Процессуальный конфликт как система правоотношений.

Должностное лицо или орган, ответственный за производство по уголовному делу, а также участвующие в деле физические и юридические лица вступают в процессуальный конфликт, исполняя свои обязанности и осуществляя права, ввиду чего их взаимодействия приобретают характер системы правоотношений[13]. Реализация прав и обязанностей приводит к возникновению новых юридических фактов, влекущих изменение, развитие и прекращение прежних правоотношений, возникновение новых.

Предпосылками участия субъектов уголовного судопроизводства в процессуальной деятельности, а значит и в процессуальных конфликтах, служат определенные юридические факты. Для прокурора таким фактом может служить возбуждение уголовного дела на обслуживаемом объекте (территории), для следователя – принятие дела к производству, для подозреваемого – задержание или применение к нему меры пресечения без предъявления обвинения, для обвиняемого – привлечение к участию в уголовном деле в качестве обвиняемого, для потерпевшего и гражданского истца – постановление о признании потерпевшим, гражданским истцом и т.д.

С момента принятия такого решения лицо вправе участвовать в конфликте, осуществляя свои функции, защищая свои интересы Основания решений о привлечении и признании зафиксированы в легальных дефинициях. К сожалению, не все они соответствуют целям закона, его правовой концепции. И это отражается на решении практических задач.

Так, в УПК РСФСР установлено, что потерпевшим признается «лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред», а гражданским истцом – гражданин, предприятие, учреждение или организация, «понесшие материальный ущерб от преступления» (ст. 53, 54). Как видно, в этих определениях понятиям потерпевшего и лица, понесшего материальный ущерб (или, что то же, имущественный вред), придано то же значение, что и одноименным понятиям, используемым в нормах уголовного и гражданского законодательства.

В таком контексте потерпевший и гражданский истец выглядят лицами, достоверно понесшими вред (ущерб) от преступления, а значит, участниками криминального конфликта.

Между тем в предписаниях того же УПК, которые регламентируют процедуры с участием потерпевшего, это понятие приобретает иное, специфически процессуальное содержание. Так, ст. 27 УПК РСФСР предусматривает, что дела о некоторых преступлениях против личности могут быть возбуждены не иначе как по жалобе потерпевшего. Таким образом, жалобщик в этих делах считается потерпевшим уже с момента первого обращения к органу или должностному лицу, управомоченному возбудить уголовное дело. Очевидно, однако, что к этому моменту собрать, проверить и оценить доказательства, достоверно устанавливающие факт преступления и его последствия для жалобщика, удается далеко не всегда. Жалоба потерпевшего может быть подтверждена или опровергнута, как правило, лишь в итоге расследования и судебного разбирательства. Практике известны дела о причинении телесных повреждений и об убийствах, прекращенные за отсутствием события преступления ввиду того, что действия, инкриминированные обвиняемому, совершены в состоянии.необходимой обороны; дела об изнасилованиях, прекращенные после того, как установлено, что инкриминируемые действия совершены с согласия жалобщицы, и т.п.

Буквальное же ригористическое толкование закона в том смысле, что потерпевшим в уголовном процессе может быть только тот, кто действительно пострадал от преступления, имеет своими последствиями затяжку в признании лица потерпевшим и, следовательно, в обеспечении ему права отстаивать свои процессуальные интересы, а в иных случаях – некритическое восприятие его жалоб и показаний, которые могут быть ошибочными или заведомо ложными.

Решение о действительных ролях потерпевшего и обвиняемого в криминальном конфликте достигается в итоге предварительного следствия и судебного разбирательства – при постановлении приговора или прекращении дела. Информационной неопределенности же, неизбежной на предшествующих этапах судопроизводства, соответствовали бы нормы о том, что основаниями к признанию лица потерпевшим или гражданским истцом, а равно к привлечению в качестве обвиняемого служат сведения, необходимые и достаточные для предположения об их участии в криминальном конфликте.

По мере развития правоотношений изменяется статус конкретного участника судопроизводства, его роль в процессуальном конфликте. Так, следователь совмещает на предварительном следствии функции процессуального руководства и разрешения уголовного дела с функцией уголовного преследования. Он определяет направление расследования, принимает решения о признании потерпевшим или гражданским истцом, задерживает подозреваемых, избирает меры пресечения, разрешает ходатайства и заявления об отводах и наряду с этим привлекает к участию в деле в качестве обвиняемого, предъявляет обвинение, вступая таким образом в конфликт с защитой.

Удовлетворяя ходатайство о прекращении дела или реагируя на отвод заявлением о самоотводе, следователь снимает, разрешает конфликт[14]. Отказ же следователя удовлетворить такое ходатайство или его возражение против отвода может повлечь жалобу и перенесение конфликта на более высокий уровень. Здесь роль арбитра, разрешающего конфликт, переходит к прокурору или к суду (ст. 219, 2201, 2202 УПК).

При несогласии с прокурором по узловым вопросам предварительного следствия следователь вправе представить дело со своими возражениями вышестоящему прокурору (ч. 2 ст. 127 ГПК РСФСР)[15]. Круг решений прокурора, которые могут быть обжалованы вышестоящему прокурору, равно как и круг жалобщиков, закон не ограничивает (ст. 219 УПК). На этой ступени развития конфликта стороной оказывается уже надзирающий, за расследованием прокурор, которому противостоит недовольный его решениями жалобщик либо следователь со своими возражениями, а вышестоящий прокурор становится арбитром, разрешающим конфликт. Наконец, в суде первой инстанции и в кассационной инстанции прокурор выступает в качестве стороны наравне с подсудимым, защитником, а также гражданским истцом, гражданским ответчиком и их представителями (ст. 245 УПК РСФСР).

Конфликт и позиции.

Возникновение и развитие процессуального конфликта обусловлено не только и даже не столько статусом и функциями действующих лиц, сколько конкретными позициями, которые они избирают.

Так, конфликт отсутствует, если обвиняемый признает себя виновным либо обвинитель отказывается от обвинения[16].

Конфликты возникают и между участииками судопроизводства, принадлежащими ik одной и той же стороне процесса. Например, один из обвиняемых или его адвокат может строить защиту на доказывании обстоятельств, уличающих другого обвиняемого по тому же делу или отягчающих его участь. Предусматривая такие ситуации, УПК РСФСР устанавливает обязательность участия защитников на стороне лиц, между интересами которых имеются противоречия, если хотя бы одно из этих лиц имеет защитника (п. 6 ч. 1 ст. 49), и исключает участие в деле адвоката, «если он по данному делу оказывает или ранее оказывал юридическую помощь лицу, интересы которого противоречат интересам лица, обратившегося с просьбой о ведении дела...» (ч. 1 ст. 67).

Коллизия защиты.

Это особая разновидность процессуального конфликта. Речь идет о ситуации, когда обвиняемый настаивает на своей невиновности, а защита находит его вину доказанной.

Практически такие конфликты носят, как правило, латентный характер. Обвиняемый и защитник используют возможность сопоставить и обсудить свои позиции наедине, в непроцессуальной форме, а при недостижении согласия расторгнуть соглашение (или аннулировать поручение) о защите. Для этого достаточно, чтобы подзащитный заявил (без приведения мотивов) об отказе от защитника.

Коллизия выходит из латентной фазы, переходит в открытый процессуальный конфликт, когда о несогласии с подзащитным, отрицающим свою вину, защитник заявляет следователю или суду. Правомерны ли такие конфликты?

Утвердительный ответ Е. Г. Мартынчика на этот вопрос не лишен патетики: «Нельзя лишать адвоката права самостоятельно определять свою позицию по делу и в тех случаях, когда подсудимый отрицает свою причастность к преступлению, а доказательства, исследованные в судебном заседании, приводят адвоката к противоположному выводу»[17]. Разделяя, по сути, этот взгляд, Е.Т. Матвиенко делает оговорку: «Адвокат может избрать иную линию защиты, расходящуюся с позицией подзащитного, только поставив его в известность и получив на это прямое или молчаливое согласие»[18]. То что спор с адвокатом в процессе гибелен для подзащитного и согласиться на это он может лишь по неведению, автор в расчет не берет. Подобная точка зрения возобладала в одной из коллегий адвокатов. Председатель коллегии Я. Янош оповестил юридическую общественность о привлечении к дисциплинарной ответственности восьми адвокатов, которые в соответствии с позицией подзащитных просили их оправдать, а суд вынес обвинительные приговоры[19]. Эта дисциплинарная практика резко осуждена видными деятелями адвокатуры[20].

При подготовке постановления Пленума Верховного Суда СССР «О практике применения судами законов, обеспечивающих обвиняемому право на защиту»[21] вносилось предложение разъяснить судам недопустимость коллизий защиты. По инициативе одного из членов Пленума предложение было отклонено, как относящееся к сфере этики, а не законодательства.

Этическое содержание данного запрета несомненно. Врач не может отказать в медицинской помощи из-за того, что больной не следует. его советам, болезнь тяжела, запущена и надежд на выздоровление мало. Так же нравственно недопустимо, чтобы адвокат уклонился от защиты по причине суровости обвинения, внушительных уличающих доказательств и неубедительности объяснений обвиняемого, отрицающего свою вину.

Проблема, однако, имеет не только этическую, но и правовую сторону. Статья 51 УПК. РСФСР устанавливает: «Адвокат не вправе отказаться от принятой на себя защиты подозреваемого или обвиняемого». Эта норма категорична, она не допускает исключений. Понуждение же обвиняемого к отказу от адвоката под угрозой открытой коллизии, т.е. выступления защитника против подзащитного или хотя бы заявления о несогласии с ним, – коварный завуалированный отказ от защиты.

Характерен следующий инцидент. В суд поступило заявление обвиняемого о несогласии с дальнейшим участием в деле назначенного ему адвоката. Как выяснилось, обвиняемый настаивал на своей непричастности к преступлению. Адвокат же сказал ему, что находит его вину доказанной, отрицание – бесполезным и если сам обвиняемый не сознается, то защищать его невозможно. Оценивая поведение адвоката в этом случае, суд указал: «Защитник необходим не для того, чтобы излагать суду свой личный взгляд на дело, а для извлечения из его материалов всего, что свидетельствует в пользу подсудимого. Поведение адвоката Л. лишило подсудимого права получить юридическую помощь, что не соответствует целям и задачам судопроизводства»[22].

Как же быть защитнику, когда собраны веские доказательства обвинения, а показания обвиняемого, отрицающего свою вину, неубедительны? Вопрос этот решается на основе презумпции невиновности. Обвиняемый не только заинтересован в исходе дела, но и, как правило, наиболее осведомлен о своем отношении к преступлению. Его показания – один из источников доказательств.

Чему отдаст суд предпочтение – доказательствам обвинения или показаниям подсудимого, – адвокат предугадать не может и не должен. Но он может и должен сделать все от него зависящее, чтобы решение было благоприятно для подзащитного. Возможность же действовать в этом направлении имеется всегда. Какой бы монолитной, несокрушимой ни казалась система доказательств обвинения, при тщательном анализе в ней обнаруживаются какие-то несоответствия, слабые места. Какими бы сомнительными ни казались на первый взгляд показания подсудимого, нельзя заранее отказаться от попыток найти подтверждение им. В какой мере это удалось сделать защитнику, в конечном счете решает суд. Задача же защитника состоит в том, чтобы обнаружить, подчеркнуть, продемонстрировать суду все, что не соответствует, противоречит версии обвинения, все, что может быть истолковано в пользу подзащитного. Непримиримый конфликт с обвинением – вот главное и, пожалуй, единственное, ради чего защитник вступает в процесс.

Считается, что адвокат вправе и нравственно обязан оспаривать и опровергать показания подзащитного, полагая, что его признание своей вины является самооговором. Это верно. Но и в данном случае он выступает не против подзащитного, а против обвинителя, против обвинения, построенного на ложном признании.