Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Закон целенаправленности 3 page





Между тем стало вечереть. Калитняк принял решение, что команда останется ночевать в автобусе, водители опять отправятся в Новоград-Волынский звонить в автохозяйство, а сам он любыми способами должен сегодня добраться до границы.

– Там ведь к нам должна присоединиться команда из Львова, а документы у меня.

При упоминании о львовянах Лёня заулыбался, припомнив что-то, поднял палец:

– Эти вуйки («вуйками» одесситы называли жителей Западной Украины) такие интересные люди… В прошлый раз они нашего Сеню обозвали «москалём», и это при его-то внешности!

– Станислав Андреевич, я поеду с вами! – решительно заявил Чумаков. – У меня виза через шесть дней заканчивается.

– И я, – эхом отозвался Саша.

– Хорошо, – согласился Калитняк. – Лёня, будем ждать вас в Любомле, в гостинице. Если завтра до четырнадцати ноль-ноль вас не будет, мы поедем сами со львовской командой.

Неторопливое застолье ещё продолжалось, когда Калитняк, Чумаков и Саша, тормознув старенький попутный «жигуль», помчались к границе.

– А ведь именно это место – Волынь – в «Велесовой книге» именуется «первоосновой Рода», – рассказывал попутчикам Чумаков. – На этой земле жили, трудились и сражались наши предки, смешивались с другими народами, но неизменно сохраняли способность стойко переносить все тяготы и невзгоды, оставаясь неунывающими и жизнелюбивыми. – Он стал рассказывать о древних славянах. Попутчики слушали с интересом.

Вскоре совсем стемнело, к тому же начался дождь, сначала робкий, а потом припустил сильнее. «Жигулёнок» с размаху влетал в лужи, и каскады брызг искрились в свете фар прозрачно-радужным веером. В Любомль добрались ближе к полуночи, там их уже ожидали порядком встревоженные львовяне.

На следующий день, прождав до положенных «четырнадцати ноль-ноль», стали усаживаться в львовский автобус. В это время к гостинице подкатил, сверкая тонированными стёклами, голубой красавец «мицубиси» с одесскими номерами. Он с мягким шипением остановился, дверь бесшумно отошла в сторону, и с подножки соскочил улыбающийся Сеня и делающий серьёзную мину Лёня. Начальник гаража успел-таки вернуться с рыбалки и выслать замену.

Сразу отправиться не удалось. Одесситы после ночёвки в степи ринулись мыться и обедать. Только ближе к вечеру оба автобуса, благополучно миновав кордон, покатили по узким, мокрым от моросящего дождя польским дорогам. Мимо окон побежали непривычные глазу после украинских раздолий квадратики и полоски частных полей, замелькали магазины и магазинчики с надписью на русском: «Мебель», «Автозапчасти», снова «Мебель», «Мебель под заказ».

Чумаков привычно расслабился. Голубой «мицубиси» с белой пеной прибоя, нарисованной на бортах, отражая в стёклах огни придорожных кафе, магазинов, заправочных станций, неутомимо мчал сквозь ночь, разметая колёсами лужи. Дворники сновали туда-сюда по огромному лобовому стеклу. Когда автобус летит вот так по дороге через леса и поля, бросая в дождливую темень мощные конусы света, кажется, что ты находишься в волшебной машине времени, которой подвластны любые пространства и расстояния. Там дождь, сыро, грязно и ветрено, здесь – полумрак, подсвеченный голубоватыми ночными светильниками, сухо, тепло и уютно. Под это умиротворяющее движение Вячеслав крепко уснул.

Когда наступило утро, и автобус сделал пятнадцатиминутную остановку, Чумаков с удовольствием умылся росой в лесу и в быстром темпе проделал комплекс упражнений. Тело наполнилось силой и бодростью. Ещё пара часов – и они будут у немецкой границы. Возвращаясь к автобусу и чувствуя переполняющую его энергию, Чумаков мысленно собрал её в сгусток и «швырнул» вперёд, по пути движения, пусть она там всё совместит и упорядочит, чтобы шло как надо. С этим ощущением сел на место. Саша тоже проснулся, и они продолжили начатый с вечера спор.

Саша оказался грамотным, начитанным собеседником, – в истории был основательно подкован. Объяснил, что раньше увлекался этой темой, но с тех пор, как занялся бизнесом, на чтение книг нет времени.

– Знаете, что я думаю по поводу всего, рассказанного вами о находке «Велесовой книги»? По-моему, все эти «новые» сведения о древних славянах – обычная фальсификация.

– С какой целью? – спросил Чумаков.

– Да хотя бы выехать на национальной идее или прославиться, мало ли…

– У дощечек нет автора, во всяком случае, имя летописца – или летописцев – пока не установлено.

– А этот ваш Миролюбов? Может, он сам её и придумал…

– Исключено. Не тот уровень. И потом, разве можно придумать язык, философию, пантеон богов, уникальные исторические сведения, которые находят подтверждение только сейчас? В книге приводятся такие факты, которых ни Миролюбов, ни кто-либо другой из наших времён знать не мог, – возражал Чумаков. – А трёхсезонный календарь, а поразительные образы славянских божеств?

– Календарь они могли заимствовать у тех же греков, египтян, индусов. У них же волхвы могли нахвататься и каких-то астрономических знаний, а может, и сами волхвы были пришлыми, – парировал Саша. – Если у древних славян была высокая культура, то где реальные доказательства? Где пирамиды, искусные скульптуры, где останки великолепных храмов, могущих поразить воображение?

– Ну, во-первых, таких доказательств достаточно. Уникальные трипольские городища с двух-трёхэтажными домами. Изумительные скифские украшения. Храмы балтийских славян, такие как храм Световида на Рюгене, Радегаста в Ретре, храм в Щецине, действительно поражавший воображение своей искусностью и богатством утвари, скульптурными изображениями животных и птиц, которые, казалось, живут и дышат. А во-вторых, вся суть в том, что кичливая роскошь никогда не была предметом помыслов наших предков. Сохранение и приумножение богатств матери-природы, бережное отношение к окружающему миру – вот основной признак культуры древних славян. Чтобы реки были полны рыбы, а леса – зверя, чтобы мирно трудиться на полях, сеять и убирать пшеницу, ячмень, просо, разводить коров и овец и благодарить богов за их щедрость. Их богами были не «мужи, высеченные из камня», а образы, как воплощения природно-космических сил: Мать Сыра Земля, Стрибог-ветер, Перун-громовержец, Световид, Яр, Купало, Сварог, Даждьбог, Коляда, Ладо – силы светлые, жизнеутверждающие. У славян есть свои пирамиды – это древние курганы, значение которых начинают понимать только сейчас. Они ориентированы соответственно астрономическим светилам и выполняли календарно-обсерваторные функции. Курганы являют собой хранилища древних мистерий, которые нам неведомы. Чтобы понять мировоззрение древних славян, нужно отрешиться от стереотипов и попытаться взглянуть на мир объёмно, ощутить все его причинно-следственные связи, увидеть проявление единого в многообразном. Вот и судите теперь, что считать более духовным и цивилизованным: возведённые на людских костях храмы и пирамиды или священные дубравы под открытым небом, изобилующие животными и растениями, чистые родники и озёра, полные рыбой, цветущие зелёные луга, где живут волшебные духи: Русалки, Мавки, Берегини, Лесовики и Водяники, Травичи и Стебличи, Дождичи и Громичи, Цветичи и Звездичи…

Вежливо дослушав, Саша помолчал.

– Всё это слишком невероятно, чтобы быть правдой, – сказал он наконец. – Вообще, история обретения этих дощечек очень смахивает на находку «золотых страниц» секты мормонов, оригинала которых никто не видел, кроме Джозефа Смита, как и ваш Миролюбов – «Велесову книгу»…

Последняя фраза вновь заставила Чумакова внутренне собраться. «Такой уж начитанный молодой человек или… – мелькнула мысль. – Основательно подкован в вопросах истории и религии, единственный, не считая Калитняка, попутчик из Киева, сосед по креслу в автобусе… Да, дружок, у тебя неплохая подготовка, – подумал Вячеслав Михайлович, намеренно глядя в окно, – но у меня за плечами опыт, да и готовили разведчиков в наше время всё-таки лучше. На разговор я тебя всё-таки вытянул, сделав небольшую намеренную ошибку, и ты пошёл в атаку именно так, как тебя учили, ввязался в спор. Дальше – дело техники, по мелким деталям вычислить, где именно тебя готовили, здесь или там. Хотите отследить мои прежние связи? Так я, ребята, их задействовать не собираюсь. Желаете узнать, зачем я еду в Европу, тем более так целенаправленно стремлюсь туда после развала Союза? На эти вопросы я уже ответил в полном объёме. Задача у меня теперь простая: нужно вести себя как можно естественнее, быть открытым и прозрачным как стёклышко, пусть убедятся, что я действительно еду по личным делам, не затрагивающим интересы ни разведки, ни международной политики. Больше внимания мелочам».

И Чумаков продолжал усиленно грузить Сашу информацией.

Подъехав к немецкой границе, «мицубиси» остановился, поджидая менее скоростной «икарус». Все вышли размяться и подышать свежим воздухом. На автозаправку, расположенную тут же, одна за другой подкатывали машины с немецкими номерами, наполняя баки более дешёвым, чем в Германии, польским бензином.

Чумаков подошёл к заправке, чтобы освежить язык, поговорил с немецким водителем.

К обеду подъехал «икарус» львовян, и оба автобуса двинулись к таможенному терминалу. И там неожиданно надолго остановились. В салоне стало душно, выходить не разрешали. Саша отправился выяснять причину задержки. Его долго не было, наконец появился.

– Вы знаете немецкий, – обратился он к Чумакову, – надо помочь.

То, что увидел Вячеслав, вызвало невольную улыбку.

Калитняк произносил страстный монолог перед высоким худощавым немецким таможенником, который внимательно слушал, абсолютно ничего не понимая из объяснений. Наконец Калитняк сделал паузу. Тогда стал говорить немец, и Калитняк уставился на него таким же непонимающим взором. Так повторялось несколько раз. Увидев подходящего Чумакова, Калитняк кивнул:

– Вот, не пускает, а почему – не поймём…

Это опять было чисто по-нашему: ехать в чужую страну, не утруждая себя изучением даже простейших, элементарных фраз, как будто это не поездка через три страны и границы, а прогулка к тёще на вареники.

– Что случилось? – обратился Чумаков к таможеннику по-немецки. Тот, блеснув очками в тонкой чёрной оправе, в который раз стал методично объяснять, что по инструкции он может пропустить только автобусы и машины, имеющие «зелёную карту». К «мицубиси» он претензий не имеет, а вот старый «икарус» доверия не внушает.

Чумаков повернулся к водителям из Львова:

– Таможня требует «зелёную карту», она у вас есть?

Водитель, порывшись, достал бумагу в четверть обычного форматного листка, где на украинском языке было написано, что данный автобус допущен к эксплуатации на дорогах Европы.

Лёня между тем подошел к двери и вполголоса сказал:

– Ты хоть заглуши пока свою «керосинку», чтоб немец не видел, как она дымит…

Таможенник повертел в руках бумажку и вернул, отрицательно качая головой:

– Это не то. Нужна «грин картэ», соответствующая требованиям и форме, утверждённым министерством по эксплуатации транспортных средств в Германии, которая должна содержать… – И он стал перечислять пункты расхода масел, состав выброса выхлопных газов, состояние ходовой части и прочее, прочее…

– Та цэ ж кращий автобус у нашому автопарку! – возмутился львовский водитель. – Мы недавно у Франции булы, скажы йому! – обратился он к Чумакову.

– Ага, расскажи немцу, что остальные вообще дрова! – подначил Лёня.

Ситуация назревала патовая. Чумаков почувствовал, что близится реальная угроза срыва поездки. Собрав внутреннюю силу и сохраняя внешнее спокойствие, Чумаков повернулся к таможеннику и, глядя ему прямо в глаза, стал говорить. Он убеждал, что в автобусах – дети, что они уже два дня в пути, голодные и уставшие, что они год готовились к этим соревнованиям и что подобная такая поездка последняя, по возвращении они непременно оформят «зелёную карту» по всем правилам.

В эту речь он вложил всё, что мог, и даже больше, понимая, что обратного хода нет, и держа в голове мысль, что ему НАДО пересечь границу.

Немец помедлил, поправил очки. Потом отвернулся и нехотя протянул Калитняку документы.

Но это было ещё не всё! «Вуйки» имели датскую визу, но не имели германской, так как вначале планировали лететь на самолёте. Теперь предстояло уговорить (!) педантичных немецких пограничников, чтобы они позволили проехать через свою территорию. Дежурившая девушка-пограничник этот вопрос решить не могла, и Чумаков отправился к командиру. После беседы, на которую ушло немало сил и красноречия, а ещё больше – внутреннего воздействия – шлагбаум наконец поднялся.

За окнами замелькали чистенькие и аккуратные населённые пункты Германии. Чумаков ликовал в душе: всё-таки получилось, преодолены все преграды, и он мчит к цели! Произошло ещё одно маленькое чудо, несмотря на его далеко не совершенный немецкий. Чумаков следил за проносившимся пейзажем, а подсознание, извлекая из своих «кладовых» подобные случаи и события, пришло к выводу: нет, знание языка в данном конкретном случае значило не так много. Главное – сила убеждения, то энергетическое поле, которое может действовать вообще без слов. Это из разряда тех контактов, на уровне которых понимают друг друга животные или дети. Они происходят на уровне ауры, сигналы которой можно научиться различать так же хорошо, как кожную реакцию на боль, холод, тепло, комфорт. И не только различать, но и овладевать ситуацией, ненавязчиво подчиняя её своей воле.

В подобном искусстве Чумакову приходилось упражняться немало в те уже отдалённые времена, когда необходимо было расположить к себе людей разного возраста, характера, темперамента, порой настороженных, подозрительных, недоверчивых. Нужно было так повести себя, так незаметно зацепить собеседника, чтобы он, ни о чём не догадываясь, рассказал или сделал именно то, что тебя интересует.

По сравнению с этим нынешний случай на границе был и проще, и сложнее. Проще, потому что из немца не требовалось вытаскивать никаких тайн. Но сложнее именно в силу вросшей в кровь и мозг немецкой дотошности и пунктуальности, которые следовало преодолеть, и это заставило Чумакова поволноваться. Зато теперь он удостоверился, что навыки не утеряны, к тому же помогала некая внутренняя сила, которую он теперь постоянно чувствовал.

– Что я говорил, Станислав Андреевич, – повернулся он к Калитняку, – не оставили нас славянские боги!

Калитняк лишь слабо улыбнулся, он был обескровлен всеми этими передрягами. Зато одесситы заявили: в следующий раз пусть Вячеслав приходит к ним в любое время, и они бесплатно повезут его с собой как талисман.

«Мицубиси» мчал по идеально ровному немецкому автобану. Все сомнения и переживания остались позади. «Всё-таки меня выпустили!» – ликовал про себя Вячеслав. Но на привычку постоянно отслеживать обстановку вокруг не действовало ни настроение, ни физическое состояние. Поэтому Чумаков исподволь зафиксировал серый «мерседес», дважды появившийся в поле зрения. От немецкой границы он следовал сзади, а затем обогнал автобус. Подозрения превратились в уверенность, когда «мицубиси» остановился на площадке для отдыха, где был типичный бетонный стол и серая пластиковая будочка мобильного туалета. Пока желающие гуляли, а одесский коньяк разливался в «мелкокалиберную» посуду руководителей группы, Чумаков затылком ощутил на себе пристальный взгляд. Обернувшись, он увидел припаркованный уже знакомый серый «мерседес».

Вячеслав Михайлович решил немного взбодрить своих опекунов, тем более что автобус скоро свернёт на север, куда ему не надо. Он подошёл к Калитняку, а затем к водителю.

За ближайшим поворотом «мицубиси» на миг притормозил, и Чумаков, подхватив сумку, выскочил почти на ходу.

Автобус двинулся дальше, и Чумаков остался один. В этом месте автобан проходил по низине, а с обеих сторон на пригорки взбегал лес. Подъехали три большегрузные машины, два поляка и швед – все ответили, что едут на север. Затем остановился бежевый «опель» с прицепом-дачей. Тоже нет мест и «не туда едем».

Автомобили всех марок и классов проносились по серой бетонке туда и обратно, многие останавливались на площадке. Чумаков подошёл к пятой, седьмой, десятой, результат один и тот же: вежливый отказ. Впервые за всё время распогодилось, вышло солнце, однако настроение у Чумакова было не очень. С попутками ничего не получалось. Что-то изменилось в европейцах с его «прошлой жизни».

У обочины остановилась машина-цистерна, водитель остался за рулём, а пожилой поляк направился в туалет. Дождавшись, когда он возвращался обратно, Чумаков спросил, не ходят ли здесь какие-либо автобусы, потому что машины отчего-то не останавливаются.

Седовласый поляк произнес: «Пан напрасно старается, теперь такие времена, что никто не берёт попутчиков, даже немцы немцев, все боятся русской мафии».

Возвращаясь на место у обочины, Чумаков подумал, что старый поляк, конечно, прав, не только Союз развалился, но и Европа уже другая.

Чумакова взяла досада. Но сидеть сложа руки тоже не хотелось, и Вячеслав Михайлович продолжал попытки.

Ага, вот, кажется, повезло! Подъехали двое: он и она, номера на «форде» владимирские, россияне.

– Здравствуйте, ребята, подкиньте до Берлина! Мой автобус ушёл на север…

Он и она угрюмы, смотрят почти враждебно.

– Мы тоже на север, – отвечают коротко и уезжают прямо на Берлин.

«В лесу, что ли, ночевать, как партизану? Партизан под Берлином – звучит? Так, а где же мой хвост, – подумал Вячеслав Михайлович. – Если меня пасут, то должны же они в конце концов проявить интерес, зачем этот „пиджак“ вышел под Берлином и куда направится дальше. Может, у меня встреча с агентом или пробы вон в лесу буду брать, что они себе думают, эти немецкие топтуны?! Саша ведь должен был доложить о моём исчезновении из автобуса. На следующей остановке встретился с экипажем „мерса“, доложил по команде, те кинулись искать, обнаружили. Так, всё, по времени меня должны подобрать где-то в ближайшие минут двадцать!»

Незаметно для себя Чумаков перешёл на привычный жаргон. В разведке термином «пиджак» называют сотрудника, выполняющего задание на чужой территории. А топтунами тех, кто, наоборот, отслеживает вражескую агентуру у себя на родине.

К площадке подрулил тёмно-коричневый «фольксваген-пассат» с польскими номерами. Чумаков подошёл, спросил по-польски, не подвезёт ли пан до Берлина.

Водитель оценивающе оглядел кандидата в пассажиры.

– А почему вас не взяли русские? – полюбопытствовал он.

«Наблюдал!» – отметил Чумаков.

– Они ехали не в ту сторону, – слукавил он, чуть отошёл и отвернулся, как бы высматривая следующую машину.

За спиной послышалось тихое урчание. «Пассат» сдавал назад. Когда машина поровнялась с путником, водитель открыл дверцу:

– Прошу пана…

Чумаков не заставил просить себя дважды и резво юркнул в салон. В машине разговорились, беседуя на немецко-польско-украинском, поскольку водитель пояснил, что сам он немец, проживает в Польше, а женат на украинке, поэтому посещает по субботам украинский национальный клуб, где изучает обычаи, обряды и песни, которые ему очень нравятся. В доказательство своих слов немец-поляк запел: «Дывлюсь я на нэбо…»

Чумаков, придерживаясь той же линии открытости, рассказал, что он едет в город Ахен, где живёт пожилая пани, муж которой был русским эмигрантом и имел уникальные древнеславянские тексты.

– Это было давно, ещё в тридцатых – сороковых годах, и я еду посмотреть его архив. Мы с женой пишем об этом роман…

Разговор перешёл на историю, религию, политику. Так незаметно въехали в Берлин.

– У нас трудно с парковкой. А вон в том красном девятиэтажном здании живёт моя тётя. Ого, сумка у вас тяжёлая, давайте помогу нести…

Они пошли к метро, вдвоём неся сумку. Немец-поляк помог разобраться в пересадках, купил Чумакову билет, попрощался и ушёл.

«Будем считать, что мне опять повезло, – подумал Чумаков. И тут же ехидно подколол себя: – Был бы ты со своим везением сейчас в лесу под Берлином, а может, и вообще на польско-немецкой границе, если бы не братья-топтуны…»

И он стал изучать схему на стене вагона, прикидывая, где лучше выйти, чтобы попасть на железнодорожный вокзал западного направления.

 

Глава восьмая

Галина Францевна

 

 

Август 1996. Ахен

 

Мне нравится русский обычай называть людей по имени-отчеству, – это ведь память о родителях, жаль, что у нас так не принято. Моё имя Иоганна, по-французски Жанна, но знакомые – из славян – называют меня Галина Францевна…

Фрау Миролюбова

 

Купив билет на брюссельский поезд, проходящий через Ахен, Чумаков позвонил фрау Миролюбовой. Та ответила, что встретит его на вокзале.

– Я буду в светлом плаще, на голове – соломенная шляпка, а в руках буду держать книгу стихов моего мужа «Родина-Мать».

Вячеслав в очередной раз поразился ясности речи и чёткости формулировок этой глубоко пожилой женщины. В то время ей было восемьдесят восемь лет.

Никогда, даже в самых буйных фантазиях, он не мог вообразить, что однажды вернётся в эти места в качестве исследователя древнеславянской истории и что Брюссель будет интересовать его не как резиденция стран НАТО, а как город, в котором жили русские эмигранты Изенбек и Миролюбов, причастные к тайне старинных славянских дощечек.

– Сколько времени ехать от Ахена до Брюсселя? – уточнил он у проводника.

– Пятьдесят минут, – ответил тот.

Внутреннее волнение охватило Чумакова. Подумать только! Всего пятьдесят минут будет отделять его от «той жизни». Ничего не стоит доплатить за билет и…

Вся цепочка произошедших за последнее время событий неожиданно соединилась, вспыхнув в мозгу подобно разноцветной ёлочной гирлянде.

Безуспешные попытки выехать за границу, а потом: не только виза, но и неправдоподобно сговорчивый чиновник немецкой таможни, и лояльные пограничники, пропустившие львовский автобус без визы и «зелёной карты», «продвинутый» попутчик Саша и серый «мерседес», затем: польский немец, вопреки местным традициям довезший до Берлина и купивший билет в метро. В этой цепочке не хватает последнего звена: поездки в Брюссель, где «случайно» встретится кто-то из бывших агентов…

Слишком много случайностей в одном ряду. Что это – спланированная акция или поразительный результат «колдовских» способностей, пробудившихся в нём после ранения и знакомства с древней книгой волхвов? Как бы там ни было, следует помнить о незыблемых законах разведки, так что при всём желании Брюссель пока придётся отставить.

В купе, извинившись, вошёл пассажир. Крепкий чуть седоватый мужчина оказался очень общительным и разговорчивым. Узнав, что перед ним иностранец, мужчина с энтузиазмом начал рассказывать о немецких порядках, дисконтных картах, проездных билетах, упомянув, между прочим, что в недавнем прошлом он лётчик-истребитель, а теперь ищет работу. Летал в небе Испании, Канады, Италии…

«Ну, ребята, вы уже меня достали! Может, ещё дощечку на грудь повесишь: „обладаю военными секретами, продам недорого в хорошие руки“» – про себя выругался Чумаков, но внешне ничем не проявил своей досады. Оставаясь по-прежнему любезным, он мягко ушёл от разговоров об авиабазах НАТО и типах истребителей и в который раз принялся излагать цель своей поездки в Ахен.

Поезд остановился. Подхватив сумку и выйдя на перрон, Вячеслав Михайлович сразу увидел маленькую женщину в шляпке с книгой, которую она держала так, чтобы хорошо было видно название.

Женщина была вся такая аккуратная, светлая, почти невесомая, что походила на фею, вышедшую на пенсию.

– Фрау Миролюбова? Здравствуйте! Я Вячеслав. – Чумаков поцеловал маленькой женщине руку, извиняясь, что не очень хорошо говорит по-немецки.

– Здаффствуйте! – по-русски с сильным акцентом сказала она.

Обмениваясь первыми фразами, они пошли по стеклянному переходу. Чумаков придерживал под локоть фрау Миролюбову, которая опиралась на палочку.

На привокзальной площади Чумаков огляделся. Типичный среднеевропейский город: вокзал, органично соединяющий каменные фрагменты постройки с современной стеклобетонной конструкцией; чистенькие неширокие улицы, мощенные булыжником; дома с черепичными островерхими крышами; кафе, пивбары; дисциплинированные пешеходы, терпеливо ожидающие на перекрёстках зелёный свет. Машины с жёлтыми голландскими, бело-красными бельгийскими и бело-голубыми немецкими номерами, ведь Ахен – город трёх границ.

Дойдя до автобусной остановки, фрау Миролюбова опустилась отдохнуть на скамеечку возле скульптурной группы лошадей. Ей, очевидно, было трудно ходить.

– Артрит, – пояснила она, – нога причиняет боль, и я медленно хожу, из-за чего приходится терять много времени. Это не жалоба! – предостерегающе подняла она палец. – Просто я объясняю вам ситуацию…

Подошедший автобус повёз их мимо старинных замшелых готических соборов и домов, в основном ещё довоенной постройки.

Минут через десять езды – фрау жила в самом центре – они вышли и оказались у одного из таких же старых пятиэтажных домов с кованой дверью-решёткой входа. Слева находился блок с кнопками квартир и фамилиями жильцов, а также встроенный микрофон с динамиком для вызова хозяев.

Фрау Миролюбова достала большой длинный ключ и отворила дверь-решётку, а вторым ключом – поменьше – открыла следующую деревянную дверь. С площадки вверх вела деревянная же лестница, крашенная в красный цвет.

Чумаков хотел помочь «бабушке» одолеть ступени, но она решительно отклонила помощь:

– Нет, благодарю, я сама!

И стала подниматься, держась за перила и опираясь на свою палочку. Добравшись до третьего этажа и прочитав в глазах Чумакова недоумение, она пояснила:

– Если я сейчас привыкну к вашей помощи, то потом, когда вновь останусь одна, мне будет ещё тяжелее…

Эти слова вызвали у Чумакова чувство глубокого уважения к женщине, привыкшей уже много лет жить одной и рассчитывать только на свои силы.

Белая дверь с надписью фамилии хозяйки распахнулась, и Чумаков, переступив порог, оказался в двухкомнатной квартире с высокими потолками, крохотной кухней, коридором и совмещённым санузлом.

Проведя гостя в кабинет и предложив оставить здесь вещи, фрау Миролюбова удалилась в свою комнату переодеваться.

Вячеслав Михайлович окинул взором кабинет. Большое окно с жалюзи выходило на крохотный дворик. У окна стоял обширный письменный стол, весь занятый книгами и двумя старинными печатными машинками. Справа – шкаф для одежды, старый, как и прочая мебель, слева – кровать, покрытая синим мохнатым покрывалом. Между кроватью и спинкой что-то, обитое той же тканью. На первый взгляд это нечто походило на спинку от дивана. Наверное, чтобы спящему на кровати было не холодно от стены, решил Чумаков.

Над кроватью висела картина, писанная маслом, «Пастушок в Альпах», изображавшая молоденького юношу с палкой рядом с белыми овцами. Далее – шкаф с книгами, ещё один стеклянный шкаф, доверху набитый папками с надписями на французском, и огромный старый чемодан, поставленный на попа.

Вошла уже переодетая фрау Миролюбова.

– Вятщеслафф… как ваше отчество?

– Михайлович, но можно просто по имени.

– О нет, – возразила хозяйка, – мне нравится русский обычай называть людей по имени-отчеству, это ведь память о родителях, жаль, что у нас так не принято. Моё имя Иоганна, по-французски Жанна, но знакомые – из славян – называют меня Галина Францевна…

– Хорошо! – обрадовался Чумаков. Ему тоже не очень нравилось официальное «фрау» или «мадам», а Галина Францевна – родное, привычное и, главное, было приятно хозяйке.

– Я сейчас приготовлю на стол, – сообщила она.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, я не голоден, – пробовал возразить Чумаков.

Но в этом доме уважение к русским обычаям распространялось не только на отчество.

– Только, простите, я совсем не умею готовить, – заизвинялась хозяйка. – Это Юра прекрасно готовил разные русские блюда: борщ, блины, котлеты, а я просто – осёл на кухне! – последнюю фразу она произнесла по-русски.

Чумаков даже растерялся от столь суровой самооценки, а Галина Францевна повторила уже на немецком: «Йа, йа, эзель ауф дер кюхе…»

Открытость, радушие и вся обстановка в доме были скорее русскими, чем немецкими, и у Вячеслава отлегло от сердца: он почувствовал, что общий язык будет найден очень скоро. «Странно только, – подумал, – что Миролюбов за тридцать четыре года совместной жизни так и не научил жену русскому языку».

Пока хозяйка готовила на стол, Чумаков осматривал вторую комнату. Она была больше кабинета и обставлена такой же скромной мебелью: потёртый диван-кровать, кресла, небольшой газовый камин в углу. На стене прямо напротив двери картина с молодыми женщинами, пьющими чай в саду, одна обнажённая, европейской внешности. На второй картине тоже обнажённая женщина, но уже восточного типа, сидя делала причёску перед зеркалом, изящно подогнув ноги с браслетами на щиколотках. Смуглое крепкое тело, небольшая высокая грудь, рука с заколкой поднята к волосам. Сквозь проём в стене виднелось восточное селение с дувалами и мечетью.

Как и в кабинете, здесь тоже везде были книги и журналы на французском, английском и немецком языках.

Галина Францевна пригласила к столу, на котором, помимо прочего, стояла бутылка красного французского вина.

«Ага, значит, мой презент будет кстати!» Чумаков принёс бутылку домашнего вина и несколько баночек варенья – всё Лидины изделия, заготовленные летом в селе. Вслед за этим вручил хозяйке две миниатюрные деревянные шкатулки, журналы с публикациями Миролюбова и два издания «Велесовой книги» – киевское и московское. Киевское издание было лаконичным: в чёрной матерчатой обложке с золотым тиснением названия, без иллюстраций и фотографий (за исключением переводчика Бориса Яценко). Московское издание Александра Асова (так стал называть себя Барашков) содержало старославянские орнаменты, изображения археологических находок, восстановленный древний текст и фотографии людей, причастных к исследованиям этого памятника.

Date: 2016-07-22; view: 209; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию