подвергать его размышлению.

Господи! Помоги мне и в настоящий раз правильно изобразить вечную участь грешников!

Прежде всего приведу вам (если и между вами найдутся сомневающиеся) доказательства самой вечности мучений. И не только вам, даже евреям и магометянам, словом, всем, какой бы они веры ни были, желал бы я передать свою глубокую уверенность в той же истине.

Еще в книгах ветхозаветного писания нередко упоминается о вечной муке… «Злой не без мучения будет», - сказано в притчах Соломоновых. По словам пророка Исаии огонь грешников не угаснет, т.е. вечно будет пылающим. Пророк Давид говорит о вечном поругании и посрамлении для одних людей и жизни вечной для других: то и другое он предвещает после воскресения мертвых.

В Новом Завете впервые проповедал о вечной муке Предтеча Христов. Он представляет нам на этот раз такую картину. Когда жатва хлеба окончится, пшеница будет сложена в житницу и гумно очистится, тогда решат дело и с плевелами, или с мякиной. Мякину собирают в кучу и, как ни к чему не годный материал, сжигают огнем. Мякина – это и есть нераскаянные грешники, которых Судья сожжет огнем неугасающим. Сам премилосердный пастырь, Христос, неоднократно говорил об аде, о геенне огненной и о тьме кромешной. По Его учению будущая казнь грешникам решительно не имеет себе предела. Так, когда Он внушает нам предусматривать и преодолевать опасные соблазны, то в одной этой рели много раз повторяет слова: где червь их (грешников) не умирает и огонь не угасает. Не особенная ли это настойчивость Его проповеди? Всего же яснее Он проповедал о вечной муке за несколько дней до страданий Своих, когда пророчески описал последние события мира. Изображая Страшный суд, Он сначала назвал вечным адский огонь: отойдите от Меня проклятые в огонь вечный. А потом и горение в этом огне признал вечным: идут сии в муку вечную. Идут, без сомнения, означает такое действие, которое как бы уже совершается. Но хоть страшные шаги к геенне грешников еще далеки от нас, может быть, последуют еще через тысячу лет после этого, однако же перед Иисусом Христом и тысяча лет, как день вчерашний. Как богочеловек, Он и видел ясно то время, когда грешники с места судилища двинутся в ад. Таким образом, речь Его в настоящем случае особенно положительна: тут нет никакого условия. А поэтому, кто бы и как бы ни толковал изречения Его об огне вечном и муке вечной, остается несомненной та истина, что будут вечный огонь и вечная мука. что не одни духи злые будут гореть в том огне, но и некоторые из людей. Не существует вечная мука для всех людей, это совершенная правда. Но, непременно, ода должна быть для некоторых; потому что Божье решение о ней уже состоялось и не изменится. Ни один из тех, к кому это решение относится, не пострадает как-либо случайно, по злосчастью, по неизбежной судьбе, но сам один будет причиной своей погибели. Какие же это несчастные люди, теперь мы не можем указать, кроме немногих, например, будущего антихриста, Нерона, гонителя христиан, и других.

Апостолы Христовы тоже проповедовали о вечной муке. Погибель вечную грешникам предсказывают и строгий Петр, и терпеливейший Павел, и полный любви к ближнему Иоанн Богослов. Из писаний их приведу хоть слова последнего в апокалипсисе: «дым мучений их во веки веков восходит». Так говорит апостол Иоанн о грешниках, и именно – из числа людей. Казалось бы, довольно было привести в ужас душу и одним этим словом: «во веки». Но он прибавляет «веков». Что же остается сказать против этой точности? Понимать «во веки веков» не в смысле вечного и бесконечного времени, а в значении только нескольких столетий, как ныне словом «век» означается сто лет, - нельзя и потому, что в той же своей богодухновенной книге апостол еще употребляет те же слова. Но везде он выражает ими несомненную бесконечность времени, например, что Бог вечно существует, что вечно будет продолжаться Царство Христово.

Святые толкователи Писания, отцы и учители Церкви, все не иначе принимали учение слова Божьего об участи нераскаянных грешников на том свете, как в смысле бесконечной муки их. Один из древних церковных писателей, весьма знаменитый своей ученостью и трудами на пользу Церкви, некто Ориген, допустил было такую мысль, что после некоторого времени мучения грешников и окончатся. Но Святая Церковь признала его учение ложным и на Пятом Вселенском Соборе осудила его. Много размышлял и беседовал о вечном осуждении грешников особенно Ефрем Сирин.

Затем о муке вечной говорили святые мученики на местах свой казни. Значит, высказывали свое убеждение в ней в такие часы, когда говорить ложь не только им, но и кому другому, было бы страшно, и когда притом с ними пребывала особенная благодать Божья, которая насколько укрепляла их дух и тело в муках, столько же и просвещала их ум истиной. Так, священномученик Поликарп на угрозу мучителя сжечь его на костре отвечал проповедью о вечном огне, в котором будут гореть подобные мучителю злодеи.

Пусть и после этих доказательств еще иные будут отвергать вечную муку. Пусть делаю те и другие, умные и неразумные, возражения против настоящего догмата веры. Пусть с насмешкой говорят: «разве кто возвращался с того света?» Пусть шутят над адом и огнем адским, называя все это верованием одних простолюдинов и сами хвалясь какой-то неустрашимостью. Но истина, которая столько раз и в столь ясных словах проповедана в слове Божьем и изъяснена святыми отцами, останется непреложной истиной: она ничего не потеряет от неправильных толкований, разных смягчений, от острот и шуток. За это-то самое, т.е что некоторые не верят ей и, таким образом, без всякого страха Божьего проводят здешнюю жизнь, и постигнет неверующих вечный огонь. Другие нарочито отдаляют от себя мысль об аде, чтобы совсем не беспокоить себя. Но это значит повторять ропот нечистых духов, которые говорили Иисусу Христу в бесноватом: «пришел Ты сюда прежде времени мучить нас». Это значит, тем скорее дойти до вечного беспокойства, потому что тот только менее грешит каждый день, кто предполагает о каждом своем дне, что это может быть последний день в его жизни, что затем настанут для него суд и вечность. Третьи хоть и не уклоняются от размышления о будущей участи грешника, но таят в душе своей сожаление, что Бог слишком правосуден. Так и жена Лотова хоть боялась садомского пламени, но еще не всем сердцем отверглась Содома, еще сердце ее стремилось к Содому, и за это самое превратилась в соляной столп. Нет, друзья мои, мы должны здесь обратить свое сожаление только на то, что нераскаянностью-то своей навлекаем на себя вечный гнев Божий.

Приступим к изображению самого ада и будущих мучений в нем грешника.

Представьте себе самую широкую, обрывистую пропасть, представьте ее с таким глубоким дном, что и ничего не может быть глубже, что и немыслимо выйти из нее. Или представьте себе самой огромной величины горящую печь, у которой вместо стен кругом были бы высочайшие горы. Еще ближе сказать, вообразите себе целое озеро, только наполненное не водой, а огнем: из этого огненного озера пламень со страшным ревом взвивается клубами в воздух. Таков и будет ад! Таково будет помещение для грешников после нынешних палат или, положим, и бедных хижин, но таких, где почти каждый день шумно веселились, проводили жизнь в разврате, Бога не боялись и других не стыдились.

На это место Бог пошлет как бы капли дождя, вечный огонь. Огонь тот надобно понимать в буквальном смысле. Толкование, будто это будет мука для одной совести, называемая по причине невыносимой боли огнем, ни на чем не основано и противно слову Божьему. Адский огонь будет тонкий и несветлый; впрочем, дым от него не будет столько затемнять пропасти, чтоб грешники не могли видеть друг друга. Что же до его силы и действия, то он будет еще сильнее нынешнего. Но, сжигая до костей, он не отнимет у человека сознания и чувств, чего с радостью пожелали бы грешники, утопающие в бездне его. Когда ныне с кем бывает страшный жар (например, во время сильной горячки), тогда человек в бреду еще не ясно ощущает свою боль. Если даже кто попадет и в самый огонь (как во время пожара), то несчастный бьется, кричит и стонет только в начале или же при медленном действии на него огня, а затем ничего уже не помнит. Грешник же, мучимый в огне адском, сохранит все свои чувства, телесные и душевные. Оттого страдания его будут ужасны: каждым своим чувством как бы особо он будет страдать.

Так, глазами своими он будет видеть и других подобных себе грешников, у которых в лице отчаяние, на глазах слезы.

Ушами будет непрестанно слышать и собственные стоны, и зубной скрежет других: «какой поднимут плач, - говорит св. Кирилл Александрийский, - какой вопль и рыдание ведомые на горькие вечные мучения! Как будут стонать, биться и терзаться!»

Обонянием своим грешник будет чувствовать зловоние от составных частей адского огня, например, жупела, или горючей серы.

Осязанием будет он ощущать только жгучую силу огня. Тело его со всех сторон будет объято и, так сказать, облито огнем: «ибо я мучусь в пламени сем», сказано о богаче. И что еще? Огонь будет проникать до самых внутренностей его. Как человека, утонувшего в реке, окружает и тесни отовсюду вода: вода давит его снаружи, вода же наполняет его внутренность; так и в аду грешник весь будет проникнут противоположной стихией, огнем. Разница будет здесь только та, что совсем утонувший в воде не чувствует давления на него воды, а грешник будет всецело чувствовать опаляющий его огонь. От силы огня все члены у него как бы будут трещать, жилы подвергнутся стягиванию. Мучителен для осязания грешника будет и червь не усыпающий. Это опять будет не угрызение только совести, но действительный червь, который будет постоянно укалывать грешника. Среди огненного пламени червь будет чернеть на огромном пространстве, будет волноваться, как вода во время бури; наружный вид его тоже будет отвратителен: «гнойна площадь зрелища…; жар невыносимый…; червь смраден и зловонен» (Св. Кирилл Александрийский «Слово об исходе души и Страшном суде»), скажу опять словами одного из св. отцов.

Наконец, и чувство вкуса у грешника не останется без мучительной боли. Вкусом своим он будет испытывать отвратительную горечь от адского огня, и вместе с тем нестерпимую жажду, так как огонь, опаляющий его снаружи, будет и для внутренности его как бы пищей: «пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой», слезно просил из преисподней Авраама богач. Будет грешник чувствовать вкусом своим и яд аспида под устами своими, может быть, за то, что недостойно причащался Тела и Крови Христовой.

Что грешник сохранит чувства души, видно из слов Спасителя: «бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10: 28). Если губится в геенне не только тело, но и душа, значит, душа там остается живой и сознательной; значит, будет припоминать, мыслить и чувствовать. Да, в одном и том же вечном времени соединится для грешника действительная жизнь прошедшим и настоящим и будущим временем. Чтобы приблизительно представить себе, что он будет чувствовать там душевными способностями, допустим его разговор в аду с самим собой, или предположим будущие его воспоминания, будто произносимые вслух.

Обратим прежде внимание на прошедшее его время. Так, например, безбожник, вспомнив свою жизнь, скажет себе: «еще и намеренно я подавлял в себе религиозные убеждения. Истины веры сами о себе говорили моей душе. Но я искал таких книг и таких людей, которые бы убедили меня в противном, т.е. что будто нет Бога и нет будущей жизни. Теперь же я вижу, что есть Бог. Не хотел я знать Его добровольно, теперь познаю Его невольно. Теперь самим делом я убеждаюсь в безумии прежних моих рассуждений, например, будто «душа ничего не значит, будто человек только материя, или состав плоти и крови, которые навсегда разрушаются с его смертью». Еще как многих я заразил своим вольномыслием и неверием! Как бесстрашно входил в церковь, в которую, между тем, другие входили с благоговением! Как презирал священников, смеялся над всякой святыней, и таким образом безумно лишал себя сам спасительной благодати!» Упорный раскольник припомнит себе: «сколькими увещаниями пренебрег я! Не хотел верить и самым очевидным доказательствам православной истины! Отверг и пред самой смертью исповедь и св. Причащение, которые предлагали мне принять мои близкие, но от которых отклоняли меня «наставники» по расколу. Был я призываем в Церковь, как в ковчег Ноев, но вместо законных священников захотел лучше слушать таких же невежд, или, по крайней мере, мирских людей, как и я сам. И вот теперь я очутился за спасительным ковчегом, утопаю в потопе огненном!»

Идолопоклонник вспомнит о бездушных истуканах, которым поклонялся вместо Бога… Вспомнит и сребролюбец о своих деньгах и имуществе, которые теперь также полагает себе вместо Бога, почему и называется идолопоклонником. Сластолюбец, который в этой жизни все дни веселится, пиршествует блистательно, смотрит на эту жизнь, как только на срок для того, чтоб наслаждаться всевозможным образом, там почувствует на самом деле силу священного текста: «плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия» (1 Кор. 15: 50) Он спросит сам себя: «где эти пиры с музыкой? Где повседневные вечера для ненужного отдыха, с игрой в карты, с бегством от своей семьи? Где те, которые гостили у меня в столь великом довольстве, что и обливались вином? Где женская красота?» Упорный гордец вспомнит, сколько от его гордости, которую теперь он проявляет различно: и властолюбием, и недоступностью, и раздражительностью, и честолюбием, и презрительным обхождением с другими, вспомнит, сколько же от его сатанинской гордости пострадали другие. В настоящее время он и минуты не хочет послушать, когда кто думает пробудить в нем совесть, начнет высказывать ему правду прямо или только в скромных выражениях: он бежит от правдивой речи и затворяет за собой дверь, так что и нет возможности когда-либо передать ему истину, вывести его из заблуждения. Но там он будет связан по рукам и ногам, там уже поневоле выслушает все обличения от своей совести.

Богохульник вспомнит, как он небрежно и дерзко употреблял имя Божье в разговорах, письме и напрасной божбе; как даже сквернословил имя Божье, оставшись по долготерпению Божьему не пораженным в ту же минуту; как нечестиво думал и говорил о приснодеве Марии Богородице; как называл своим «ангелом» женское лицо, к которому имел нечистую любовь и с которым даже жил развратно. Клятвопреступнику придут на память его многие присяги, которые он без всякого страха принимал и с сознанием нарушал, еще его обеты перед Богом и заверения других в чем-нибудь именем Божьим, которых и не думал исполнить. Кощунник вспомнит все случаи, когда обращал в шутку и смех церковные службы, святые иконы и священнослужителей.

Не почитавшие воскресных дней и праздников приведут себе на память, как в то время, когда добрые христиане спешили в церковь, они, напротив, отправлялись на полевые работы, или – еще хуже – собирались в дома пира и разврата…, как под праздничные дни, будто нарочито, составляли у себя пение и лики, а то собирались все в одном доме (клубе) для веселья; как и все праздничное время проводили только в разгуле. Эти же люди вспомнят, как, кроме двух-трех дней говенья, которое выполняли только по обычаю, ни разу в продолжение всего года не бывали в церкви; как, встав утром и отходя ко сну вечером, каждый раз и не подумали помолиться Господу Богу. Нарушители постов припомнят себе мяса и вина, которыми пресыщали свое чрево, между тем как другие (даже и слабее их силами) оставались на сухоядении или совсем не помышляли о пище (например, в великий пяток). Хулители Духа Святого, выражавшие свою хулу, например, тем, что не признавали святых мощей и чудес, которые может быть, совершались перед их глазами, уверятся, что хула на Духа святого не отпускается и в будущем веке.

Непокорные дети припомнят, как своими грубыми словами, своим противлением и развратной жизнью заставляли родителей своих скорбеть и плакать о них. Но тяжело будет и самим родителям вспомнить, как они явно соблазняли своих детей беззаконной жизнью, как не старались воспитать детей в страхе Божьем, а таким образом и их привели вместе с собой на это место мучения. Вспомнит на том сете священник о своей благодати и скажет: «сколько раз я отпускал другим грехи, а себе не заслужил прощения! Чем высшее блаженство в раю должен бы я получить, тем теперь ниже мое падение во глубины ада». Тяжелы будут воспоминания для начальников, которые ни в чем не соблюдали справедливости; действуя, по-видимому, на законном основании, на самом же деле они не полагали для себя никаких законов, кроме собственного взгляда и произвола; требуя себе от других только беспрекословного послушания и ничего не предоставляя свободе и правам ближнего, сами же нисколько не покорялись ни Евангелию, ни правилам Св. Церкви. Горько им будет вспомнить, как они людям достойным, состоящим под их властью и влиянием, завидовали и по зависти не давали даже вздохнуть свободно, а недостойных и льстецов награждали и возвышали. Так как они были сильными, то за свои злоупотребления и сильнее истязаться будут.

Сколь ужасны будут воспоминания самоубийц, которые вольны были погубить свои души, легко и самовластно распорядились со своей жизнью, но не в силах будут прекратить свои мучения в аду новым самоубийством! С каким ужасом припомнят свои преступления и прочие убийцы, особенно те, которые подняли убийственные свои руки на самих родителей или пролили кровь священника или же мучили собственных жен и детей, как некогда гонители за Христа, или еще лишали жизни беременных и младенцев! Страшны будут воспоминания ненавистников, досадителей, жестоких богачей, соблазнителей, вообще всех тех, которые убивали ближнего медленно, телесной или душевно-нравственной смертью! Сознанию этих людей предстанут все слезы, которые от их жестокостей пролили невинные. И они тем сильнее будут плакать, чем более слез он них самих пролили в этой жизни другие.

Блудники и прелюбодеи вспомнят на том свете, как они смеялись над целомудрием других, как с ранних лет оскверняли себя блудом, как соблазнили к тому же многих невинных; как расторгали законные супружества своими преступными связями, как обольщали вдов; как имели наложниц или наложников до самой старости и даже умирая не хотели прекратить постыдной связи; как доходили до таких грехов плотской страсти, что стыдно и говорить; вспомнят, что они не удерживались от своей страсти даже в великие светлые праздники, в строжайшие посты и постные дни. При этом им придут на память скверные слова и столь же скверные песни их, музыка и театральные представления, от которых изнеживалась их душа и воспламенялось воображение. Смрад от адского огня тем более будут чувствовать эти люди.

Грабителю и вору припомнятся их грабежи и кражи, равно как сами вещи, которые они приобрели и которыми пользовались неправедно. Страшно будет вспомнить поджигателям об их поджогах, потому что эти злодеи оставили без крова и богатых, и бедных, престарелых и младенцев; из-за их злобы добрые христиане лишились даже храмов Божьих и, может быть, некоторые погибли в огне! Страшным образом будет опалять их самих огонь адский. Ленивые припомнят свои таланты, которые зарыли в земле: огненный пламень, как бич какой, будет уязвлять их за леность.

Клеветнику придут на память его напрасные подозрения на других, его пересуды, его злой язык, от которого погибли многие, его лживые доносы и показания, сама уклончивость от защиты человека правого и невинного, вообще всегдашнее благоволение только к неправде и лжи.

Завистник вспомнит, как он зло радовался неудачам ближнего, сколько раз останавливал по своей зависти добрые начинания других, а сам, между тем, ничего полезного не предпринимал; как желал один бы овладеть всем; как сердце надрывалось, когда видел ум, достоинства и успехи другого, и как после этого мстил этому человеку, сам не зная за что; сколько своими кознями и завистливым преследованием отнял он у других спокойных ночей, здоровья и лет жизни. За это самой и будет он на том свете сильно снедаться от своей совести и как бы выть, подобно тому, как воет одуревший пес.

Вот вам примеры, как грешники в будущей жизни будут вспоминать свое прошедшее!

Но не в преувеличенном ли виде, спросите вы, привели мы вам эти примеры?

О, нет! Мы поставили вам на вид таких грешников, о которых в слове Божьем суд уже написан, которые действительно не избегнут адских мучений. Например, сказали ли мы о безбожниках и неверующих, о язычниках, евреях и магометанах, которые отвергают проповедь евангельскую, о раскольниках, которые не принимают священников и отвергают спасительные таинства, лицемерах и упорных гордецах, о плотоугодниках и идолопоклонниках, о хулителях имени Божьего и Святого Духа, о детях, которые непокорны своим родителям, об убийцах, досадителях, гневливых и ненавистниках, о блудниках и прелюбодеях, о ворах и лихоимцах, о ругателях, лжецах и завистниках? Все эти люди, если не исправятся и даже при самой смерти не выразят искреннего раскаяния, действительно Царства Божия не наследуют: участь им в озере, горящем огнем и серою!

«Но неужели, - скажете вы, - и за один какой-либо грех человек подвергнется вечной муке?»

В том-то и беда, собеседники мои, что одна страсть в человеке (когда достигнет развития в высшей степени) редко бывает без других страстей и грехов. Скажем, например, о тех же досадителях. Под именем их подразумеваются люди злоречивые и ругатели, а также должны быть понимаемы те, которые делают в чем-либо препятствие другим и вообще нарушают доброе спокойствие ближнего. Но не следует ли и еще предположить в этих людях какие-либо тяжкие грехи, по связи с которыми они досаждают другим? Да, в них, например, много гордости: «сломлю гордое упорство ваше» (Лев. 26: 19). И сердце у них злое: они не щадят ближнего иной раз и в болезни его. В них нет страха Божьего, потому что они часто не уважают и священного места, где делают досаду другим. Вот сколько эти люди соединяют с главным своим пороком иных пороков!

Еще замечу о будущих воспоминаниях грешника. Приводя себе на память здешнюю нечестивую жизнь, он увидит, что и греховные удовольствия не всегда ему доставались легко, но часто были соединяемы с суетой, болезнями, трудностями и даже страданиями своего рода.

Что же будет последствием всех этих воспоминаний? Что от них останется грешникам? Раскаяние, самое мучительное. Грешники сознают свою вину, увидят, что ключи от Царства Небесного находились в их собственных руках. Особенно же горько им будет сознание, что они давным-давно слышали об аде и вечных мучениях, но не верили ничему или оставались беспечными. Однако же глубокого и смиренного раскаяния в них не будет: сказано «во гробе кто будет славить Тебя?» (Пс. 6:6) Раскаяние их будет подобно раскаянию закостенелого убийцы, который взять на самом преступлении или совершил преступление на глазах других: это преступник, положим, и не отпирается в своем преступлении, но нисколько же не смягчается своим сердцем и не просит себе прощения. Раскаяние грешников на том свете будет еще подобно раскаянию отчаянного Иуды-предателя.

Припоминая вообще свое прошедшее время, грешники обратят внимание и на те годы, которые со времени Страшного суда провели уже в аду. Но приятно вспомнить о тяжелом времени, когда прожито это время и настали дни спокойные. А для грешников в том свете и после тысячи горьких дней не настанет же ни одного отрадного. Случается, что для иного человека тяжелое время еще не совсем прошло; но только он испытал, вынес уже то, что видел, и что в действительности было для него в этом периоде времени самого опасного и тяжкого, как бывает большей частью в начале наших скорбей. Так вот уже и на исходе этих страшно-горьких дней становится приятным для страдальца воспоминание о прошедшем.

Вот преступник осужден на каторжную работу на целых 20 лет – страшный срок, ужасное наказание! Но с первых же недель (если еще не дней) каторжник начинает думать о свободе, о последнем сроке своих работ: и эта дума для него в продолжение всей его ссылки и работы занятие самое приятное. Наконец, если он еще не закоренелый преступник, то с растроганным чувством оставляет острог. Когда настанет последний день его каторжной жизни, когда будет ему объявлено о выходе на волю, он проходит по всем камерам, молится в каждом месте перед святыми иконами и прощается со всеми товарищами, низко кланяясь им. Но для грешников на том свете, для них, несчастных, не будет и этой отрады. Для них ничего не будет значить начало адской муки в сравнении с продолжением ее, с одной стороны, потому что и последующие дни их жизни в аду будут подобны первым, а с другой – ад до того будет мучителен, что к нему нисколько нельзя будет привыкнуть.

И так страшно, ужасно страшно будет во всех отношениях прошедшее время для тех, кого постигнет вечная мука! Бедная душа грешника! сколько и она будет страдать вместе с телом! Это-то самое, братья мои, и значит погубить свою душу в той жизни!

Перейдем размышлением нашим к тому настоящему времени, которое будут иметь грешники в аду, хоть, строго говоря, в той жизни не будет ни прошедшего, ни будущего времени, а настанет одно настоящее.

В настоящем своем времени грешники будут заняты мыслью, что они отвергнуты Богом. Теперь разумный человек и не желает себе того, чего не надеется получить; например, нищий уже не думает быть богачом, слабый от природы телесными силами – исполином. Грешников же на том свете, однако, будет занимать мысль о вечном блаженстве, которым главнее всего будет для праведников Сам Бог. Они станут рассуждать с собой как бы в таких словах: «вот праведники блаженствуют в раю; Бог любит их; показывает им новые и новые сокровища в своей богатой житнице и, как отец, на коленах утешает и покоит их. То же самое блаженство могли бы получить и мы, между тем как не получили и никогда не получим его. О, какие мы несчастные!» Согласитесь, не лучше ли было бы грешникам совсем не иметь этой мысли о блаженстве праведников? Да, их положение на этот раз будет так же горько, как положение тех людей, которые были приглашены на пир, но не успели войти в дом пира и не впускаются более. Эти люди стоят на улице, в холоде и голоде, теснимые то сильным дождем, то бушующим ветром, и только посматривают на пение и лики тех, которые находятся в доме. Подобно этому отверженные грешники будут только снедаться завистью, воображая себе блаженство праведников в раю. В те самые минуты, как они будут представлять себе небесный рай, в их ушах будут звучать последние слова Иисуса Христа, с которыми они пойдут в ад: «отойдите от Меня!... не знаю вас!»

Грешники будут заняты мукой своей. Необъяснимая это жизнь настанет для них! Они останутся живы, но в жизни их ничего не будет такого, что свойственно живому человеку, например, они не будут ни ходить, ни делать чего-либо. Все время они будут проводить в том лишь, что будут гореть и гореть. Однако же, не займет ли их сколько-нибудь эта непрерывно действующая на них сила огня, как ныне человек несколько забывает свое горе среди каких-либо беспрерывных трудов? К сожалению, нет. В настоящей жизни, действительно, всякий труд, если он сколько-нибудь разумен, занимает человека. Если, например, евреи и до крайнего изнурения сил трудились в Египте, делая там кирпичи и строя города, то этот труд занимал их способности и, таким образом, при всей своей тягости доставлял же им некоторое развлечение. Но заставьте вы человека делать что-либо такое, в чем его ум и чувства не будут находить для себя никакого занятия, например, заставьте его в продолжение целого дня переливать воду из одного места в другое: это дело покажется ему убийственным. Подобно тому убийственным будет и для духа грешников всегда одинаковое состояние – гореть в огне. Но для тела, между тем, горение в огне будет ужасно болезненным. Бывают и в этой жизни невыносимые боли, например, у иного начинается ломота в какой-нибудь части головы. Ломота постепенно усиливается, так что наконец человек в эту минуту делал бы, чтобы на него обрушился целый дом. Или другой столь сильно страдает зубной болью, и вследствие того также головными припадками, что ни лечь, ни сесть спокойно не может и даже готов бы на это время совсем лишиться головы. (Выражу вам здесь и собственные болезненные ощущения от жара по случаю лихорадки, которая однажды постигла меня. Лихорадочный жар до того меня беспокоил, что я ни на постели, ни на полу не мог почувствовать облегчения. Я говорил врачу и домашним своим: «Ради Бога, облегчите мой жар!» В то же время поминутно меня мучила жажда). Но что все эти боли в сравнении с болезнями ада? По ним только отчасти можем мы предчувствовать адские мучения, и таким образом научиться страху Божьему. Боль от адского огня будет не какой-нибудь местной, но страданием всего тела; тогда человек решительно не придумает для себя такого телоположения, которое бы сколько-нибудь могло успокоить его: его будет вертеть и корчить.

Упомяну вам снова о мучительных неусыпающих червях. Если теперь будет кто укалывать тебя большой иглой, не будешь ли ты постоянно содрогаться и вскрикивать? А угрызение адских червей будет гораздо сильнее. Черви будут терзать тело человека, грызть его кости и вместе с тем тянуть у него самые жилы.

Мучительно горение в огне будет, притом, ощущаемо каждую минуту: «там ослабы никакой не имут», говорится в одной из песен церковных. При этом снова передам вам собственное чувство, испытанное мной от непрерывности жара. Однажды случилось мне, жителю северной страны, провести несколько недель в жаркой степи. В один день особенно палило солнце: не было ни дерева, ни кустарника, под тенью которых можно было бы прохладиться. Но вдруг с полудня, вижу, собирается дождевая туча. Как я был рад хоть на минуту охладиться! И, действительно, только на одну минуту и дунула на меня тотчас после дождя прохладная струя воздуха: от радости я перекрестился! Но потом опять начался удушливый жар, и опять я стал до позднего вечера томиться от пота. Но в аду, о! Там и на такое короткое время жар не ослабнет. Несчастные грешники будут желать себе одной капли воды для утоления жажды, и не дождутся. Или вот теперь человек, застигнутый каким-нибудь несчастьем, например, смертью жены, а то и последнего из детей своих, хоть в минуты сна забывает о своем горе. На грешники на том свете – погибшие существа! Не уснут, не задремлют: ни обмороков, ни летаргического сна не будет там с ними. В каждую минуту мучения для них будут, как свежие. Не будут, правда, мучения их сильнее от времени, но и нисколько не ослабнут со временем. Ни тело, ни душа грешника не сделаются терпеливее или крепче от того собственно, что он столько лет мучится.

Не послужит ли, спросите, к облегчению муки некоторых грешников неустрашимость их духа или крепость телесных сил? Ныне, действительно, много значат природная веселость характера и крепкое телосложение, когда нужно бывает вынести какое горе или тяжелую болезнь. Но за гробом настанет совсем иная жизнь. Если кто там и легче будет мучиться, то потому только, что более легкое наказание определится ему. Дух же у каждого из грешников будет боли или менее унылый: ни шуткой, ни остротой какой никому там нельзя будет развлечь себя. Да и не до того там будет каждому, чтобы заниматься положением другого или входить в какое-либо рассуждение с другими. Не видим ли мы и теперь, как человек, у которого сильно болит голова или которому делают тяжелую операцию, не способен говорить с другими? Если в евангельской притче о богаче и говорится, что он из ада вопиял Аврааму и заботился об участи своих братьев, то эта притча изображает мучение грешников более в настоящее время, чем после воскресения мертвых, чем когда участь всех, и живых, и мертвых, окончательно будет решена. Затем, тело у всех грешников будет в одинаковой степени крепкое. Но эта крепость нисколько не облегчит мучений. Теперь мы знаем примеры необыкновенно мужественных страданий даже и не при столь крепком телосложении и здоровье. Так, святой мученик архидиакон Лаврентий спокойно лежал на раскаленной сковороде; священномученик Анастасий, сколь ни жестоко его били, растянутого на земле, даже и не пошевелился; из прочих мучеников многие жены и дети выносили такие мучения, что мы ужаснемся одного слуха об этом. Откуда же у этих страдальцев возникало мужество духа? Откуда была у них крепость телесная? От Бога. Божьей помощью они выносили необыкновенные страдания, а иногда и вдруг исцелялись от смертельных ран. Но для грешников на том свете не будет никакой посторонней помощи. Одно только Бог даст им: бессмертие тела, т.е. даст то, чего еще мог бы пожелать грешник в этой жизни, чтобы дольше грешить, но никак не пожелает себе за гробом.

Поразмыслим о последующем времени и жизни грешников на том свете. Если взять к примеру нынешнюю жизнь, то в своем будущем некоторую отраду находят себе иногда и самые злосчастные люди.

Вот, например, иному назначено пробыть в каторге тысячу дней. Если он проведет только первый день, то наверняка знает, что остается ему жить в каторге уже не тысячу дней, а 999: он и говорит про себя, что «сделал шаг вперед». Другой осужден на 10-15 лет каторжной работы. Вяло, тоскливо проходят годы. Но со временем он укрепляется духом и отдает себя ожиданию, начиная отсчитывать в остальных годах своего срока по одному месяцу. Даже тот, кто ссылается на работы бессрочно, до конца своей жизни. И такой человек (кроме того, что смерть когда-либо избавит его от тяжелого состояния) нередко еще питает себя надеждой освободиться. Бывают между бессрочно ссыльными и просто мечтатели. Им нет нужды, что их мечты несбыточны. Но они знали в судьбе своих товарищей случаи неожиданного освобождения от работ, и вот мечтают о собственной свободе, и мечтой этой услаждают себя.

Но для вечно осужденного грешника не останется никаких надежд. Выхода из ада ни для кого не будет: это будет как море без пристани. «Непроходим дебрь и неизмерима пропасть…; не будет выхода заключенному, непроходима темничная стена…; оковы не снимаемы». Пусть бы кто сказал безбожнику, горящему в огне: «ты будешь мучиться еще тысячу лет»; или пусть бы было объявлено: «тебе остается мучиться еще пять тысяч лет». Он и стал бы ожидать окончания этих сроков. Но только, к сожалению, никто другой не пообещает ничего, ни сам грешник не сможет предаться какой-либо отрадной мечте или безотчетному ожиданию лучшего времени. Напротив, его сознанию ясно будет представляться одна мучительная вечность. Они сто раз пожелают умереть, но не дождутся смерти. В нынешней жизни иногда говорят о человеке, для которого со смертью прекратилась долговременная его болезнь или иные долговременные страдания: «помучился свой век; не будет более, несчастный, мучиться!» Но в будущем свете глаза грешника, полные слез, никогда не закроются; стоны его никогда не затихнут там; и могила более не ждет его. В этом отношении он будет подобен человеку, которого постигла бессонница, который – сколько ни старается заснуть – далек ото сна, и оттого весь расстроен. Наконец, состояние грешника будет не жизнь, но и не смерть, понимаемая в смысле отделения души от тела. Это будет вечное умирание, или, как говорится в Апокалипсисе, смерть вторая.

Итак, в прошедшем времени отверженные грешники найдут одно мучительное сожаление, в настоящем – одно мучительное страдание, а в представлении себе будущего времени – одни ужасы. Оттого они будут проклинать день своего рождения и самих себя. Отчаяние, страшная болезнь души и в этой жизни, будет болезнью их нескончаемой. Одни в отчаянии будут скрежетать зубами, а другие – непрерывно плакать. Ни откуда не будет им сострадания. Не помогут им дьявол и прочие злые духи, волю которых они выполняли здесь, и с которыми иные, как, например, волшебники, находились в самом близком общении. Злые духи и сами будут крепко связаны, сами будут гораздо в большем унынии и отчаянии сравнительно с настоящим временем. Даже нельзя допустить и того, чтобы дьявол стал выражать такое же злорадство в отношении к грешник