Антон Семенович Макаренко

— Ну, светлячки мои, сегодня мы немного поиграем! — преподаватель Маргарита Ивановна стояла перед небольшой аудиторией, на которой выстроились десять стульев, полностью занятые учениками ДЮТОР, — игры, которые я сегодня хочу вам предложить, можно озаглавить одним общим названием «Призраки общения». Сейчас мы поиграем в игру под названием «Испорченный телефон». Для этого каждый участник, начиная с правого края, будет шептать своему соседу на ухо одно слово. Этот сосед должен передать это слово без изменений своему соседу и так далее. Когда слово доходит до последнего игрока, он озвучивает его вслух. После этого первый участник озвучивает первоначальное слово, и мы их сравниваем. Условия понятны?

Все закивали. Маргарита Ивановна улыбнулась.

— Да, все кажется очень простым. Очень важно в этой игре так прошептать слово, чтобы следующий участник его никак не смог услышать. Слово должно пройти полную цепочку, через ваши головы. Готовы?

Мы опять кивнули. Все было просто и понятно.

— Начали! Миша.

Сидевший справа Миша Кулдошин наклонился к своей соседке и что-то ей прошептал. Игра началась.

Я наклонился к своему соседу и услышал еле различимое слово «Камчатка». Я тут же наклонился к соседу слева и добросовестно передал услышанное дальше. Через двух человек цепочка закончилась. Маргарита Ивановна кивнула замыкающему Саше Леонову. Тот встал и торжественно сообщил:

— Перчатка!

Я изумленно посмотрел на своего соседа Всеволода Смехова. Но тот, судя по лицу, тоже был удивлен результатом этой простой игры. Все дружно повернулись к Мишке Кулдошину. Тот встал и растерянно произнес:

— А я сказал «тачанка».

Он выразительно посмотрел на одну из картин, висевшую на стене и изображавшую военные действия времен Гражданской войны.

— Ну вот, что и требовалось доказать, — Маргарита Ивановна словно ожидала такого странного результата, — так работает наш ум. Он воспринимает информацию в соответствии с тем, чем забито наше сознание. Грубо говоря, каждый слышит лишь то, что хочет услышать. Посмотрите, здесь всего десять человек, но слово, пройдя за одну лишь минуту по цепочке, оказалось изменено до неузнаваемости — ни по смыслу, ни даже по звучанию. Такое бывает, например, когда вы слушаете какую-то песню, начинаете подпевать, а друзья вам говорят, что вы поете полную чушь. Бывало такое?

Группа дружно зашумела.

— Много раз, — засмеялся Сева Смехов, — я, например, в детстве, никак не мог понять смысла фразы из мультфильма про Крокодила Гену. Помните? «А вода по асфальту рекой». Мне всегда казалось, что там поют — «А вода по асфальт турекой». И я никак не мог понять, что это за «турека» такая!

Все засмеялись. Маргарита Ивановна покачала головой.

— Ну, вот видите! На самом деле таких примеров можно привести бесконечное множество. Потому что именно так, — она кивнула на нашу группу, — мы общаемся не только в игре, но и в повседневной жизни. Говорим одно, слышим совсем другое, а думаем и вообще — третье. Давайте для наглядности попробуем еще?

За следующие несколько минут «Береза» загадочным образом превратилась в «Розу», а «Бокал» и вовсе в стыдное слово «Пук», которое Саша Леонов озвучил, покрывшись легким румянцем.

Следующая игра была еще веселее. Пять человек выходили из аудитории, а пять оставались внутри. Обратно в класс входили уже по одному. Оставшиеся должны были придумать слово, и когда представитель вышедшей группы заходил обратно в помещение, кто-то из оставшихся должен был в нескольких предложениях попробовать абстрактно обрисовать ему суть придуманного слова. Потом в класс входил следующий, и тот, кому только что объясняли слово, должен был уже своими словами, так же в нескольких предложениях, объяснить его следующему вошедшему. И так — до последнего человека, который, наконец, озвучивал это слово. Здесь разлет в исходном и завершающем словах был еще больше. Мы, конечно, порядочно поржали во время игры, но потом до нас все-таки дошло, что хотела донести нам Маргарита Ивановна. Это было невероятно. Еще полчаса назад нам казалось, что мы абсолютно нормально общаемся друг с другом. Но вот простая игра на практике показала, как же запутанно все происходит на самом деле.

Что, слушая других, мы только делаем вид, что слушаем их. На самом деле наше сознание занято своим набором мыслей и ассоциаций, которыми мы зачастую подменяем услышанное. Маргарита Ивановна тогда улыбалась, мы смеялись, но мало кто понимал из нас тогда, как это страшно на самом деле — всю жизнь слушать только самого себя.

ПОСЛАНИЕ ПОТОМКАМ. «КАПСУЛА ВРЕМЕНИ»

Если хочешь, чтобы что-то произошло через 100 лет, начинай прямо сейчас.

Борис Стругацкий на открытии музея PERMM

Сегодня был особенный день. После занятий все ученики «Радуги» высыпали во двор. Все знали — сегодня здесь должно состояться торжественное запечатывание и погружение в специальную нишу «Капсулы времени», продолговатого металлического предмета, похожего на торпеду, куда преподаватели вложили коллективно написанное письмо от нас, детей из двадцатого века, нашим потомкам — детям конца двадцать первого. На табличке, которую прикрепили к крышке ниши, так и было написано:

«ПОСЛАНИЕ ОТ «СВЕТЛЯЧКОВ», УЧЕНИКОВ ДЮТО «РАДУГА» (1982 ГОД) НАШИМ ПОТОМКАМ.

ВСКРЫТЬ ЧЕРЕЗ 100 ЛЕТ!».

Под письмом были поставлены наши фамилии и подписи наших Учителей, а также вложены несколько фотографий и три значка — звездочки октябренка и пионера, а также специальный значок ДЮТО «Радуга».

В дворовом парке была вырыта глубокая яма, вокруг которой нас выстроили в круг. Письмо перед вложением в «Капсулу» было торжественно зачитано директором ДЮТОР Валерием Михайловичем. Все завороженно слушали содержание письма, хотя каждый уже, наверное, знал его наизусть. Но была в этом всем какая-то торжественность, какое-то ощущение выхода за рамки времени. Ведь эта «Капсула» именно как торпеда должна была пронизать время и связать загадочный 2082 год с нашим 1982. Какими они будут, наши потомки?

«Здравствуйте те, кто сейчас держит в руках это наше послание!

Мы, ученики и учителя Детско-юношеского творческого объединения «РАДУГА», обращаемся к вам через века. Нас уже, наверное, нет на этой планете, но мы уверены, что нас с вами связывают незримые нити. Может быть, кто-то из вас является нашими внуками или правнуками. Может быть, кто-то из вас продолжает дело, начатое кем-то из нас.

Мы не знаем, какие вы, Потомки, но мы уверены, что вы гораздо мудрее, честнее, чище и добрее нас. Ведь все, что мы делаем, все наши устремления направлены на то, чтобы сделать жизнь будущего лучше. А значит, сделать вас лучше, чем мы! Ведь в этом и заключается смысл Прогресса! Мы, жители XX века, наверняка, кажемся вам сейчас наивными. Но, поверьте, мы стремимся быть достойными детьми своего времени! И пусть голоса наши сейчас звучат для вас, как шепот истории, мы надеемся, что вы поймете нас! Что мы по-прежнему говорим с вами на одном языке, и вы сохранили и преумножили те светлые начинания, которые мы будем нести, пока будет хватать наших сил, в ваше будущее — это любовь к Родине, труд на благо Отечества и верность своим Идеалам!

Мы не знаем, как вы живете сейчас, мы можем только фантазировать. Наверняка, у вас сейчас возможны межпланетные полеты, на невиданный уровень подняты все науки и медицина, полностью искоренены голод и все возможные войны, отменены за ненадобностью деньги, а все люди относятся друг к другу как братья и сестры! Знайте, в этом есть и наша заслуга! Не подводите нас! Мы на вас надеемся и в вас верим! Простите

нас за наши ошибки — не ошибается тот, кто никуда не стремится. Знайте, наши устремления были чисты, а сердца открыты к движению вперед. Мы надеемся, что все это не напрасно! Мы любим вас, потому что вы — наши Потомки, люди будущего! Всего вам самого доброго и светлого! Будьте счастливы!

Ваши Предки, дети XX века».

Директор свернул письмо в трубочку и погрузил его в капсулу. Затем он закрутил крышку металлической торпеды и торжественно погрузил ее в нишу в земле. Наш завхоз тут же засыпал ее землей. Сверху был установлен небольшой постамент с табличкой. Мы дружно захлопали, словно провожая частички своих душ в неведомое будущее. Таинственное и удивительное, будоражащее воображение, неизбежно грядущее. Будущее, наполненное нашими самыми светлыми фантазиями и надеждами.

РАЗГОВОРЫ У КОСТРА.

Пионерский лагерь

Взрослые и дети — два разных народа, вот почему они всегда воюют между собой. Смотрите, они совсем не такие, как мы. Смотрите, мы совсем не такие, как они.

Рэй Брэдбери. «Вино из одуванчиков».

Это был последний сезон в пионерском лагере с одноименным названием «РАДУГА», располагающемся на берегу Черного моря рядом с маленьким городком с красивым названием «Дивноморское». Но мы тогда еще не знали об этом. Хотя занятия по развитию интуитивного видения возможных Линий Судьбы, проводимых в ДЮТОР не прошли даром. Мы все чувствовали что-то. Нас всех объединяла какая-то смутная светлая грусть, предчувствие грядущего расставания. Поэтому мы старались запомнить все происходящее с нами, оставить эту летнюю сказку в своем внутреннем пространстве навсегда, просто наслаждаясь происходящим.

Организаторы сезона старались каждый год внести в жизнь лагеря какую-то изюминку, какое- либо удивительное происшествие, которое бы стало некой кульминацией каждого заезда. Но в этот раз они превзошли сами себя. Может быть,

это случилось именно потому, что они тоже чувствовали, что следующего сезона уже не будет, что ДЮТОР закроют, и старались вложить в нас некие «якоря», которые должны были продлить существование светлых идей «Радуги» в наших душах. Во всяком случае тот подарок, который они сделали «светлячкам» этим летом, был просто фантастическим. Через несколько дней нашего пребывания в лагере вечером, фактически перед самым отбоем, наши вожатые вместо того, чтобы проследить за соблюдением режима дня, самым злостным образом нарушили его и повели всех нас куда-то на берег моря.

«...Всем выдали теплые пледы, и мы дружной группой направились куда-то, гадая о конечной точке нашего позднего маршрута. Сначала среди «светляков» возникло авантюрное предположение, что нас повели на ночное купание к морю. Более старшие и, соответственно, более здравомыслящие «светлячки» авторитетно заявили, что купаться так поздно нас никто не отпустит, а идем мы в поселковый летний кинотеатр. Но и те и другие оказались неправы. Спустя пятнадцать минут ходьбы отряд оказался в уютной лощине, располагающейся почти рядом с линией прибоя. В центре небольшой поляны лежали сложенные особым способом сухие жерди, что безошибочно указывало на перспективы костра. «Светляки» дружно загалдели. Вожатые разместили нас вокруг костровища, и Рита с Иваном куда-то исчезли. На лицах двух оставшихся вожатых блуждали загадочные улыбки. Было видно, что они находятся в предвкушении чего-то очень интересного и увлекательного. Наконец из-за ближайших зарослей кустов появились несколько человек, среди которых мы узнали силуэты вожатых, остальные люди были нам не знакомы, и когда они подошли поближе, мы поняли почему — на них были накинуты просторные балахоны, скрывающие их лица и фигуры. Среди «светляков» тут же пошло гулять произносимое тихим шепотом загадочное слово «посвящение». В воздухе запахло очередным чудом.

— То, что вы увидите сегодня здесь, не является постановкой или розыгрышем, — голос раздавался из-под накидки глухо, но было очевидно, что принадлежал он молодой девушке, — этот вечер надолго останется в вашей памяти. Он символизирует три очень важных Шага: память наших предков, связь и родство в настоящем и надежду на сотрудничество в будущем. Сегодня мы не просто так собрались здесь, в этом чудесном месте, на берегу этого моря. Может быть, позже вы сможете понять, почему и зачем состоялась наша встреча. Сегодня мы встречаем здесь гостя. Он прибыл издалека. Он — представитель иной культуры, которая является близкой для нас. Близкой где-то глубоко, на уровне давней истории. Он прибыл сюда потому, что хочет познакомиться с вами и рассказать вам о себе.

Девушка отступает в сторону, уступая место другой фигуре в бесформенном одеянии. Человек без лица замер, словно ожидая чего-то или к чему-то прислушиваясь. В это время остальные люди в балахонах зажгли факела и подошли вплотную к костру. «Светлячки» с восторгом наблюдали за мистическим действием, разворачивающимся в сумерках. Я уже видел что-то подобное, там, в далеких Алтайских горах, когда тайшины выхаживали меня после погружения в потусторонний мир. Только там это было. настоящим что ли. Сейчас все казалось мне каким-то несколько наигранным. Чувствовалось, что это был если не розыгрыш, то явно постановочный маскарад. Факела коснулись хвороста, и костер зафыркал искрами и пламенем. Поляна осветилась. Человек сбросил свою накидку, и все присутствующие дружно ахнули. Перед нами стоял настоящий. индеец! В полном снаряжении — с веером диковинных перьев, ниспадающих по спине, в мокасинах и кожаной куртке. Темная кожа и характерный облик не оставляли никаких сомнений — это был настоящий, совсем не постановочный индеец!

Как выяснилось потом, индеец на самом деле был настоящий. Он даже не умел говорить на русском языке, и поэтому одна из сопровождавших его девушек (судя по голосу, та самая, которая начинала ритуал) переводила его слова. Излишне говорить, что было такое для пацана из СССР, зачитывающегося книгами Майн Рида, увидеть в нескольких шагах от себя индейца, будто сошедшего с экрана кинотеатра! И я, и все остальные «светляки» зачарованно смотрели на гостя, разглядывая его в отсветах огня, вслушиваясь в его экзотическую речь и ловя каждый его жест. Это был настоящий подарок от организаторов сезона!

— Не важно, как меня зовут в мире людей, — девушка, которую, как мы позже узнали, звали Евгения, сидела между кучкой сгрудившейся детворы и пестреющим диковинной одеждой таинственным гостем, тщательно переводя короткие фразы, между которыми тот делал сознательные паузы, — не важно, как зовут вас в мире людей. Оставим наши имена в наших городских квартирах. Здесь я прошу вас называть меня Ночной Дельфин.

Было в этом что-то невероятно завораживающее — сидеть у костра с индейцем, может, даже шаманом, может, даже вождем племени, под яркими звездами ночного неба и смотреть то на этого загадочного пришельца из далекой экзотической страны, то на лунную дорожку, пролегающую на безмятежной глади моря. Ночной Дельфин! Это было одно из самых запоминающихся приключений моего счастливого Детства».

(Отрывок из романа «ШИН-КАЙ»)

От Ночного Дельфина мы узнали тогда много интересного! И про древнюю связь наших Рас, и про нашествие больных «какой-то странной болезнью жадности и ярости» европейцев на их континент, и про древнюю Культуру Солнца, хранившую в себе реальную силу и невероятное могущество. Он также рассказал нам про очень важный временной Цикл, который, согласно его словам, заканчивать суждено таким как мы — детям, с развитым воображением и обостренной интуицией. Детям, которым предстоит стать взрослыми к моменту Перехода от одного Цикла к другому. Взрослыми, сохранившими ясный взгляд на происходящее и представление о том, что происходит.

Он провел с нами несколько часов, а потом так же внезапно исчез, как и появился. Уже спустя много лет я долго размышлял о том, как курирующие наше Объединение спецслужбы допустили подобную встречу? Как сумел оказаться на черноморском побережье в те «холодные» годы представитель загадочной индейской культуры? Эти размышления до сих пор не дают мне покоя. Из возможных ответов на ум приходит только один — не случайно в этом аппарате были те, кто вообще создал структуру, подобную нашей «Радуге», те, кто был заинтересован в сохранении нашей культуры и нашей государственности. Те, кто не смог противостоять закрытию ДЮТОР в 1984-м году — последнем году, фактически после которого в нашей стране началась настоящая чертовщина. Но тогда на берегу Черного моря жаркой летней ночью мы еще могли лишь смутно чувствовать шаги грядущих потрясений.

Индеец исчез, а мы, последние «светлячки» Радуги, сидели тогда у костра, обсуждая то, что с нами произошло. Это было похоже на тайный заговор детей, которые встретились в тайном месте и обсуждали, как уберечь свои знания и свои возможности от взрослых. Как выяснилось позже, именно так оно и было. Тогда, у костра, мы дали странное обещание — клятву «светлячков», в которой договорились держаться всегда вместе и дружить, чтобы ни случилось там, в мире «взрослых». Но сдержать эту клятву нам не удалось. Мир «взрослых» пресек нашу дальнейшую деятельность — Объединение было закрыто, а наши преподаватели на последнем, получается, «выпускном» вечере настоятельно рекомендовали нам раствориться среди остальных, стать такими «как все», не встречаться друг с другом хотя бы несколько лет. Так и произошло. «Светлячки» погасили свое свечение в сгустившейся вокруг нас темноте, как мы думали, на время. Но неумолимые потоки истории расшвыряли нас в разные стороны, закрутили в своих мутных водоворотах, не позволив больше встретиться. Но это не значит, что мы не сохранили верность друг другу, верность тем идеалам, которые заложили в нас добрые преподаватели «Радуги», верность своей миссии, своим воспоминаниям, своему Детству.

ИГРУН. Прощание

...Детство, детство, детство. Как быстро ты улетело, растворилось в череде стремительных лет. Со временем каникулы становились все короче и короче. Казалось, зловредная школа использовала все возможности, чтобы сократить сроки свободного времяпровождения детей, стараясь навязать им скучные и утомительные «зеленые патрули», отработки, трудовые лагеря, всевозможные дежурства. Все реже удается увидеться с друзьями, все реже становятся игры, все реже делаешь то, что хочешь, и все чаще то, что «должен». А потом вдруг понимаешь, что детство прошло! И самое страшное, что не успеваешь осознать этого трагического происшествия, потому что школа вовлекает в поток событий, который не дает шанса остановиться и хотя бы обернуться назад, чтобы достойно попрощаться со своим Детством. Подмигнуть героям сказок и фантастических историй, которые делили с тобой это чудесное время. Помахать рукой любимым книгам и игрушкам, делающим это время незабываемым. Да нет. Забываемым. Со временем картинки прошлого все больше тускнеют, а потом забываются совсем. Просто становится не до этого. Начинается взрослая жизнь, полная проблем и серьезных событий. И только иногда, во снах, мелькает неуловимое ощущение, что где- то там, в детском прошлом осталось что-то очень важное! Что-то, что в миллионы раз важнее той суеты, которая ожидает взрослого человека после пробуждения. Что-то, что. Обрывки воспоминаний, отрывки образов..

Андрей Коробейщиков. «Х»

Никто не знал, кто такой Игрун. Я и сам до сих пор этого не знаю. Мы встретились на заброшенном пустыре и сразу подружились. Но общение наше было весьма странным. Игрун упорно не называл своего настоящего имени, вынуждая меня довольствоваться только этим прозвищем. Он появлялся и исчезал внезапно, иногда оставляя незаконченной какую-нибудь фразу, и, разворачиваясь, просто уходил. Поначалу меня это страшно раздражало, но позже я привык к этой странной манере моего нового знакомого, который почему-то упорно не хотел знакомиться с моими дворовыми друзьями. Мы встречались в основном в заброшенных уголках нашего района — на пустырях возле школ или речного пароходства, на крышах гаражей или на стройке. Вот и сейчас мы сидели на последнем этаже недостроенного здания, на котором в воскресение было пустынно. Бетонный пол был устлан тюками со стекловатой, которую мы осторожно обошли и сели прямо на ограждение стены, свесив ноги вниз. Если бы меня застали в такой позе родители, с ними точно бы случился приступ, но с Игруном все было как-то естественно и совсем не страшно. Словно в его присутствии не срабатывали законы физики и тело, которое нечаянно могло сорваться вниз, не подчинялось больше известным законам земного притяжения. Я с восторгом смотрел с высоты третьего этажа на зеленые заросли кустов и деревьев внизу, в которых утопали немногочисленные гаражи. Игрун же, наоборот, смотрел вверх. Последние несколько встреч он был каким-то задумчивым, словно готовился попрощаться. Попрощаться навсегда. Какое-то грустное настроение. Неудивительно. Последние дни лета. Скоро сентябрь, а потом — школа, обычная, совсем не похожая на «Радугу».

— О чем думаешь? — спросил я, стараясь хоть как-то разрядить напряженность момента.

— О птицах, — пробормотал Игрун.

— О каких птицах? — улыбнувшись, спросил я, покосившись на товарища.

— Вернее, об одной птице, — тоже улыбнулся Игрун, посмотрев на меня, — о той, что летает подобно голубю или воробью. Нет, о той, что летает гораздо быстрее и того, и другого.

Я фыркнул. Как-то нелепо это прозвучало. Но Игрун продолжал смотреть мне в глаза, словно ожидая от меня какой-то иной реакции.

— А что это за птица? — смутившись его взгляда, спросил я, тоже подняв голову к небу, надеясь увидеть там ее.

— Не смотри туда, — кивает мне Игрун, — ее ты там не найдешь. Она очень быстрая. Ее невозможно увидеть обычным взглядом. А ты что, совсем ничего не помнишь?

Я растерянно смотрел на друга.

— А что я должен помнить?

— Птицу! — значительно повторил Игрун, — быструю птицу над городом. Ты знаешь, о чем я говорю. Знаешь, но ничего не помнишь.

— Блин, да что я должен помнить-то? О какой птице ты говоришь?

Игрун с сожалением пожал плечами.

— Ничего. Когда-нибудь ты вспомнишь. И тени, и птицу, и меня.

Я опять засмеялся, но смех получился напряженным — Игрун явно не шутил. Он и правда был чем-то озадачен.

— Тебя? Ты думаешь, я смогу все забыть?

Игрун опять поворачивается ко мне, но в его

взгляде нет ни тени улыбки.

— Ты забудешь! Но потом опять вспомнишь. Через много лет, когда придет время.

— Какое время?

— Перемен. В такие времена на поверхность выходит все самое значимое, а все поверхностное осыпается. Ты словно начнешь видеть сквозь время. Во все стороны. И чтобы понять, что происходит с тобой в настоящем и что будет происходить в будущем, тебе придется посмотреть этим взглядом в прошлое. И там ты обнаружишь нас. Всех нас. Тех, кто составлял твое Детство, наполняя его значимыми событиями.

Я нахмурился.

— Ты как-то непонятно говоришь.

Теперь улыбнулся Игрун.

— Непонятно сейчас. Потом ты все поймешь! Когда накопишь больше частей для мозаики.

— Да, блин, какой мозаики?

Игрун обвел рукой открывающийся сверху пейзаж.

— Для вот этой.

Он помолчал немного.

— Когда-нибудь вот так же, глядя на мир внизу, ты вспомнишь эту нашу с тобой встречу, и вот тогда ты поймешь — время Перемен настало. И тогда ты увидишь мозаику. Тогда ты все поймешь.

Игрун подмигнул мне, словно давая понять, что просто пошутил надо мной. Но глаза его по- прежнему были грустными и печальными.

— Ты чего такой кислый сегодня? — я, шутя, несильно хлопнул его по плечу.

— Не знаю, что-то накатило, — он покачал головой, — наверное, это от того, что скоро мы расстанемся. Ты пойдешь в свою школу, а я — в свою.

Я нахмурился. Ни про свою школу, ни про свой дом, ни про своих друзей Игрун никогда не рассказывал, и расспрашивать его на эти темы было бесполезно. Я догадывался только, что Игрун жил не в городе, а приезжал сюда лишь на летние каникулы — мы встречались с ним исключительно летом.

— Ну, ничего! Через год опять увидимся!

Он промолчал, отвернувшись в сторону, а я не стал развивать эту тему, просто не придав ей тогда должного значения. Это сегодня я стал понимать, что Игрун был чем-то большим, чем просто моим странным товарищем. Он был символом. Символом уходящей эпохи, символом Детства, которое тогда прощалось со мной на крыше недостроенного здания. В то загадочное жаркое лето, которое предшествовало взрослой жизни. Жизни, в которой я должен был забыть многое из того, что происходило со мной в эти благословенные годы. Жизни, которая вела меня путаными тропами неведомого лабиринта к некоему пониманию, к точке, где прошлое, настоящее и будущее сходятся воедино.

Игрун повернулся ко мне и с улыбкой кивнул, словно подбадривая.

ЧАСТЬ 2

ВЗГЛЯД ВОЛКА

Смысл Волка —

развить в себе Дух Охотника.

Магия Волка — ходить между мирами.

Цель Волка —

помогать Человеку в противостоянии Темным Духам.

«ШИН-КАЙ»

ШАМАН-ОХОТНИК

Охотник развивает свои чувства, утончая Дух, потому что только так можно выжить в Лесу.

Лес нужно чувствовать.

Это язык, на котором можно говорить с Лесом.

«Волчья Тропа»

ОБУЧЕНИЕ (начало 90-х). АЛТАЙ

Вот что чувствуют лисы во время псовой охоты. Бескрайнее одиночество и непонимание между двумя родственными земными видами.

Бернар Вербер. «Зеркало Кассандры»

Мы идем сквозь тайгу, а с неба падают большие тяжелые капли, пробиваясь сквозь полог кедров тонкими жемчужными нитями. Идет дождь. Я иду вторым. Впереди меня неслышно идет Айрук, мой Проводник, потомственный шаман и охотник. Я стараюсь не отставать от него. Поразительно, как ему удается так неслышно идти, минуя густой кустарник и мелкие сучки, которые то и дело попадаются под ноги. Он, будто бесплотный призрак, скользит по лесу в своем зеленом балдахине, сливаясь с окружающей местностью, словно его неотделимая часть. Он обучает меня «Тропе Волка». Это особое искусство шаманов- охотников Тай-Шин. Само название этой культуры говорит о многом — «Свободные Волки», или «Вершина Горы». Тайшины почитают особый в этих землях Тотем — Волка. Айрук словно слышит мои мысли. Он останавливается и движением головы показывает, что здесь мы отдыхаем. Мы оба присаживаемся прямо на мох, который не успел еще впитать в себя теплый летний дождь.

— Знаешь, почему Волк считается одним из самых грозных охотников в тайге?

Я, не задумываясь, отвечаю:

— Потому что он сильный, подвижный и выносливый.

Айрук молчит. Он словно ждет от меня чего-то еще, позволяя подумать. Я мысленно представляю себе серого хищника, пытаясь выделить наиболее характерные черты, делающие его столь грозным охотником.

— У волков очень сильная интуиция.

Айрук ждет. Я растерянно пожимаю плечами.

Шаман кивает.

— Ты прав. У волка редкое сочетание силы, подвижности и выносливости. И мало кто из зверей обладает такой интуицией. Но этого мало. В тайге, — охотник обводит рукой местность вокруг нас, — много опасных хищников, обладающих схожими качествами. Например, медведь. Сильный и очень быстрый. Если он будет гнаться за тобой, у тебя практически нет ни единого шанса остаться в живых. От волка ты спрячешься на дереве. От медведя нет. Или рысь. Она тоже достанет тебя там, куда волкам дороги нет. И сила у нее есть, и подвижность, и чутье. Но волк особо почитается нами. Как ты думаешь, почему?

Я напряженно соображаю. Айрук касается меня рукой.

— Не напрягай свой ум. Не ищи ответ. Позволь ему проявиться.

— Как это?

Шаман опять обводит окружающую тайгу руками.

— Все ответы уже здесь, вокруг нас. Они не в твоей голове. Там лишь улей с дикими пчелами. Отпусти их, пусть они умолкнут, и тогда. — он сделал быстрое движение рукой в сторону, будто схватив что-то, — ответ окажется на расстоянии вытянутой руки. А может, даже сам прыгнет тебе в голову.

Я усмехнулся. Роя диких пчел я в своей голове не ощущал, но собраться с мыслями действительно было сложно. Шаман пристально смотрел мне в глаза.

— Мы с детства так привыкаем к этому рою, что уже не воспринимаем его шум. Нам кажется это нормальным. Мы даже можем принимать его за тишину. Но если бы ты познал, что такое настоящая тишина, ты бы понял, что разница огромна. Отпусти себя. Ты уже знаешь ответ.

Я нахмурился. В голове не было ни одной мысли. И лишь шаман, который сидел рядом со мной, путал их все. Так. Стоп! Секундочку! Если у меня нет ни одной мысли, как их можно путать? В момент, когда я осознал это очевидное несоответствие, я вдруг отчетливо понял, что в моем уме действительно роится огромное количество всевозможных картинок, аналогий, образов. Но самое изумительное было в том, что раньше этот рой я на самом деле просто не замечал, полагая, что его нет! Это открытие буквально потрясло меня, но лишь на какое-то мгновение, спустя которое я уже пытался анализировать то, что со мной происходило. Айрук снова коснулся меня.

— Н у вот, снова. Они не дают тебе возможности осознать суть происходящего. Это

— уже привычка. Но от нее можно избавиться.

— Как?

— Научиться думать не только головой, а всем телом.

— Как это?

— Я научу тебя. — охотник встает на ноги. Это значит, нам пора идти дальше — это и есть основы «Волчьей Тропы».

Шаман смотрит мне прямо в глаза, и я вдруг понимаю, о чем он говорил мне все это время! Но понимаю не логически, а как-то. непривычно, будто это понимание на самом деле находилось не в моей голове, а обволакивало всего меня с головы до ног.

— Я знаю, почему вы почитаете волка! — произношу я вслух, но шаман знаком показывает мне, что время разговоров закончилось и нам пора снова идти сквозь тайгу...

Мы сидим около небольшого костра, разожженного у подножья высокого скальника.

— Ты прав, — Айрук подбрасывает в огонь охапки сухих прутиков и хвои, — волки особо почитаются и шаманами, и охотниками, потому что они находятся в особых взаимоотношениях с миром. Они видят скрытое, то, что обычному зверю иногда увидеть невозможно.

— Это как-то связано с особенностями строения зрачка волка?

Охотник качает головой.

— Не совсем. Волк смотрит не только глазами. Он смотрит всем телом. Он. как бы тебе объяснить, не разделен на части, как люди, и не прост, как большинство зверей. Его можно сравнить с. клинком.

Айрук достает из-за пояса свой нож.

— Волк двигается в потоке, являясь частью этого потока. Он отслеживает любые изменения. Поэтому он столь удачливый охотник.

— А почему тогда столь удачливые охотники боятся обычных красных флажков? Ведь именно с помощью них люди загоняют волков?

Айрук улыбается.

— Хороший вопрос! Этот пример как раз все и объясняет. Волки зачастую становятся жертвами своего тонкого восприятия. Люди придумывают кучу разных мифов относительно красных флажков. Один из них, например, что волки думают, что это огонь. Ерунда! Волк не различает цветов. Более того, они не умеют думать — это прерогатива людей, — шаман со смехом показывает мне на огонь, — люди всегда пытаются навязать всему вокруг свои представления об этом мире, наделить мир своими мыслями. Волки могут даже не видеть этих флажков. Красный цвет — для охотников. Но волки ощущают их. Ощущают, как чужеродность в этом лесу. Как стены, построенные человеком в их восприятии. Медведя или ту же рысь красные флажки не останавливают. Но у волка все по-другому — его сознание и окружающий мир являются единым целым. Именно поэтому волки так остро чувствуют стаю во время охоты. Они соединены невидимыми нитями, которые могут чувствовать только они. Поэтому действия стаи так слажены. Поэтому охота стаи в тайге так удачлива. Ни медведь, ни рысь не смогут объединить своих сородичей в единую группу и вести ее вперед. Понимаешь, о чем я говорю?

Я киваю шаману. Только что моя голова решила, что он говорит мне о волках, но что-то внутри меня уловило еще одно понимание его слов. Я понял, что шаман сейчас разговаривал со мной на каком-то ином уровне восприятия. И хотя слова его были о волках, смысл сказанного выстроился в целую объемную конструкцию, которую просто невозможно было осознать привычным восприятием. Я понял, что он говорил мне о принципе. О «Волчьей Тропе». О том, что шаманы переняли у волков этот способ общения с миром вокруг. И когда Айрук рассказывал мне об эффективности общения волчьей стаи, он имел в виду нечто большее — возможности, которые открывало подобное общение в мире людей. Способность к объединению на невидимом уровне.

Шаман одобрительно хлопнул меня по руке.

Ночь в горной тайге наступает быстро. Стоит солнцу спрятаться за ближайшей горой, и на таежный мир словно набрасывают темную накидку. Мы по-прежнему сидим около огня. Только на этот раз Айрук подкидывает в костер не мелкий сушняк, а крупные толстые ветки. Ночью к костру особые требования. Наш разговор про волков продолжается.

— Скоро настанет такое время, — шаман задумчиво смотрит на меня, словно перед его взором проносятся картинки, в которых я являюсь участником этого времени, — когда мир изменится. Сильно быстро изменится. Люди не будут готовы к таким изменениям. Это породит безумие. Особенно это будет сильно заметно в городах.

— Почему в городах?

Шаман развел руками.

— Здесь, в тайге, время бежит по-другому. Вернее, мы — жители тайги, воспринимаем его по-другому. Мы более медленные, и поэтому мы

— более быстрые, — произнес он загадочную фразу и опять оставил ее без комментариев, позволяя моему пониманию самому справиться с этим.

— Ты имеешь в виду, что городские жители живут в своем, особом формате времени?

— Да, люди в городе вогнали себя в несвойственные им ритмы. Это утомляет и быстро лишает сил. Во всем вокруг есть свой ритм, — Айрук опять обводит рукой окружающую тайгу, скрытую в ночи, — в земле, в траве, в деревьях, в зверях, в дне и ночи. Если ты научишься улавливать этот ритм, тебе проще будет подстроиться под него. Это нужно, чтобы двигаться вместе с миром, чтобы выжить. Но самое главное, тебе научиться слушать свой собственный ритм. Это основа основ. Без ощущения своего ритма дальше идти нет никакого смысла.

Шаман поворошил палкой костер.

— Город — это место, где люди обречены. Если к моменту изменений, которые будут происходить в мире, городские люди не восстановят свой истинный ритм, если не восстановят свои взаимоотношения с природой, они обречены. Понимаешь? Людям в городе необходимо будет научиться главному — слушать ритмы. Это единственный путь к спасению. Иначе, — охотник сделал выразительную паузу, — рой пчел в головах обывателей сведет их с ума.

Айрук, прищурившись, смотрит на меня.

— Тебе предстоит застать эти времена. И тогда ты должен будешь быть готов.

— Готов к чему?

Шаман кладет руки на колени и опускает на них подбородок, глядя на огонь.

— К переменам, — просто сказал он.

Я молчал, ожидая продолжения. Мои новые ощущения были для меня еще непривычны, и я не мог уловить всей глубины нашего общения, привычно возвращаясь к прежнему, логическому способу восприятия. Наконец, шаман снова повернулся ко мне.

— Ты должен научиться здесь самому главному — умению меняться. Меняться вместе с миром. Только это может спасти во время Перемен.

— Что значит «меняться»?

— Это значит стать более свободным, — шаман улыбнулся, — и здесь, — он обвел руками вокруг себя круг, — и здесь, — он похлопал себя пальцем по голове.

Костер оглушительно треснул и брызнул снопом искр. Айрук не просто смотрит мне в глаза, его взгляд направлен куда-то внутрь меня, в самые глубины моего сознания.

— Понимаешь? — шаман прикасается пальцами рук к своим вискам, — ты должен освободить свое сознание. Сделать его не таким жестким. Стать как вода, как поток. Тогда ты сможешь заполнять своим сознанием любые образы, которые будет создавать вокруг тебя новый мир. А мир сможет заполнять твое внутреннее пространство. Сложно?

Я хмыкнул:

— Да, пока сложновато.

Охотник кивнул.

— Это нормально. Ты слишком долго прожил в городе. Теперь тебе надо научиться освобождаться. Для этого ты здесь.

Утром на опушку леса пришли туманы. Чтобы не промокнуть, мы поднялись на вершину скальника и сели на небольшой каменистой площадке, размером как раз вмещающую двух человек. Туман заполнил все пространство внизу, так, что из белесой пелены торчали только окутанные призрачной дымкой стволы кедров и пихт.

Айрук коснулся меня рукой, давая понять, что мне нужно слушать его внимательно.

— Шаманы говорят, что на грани Эпох все вокруг окутывает туман.

Я улыбнулся. Охотник, наверняка, специально отложил эту часть разговора на утро, словно дожидаясь специального антуража, необходимого для наглядности и усиления эффекта. Я посмотрел вниз, на густой покров дымчатой стихии. Охотник продолжал:

— Туман возникает после смешения ночного холода и утреннего тепла. Так и у людей. Когда одна Эпоха приходит на смену другой, возникновение тумана неизбежно. Как видишь, в таких условиях находиться человеку просто опасно. Он может стать жертвой хищника, может наткнуться на острую ветку, упасть в овраг, может заблудиться в таежной чаще и погибнуть от голода. Поэтому человеку нужно научиться самому главному — сохранить себя в это смутное время, а для этого он должен подняться над туманом. Понимаешь?

Я машинально кивнул. Картинка внизу была очень наглядной.

— Чтобы остаться в живых, чтобы остаться на своем Пути, человек должен выработать три жизненно важных качества, — охотник показывает мне три пальца:

— Первое — ЯСНЫЙ ВЗГЛЯД. Это — самое главное! Без этого невозможно двигаться дальше. А для того, чтобы обрести такой ВЗГЛЯД, человек должен отказаться от привычного способа видеть и думать. В Новой Эпохе старые навыки не работают. То, на что можно было еще как-то положиться раньше, в тумане перестает иметь значение. В тумане необходимо выработать новые навыки, — значительно повторил охотник и хлопнул себя руками в грудь, словно напоминая мне о видении всем телом, а не привычном восприятии глазами. Он чуть наклоняется ко мне:

— В тумане глаза становятся бесполезными, — шепчет он.

Несколько минут мы сидим молча. Затем Айрук продолжает:

— Второе — это УВЕРЕННОСТЬ или ТВЕРДОСТЬ, — он хлопает ладонью по скальнику, на котором мы сидим, — это

Осознание своего Пути под ногами. Тебе нужна твердая опора в мире, где все заволокло зыбким туманом.

Он берет небольшой камешек и кидает его вниз. Серая точка бесследно исчезает в призрачных волнах, не издав ни звука. Видимо, камень упал на мох. А может, улетел в овраг, и туманная подушка поглотила звук его падения. А может... я не мог сказать этого наверняка.

— И наконец — третье, — шаман встал, приглашая меня жестом тоже подняться на ноги, — человеку необходима СИЛА, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Все это составляет важнейшие качества в жизни человека, который хочет войти в Новую Эпоху. Все это — атрибуты «Волчьей Тропы», философии свободных Волков, которых туман не может ввести в заблуждение.

ЧЕРНЫЕ ТЕНИ

«ИНИС».

Информационные исследования

(начало XXI века). МОСКВА

Но черные тени, как вороны, вьются вокруг.

Пытаются крыльями мне занавесить глаза.

Плащами укрывшись, мечи обнажив,

вставши в круг...

А небо гремело — опять возвратилась Гроза.

А. Коробейщиков. «ВДВОЕМ»

— Ну, сейчас вы видите его? — профессор Смолкин настойчиво тыкал пальцем в правый верхний угол экрана, на котором было изображено световое пятно в форме человека. Этот уникальный прибор именовался «полиментальным квантоскопом», и на рабочую плоскость его огромного монитора сейчас транслировалась многослойная вибрационная модель вполне конкретного человека, находящегося в недрах большой Капсулы, оборудованной сверхчувствительными датчиками. Все поле экрана светилось ровным голубым цветом, а силуэт человека представлял собой несколько как будто наслоенных друг на друга разноцветных копий.

— Вот он!

Я действительно увидел, как в верхней части монитора возникло неопределенное сероватое пятно, которое постоянно меняло свой цвет от графитного до аспидно-черного. Его можно было принять за дефект экрана, если бы не движения, в которых при внимательном наблюдении можно было увидеть некую схему.

— Он. оно обладает разумом?

Смолкин скривился, не отводя взгляда от

движущегося пятна.

— Я думаю, он имеет разум, но отличающийся от нашего представления о разуме. Это существо другой волновой формации.

Я присмотрелся к нему повнимательнее — существо напоминало своими очертаниями то фрагмент серпантина, то бесформенное пятно, то медузу, колышущуюся на невидимых волнах. Когда-то в подобной лаборатории я уже видел нечто подобное. Но, так как это было еще в благословенных «девяностых», то качество изображения было на несколько порядков ниже. Современные цифровые технологии творили чудеса. Сейчас загадочный темный призрак был виден отчетливо.

— А почему мы не видели его раньше?

Профессор погрозил пятну пальцем.

— Эти твари хитрые. Они могут менять частоту. Правда, в рамках определенного спектра, но все-таки.

— Это сущность из другого мира?

— Можно и так сказать. Хотя с нашим миром они связаны самым тесным образом.

— У меня такое впечатление, что она мечется.

Смолкин засунул руки в карманы пиджака.

— Да, если бы не наши электромагнитные ловушки, он бы сбежал от нас. Когда эти твари находятся под угрозой обнаружения, они тут же меняют частоту и «ныряют» в другой частотный спектр. Если им не удается при этом «отцепиться» от человека, они могут нанести ему серьезный вред.

Специалист повернул ко мне голову.

— А вы зачем ими интересуетесь? Праздное любопытство? Признаться, если бы не звонок весьма уважаемых людей «сверху», мы вряд ли могли оказать вам подобного рода услуги. У нас закрытая лаборатория.

Я кивнул.

— Да, я знаю, Виктор Борисович. Но у меня не праздный интерес. Я социопсихолог. Но и не только. Я сталкивался с этими существами, правда, при весьма экзотических обстоятельствах. В алтайской тайге, под руководством шамана. Но не в этом суть. Меня интересует корреляция ИХ активности в течение последних нескольких лет. Как вы их, кстати, называете?

Смолкин прошел за свой стол, который стоял в другом конце комнаты, указав мне на кожаное кресло, стоящее с противоположной стороны.

— Вас интересует их научное название или то, которое мы используем в обиходе?

— Второе подойдет.

— Мы называем их «мафлоки», паразиты астрального мира. Хотя у них много названий — флаеры, воладоры, тени, лярвы. Если вы читали Кастанеду, то можете помнить, там эти сущности называются «летунами», что говорит о том, что толтеки много тысяч лет назад прекрасно знали об их существовании.

— Я тоже могу подкинуть вам несколько интересных историй и новых названий. Но это уже по окончании нашей беседы.

Я откинулся в кресле, достав из кармана миниатюрный диктофон.

— Вы позволите?

Смолкин занервничал.

— Нет, если можно, давайте обойдемся без записи моего голоса. Я же говорю, у нас закрытая лаборатория.

Я тут же убрал диктофон и, достав блокнот, жестом показал на него профессору. Тот благосклонно кивнул.

— Какие конкретно параметры корреляции вас интересуют? Дело в том, что мы не ведем подобных исследований. У нас пока не хватает для этого ресурса.

— Ну, например, они обладают индивидуальным или коллективным разумом?

— Сложно сказать. Скорее всего, они обладают некой индивидуальностью, но при этом они взаимосвязаны друг с другом, то есть структурированы. К сожалению, возможностей нашей Капсулы пока не достает, для отслеживания их взаимодействий.

— А как они реагируют на изменение солнечной активности?

Смолкин посмотрел на меня с явным интересом.

— Солнечная активность, изменение магнитных полюсов Земли, безусловно, вносит изменения и в их активность. Но нам пока сложно систематизировать эту информацию. Я так понимаю, вас как раз интересует прогностика социальных процессов?

Я развел руками.

— Да. Я занимаюсь трансформацией человеческого сознания в зависимости от тех перемен, которые происходят с нашей планетой.

Смолкин взял в руки шариковую ручку и постучал ею по столу.

— Ну, что я могу сказать. Штаммы физических паразитов существуют на определенной волновой частоте. Стоит изменить свойства волны, и с паразитами начинают происходить изменения. На этом построена так называемая частотно-резонансная медицина. Энергетические паразиты подчиняются этим же законам. Изменяется поле Земли, меняется активность паразитов. Соответственно, меняется используемый ими в качестве пищи социум.

— А что случается с человеком, который подвергается такому вот целительному частотному воздействию?

Смолкин широко улыбнулся.

— Исцеляется. Но сначала проходит период так называемой интоксикации. Ведь прежде чем колония паразитов погибнет, она начинает агонизировать, то есть усиливает все свои проявления: фазу размножения, поглощения, гибели и разложения. Это самый сложный период в процессе лечения.

Я обернулся на голубоватый экран «квантоскопа».

— Может быть, именно поэтому китайцы считали, что жить во времена Перемен является самым страшным проклятием для человека?

Профессор откашлялся и поднялся из-за своего стола.

— Может быть! Это ведь на самом деле проклятье!

Я повернулся к профессору.

— Вы считаете?

— Конечно! Действие мафлоков и так является для человечества тягчайшим бременем! А многократно усиленное, оно может подвести его к угрожающей черте — самоуничтожению.

— И что люди могут сделать в этой ситуации?

— Ничего. Они находятся в замкнутом круге. Для того чтобы избавиться от воздействия паразита — мафлока, человеку необходимо расширить спектр своего сознания, то есть начать воспринимать на совершенно других частотах. А мафлок удерживает уровень сознания на подконтрольной ему частоте. Понимаете? Это как радио, которое настроено на определенную радиостанцию. Ведь именно в этом заключается смысл сакральных традиций шаманов, магов, толтеков, ведунов — в выходе за рамки человеческой обусловленности, за границы контроля паразитов, поглощающих человеческую энергию.

— То есть получается, что во времена Перемен людям особенно необходимы новые горизонты восприятия? Я имею в виду обычных городских обывателей.

Смолкин вышел из-за стола и опять подошел к экрану, на котором металась вокруг человеческого силуэта темная медуза.

— Да. Иначе человечество задохнется от собственной интоксикации. Отравится собственной деструктивной энергетикой.

— Но, с другой стороны, получается, что время Перемен является для человечества шансом. Меняется частотный спектр планеты — рушится многовековая зависимость людей от невидимых паразитов — неизбежно меняется уровень восприятия человека.

Смолкин задумчиво посмотрел на меня, обернувшись вполоборота.

— Так-то оно так. Только много людей не вынесет этой целебной процедуры. А те, кто сможет, конечно, выйдут на совершенно иной уровень. Только я смутно представляю себе, как это возможно практически.

Темные похожи на комаров. Если ты сидишь около огня, они не смогут подлететь к тебе и укусить.

Если ты сидишь в темноте, они буду сосать твою кровь. Разожги костер!

«Волчья Тропа»

СОЦИОПСИХОЛОГ

(2011 год)

Все новое несет в себе возможности, волнение и, конечно же, тревогу. Эта тревога иногда может сожрать тебя живьем, если только ты не сожрешь ее первым.

Х/ф «Необходимая жестокость» (Necessary Roughness)

СУПЕРСТРЕСС.