Внешность Гоголя и его выразительные движения.

Со стороны волевой сферы Гоголя мы также можем отметить те же характерные симптомы, которые свойствены шизофренической психике. Коснетесь ли Вы его внешности, манеры одеваться, выразительных движений или его поведения—все изобличает расстройство волевой сферы у Гоголя. Обратим внимание на внешность и манеру одеваться Гоголя.

Судя по множеству черных фраков, о которых упоминает Гоголь в письме к С. Высоцкому (товарищ его), и по его заботам о своем костюме, выраженном в письме к матери, можно подумать, что он был франт между своими соучениками, между тем они сохранили о нем воспоминание, как о страшном неряхе. Он решительно пренебрегал тогда своею внешностью и принаряжался только дома, где видно, были люди, на которых он особенно желал производить приятное впечатление.

"Окончив курс наук (говорит Кулжинский—учитель Гоголя) Гоголь прежде всех своих товарищей, кажется, оделся в партикулярное платье. Как теперь вижу его в светлокоричневом сюртуке, которого полы подбиты были какою то красной материей в больших клетках. Такая подкладка почиталась тогда plus ultra молодого щегольства, и Гоголь идучи по гимназии беспрестранно размахивал обоими руками, как будто не нарочно раскидывал полы сюртука, чтобы показать подкладку”.

В Петербурге некоторые помнят его щеголем; было время, что он даже сбрил себе волосы, чтобы усилить их густоту, и носил парик. Но те же лица рассказывают, что у него из под парика выглядывала иногда вата, которую он подкладывал под пружины, а из-под галстуха вечно торчали белые тесемки.

А один из его учеников (Лонгинов “Воспоминание о Гоголе”), описывая Гоголя в эпоху 1831 г., говорит, что костюм его был составлен из резких противоположностей щегольства и неряшливости.

Из всего этого можно заключить, что внешность Гоголя по костюму чрезвычайно бросалась в глаза по своей манерности, вычурности, стремлению обратить внимание других на себя внешностью в то время как на других производила впечатление обратное—невыгодное, странное — помесью щегольства и неряшества в одно и то же время.

Своим странным щегольством, чудачествами и манерностью в костюме Гоголь удивлял всех. Точно также нельзя объяснить это щегольство обыкновенным щегольством молодых фатов, ибо, как говорит его современник Лонгинов, это щегольство представляло “смесь неряшества и щегольства”, что уже изобличает патологическое франтовство и шизофреническую манерность.

Патологическое франтовство у шизофреников этим и отличается, что им всегда хочется выделить свой костюм чем-нибудь особенным; не быть похожим на других. Шизофреник не замечает и не хочет замечать, что его туалет часто вызывает смех, он даже это не понимает часто, а если и понимает, то все то, что у других смешно и безвкусно, у него прекрасно. И вообще все, что он делает—все прекрасно: он выше толпы, он презирает всех тех, кто не разделяет его вкуса. Только патологией можно объяснить чудаковатые костюмы, которые он, по словам Арнольди одевал в Калуге.