Сдвиги психо-эвротической пропорции П-й группы. От пиг­мей группы к более высшей группе (прогрессивные сдвиги).

Сюда относятся такого рода сдвиги психо-эвротической про­порции, когда у латентного эвротимика, под влиянием какого-либо экзогенного заболевания (скажем, прогрессивный паралич и проч.), психо-эвротическая пропорция сдвигается таким об­разом, что данный эвро-активный тип, из латетного эвротимика, превращается в психотического эрроида.

Как на яокий пример такого рода сдвига психо-эвротической пропорции укажем на случай художника Брохйса.

А. Луначарский, по поводу устроенной в Лозанне русско-поль­ской картинной выставки, сообщает в «Дне» (№ 348) такого рода данные о художнике С. Брохисе *).

«...Брохис, как мне удалось узнать.—пишет Луначарский,— сын зажиточного кожевенного или сапожного фабриканта в России. Отец в нем художественных талантов не поощоял, да чуть ли и сам покойный не ощущал в себе никаких дарований этого рода до приезда своего за границу, куда был послан своим отцом с чисто коммерческими поручениями.

Но, попав в Париж, С. Брохис внезапно почувствовал непрео­долимое влечение к живописи и не без борьбы, не без лишений, отстоял свое право остаться р Париже и учиться любимому

*) Цит. из Бюлл. Литер, и Жизни.№ 9 1916 г., стр. 444 _ 904 _

искусству. К этому времени по возрасту своему, он был уже че­ловеком зрелым. На близких ему людей производил впечатление человека робкого, в духовном отношении несколько ограничен­ного, а в смысле специальных живописных дарований—никаких

надежд не подающего.

Ни к старому благородному стилю, ни к смелому новаторству последних годов, покойный не чувствовал никакой симп-атии. Его больше привлекала шикарная манера некоторых вполне второстепенных полумастеров, эффектная и внешняя виртуоз­ность которых казалась бедному Брохису вершиной искусства.

«Ах, гели бы мне писать так, как Х«, восклицал он и называл при этом художника, имеющего успех исключительно среди бравурной живописи.

Таким Брохкс уехал из Парижа, восемь месяцев тому назад, в, Лозанну. Кажется, уже в Париже заметны были за ним не­которые странности. Он страдал разными, нервными мелкими расстройствами. В Лозанне положение стало быстро ухудшаться. Симптомы сделались тревожными. Пришлось пригласить врачей, Врачи заподозрели прогрессивный паралич. Приблизительно через полгода после переезда в Лозанну, покойный, уже явно ненормальный человек, был вдруг охвачен могучим порывом творчества. Ни с кем не разговаривая, почти не выходя из ком-н^ы, небрежно питаясЬу Брохис пишет одну карчину за другой. Все 370—небольшие полотна: nature morte и пейзажи. Больной не придает им никакого значения по их окончании. Он бросает конченную вещь в угол, натягивает опять полотно или ч-io. под­ходящее попалось под руку и в лихорадке продолжает творить. Странные произведения эти казались, как близким художника, так и психиатрам особенно ярким симптомом крушения духов­ных сил Брохиса. Ничего яапоминающего его прежние старания достигнуть вкусной красочности и ловкого рисунка. На взгляд людей, мало привыкших к новейшим исканиям в области искус-тсва, это было просто малевание сумасшедшего.

Так, можно сказа-ib, за мольбертом и умер Брохис, явным образом от прогрессивного паралича. Картины его ^валялись беспризорным хламом в каком то темном углу. Нельзя не выра­зить глубокЬй благодарнопи двум русским художникам в Ло­занне (В. Явленскому и М.Веревкиной), которые, раз получив возможность взглянуть на эти вещи, со всем рвением, если хо­тите, даже с благоговением, отдались восстановлению погибав­шего наследства. Многие картины оказались отсыревшими, про­дырявленными, запыленными, хотя от роду то им было всего несколько месяцев. Еще несколько недель и замечательная серия была бы навсегда утеряна.

Я думаю, что нисколько не ошибусь, признав ее, даже без­относительно к ее удивительному происхождению, за очень боль­шую артистическую ценность. Мне кажется, что, распроданная по одиночке, она несколько потеряет, хотя и каждое отдельное

—204—

полотно остается сильным и интересным. В целом же это как бы связная живописная исповедь оригинальнейшей души. Особенно отмечу здесь,ч-10 картины Брохиса, вызывающие восторг у ульт­рамодернистов, в ю же время находят высокую оценку и со сто­роны самых неуступчивых консерваторов. Не'свое мнение вы­ражаю я, говоря о их высокой артистической ценности, а, если не ошибаюсь, поголовное мнение сотен лиц, посетивших выставку.

Преувеличивать оригинальности их не надо. Этот Брохи второй манеры, этот новый, неожиданный, подземный Брохис вдруг вырвавшийся откуда-то и начавший хозяйничать в руинах мозга первого Брохкеа, не е неба упал. Заметны влияния Сезанна, сильное увлечение и хорошее понимание валентности, стремление к вещности, убедительности, настойчивой реальности изобра­жаемого. Огромный нервозный порыв, который проносится во всем сумрачном мире, отражающемся на 18 полотнах Брохиса роднит его с произведениями последнего, т. е. заметьте, сума­сшедшего периода\уворчества Ван-Гога.

Однако это не Сезанн и не Ван-Гог. У Брохиса оказалась совершенно своеобразная гамма мрачных, каких ю пепельных, зловещих, таинственных тонов, каких нет у его новых метров. Да и откуда появились с?ми метры?^Ведь первый Брохкс, нор­мальный Брохис, их не признавал rf ими не интересовался? Это странные и, как с первого взгляда ясно, больные видения.

Больной Брохис не интересуется живым в мире, но не живой мир видит живым и жутк$т. Вещи кажу-юя ему теперь интерес­ными, страшно интересными.Он пишет их портреты.Они—то при­таившиеся у него, хранящие какой-то секрет, то ужасно важ­ные, внушительные. Книга лежит, и вся полна сознанием своей веское'! и. Тяжелый Будда жив, но жив не человекоподобной внеш­ностью,—это одна маска,—а внутренней жизнью заколдованного куска материи; материя вся заколдована и зла. Любопытно за­писать ее—эту ехидную злобу, и можно без чрезмерного ужаса к ней приближаться: она хоть живая и злая, но пошевелиться не может. И все это написано жесткой, темной кистью, уверенно, широко, отчетливо, с мастерским чувством V^leur'ов.

Но хуже в мире второго Брохиса растениям. -Цветы у него сильно страдают; каждый лепесток их словно с болью высво­бодился, вырвался из косного и как то напряженно вытаращился ва свет в испуге, не умея жить, предчувствуя смерть. Цветы словно жаждут расти и расширяйся, а вме^е с тем, кроме больного усилия и страха, жизнь им ничего не несет.

Деревья особенно похожи на вангоговские. Вероятно, это ветер заставляет их так топорщиться, щетиниться, так махать метками, закрученными в отчаянии?—Нет, это только кажется, ©ни сами шевелятся таким образом.

Дома у Брохиса все зловещи. Вовсе не потому, чтобы можно ВЫло предположить, будто в них живут злые и опасные люди. ^рояшее всего, что в них живу-i люди пришибленные и запуган-

- - 205 —

ные. Выстроили себе дом, жилище, не упустили из виду зачаро­ванную жизнь материи, и теперь дом живет сам и не любит своих

жильцов^.

Таким образом, из этого случая с художником Брохисом. нам видно, как из латентного эвротимика, под влиянием экзо­генного заболевания (прогрессивным параличем, в данном слу­чае) вместе с психотическим-сдвигом происходит сдвиг психо-эвротической пропорции прогрессивного характера (в высшую

.форму из низшей формы) 11-ой группы.

Точно также, как яркий, аналогичный Брохису, пример, резкого сдвига психо-эвротической пропорции, представляет

из себя художник Иозефзон.

Иозефзон, известный шведский художник, резко от­мечает в своей продукции грань—до болезненного сдвига его психики и после сдвига. В его «здоровое» время (препсихотиче-ское) Иозефзон—художник натуралист. Произведения его ^того времени, давшие ему положение известного художника, носят характер реализма, но, благодаря психическому сдвигу, вслед­ствие резкого шизофренического заболевания, происходит пол­ный переворот в его творчестве. Рождается совершенно другой Иозефзон. От его реализма ничего не остается. Между его произ­ведениями этого периода психотического и произведениями пре-психотического—полная пропасть. И именно характеризуется демоническим и фантастическим содержанием, без определенных. форм очертаний. Эти произведения его, нарисованые в спокой­ных линиях и без экстатичности, при отсутствии пропорций и формы (свойственные натурализму), однако ничуть не умень­шают их большие -художественные" достоинства," богатого топ­кого вкуса, глубокого проникновения и тонкого чутья для деко­ративного творчества.

Таким образом творчество этого периода дало совершенный новый мир гипостатически скрытых художественных ценностей, быть может, более ценных, чем продуцированных им в его период.

реалистического направления.

Сюда же относятся и те примеры исключительных вундер-

киндов-эвроидов, которые отличаются высокой талантливостью и в период их физической и психической зрелости переживают такой психический сдвиг, который не только не снижает их психо-эвротическую пропорцию (как это чаще бывает у вундеркиндов), но, наоборот—психо-эвротическая пропорция сдвигается в выс­шую (прогрессивную) форму, так что из эвроида данный вундер­кинд превращается в высший эвро-френический тип (гения). Таким примером является Моцарт—вундеркинд, сделавшийся

затем Моцартом—великим композитором.