Путешествие через жизнь и смерть

Как говорит нам мудрость Будды, мы действительно можем использовать свою жизнь, чтобы приготовиться к смерти. Нам не нужно ждать, пока мучительная смерть кого-то из наших близких или шок обнаружения у себя смертельной болезни заставит нас обратить внимание на собственную жизнь. Мы не обречены входить в смерть, как в неизвестность. Уже в нынешней жизни мы можем начать искать ее смысл. Мы в состоянии использовать каждое мгновение для изменения и подготовки – искренней, наполненной душевным покоем – к смерти и вечности.

Буддизм рассматривает жизнь и смерть как единое целое, смерть считается началом следующей главы жизни. Она – зеркало, в котором отражается весь смысл жизни.

Это центральный подход учения наиболее древней школы тибетского буддизма. Многие из вас слышали о Тибетской Книге Мертвых. Я в этой моей книге хочу объяснить вам содержание Тибетской Книги Мертвых и расширить его так, чтобы оно охватило не только смерть, но и жизнь, подробно изложив все учение, в котором Тибетская Книга Мертвых является только частью. Вы увидите, что в этом замечательном учении жизнь и смерть в целом представлены как ряд постоянно меняющихся преходящих реальностей, называемых бардо. Слово "бардо" обычно используется для обозначения промежуточного состояния между смертью и повторным рождением, однако в действительности бардо постоянно происходят в течение как жизни, так и смерти, и являются моментами, когда возможность освобождения или просветления повышается.

Бардо представляют собой исключительно большие возможности для освобождения потому, что они, как показывает нам учение, являются определенными моментами, более сильными, чем другие, имеющими более мощный потенциал: все, что вы предпринимаете в эти моменты, имеет негативные и далеко идущие последствия. Я представляю себе бардо как такой момент, когда человек ступает на край пропасти; такой, например, момент, когда мастер открывает своему ученику сущность, природу и всю глубину его ума. Однако наиболее значительным моментом, имеющим наибольшую энергию, является момент смерти.

Итак, с точки зрения тибетского буддизма, мы можем разделить все наше существование на четыре реальности, которые постоянно взаимосвязаны: (1) жизнь, (2) умирание и смерть, (3) период после смерти и (4) новое рождение. Они называются четырьмя бардо: (1) естественное бардо этой жизни, (2) болезненное бардо умирания, (3) светоносное бардо дхарматы и (4) кармическое бардо становления.

Поскольку учение о бардо огромно и всеобъемлюще, то эта книга составлена так, что вы пройдете, этап за этапом, раскрывающиеся перед вами представления о путешествии сквозь жизнь и смерть. Необходимо, чтобы наше исследование было начато с непосредственного рассмотрения смысла смерти и многих граней истины, что все преходяще, – такое обсуждение позволит нам полнее использовать нынешнюю жизнь, пока у нас еще есть время, и обеспечит нам спокойную смерть без сожаления и обвинения себя в том, что жизнь была потрачена напрасно. Как сказал знаменитый тибетский поэт Миларепа: "Моя религия состоит в том, чтобы жить и умереть без сожалений".

Серьезное размышление о тайном смысле того, что все преходяще, о том, что действительно скрыто за всем временным и за смертью, ведет прямо к сути древнего и могучего тибетского учения: введения в сущность "природы ума". Сознавание природы ума, того, что вы можете назвать нашей самой внутренней сущностью, та истина, которую все мы ищем, является ключом к пониманию жизни и смерти. Потому что в момент смерти обычный ум и его заблуждения умирают, и тогда открывается безграничная, подобная небесам, природа нашего ума. Эта сущностная природа ума является основой жизни и смерти в целом – как небеса объемлют всю вселенную.

Это учение ясно показывает, что, если мы знаем только об уме, который умирает вместе с нами, то у нас нет никакого представления о том, что продолжается, нет знания о новом измерении более глубокой реальности природы ума. Поэтому всем нам существенно важно познать природу ума, пока мы еще живы. Только тогда мы будем готовы к тому моменту смерти, когда она откроется нам внезапно и мощно; сможем узнать ее "так же естественно", говорится в учении, "как ребенок, бегущий в объятия своей матери"; и, оставаясь в этом состоянии, наконец-то сможем стать освобожденными.

Описание природы ума естественно приводит к полному обучению медитации, тому единственному способу, с помощью которого мы можем постепенно открывать, сознавать и уравновешивать эту природу ума. Ниже для получения наиболее полных сведений о значении и содержании нашего пути сквозь жизнь и смерть, будет объяснена природа эволюции человека, его повторных рождений и кармы.

Получив определенные знания, можно переходить к основной части этой книги: полному описанию, взятому из многих источников, всех четырех бардо и всех этапов смерти и умирания. Указания, практические советы и духовные упражнения помогут как вам, так и другим, пройти сквозь жизнь, умирание, смерть и то, что следует за смертью. В заключении книги говорится о том, как учения о бардо могут помочь нам понять наиболее глубокую природу человеческого ума и вселенной.

Мои ученики часто спрашивают меня: "Откуда мы знаем, что такое эти бардо, и откуда взялась эта поразительная точность учений о бардо, их необычно ясные сведения о каждом этапе умирания, смерти и нового рождения?" Ответ на этот вопрос может показаться сначала трудным для понимания многих читателей, поскольку то представление об уме, которое существует сейчас на Западе, чрезвычайно узко. Несмотря на основополагающие открытия, сделанные недавно, особенно в науках о взаимоотношении ума и тела, и в трансперсональной психологии, подавляющее большинство ученых продолжает сводить ум к простым физическим процессам в мозгу, вопреки тысячелетнему опыту мистиков и медитирующих последователей всех религий мира.

На основании какого источника, какого авторитета может быть написана такая книга, как эта? "Внутренняя наука" буддизма основана, как это сформулировал один американский ученый, "на подробном и полном знании реальности, на уже проверенном, глубинном понимании личности и окружающей среды; то есть, на полном просветлении Будды". Источником учений о бардо является просветленный ум, полностью пробужденный ум Будды, и оно было познано на опыте, объяснено и передано от мастера к мастеру, идущих от Первичного Будды. Их осторожные, подробные – можно сказать, почти научные – исследования и описания открытий в области ума, сделанных ими в течение многих столетий, дали нам самое полное описание как жизни, так и смерти, какое только возможно. Именно это полное описание я, вдохновленный Джамьянгом Кхьенце и всеми моими другими великими мастерами, смиренно пытаюсь впервые передать людям Запада.

После многих лет размышлений, учения и духовной практики, и разъяснения мне моих вопросов моими мастерами, я написал эту Книгу жизни и практики умирания, вобравшую в себя суть учений, идущих от сердца всех моих мастеров, чтобы она была новой Тибетской Книгой Мертвых и Тибетской Книгой Жизни. Я хочу, чтобы она была руководством, путеводителем, справочником и источником священного вдохновения. Только прочитав эту книгу от начала до конца, а затем, как я вам советую, вновь и вновь перечитывая ее, вы сможете раскрыть многие нюансы ее содержания. Чем больше вы будете ею пользоваться, тем глубже, как вы сами обнаружите, вы будете чувствовать то значение, которое не выражено явно, тем больше будете осознавать глубину мудрости, передаваемой вам этими учениями.

Учения о бардо точно показывают нам, что произойдет, если мы приготовимся к смерти, и что – если не приготовимся. Выбор не может быть более ясен. Если мы откажемся признать смерть сейчас, пока мы еще живы, то дорого заплатим за это в течение своей жизни, в момент смерти и после него. Последствия такого отказа отразятся как на этой жизни, так и на следующей. Мы не сможем полнокровно жить, мы останемся пленниками того понимания нас самих, которое умирает. Это невежество закроет нам путь к просветлению, обречет на бесконечное заточение в мире иллюзии, неуправляемого цикла рождений и смертей, океана страданий, который мы, буддисты, называем сансара.

Однако основное, что нам говорит учение Будды, – это то, что, если мы подготовлены – есть огромная надежда, и она есть как в жизни, так и в смерти. Это учение открывает нам возможность достичь поразительной и окончательно безграничной свободы, для достижения которой мы можем трудиться сейчас, при жизни – той свободы, которая также позволит нам выбирать нашу смерть, и, таким образом, выбирать наше рождение. Для того, кто подготовился и занимался духовной практикой, смерть приходит не как поражение, но как триумф, венец жизни и ее наиболее великолепный момент.

Глава II

ВСЕ ПРЕХОДИТ

Нет такого места на земле, где не могла бы нас найти смерть, даже если мы все время будем оглядываться вокруг, словно в сомнительной и опасной стране... Если бы хоть как-то можно было бы укрыться от ударов смерти, я не из тех, кто постеснялся бы это сделать... Но безумие думать, что можно преуспеть в этом...

Люди приходят и уходят, бегут и танцуют, и ни слова о смерти. Все хорошо, все прекрасно. Но когда смерть вдруг является к ним, их женам, их детям, их друзьям, захватывая их врасплох, неготовыми, то какие бури страстей тогда ошеломляют их, какой плач, какая ярость, какое отчаяние!...

Чтобы начать отбирать у смерти ее самое большое преимущество перед нами, давайте придерживаться метода, который прямо противоположен тому, что наиболее обычен; давайте отнимать у смерти ее чужеродность, давайте знакомиться с ней, давайте привыкать к ней; давайте чаще всего обращать свой ум к смерти... Нам неведомо, где поджидает нас смерть; поэтому будем ожидать ее повсюду. Практически овладеть смертью – значит практически овладеть свободой. Тот, кто научился умирать, разучился быть рабом.

Монтень

Почему так трудно практически овладеть смертью и практически овладеть свободой? И почему, по какой причине мы так страшимся смерти, что вообще боимся смотреть ей в лицо? Где-то в глубине души мы понимаем, что не сможем вечно отводить взгляд от смерти. Мы знаем, говоря словами Миларепы, что "тот предмет, что мы называем "труп" и который приводит нас в такой ужас, на самом деле живет с нами здесь и сейчас". Чем дольше мы стараемся не смотреть в лицо смерти, чем больше мы ее игнорируем, тем больше накапливается страха и неуверенности, тем сильнее они преследуют нас. И чем сильнее мы стараемся убежать от этого страха, тем чудовищнее он становится.

Смерть – это действительно огромное таинство, о ней можно сказать две вещи: мы можем быть абсолютно уверены в том, что умрем; и у нас не может быть никакой уверенности в том, когда или как мы умрем. Таким образом, единственно, в чем мы можем быть уверены, – это в том, что мы не знаем ничего определенного о часе своей смерти, и это служит оправданием отсрочки прямого взгляда в лицо смерти. В этом мы похожи на играющих в прятки малышей, которые закрывают глаза, думая, что их никто не видит.

Почему же мы живем в таком ужасе перед смертью? Потому что мы инстинктивно желаем жить и продолжать жить, а смерть является жестоким концом всего, что нам знакомо. Мы чувствуем, что с ее приходом мы будем вовлечены во что-то совершенно нам неизвестное или станем совершенно иным. Мы представляем себя, потерянных и растерявшихся, в чрезвычайно незнакомом окружении. Воображение рисует нам тревожное пробуждение в одиночестве, в чужой стране, без знания языка, без денег, без паспорта, без друзей, без понятия к кому обратиться.

Вероятно, глубинная причина нашего страха смерти лежит в незнании того, кем мы являемся. Человек верит, что у него есть личная и уникальная индивидуальность; но при исследовании ее станет очевидным ее полная зависимость от бесконечного множества подкрепляющих ее предметов и понятий: имя, "биография", партнеры, семья, дом, работа, друзья, кредитные карточки... Именно такие хрупкие и преходящие вещи являются нашей опорой и дают нам уверенность. И когда человек лишается всего того, кем действительно он мыслит себя?

Без привычных опор перед ним предстает совершенно чужое существо, тот, с которым он все время жил, но никогда по-настоящему не знал. Возможно, поэтому мы стараемся заполнять каждый момент шумом и деятельностью, даже скучной или банальной, лишь бы никогда не оставаться в тишине наедине с этим чужаком?

И разве это не указывает на трагичность нашего образа жизни? Мы живем под маской принятой нами индивидуальности, в невротическом сказочном мире, не более реальном, чем Фальшивая Черепаха нз "Алисы в стране чудес". Загипнотизированные увлекательным процессом строительства, мы возвели здания своих жизней на песке. Этот мир может казаться нам поразительно достоверным, пока смерть не разрушит его иллюзию и не вытеснит нас из укрытия, где мы прятались. Что тогда случится с теми, у которых не будет никакого понятия о более глубокой реальности?

Когда мы умираем, то оставляем все, прежде всего тело, которое мы так ценили, на которое так слепо полагались, так старались сохранить его живым. Но на наши умы мы можем полагаться не больше, чем на тела. Понаблюдайте за своим умом в течение нескольких минут. Вы увидите, что он постоянно скачет с одного предмета на другой, туда и сюда, как блоха. Вы увидите, что мысли возникают без какого-либо повода, без какой-либо связи. Хаос каждого момента сметает нас и уносит с собой; мы – жертвы изменчивости нашего ума. Если это – единственное состояние сознания, которое нам знакомо, то тогда полагаться на наш ум в момент смерти – абсурдный риск.

ВЕЛИКИЙ ОБМАН

Рождение человека есть рождение его печалей.
Чем дольше он живет, тем глупее становится, потому что все более и более острым становится его тревожное стремление избежать неизбежной смерти.
Как это горько!
Он живет ради того, что постоянно недостижимо!
Его стремление к выживанию в будущем не позволяет ему жить в настоящем.

Чжуан-Цзы

Уже после смерти моего мастера я подружился с Дуджомом Ринпоче, одним из величайших мастеров медитации, мистики и йоги нашего времени. Однажды он со своей женой ехал на автомобиле по Франции, любуясь по пути живописными видами сельской местности. Они проезжали мимо кладбища, украшенного цветами, со свежеокрашенной оградой. Жена Дуджома Ринноче сказала: "Ринпоче, посмотри, как прибрано и чисто все на Западе. Даже места, где они хоронят трупы, безупречны. На Востоке даже дома, где живут люди, далеко не так чисты".

"А, да, – ответил он, – это правда; это очень цивилизованная страна. У них такие замечательные жилища для мертвых трупов. Но разве ты не заметила, какие замечательные у них жилища и для живых трупов?"

Всякий раз, когда я вспоминаю этот случай, я думаю о том, насколько пустой и тщетной может быть жизнь, когда она основывается на ложной вере в длительность и постоянство. Когда мы так живем, то становимся, как сказал Дуджом Ринпоче, бессознательными, живыми трупами.

Большинство из нас действительно живет так: соответственно заранее определенному плану. Свою юность мы проводим, получая образование. Затем находим работу, встречаем кого-то, вступаем в брак, заводим детей. Мы строим дом, стараемся добиться успеха в делах, стремимся воплотить мечту о покупке дома в деревне или второго автомобиля. Мы уезжаем в отпуск отдыхать с друзьями. Мы планируем уйти на пенсию. Самые большие проблемы выбора, встающие перед некоторыми из нас, – это куда поехать отдыхать или кого пригласить на Рождество. Наши жизни однообразны, мелки и состоят из повторяющихся событий, и мы напрасно растрачиваем их, преследуя тривиальные цели, потому что не знаем ничего лучшего.

Наша жизнь проходит в таком лихорадочном темпе, что совсем не остается времени подумать о смерти. Мы подавляем свои тайные страхи, связанные с тем, что все преходяще, окружая себя все большим и большим количеством покупок, вещей, удобств, и все это только для того, чтобы оказаться их рабами. Все свое время и энергию мы тратим на заботу о своем имуществе. Скоро нашей единственной целью в жизни становится сохранение всего наиболее неизменным и постоянным. А когда происходят изменения, мы находим средство противодействовать им, – какое-нибудь ловкое временное решение проблемы. И вот так наши жизни несет по течению, до тех пор, пока серьезная болезнь или несчастье не встряхнут нас и не выведут из этого оцепенения.

Нельзя сказать, что мы много времени или дум уделяли даже этой жизни. Подумайте о людях, работающих годами, которые, уходя на пенсию, не знают, что им с собой делать в период старения и приближения к смерти. Несмотря на все наши разговоры о том, что нужно быть практичными, на Западе быть практичным означает быть невежественно, и часто эгоистично, недальновидным. Наше близорукое сосредоточение на этой, и только этой, жизни, представляет собой великий обман, источник унылого и разрушительного материализма, присущего современному миру. Никто не говорит о смерти, и никто не говорит о жизни после смерти, потому что людей заставили верить, что такие разговоры только помешают нашему так называемому "прогрессу" в этом мире.

Но если наше глубочайшее желание – действительно жить и продолжать жить, то почему мы слепо упорствуем, что смерть – это конец всего? Почему, по крайней мере, не попытаться исследовать возможность жизни после смерти? Почему, в виду своей прагматичности не спросим себя серьезно: В чем состоит наше реальное будущее? В конце концов, никто не живет больше ста с лишним лет. А после этого простирается вся вечность, о которой ничего не известно...

ДЕЯТЕЛЬНАЯ ЛЕНОСТЬ

Я люблю одну старую тибетскую притчу, которая называется "Отец "Знаменитого-как-Луна"". Один очень бедный человек получил за долгую и тяжелую работу целый мешок зерна. Он был очень горд этим, и, вернувшись домой, подвесил этот мешок на веревке на одной из потолочных балок, чтобы уберечь его от крыс и воров. Для большей предосторожности он устроился спать прямо под этим мешком. Лежа там, он стал мечтать: "Если я буду продавать это зерно небольшими частями, то получу больше прибыли. На это я смогу купить еще больше зерна и опять сделаю так же, и скоро стану богатым, и со мной станут считаться в деревне. Много девушек будет бегать за мной. Я женюсь на красавице и скоро у нас будет ребенок... наверняка сын... а как же его назвать?" Он стал оглядывать комнату, и его взгляд упал на маленькое окошко, в котором виднелась встающая луна.

"Это знак! – подумал он. – И какой благоприятный! Вот действительно хорошее имя – я назову его "Знаменитый-как-Луна"..." Но пока он предавался мечтам, крыса, почуяв зерно, пробралась к мешку и перегрызла веревку. И в тот самым момент, когда с его губ слетели слова "Знаменитый-как-Луна", мешок зерна упал с потолка и мгновенно убил его. И, конечно, "Знаменитый-как-Луна" так и не родился.

Сколько же нас, таких же, как этот человек, увлечено тем, что я называю "деятельной леностью"? Естественно, есть разные виды лености: западный и восточный. Восточный стиль лености похож на доведенный до совершенства в Индии. Он состоит в бездеятельном повседневном возлежании на солнышке, осушении чашек чая, прослушивании нескончаемой музыки из индийских кинофильмов по радио и злословии с друзьями. Западная леность совсем другая. Она состоит в заполнении наших жизней принудительной, навязчиво выполняемой деятельностью, до предела на том, чтобы не оказаться лицом к лицу с реальностью.

Если мы рассмотрим наши жизни, то ясно увидим, как много незначительных дел, так называемых "обязанностей", накапливается лишь для ее заполнения. Один мастер сравнил их с "ведением домашнего хозяйства во сне". Мы твердим себе, что хотим тратить время только на важное, но его на это постоянно не хватает. Сразу же с утра нужно столько сделать: открыть окно, застелить постель, принять душ, почистить зубы, покормить собаку или кошку, постирать носки, снятые вчера, выяснить, что кончилось кофе или сахар, сбегать и купить это, приготовить завтрак – этот список бесконечен. Потом надо разобрать одежду, выбрать, что надеть, погладить, убрать, что не нужно. А как насчет прически или косметики? Мы беспомощно следим, как наши дни заполняются телефонными разговорами или незначительным планами, с множеством обязанностей и ответственности – а не должны ли мы точнее назвать это "безответственностью"?

Похоже, что наши жизни живут вместо нас, обладая собственным причудливым движением, унося нас за собой; и наконец мы чувствуем, что у нас нет ни выбора, ни возможности управлять ими. Конечно, иногда мы ощущаем весь ужас этого, нас преследуют кошмары, мы просыпаемся в поту и спрашиваем себя: "Что же я делаю со своей жизнью?" Но эти страхи длятся лишь до завтрака; и вот, с портфелем в руках, мы вновь оказываемся там, откуда началось все.

Я вспоминаю слова индийского святого Рамакришны, обращенные к одному из своих учеников: "Если одну десятую часть того времени, которое ты тратишь на такие отвлечения, как ухаживание за женщинами или делание денег, ты потратишь на духовную практику, то через несколько лет ты станешь просветленным!" В начале этого века был один тибетский мастер, по имени Мифам. Он являлся своего рода гималайским Леонардо да Винчи. Говорят, что он самостоятельно изобрел часы, пушку и самолет. Но как только каждое из его изобретений было закончено, он уничтожал его, говоря, что оно послужит только причиной дальнейшего отвлечения.

На тибетском языке тело называется словом "лу", которое означает "что-то, что оставляют", как багаж. Каждый раз, когда мы говорим "лу", это напоминает нам, что мы всего лишь путешественники, временно остановившиеся в этой жизни и в этом теле. Так что в Тибете люди не отвлекались, не тратили все свое время на создание более удобных внешних обстоятельств. Они довольствовались пищей, одеждой и крышей над головой. А продолжение имевшейся попыткой улучшить наши условия может стать самоцелью и бесцельным отвлечением. Подумает ли кто-либо в здравом уме тщательно отделывать гостиничный номер всякий раз, когда ему нужно будет где-то ненадолго остановиться? Мне нравится следующий совет Патрула Ринпоче:

Посмотри на старую корову –
Она довольна, что спит в сарае.
Тебе нужно есть, спать и срать, –
От этого не отвертишься;
А все, что кроме этого, не твое дело.

Иногда я думаю, что величайшим достижением современной культуры является то, что она великолепно сбывает людям сансару с ее пустыми отвлечениями. Современное общество, по-моему, восхваляет все, что уводит от истины, делает истину неприемлемой и не позволяет людям даже верить в то, что она существует. Подумать только, что все это исходит от цивилизации, которая заявляет, что обожает жизнь, но в действительности она лишает ее какого-либо реального значения; бесконечно твердит, что делает людей "счастливыми", но на деле закрывает им пути к источнику реальной радости.

Современная сансара питается тревогой и депрессией, которые она же и создает, тщательно запутывая нас в механизме постоянного потребления, для работы которого нужен нам постоянно увеличивающийся спрос. Эта сансара очень организованная, разносторонняя и сложная; со своей пропагандой и рекламой она нападает на нас отовсюду, создавая вокруг нас почти непробиваемую среду, к которой мы привыкаем, как к наркотику. Чем больше мы пытаемся освободиться, тем больше, очевидно, застреваем в ловушках, которые она так изобретательно ставит. Как сказал тибетский мастер восемнадцатого века Джикме Лингпа: "Завороженные самим разнообразием ощущений, существа бесконечно блуждают в порочном круге сансары".

Вот так, одержимые ложными надеждами, мечтами и стремлениями, которые обещают счастье, но приводят только к несчастью, мы подобны людям, ползущим по бесконечной пустыне, умирая от жажды. И все, что протягивает нам сансара, предлагая напиться, – это чаша с соленой водой, чтобы наша жажда становилась еще сильней.