ЭВР в состоянии истерического припадка.

Истерический припадок, как симптом Dis`а.

В нижеприведенных примерах мы проиллюстрируем факты, из которых видно будет, что творческий приступ может быть в состоянии истерического (или истероподобного) припадка. Приведем сначала случай сценического творчества во время истерического припадка, а именно: заучивание и созидание роли, которую предстоит артистке сыграть на сцене, а затем приведем примеры литературного и музыкального творчества в состоянии истерического припадка.

Шарлотта Вольтер

Относительно артистки Шарлотты Вольтер (Charlotte Wolter, 1834-1897), один свидетель, будучи очевидцем, как она разучивала и созидала свою роль, рассказывал следующее:

“...Она просматривает пьесу, в которой она должна играть роль, с нервозной быстротой. Она не говорит ни слова, если пьеса на нее произвела впечатление. Вначале она охвачена волнением, ее весь организм дрожит. Вдруг она вскакивает и шагает по комнате большими шагами, затем внезапно останавливается все еще в каком-то онемении, и потом в состоянии ажиотации начинает играть. Она, очевидно, внутренне переживает действие этой пьесы. Она страдает под впечатлением пережитого случая или страдания того лица, с судьбой которого она сталкивается во время действия пьесы. Слезы льются по ее щекам, ее движения и переживания делаются все более и более живыми и реальными, но все еще она как будто не дошла до той точки, где бы она почувствовала себя на высоте своей роли. Но тут вдруг начинают сверкать и гореть ее глаза, ее поза делается повелительной, угрожающей, затем наступают судороги, из груди вырывается отчаянный крик и артистка бросается в рыданиях на софу. Она рыдает долго и громко, пока не проходит кризис и тогда роль в новой пьесе твердо заучена... ” (3).

Алексей Толстой

“Во время моей болезни...я как-то ночью принялся писать маленькое стихотворение, которое мне пришло в голову. Я уже написал почти страницу, как вдруг мои мысли смутились и я потерял сознание. Пришедши в себя, я хотел прочесть то, что я написал.

Бумага лежала передо мной, карандаш тоже, ничего в обстановке окружающей меня не изменилось, а вместе с тем я не узнал ни одного слова в моем стихотворении. Я начал искать, переворачивать все мои бумаги и не находил моего стихотворения. Пришлось признаться, что я писал бессознательно, а вместе с тем мною овладела какая то мучительная боль, которая состояла в том, что я непременно хотел вспомнить что-то, хотел удержать какую то убегающую от меня мысль. Это мучительное состояние становилось так сильно, что я пошел будить мою жену, она велела будить доктора, который велел мне сейчас же положить льду на голову и горчичников к ногам, и тогда равновесие установилось. Стихотворение, которое я написал совершенно бессознательно—недурно и напечатано в “Вестнике Европы”. Во всяком случае, это явление патологическое, довольно странное. Три раза в моей жизни я пережил это чувство. Хотел уловить какое-то неуловимое воспоминание, но я не желал бы еще раз пройти через это, т. к. это чувство очень тяжелое и даже страшное. В том, что я написал есть какого-то рода предчувствие близкой смерти”. (В одном письме Толстого за 8 месяцев до смерти).

Скрябин

Юрман⁴ отмечает, что у Скрябина всегда были истерические припадки перед тем, как появлялись приступы творчества и вообще перед периодом обострения музыкальных способностей. Он говорит (стр. 71). “Интересны те нервные припадки, которым был подвержен Скрябин и из которых один подробно описывает в своем письме к Беляеву тетушка Скрябина 25/1-1897 г. Особенно интересно замечание Скрябиной, что, по ее наблюдениям, подобные припадки всегда бывают у ее племянника "перед появлением на свет новых музыкальных мыслей” ⁵

“Припадок произошел ночью, сначала он совсем похолодел, и я решительно не знала, чем его согреть” - пишет Скрябина, - порой у него что-то делалось с сердцем, а главное с головой, я даже не пойму, говорит, что боли нет никакой, а между тем только и успокаивался, когда я ему держала голову крепко руками. Все это кончилось к утру горькими слезами или истерикой, после чего он утих, но не заснул ни на одну секунду. И так он пролежал до 4-х часов вечера в полном изнеможении”.

Вечером, вследствие уговоров тетушки встать и выйти на воздух, Скрябин отправился к своим знакомым Шлецер и там, в присутствии впоследствии знаменитого пианиста Иосифа Гофмана, “играл весь вечер, и как говорят, давно так хорошо не играл, как в этот раз”. Далее Скрябина пишет: “Относительно появления на свет чего-то нового я не ошиблась. Только вернулся он в этот вечер от Шлецер, сейчас же уселся за рояль, забыл обещание невесте ложиться раньше спать, играл, правда, очень тихо, и до которого часу уж не знаю. Я и сама заснула часа в 4, а он все еще играл. И вот с тех пор пошло, сидит опять все ночи, да и днем перестал учить свой концерт и все что-то играет с такой сияющей и блаженной физиономией, что я сегодня уже его спросила, не народилось ли у него что-нибудь новенькое, он мне ответил утвердительно, и говорит, что выходит что-то очень уж хорошее, да и по его лицу вижу, что он блаженствует”. Данный припадок можно трактовать скорее всего, как несколько своеобразный тяжелый припадок истерического характера. Крайне интересным является то резкое обострение музыкальных способностей как исполнительского, так и творческого характера, которое последовало непосредственно вслед за припадком, явилось как бы его результатом...” (11).

Берлиоз

Интересное доказательство того, насколько повышается музыкальное чувство благодаря истерии, мы находим в следующем автобиографическом отрывке Берлиоза.

“При звуках некоторых музыкальных произведений мне кажется, что душа моя расширяется; я испытываю неземное блаженство, которого не могут разрушить никакие мудрствования разума; привычка к анализу вызывает затем уже сама по себе восхищение; душевные переживания, растущие в прямом соотношении к силе и величию идей композитора, порождают вскоре странное волнение крови, пульс начинает биться сильнее, слезы, обыкновенно предвещающие прекращение пароксизма, часто влекут за собой еще более сильный припадок. В таком случае наступает болезненное сокращение мускулов, дрожь во всех членах, полное онемение рук и ног, - частичный паралич лицевых и слуховых нервов, я ничего не вижу, плохо слышу... Головокружение... отчасти потеря сознания”. (25).

Из этого описания мы видим, что Берлиозу достаточно было услышать известные музыкальные произведения, приводившие его в особый восторг, чтобы вызвать у себя типичный припадок истерии.

Из всех этих случаев, мы видим, что Dis по своему симптомокомплексу в процессе Эвр характеризуется такназываемым, “бессознательным” состоянием, причем это “бессознательное состояние имеет одну из следующих форм:

1. Бессознательное состояние сновидения. Dis — сновидение.

2. Бессознательное гипнотическое состояние. Dis — гипнотическое состояние.

3.Бессознательное состояние медиумистического транса. Dis — медиумистический транс.

4. Бессознательное состояние истерического припадка. Dis — истерический припадок.

Во всех этих случаях мы имеем приступы творчества при отсутствии того бодрственного состояния, которым характеризуется “сознательная” работа наяву.

Теперь перейдем к группе творческих процессов, где приступы Эвр характеризуются симптомами “сознательности” (или. вернее сознаваемости) переживаемого приступа Эвр.

ЭВР процесс подсознательного состояния.