Введение в большой мир

В жизни ребенка есть два мира: семья и то, что находится за дверью дома. Мир внешний непонятен, он пугает своей силой, стихией, враждебностью. И в то же время ребенку хочется в этот мир заглянуть, а со временем – даже отправиться в далекие путешествия. В пору отрочества эти два чувства – опасение и любознательность – приходят в равновесие, затем желание узнавать мир и погружаться в него становится сильнее. Так происходит в норме. Совершается сепарация – психическое отделение от родителей, нарастает социализация, т. е. освоение социальный ролей, приобретение навыков общения, познание мира и опыт себя в этом мире.

Два мира в ощущении ребенка в норме соединены мостом – надежным, крепким, безопасным. Этим мостом является отец. Самому ребенку слишком сложно рискнуть шагнуть во внешний мир, слишком страшно! Но при поддержке отца, ощущая его сильную и любящую руку, дети решаются на смелые шаги. Отец не только открывает мир, он вводит в него, знакомит, объясняет правила жизни и взаимодействия с людьми и, что не менее важно, представляет своего ребенка миру.

В дворянской культуре России был такой момент в жизни девушки, как первый бал. Что‑то вроде женской инициации. Введение в клуб светской жизни, в клуб невест, в клуб взрослого мира. На этот первый бал по традиции девушка приходила в сопровождении отца. В деревенской культуре отец выдавал дочь замуж, т. е. был «мостом» и «гарантом» между семьей и новым родовым миром для дочерей.

Юношу отец вводит в мир через знакомство со своими соратниками, коллегами, сослуживцами, а также соперниками и врагами. Мальчику и юноше самому трудно понять этот мир, а открыть всё его многообразие без отца просто невозможно. Идея пробиться самому, без отцовской поддержки – идея болезненная, сиротская!

Самостоятельно, без отцовского участия юноша открывает мир неадекватно, искаженно. Отец не только проводник по незнакомой местности мира, он лидер, пастырь (власть имеющий), предводитель, покровитель. Самый успешный и самый прочный опыт, который потом мужчина использует в своей жизни, – тот, который он приобрел под покровительством отца.

Отец открывает не один мир ребенку, он открывает миры: природу и её многообразие – через путешествия и походы, общество – через знакомства и публичные события, мир техники и профессий – через включение ребенка в свой труд.

Как‑то раз, проезжая по сельскому району, я увидел подростка, ведущего по полю трактор. Рядом сидел отец и поправлял неопытную руку пахаря. Так было всегда: отец вводит подростка в мир труда, где позже юноша будет сам осваивать свои профессии. Но у него к этому времени уже будет опыт поддержки, опыт смелого и рискованного поступка под надежной сенью отцовской силы и власти.

Открытия мира могут быть различны. Опыт ребенка зависит от того, какое из пространств открыл ему отец. Один приобщается к походам, другой хорошо разбирается в устройстве автомобиля. Мир, куда вводит отец, будет для повзрослевшего ребенка привычным и безопасным. Там же, где отца не было, человеку будет неуютно. Это не значит, что в незнаком мире он не добьется успеха. Но этот успех будет стоить ему большего напряжения. Напротив, в мире, где с отцом были сделаны первые шаги, человек осваивается легче и успешнее.

По судьбе человека можно судить о том, есть у него опыт сыновнего обучения или нет. «Безотцовщина» чаще выглядит мнительной, напряженной, воинственной. Робкие, неуверенные и нерешительные мужчины, как правило, тоже не имеют позитивного опыта отношений с отцом. Женщины, не имевшие такого опыта, с трудом доверяют мужчинам и выбирают таких партнеров, которых могут контролировать, то есть несамостоятельных и неуверенных.

Вы, наверное, уже заметили, что мы совсем не говорим о роли матери в познании мира. Но ведь мать тоже «учит». В чем же разница?

Мать учит, во‑первых, выживанию; во‑вторых, заботе о себе; в‑третьих, эмоциональным отношениям («она тебе нравится?», «с ним надо быть поучтивее»), красоте и радости.

Отец учит правилам, взаимодействию, развитию, функциональности и успешности (иногда – конкурентности). Мать учит любить и устраивать жизнь.

В российской действительности есть событие, которое проявляет всю гамму различий отцовского и материнского – служба сына в армии. Будь на то материнская воля, сын бы вообще в армию не пошел. Но уж если идет, то мать учит его горло беречь, носки теплые носить и проч. Но главное – чтобы писал ей почаще (надо же как‑то контролировать ситуацию).

Отца больше заботят отношения с сослуживцами. Отец наставляет сына, какими правилами руководствоваться в отношениях с начальством, а какими – в отношениях с равными себе. Выстраивает для сына нравственные порядки и нормы. Для отца страшнее всего, если сын не справится со службой, для матери – если заболеет. Для отца важнее научить сына служить, для матери – жить.

Для личности каждого человека дефицит отцовства означает неумение налаживать отношения на работе, неумение работать над ошибками, властвовать (в том числе над собой) и подчиняться власти. Вечные бунтари – это безотцовщина или инфантильные личности.

Патриарх рода

Предельное предназначение отца – удержание целости рода, семьи, причем всей, так сказать, расширенной семьи. Однако целостность рода важна не сама по себе. Патриарх рода передает и контролирует духовные ценности и жизненно важные смыслы. В этом проявляется его духовное лидерство и главенство. Это предназначение реализуется патриархом не с опорой на естественную старческую мудрость и почтение к возрасту, а особыми духовными трудами. Первая задача – сохранить и пронести через всю жизнь, через все испытания ценности, полученные от своего отца и своих предков. Выполнить ее бывает очень сложно. Как часто, чтобы сохранить ценности рода, иконы, книги, фотографии, вещи – люди жертвовали самым ценным, здоровьем и даже жизнью.

Одна прихожанка в 1930‑е годы, боясь, что в ее отсутствие свекор избавится от иконы и Евангелия, которые ей оставила бабушка, носила на животе эти священные предметы, рискуя, что на проходной завода их отнимут или арестуют ее за «агитацию» по 58‑й статье. Я видел это потертое и зачитанное, но намоленное Евангелие, и ощутил всю ценность этого семейного священного предания.

Другой пример рассказала наша студентка. Ее бабушка происходила из аристократического рода. Когда в 1920‑е годы начались аресты и расстрелы, она поняла, что ей грозит опасность, а на руках у нее две дочери. Тогда женщина сожгла все книги и архивы, раздала иконы и ценные вещи, оставив только самое необходимое имущество, не больше чем у рядовых обывателей. Она не пощадила ничего и, быть может, поэтому сохранила семью и свою жизнь. Эта бабушка оставила только одно – память и традицию, которую передала дочерям и внукам.

Ещё один пример. Умирал в больнице один старичок. Не часто посещали его внуки. Однажды, когда младший из двух внуков с женой приехал его проведать, старичок снял с шеи образок, дешевый и потертый, и повесил внуку на шею. «Я его от матери получил, когда на фронт уходил; один раз при артобстреле на дне траншеи потерял, так чуть под расстрел не попал – пока не нашел, не вылез наружу, а командир в трусости обвинил. Ничего, обошлось». Мне довелось быть свидетелем этой священной сцены в больнице. Так хранятся и передаются семейные ценности.

Однако мало сохранить, нужно ещё и передать их потомкам, то есть детям, внукам, правнукам. Для этого важен авторитет и духовная сила. Патриарх рода – тот, кто имеет в семье несомненный духовный вес. Духовная атмосфера семьи складывается по‑разному, но если старший ее член сам ведет духовную жизнь, если для него эти ценности имеют высшее значение, тогда его будут слушать и примут от него то, что он хочет передать. Таким образом, родовое патриаршество – это духовный путь, духовный подвиг. Здесь нет формального статуса, возрастного положения, а есть только духовная правда.

Передача ценностей, духовных, религиозных, нравственных, не всегда выглядит так, как в Библии, но библейские примеры архитипичны, они учительны для нас, назидательны. Вот, например, история Иакова (Израиля): И призвал Иаков сыновей своих и сказал: соберитесь, и я возвещу вам, что будет с вами в грядущие дни; сойдитесь и послушайте, сыны Иакова, послушайте Израиля, отца вашего. (1–2)… Вот все двенадцать колен Израилевых; и вот что сказал им отец их; и благословил их, и дал им благословение, каждому свое. (28) (Быт., 49).

В классической русской литературе, особенно XIX века, трудно найти даже намек на патриархальность. Скорее наоборот, легче обнаружить свидетельства «войны» отцов и детей. Тем не менее, чтобы хоть как‑то проиллюстрировать тему патриаршего благословения, приведу пример из «Войны и мира» графа Льва Толстого. Перед Аустерлицким сражением князь Андрей Болконский получает отцовское благословение. Князь Николай прощается с уезжающим сыном:

Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его.

Старик встал и подал письмо сыну.

– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу,

чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.

Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.

– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.

Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.

– Все исполню, батюшка, – сказал он.

– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне, старику, больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – А коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.

– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.

Старик замолчал[10]…

Это не традиционное, библейское благословение, но основные его элементы мы видим: ценности чести, достоинства, служения, верности, долга, мужественности, ответственности. Несмотря на критическое отношение к отцу князя Андрея, он с благодарностью, любовью и почтением принимает наставление и благословение отца.

Еще менее традиционным выглядит «благословение» отца Андрея Штольца из романа «Обломов» Ивана Гончарова. Андрей, уезжая из семьи в Петербург, получает наставления отца:

В день отъезда Иван Богданович дал сыну сто рублей ассигнациями.

– Ты поедешь верхом до губернского города, – сказал он. – Там получи от Калинникова триста пятьдесят рублей, а лошадь оставь у него. Если ж его нет, продай лошадь; там скоро ярмарка: дадут четыреста рублей и не на охотника. До Москвы доехать тебе станет рублей сорок, оттуда в Петербург – семьдесят пять; останется довольно. Потом – как хочешь. Ты делал со мной дела, стало быть, знаешь, что у меня есть некоторый капитал;

но ты прежде смерти моей на него не рассчитывай, а я, вероятно, еще проживу лет двадцать, разве только камень упадет на голову. Лампада горит ярко, и масла в ней много. Образован ты хорошо: перед тобой все карьеры открыты; можешь служить, торговать, хоть сочинять, пожалуй, – не знаю, что ты изберешь, к чему чувствуешь больше охоты…

– Да я посмотрю, нельзя ли вдруг по всем, – сказал Андрей.

Отец захохотал изо всей мочи и начал трепать сына по плечу так, что и лошадь бы не выдержала. Андрей ничего.

– Ну, а если не станет уменья, не сумеешь сам отыскать вдруг свою дорогу, понадобится посоветоваться, спросить – зайди к Рейнгольду: он научит. О! – прибавил он, подняв пальцы вверх и тряся головой. Это… это (он хотел похвалить и не нашел слова)… Мы вместе из Саксонии пришли. У него четырехэтажный дом. Я тебе адрес скажу…

– Не надо, не говори, – возразил Андрей, – я пойду к нему, когда у меня будет четырехэтажный дом, а теперь обойдусь без него[11]…

Отец передает сыну ценности своей немецкой семьи и народа: трудолюбие, амбиции, соперничество, мужество, скромность и бережливость, целеустремленность, терпеливость. Для России это непривычно, и автор романа посмеивается над немцем Штольцем, но отец и сын понимают и любят друг друга. В то же время, если отец не проявляет эмоций, то и сын сдерживает их. Так принято, так надо. Сын идет за отцом, и, как мы знаем, он выполнит свое обещание.

Увы, в отличие от средневековой, литература XIX века патриархальность почти не демонстрирует. Может быть, это обстоятельство и определило наступившее в XX веке уничтожение «отцов»: революцию, цареубийство, расстрелы, лагеря и тюрьмы. Все меньше и меньше становится в веке революционном патриаршества.

Совсем иное, внешне не патриархальное, диалогическое «благословение» дает сыну Иван Ильин. Это другой жанр, письменный, это благословение‑размышление. И оно не имело бы той трагической и окрыляющей, духовно выверенной силы, если бы не впитало традицию отцов. Вот выдержки из него:

Итак, ты думаешь, что можно прожить без любви: сильною волею, благою целью, справедливостью и гневной борьбой с вредителями? Ты пишешь мне: «О любви лучше не говорить: ее нет в людях. К любви лучше и не призывать: кто пробудит ее в черствых сердцах?»…

Милый мой! Ты и прав, и не прав. Собери, пожалуйста, свое нетерпеливое терпение и вникни в мою мысль…

Нельзя человеку прожить без любви, потому что она сама в нем просыпается и им овладевает. Нельзя человеку прожить без любви и потому, что она есть главная выбирающая сила в жизни. Нельзя человеку прожить без любви и потому, что она есть главная творческая сила человека. Нельзя человеку прожить без любви потому, что самое главное и драгоценное в его жизни открывается именно сердцу. Нет, мой милый!

Нельзя нам без любви. Без нее мы обречены со всей нашей культурой. В ней наша надежда и наше спасение. И как нетерпеливо я буду ждать теперь твоего письма с подтверждением этого[12].

Главный смысл благословения отца – духовные ценности: любовь, вера, праведность, смысл жизни, добродетели, нравственные ориентиры. Чтобы передать их потомкам, нужна опытность, ясность ума, твердость в вере, любовь к детям и внукам.

Именно любовь патриарха рода к своим потомкам есть та сила, которая открывает сердца детей, их жен, их мужей, всех родственников и близких. Иногда патриарх рода становится патриархом поколения, народа, а иногда его завет становится основой жизни страны и мира, как это было с Израилем.

Для русских людей таким заветом стали «Слово о законе и благодати», «Духовное завещание Владимира Мономаха», «Бородино» Лермонтова.

В каждой семье есть человек, который мог бы «завещать» особый смысл жизни потомкам. Патриарх рода – это особая духовная роль, определенная мужчине природой человека и Божьим призванием. Исполнить её может каждый, хотя это и не просто.

V. Вымирающий вид

Отцы и отечество

Библия рассказывает о том, какой трагедией оборачивается для человека и даже для всего его рода бунт против отца. И это не вымысел, это действительно так. Неслучайно противление отцу считалось одним из самых страшных преступлений, которое в Моисеевом законодательстве каралось вплоть до смерти. Давид горько оплакивал своего сына Авессалома, восставшего на него. Сын Иакова Рувим был проклят за это же преступление. И более поздняя история знает немало подобных примеров. По сути дела, то, что называется революцией, цареубийством, переворотом, есть ни что иное, как восстание против отца. Вспомним, ведь царь всегда воспринимался народом как отеческая фигура. В русской традиции отцом иногда становился и начальник, особенно офицер. Неслучайно в поэме «Бородино» М. Ю. Лермонтова полковник – «отец солдатам». Отец как покровитель, заботящийся о своих чадах, берущий на себя ответственность, вплоть до смертной жертвы, – эта метафорическая фигура в нашей словесности встречается очень часто.

Бунт, восстание против отца – это преступление, в основе которого лежит подростковый бунт, не завершившаяся подростковая сепарация. В такой ситуации отношение к отцу будет обесценивающим и отвергающим. Но отвержение отца – это отчасти отвержение себя самого. Если отцовство – часть моей собственной личности (мужчины и женщины), то, отвергая в себе отца, я отвергаю часть самого себя. Такое отвержение обрекает «бунтаря‑подростка» на вечную «недомужественность». Че Гевара, Дубровский, Рэмбо – это все герои‑подростки, так и не доросшие до отцовства, до мужества. История, однако, развивается таким образом, что вечных подростков становится все больше, а отцов все меньше.

В некотором смысле история народа – это история становления мужчины‑отца. Зрелость мужчин – зрелость народа и нации. Чем больше мужество усваивается личностью, тем более зрелым оказывается народ. Отечество – это поколения зрелых отцов. Но не только! Отечество – это живая связь поколений. Отечество должно быть востребовано. Его должно принимать новое поколение отцов, молодых мужчин, переживших подростковый период и вступивших в период зрелости, период любви к отеческим гробам и благодарности к отцам. Без этого само отечество невозможно. Отечество – это не фигура речи, а важнейшая динамическая антропологическая и психологическая задача. Это передача традиций и ценностей.

Общение отца с сыном – вечная тема. Вспомните фрагмент росписи Сикстинской капеллы, где две руки в полусоприкосновении являют эту тему: отец дающий и сын принимающий. На наших глазах совершается дар от Отца и дар Отцу!