Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Часть вторая: Прощальное слово 4 pageОна покачала головой: — Он никогда меня не полюбит… — и тут же добавила, едва Том яростно рванул её локоны: — И потом, он умирает. Жить ему осталось совсем недолго. А едва он умрёт, меня и вовсе никто не захочет видеть. Это Том уже мог понять: — Они никогда не могли разглядеть затаившееся в тебе зло. Тьму, что чёрными чернилами течёт в твоей гриффиндорской крови. Она замотала головой: — Нет. А ты смог, Том, — и нагнулась настолько близко, что он теперь видел золотистые крапинки на карей радужке её глаз. — Связан со мной… — произнесла она и наклонилась к нему с застенчивым поцелуем впервые целующейся девушки. Её страх, её страсть, что толкали её к нему, несмотря на дрожь отвращения, были как бальзам для его попранной гордыни. Он оторвал гудящую голову от мраморного пола и встретил её губы своими. Они никогда не целовались так прежде: все предыдущие объятия были сродни изнасилованию, когда он брал то, что она не желала отдавать. Сейчас же пламень встретился с пламенем: её уста обожгли его, маленькие горячие ладони подхватили под затылок, острые зубы впились в нижнюю губу. Его тело ответило мгновенно и свирепо: рот распахнулся, пробуя её вкус, руки глубже погрузились в волосы, подтягивая её к нему. Ему доводилось пробовать зелья, вкусом напоминавшие этот поцелуй: яростные и жгучие, необходимые, словно глоток воздуха. Кости начали плавиться, он сомлел от вскипевшей в жилах крови, разрываемые болью лёгкие мечтали о вдохе, однако он более не мог оторваться от неё — проще было разодрать грудь и вырвать оттуда сердце. Чёрные всполохи замельтешили перед глазами, окоченевшие, сведённые судорогой пальцы выпустили её, и он почувствовал: она рассмеялась ему в губы.
* * *
Гермиона упала на колени рядом с лежащим у стены Драко, перевернула его — закрытые глаза, яростно бьющаяся жилка на горле. — Драко… — в ушах загудела собственная кровь, ужас выплеснулся адреналином в вены. — Драко… Он шумно втянул воздух, закашлялся. Она с облегчением выдохнула: ещё жив… Содрогнувшись всем телом от собственного вздоха, Драко открыл глаза: — Прошу прощения… Я не думал… — и, осёкшись, заморгал: — А тут что-то темновато… — потянулся, нащупывая её рукой. — Гермиона? — Я выронила палочку, обожди. Lumos, — свет вновь залил коридор, отбросив на стены резко очерченные тени. Драко ухитрился сесть. Опять поморгал и с беспокойным выражением лица вновь покосился на Гермиону: — А поярче можешь сделать? Палочка задрожала в её руке. — Lumos fulmens, — теперь в её руке полыхало целое солнце, и коридор наполнился дневным светом, позволяющим увидеть всё: и каждую ссадинку на лице Драко, вплоть до самой крохотной, и тени, что его ресницы отбрасывали на скулы, и пустой, неуверенный взгляд Она медленно опустила палочку. — Похоже, моя палочка испортилась, когда я её уронила… — собственные слова донеслись до неё как сквозь вату. — Что-то не выходит… Не получается. — А… — выдохнул он с облегчением. Сердце в её груди захотело разорваться. Гермиона подползла к нему, и он дёрнулся, почувствовав, как, обхватив за плечи, она потянула его к себе, ощутив его худобу, услышав затруднённое, частое дыхание. Теперь они в обнимку привалились к стене. — Нам надо подождать здесь. Придёт Гарри, и будет свет… — Я знаю, — откликнулся Драко.
* * *
— Всё кончено? — спросила Джинни. Рисенн оторвалась от Тома и покосилась на Джинни удивлённым взглядом кошки, прерванной на самой середине игры с мышью. Серые глаза светились, а волосы блестели так, как Джинни ещё не доводилось видеть — чёрным фонтаном они стекали по плечам. Бледная кожа лучилась. Джинни ожидала узреть нечто вампирское — например, кровь на губах, однако рот демонессы лишь слегка припух от поцелуя. Рисенн улыбнулась. — Прости. Я тут слегка увлеклась. — Да я уж вижу, — пробормотала Джинни. Она присела рядом, коснулась лица Тома. Он дышал мягко и медленно. При прикосновении кожа была прохладной. — Как он? Ты… сделала это? Забрала её? — Он лишился души, — сообщила Рисенн. — Любой другой был бы уже мёртв, однако у него есть вторая. Он исцелится. Тут Джинни в голову пришла совершенно жуткая мысль. С выскакивающим из груди сердцем она продолжила расспросы: — А ты уверена, что высосала нужную душу? — Нужную душу? — непонимающе уставилась на неё демонесса. — Душу Тома! — едва не взвыла Джинни. — Не Симуса! — Души не имеют имён, — пожала плечами Рисенн. — Души — они просто души. — Господи, — Джинни приложила ладонь ко лбу. — А что, если ты забрала душу Симуса? Получается, мы его погубили. И тогда нужно убить Тома до того, как он очнётся, иначе… — Слушай, ты уж как-нибудь реши, живой он тебе нужен или мёртвый, — жалобно попросила Рисенн. — А то я уже ничего не понимаю. Джинни молчала. — Знаешь, это была очень необычная душа, если, конечно, это хоть чем-то может тебе помочь, — присовокупила демонесса. — Необычная? В каком смысле — необычная? — На вкус как бумага и чернила. Из груди Джинни вырвался глубокий дрожащий вздох. — Хорошо. Похоже, ты вытянула правильную душу. Тыльной стороной руки девушка коснулась Тома… Хотя какого Тома? Никакого Тома больше не существовало, только Симус — мягкое лицо, круглая щека, чуть тронутый нежным пушком подбородок. — Полагаю, ты свободна. Рисенн ахнула так громко, что Джинни подняла голову: глаза демонессы были широко распахнуты и наполнены удивлением. — Свободна? Я действительно свободна? — Да. — И что — больше никаких Малфоев? — Больше вообще никого, — поправила её Джинни. — Хоть голая тут пляши. Хотя, пожалуй, лучше не тут, а где-нибудь подальше. — Свободна… — выдохнула Рисенн, взвиваясь на ноги и кидаясь к окну. Распахнулись створки, и демонесса перегнулась через подоконник в звёздную ночь. — Свободна! — крикнула она и повернулась, чтобы ещё раз взглянуть на Джинни. Холодный воздух ворвался в комнату, хлестнув чёрными волосами по её бледному некрасивому лицу. — Благодарю тебя. — Благодари не меня, а Драко — это он освободил тебя, — заметила Джинни. — Истинно так, — демонесса замерла прерванной в полёте птицей. — Знаешь, а его ещё можно спасти. — Можно? — расширились глаза Джинни. — Как? Ты знаешь противоядие? Ты… — Только ты сумеешь это сделать, — решительно сообщила Рисенн. — Только ты. Лёгкий прыжок на подоконник, и через мгновение дьяволица растворилась в морозной сияющей ночи. …Только я? Что это значит? — с лихорадочно колотящимся в груди сердцем гадала Джинни. Рядом раздался стон. Она перевела взгляд и посмотрела на Симуса — он завозился, открыл глаза, уставившись ей в лицо. И глаза снова были синими, не замутнёнными более никакой темнотой. — Джинни… — прошептал он. — Это ты? Взяв его руки в свои и переплетя пальцы, она прижала их к груди. …пришла пора покаяния… — С возвращением, Симус. С возвращением, дорогой.
* * *
— Ты лжешь, — заявил Гарри. Его рука тряслась, и острие меча кололо горло Люциуса. — Если б так… — ответил тот с такой горечью, что душа Гарри застонала. — Если б я мог вернуться и всё изменить… — Прекрати! — рявкнул, перебивая его, гриффиндорец. — И потом, с чего ты взял, будто я поверю в этот бред?! Какая такая кровь, какой такой тысячелетний дракон?! — И яд, и противоядие были созданы Салазаром Слизерином, — сообщил Люциус, — и с тех самых пор передавались в роду Малфоев из поколения в поколение. Исключительный яд, само совершенство: не оставляющий следов и не имеющий вкуса, яд, которому достаточно малейшей ссадинки или царапины на коже. Мгновенно нейтрализуемый при наличии противоядия и приводящий к неизбежной смерти при его отсутствии. — Враньё это всё, — возразил Гарри. — Драко умирает уже не первую неделю. — Он — Малфой и защищён своею кровью. Однако даже эта защита рано или поздно падёт под напором яда. — Значит, имей я хроноворот… Я мог бы возвратиться в прошлое и добыть немного этой самой драконьей крови… — Имей ты хроноворот? — сухо переспросил Люциус. — Никакой хроноворот не отправит тебя во время, когда он сам ещё не был создан. Но даже если тебе удалось бы найти настолько древний хроноворот, даже если б ты пережил путешествие в две тысячи лет в обе стороны, всё равно — потребуется не один век на разработку противоядия. А Драко отпущены отнюдь не сотни лет. Даже едва ли сотни часов. — Заткнись! — прорычал Гарри. Меч чуть качнулся в его руке, и тонкая струйка крови пролилась Люциусу за воротник. — Если это шанс, плевать на всё. Люциус опустил взгляд к упирающемуся ему в шею мечу. Краем глаза Гарри видел безотрывно наблюдающего за ними Рона, у которого было очень странное выражение лица. — Зато я знаю, — сказал Малфой-старший, — что, как бы не страдал от смерти Драко я, тебе это принесёт куда больше мучений. От желания одним взмахом распороть Люциусу глотку у Гарри запульсировало в висках, а в ушах загудело. Звук напоминал нахлёстывающие на берег волны, и Гарри подумал, что, наверное, так звучит его ярость. — Почему? — Потому что ты позволил себе надеяться. Гарри осторожно покрутил головой. Внутри черепа, прямо за глазами, вздымалась ревущая чёрная волна; она наступала, с грохотом неслась вперёд. — А ты — нет. Потому что слишком труслив, чтобы рискнуть и пустить в себя надежду. Хриплый смешок стал Гарри ответом — свидетельство то ли гнева, то ли чего-то иного. — Коли ты пришёл перерезать мне горло — перережь его. Я рассказал всё, что ты хотел выяснить. Больше я тебе сообщать ничего не желаю. Утрись. Гарри медленно опустил меч. Волна ревела всё громче, становилась всё выше, затемняя мысли. Что-то происходило. Гарри сделал над собой усилие и выговорил: — Нет. В тот же миг волна схлынула, и Гарри заметил, как дёрнулась рыжая голова Рона, всё еще не сводившего с него глаз. Слабое удивление проскользнуло по лицу Люциуса. — Нет, — повторил Гарри. Если б он сейчас увидел себя со стороны, он бы испугался собственного взгляда — холодного, исполненного горького юмора Драко. И тон тоже походил на тон Драко — сухой, как зимний воздух. — Насколько я презираю тебя, настолько уважаю твоего сына, который не имеет с тобой ничего общего. Меня лишили родителей, нанеся мне рану, которую ничто не исцелит, — я не имею права доставлять кому-либо такую же боль. Особенно тому, кого люблю. Так живи, — он швырнул меч Люциусу под ноги, заставив испуганно качнуться назад. — Живи и знай: ты живёшь только благодаря моей милости. И жалости. Лицо Люциуса изменилось: на миг Гарри даже показалось, будто ему удалось что-то рассмотреть под маской негодяя, которого он так ненавидел, — негодяя, прогнившего до самой сердцевины. Рык исказил губы Люциуса, он будто бы захотел ответить… И вновь тёмные воды затопили разум Гарри, черня мысли и заставляя задыхаться, и в этот раз он сообразил, в чём дело: это звал Драко. Кричал почти в голос, да что там кричал — в ужасе по-первобытному выл. Люциус что-то говорил, однако слова перестали существовать, утратив всякий смысл. Гарри слепо кинулся к дверям, нащупал ручку — Рон кричал ему в спину и, обернувшись, Гарри увидел позади себя друга с двумя мечами — гриффиндорским в одной руке и мечом Драко — в другой. — Возьми! — на фоне крика в голове голос Рона показался шёпотом. Он протянул Гарри гриффиндорский меч. — Два меча мне ни к чему, а отдавать ему подержать второй чего-то не хочется. Гарри, ничего перед собой не видя, выхватил своё оружие, оставив Уизли стоять с клинком Драко. На задворках подсознания снова мелькнула мысль о странном выражении лица Рона — кажется, его стоило о чём-то спросить… Но ревущее и бурлящее половодье паники снесло всё на своём пути. Нужно найти Драко. Не сказав Рону ни слова, Гарри развернулся и опрометью кинулся прочь.
* * *
Гермиона понятия не имела, сколько они так просидели: утекали минуты, а она всё сжимала в объятиях Драко, будто тем самым могла удержать его в мире живых. Время растянулось настолько, что порой казалось, будто на один час приходится один вздох. Она нежно, кончиками пальцев, убрала с его лица волосы. Словно ребёнку. — Я никак не дозовусь Гарри, — внезапно открыв глаза, сообщил он. Невидящий сосредоточенный взгляд скользнул по её лицу. — Кажется, мне не хватает сил. — Всё в порядке… — его волосы шёлково скользили меж её пальцев. — Он не тронет твоего отца. Он слишком тебя любит, чтобы сделать нечто подобное. — Он сделает то, что должен, — отчуждённо возразил Драко. — Я дал ему разрешение… Я не могу просить, чтобы он извинил моего отца после того, что тот совершил… — Он заставит твоего отца рассказать о противоядии… И мы тебя вылечим. А это — самое главное, — с прежним упрямством повторила Гермиона. Драко рассмеялся, на губах запузырилась серебристо-красная пена. Он стёр её тыльной стороной руки. — Моя Гермиона… Не все проблемы можно решить, получив новую информацию. — Тш. Тебе нужно поспать. А когда ты проснёшься, мы тебя вылечим… Я сейчас тебя заколдую… — Мак или чары усыпят нас куда лучше, чем твои поглаживания, — заметил он. — Ну вот, опять цитата. Джинни будет очень недовольна. Он улыбнулся. — Знаешь, я сегодня с ней целовался — просто подумал, что должен это сделать перед смертью. Неосмотрительно, скажи? Как думаешь, она рассердится? — Нет, не думаю… — Гермиона накручивала на палец его мягкий нежный локон. Драко завозился под её рукой, она почувствовала отчаянный жар, идущий от его кожи, и приказала: — Закрой глаза. — Если я так поступлю, я больше их не открою. А мне бы хотелось дождаться Гарри, если получится, — он всё знал. — Враньё тебе не удаётся. — Правда? — она остановила свои ласки. — Правда. Ты только что предложила заколдовать меня сломанной палочкой. Она не успела закрыть рта — с губ сорвался вздох. — Ой. Я и забыла, что она сломана… — Нет… — он закрыл глаза, потом снова открыл. — Я ведь ослеп, верно? Ясное дело: даже если вокруг ночь хоть глаз коли, ты всё равно видишь свою руку, если поднесёшь её к лицу. — С противоядием, возможно, получится всё вернуть… — прошептала Гермиона. — Это не имеет значения… — слепой, он перехватил её взволнованно трепещущую руку и потянул к себе, прикоснулся к ладони губами и тут же сжал её в кулак, заперев поцелуй в клетке пальцев. — Тебя-то я всё равно вижу… В белом платье, на ступенях, с припорошенными снегом волосами. Интересно, а есть там, куда я ухожу, подобная красота? На руку, которую он держал, капнуло что-то горячее. Гермиона вдруг осознала, что плачет. — Там и должна быть только красота… — произнесла она. Драко тихо рассмеялся: — Я как-то спросил Гарри, верит ли он в рай. А ведь мне и тогда следовало уже знать… В смысле — с того самого момента, как в меня вонзилась та стрела. Но я не хотел думать, будто это правда. А потом было проще поверить, нежели нет. А потом Гарри ушёл — и я надеялся… Надеялся, что это правда. А сейчас я просто устал, жутко устал… Но ведь не зря же я прожил жизнь, скажи, Гермиона? Я был влюблён, моё сердце разбилось — как, впрочем, разбивались сердца многих других… Я обрёл себя и потерял, я спас мир — ведь это же кое-что, верно? — …а ещё ты выигрывал в квиддич, если я всё правильно помню, — добавила Гермиона, прижимая ладонь к щеке, будто пытаясь перенести туда поцелуй. — Но Кубок — никогда. — Да. Кубок — никогда. — Им владел Гарри. Хотя за это я его простил. — Как и он тебя. Теперь-то, надеюсь, ты в это веришь. — Верю. Но мне всё равно так же страшно. — Из-за смерти? — Мне всегда казалось, что я умру раньше него, — тихо заметил Драко. — Я этого и хотел, даже радовался. А ещё я всегда знал, куда отправлюсь, когда умру — туда, где по берегу реки бродят беспокойные тени, взывая об отмщении. Но месть свершится — Гарри об этом позаботится. А потому я обрету покой — покой, что обеспечит мне он же. Так где же мне ждать его? А если там нет никаких берегов? Я мог бы ждать веками, если нужно, — но вдруг он не сможет меня найти? — Он всегда тебя найдёт. Вы всегда сможете дотянуться друг до друга. — Сейчас-то — да, а потом? Или ты предполагаешь, телепатия существует и на том свете? — легкомысленный голос Драко дрогнул. — Вечность — несколько долговато для одиночества, Гермиона. Она снова нежно коснулась его щеки кончиками пальцев. Жар обжёг её кожу. — Мы все одиноки.
* * *
…Магия, — думал Рон, взирая на Люциуса. Тот по-прежнему не сводил глаз с закрывшейся за Гарри двери. — Магия может массу всяких вещей: превратить кошку в чайник, травинку — в холодное оружие. Но существует в мире нечто иное — куда волшебней и мощней этой самой магии. Силы, что скрепляют семьи, разбивают и исцеляют сердца… Силы, которые за считанные часы сделали Люциуса сломленным, униженным стариком — седина в волосах, морщины вокруг глаз и губ. — И теперь они оставили меня с тобой… Почему было не поставить на часах обезьяну. Я вот всегда прикидывал, а не было ли у тебя в родне магглов? Что-то в вас, Уизли, не то: столь неудачный цвет волос, тусклый взгляд в упор. И эта ваша матушка, что плодит вас по две-три штуки кряду… Рон спокойно изучал меч в руке. Чистое лезвие с витиевато выгравированной надписью. — Если хочешь меня взбесить, то ничего не выйдет. Люциус не откликнулся, он тоже смотрел на меч. — Меч моего сына? Что-то он мне незнаком… — Это ему Сириус подарил. — Зато именно я научил им пользоваться. Годы тренировок с самого детства. — Оно и видно. Он весьма искусен. — Дразнишь меня, Прорицатель? — обнажил зубы Малфой. — Ещё какой прорицатель, — согласился Рон, скользнув пальцем вверх по клинку и почувствовав, как разделилась кожа. Он поморщился от приятной боли. — Хочешь, я расскажу тебе о твоём будущем, Малфой? Люциус рассмеялся: — Коли желаешь предречь мне смерть… — О, нет, не твою, отнюдь не твою. — Драко… — начал Люциус. — Нет, — снова перебил Рон, — и не его. Вернее, не только его. Ведь он — не всё, что заботит тебя, не всё, что потерял ты, позволив Тёмному Лорду уничтожить часть, делавшую тебя человеком. Твоя семья. Честь. Имя Малфоев. В один день совесть не отмоешь и вину не искупишь, особенно если и особого желания-то не имеется. Пусть Тёмный Лорд вернул тебе то, что когда-то отнял, однако в день, когда зло оканчивает свои дни на этом свете, приходит пора воздаяния. Оно само тебя найдёт, можешь мне поверить. Тёмные тени сгущаются вокруг тебя — я даже сейчас это вижу. Люциус не шелохнулся, лишь обведённые красным глаза блеснули, когда он взглянул на Рона. — Не очень-то похоже на пророчество. — Это только начало. Слушай — я расскажу тебе остальное. И он рассказал, глядя, как меняется в лице Люциус. Слова обрисовали картину оставшихся Малфою-старшему дней и полной ужаса жизни — не только того ужаса, что накрыл Люциуса и его семью, но и того, который он, отчаявшись, нёс остальным. Рон вещал о крови и смерти, о навеки очернённом имени Малфоев, об Имении, обращённом в груду развалин, о разбросанных и уничтоженных сокровищах, насчитывавших не одну тысячу лет. Он вещал о возмездии, и унижении, и стыде. Он распинался, видя, что Люциус верит каждому его слову, и Рон осознал — змей в башне был прав, говоря, что даны ему иные способности, кроме как видеть будущее. Он умолк лишь тогда, когда понял: говорить больше нет нужды, дело сделано. Люциус смотрел на него, будто из пропасти. — И что — ничего нельзя сделать? — спросил он. — Выход есть, — сказал Рон. — Но он не для трусов. — Что угодно. Рон протянул тускло поблёскивающий Terminus Est и, будто во сне, Люциус принял меч. — Это сына? — Его. И если можешь сделать хоть что-то хорошее во всей своей злой и бессмысленной жизнишки, — сделай. Рон развернулся и вышел из комнаты, даже не взглянув на старика, что остался за спиной держать в трясущихся руках отточенный клинок. Гриффиндорец закрыл дверь и замер у стены, пытаясь не дать жалости взять над собой верх. Изнутри не донеслось ни звука — ни вздоха, ни вскрика, ни клацанья упавшего меча. Только из-под двери выползла тонкая струйка крови. И Рон понял: всё кончено.
* * *
Гарри не идёт. От горького осознания этого у Гермионы перехватило горло. Драко поморщился, и рука больно сжала её ладонь. — Не уверен, что соглашусь с поэтом, вопросившим «Смерть, где же твоё жало?», — хрипло произнёс он. — Мне кажется, она очень даже жалит… — Тебе больно? — Гермиона склонилась ниже. Жилка на его запястье пульсировала всё чаще и слабее. …В последний раз, — с ужасом осознала она, — в последний раз я вижу трепет его ресниц, когда он говорит, и приподнятый уголок губ, и тонкий рот, и поворот головы, и прячущийся в голосе смех… Я всё должна запомнить, я всё должна передать Гарри, если он не успеет прийти вовремя… Гарри! Гарри, умоляю — быстрее! — Будто пополам разрывают… — поделился Драко. — Не разрывают даже, а растягивают, — он осёкся и снова заперхал кровью. — Вкус яда, — удивлённо сообщил он и взглянул на Гермиону, будто бы действительно мог её увидеть. Глаза светились, но как-то отражённо, будто свет шёл откуда-то извне. — Одна душа в двух телах… Как она сказала… — Не понимаю, — тихо произнесла Гермиона. Он снова закашлял, прикрыв рот рукой, когда же он отнял её, ладонь покрывала серебристо-розовая кровь. Она схватила, стиснула его мокрые пальцы. — Просто отдохни… — она осеклась — кажется, какой-то звук? Точно: звук шагов, быстро приближающихся шагов, отзывающихся дробным эхом. — Это Гарри… Несомненно… — она с силой стиснула пальцы Драко, сердце сжалось в ожидании. Он не ответил. Она взглянула на него. Закрытые глаза. Ресницы легли на скулы, более не колеблясь от неровного дыхания. Она отпустила его руку — и та безвольно выскользнула, упокоившись на груди — пальцами на ключице. Будто он просто спит. — Ох… — в груди Гермионы не осталось ничего. Пустота. — Ох, Драко.
* * *
Гарри заблудился. Крепость представляла собой бесконечный лабиринт коридоров, извивающихся, будто кишки гигантской змеи. Все они были похожи друг на друга: серые стены, серый пол. Он бежал с гриффиндорским мечом в руке, огибая углы; и грохот собственного сердца в ушах становился всё оглушительней, звуча так же громко, как и грохот ботинок по полу. Вой в голове усиливался, уже причиняя боль. Он пытался внушить себе, что паника абсолютно беспричинна — ведь он буквально только что видел Драко в Церемониальном Зале — потрясённого, но очень даже держащегося на ногах. Он твердил себе это под свист собственных вдохов и выдохов, он мчался, пока перед глазами не запрыгали чёрные точки. И только вылетев из-за сотого по счёту угла, он наконец-то увидел Гермиону. Она сидела у стены, и длинные каштановые локоны закрывали лицо, стекая по содрогающимся плечам. В руке упавшей звездой горела палочка, вторая рука обвилась вокруг Драко, и волшебный свет заливал их с яростью огней рампы, позволяя увидеть всё до мелочей: голову Драко на коленях Гермионы, сияющую бахрому его опущенных ресниц, упавшие на лоб волосы, отливающие оловом, раскрытую ладонь на груди, царапины на коже. …Он просто уснул, — подумал Гарри в безумном озарении, и Гермиона, будто услышав его слова, подняла голову. Губы её затряслись, он увидел прилипшие к мокрым щекам волосы. Она отпустила палочку, простёрла к Гарри руки и медленно покачала головой, отвечая на вопрос, который так и не был задан вслух. Из руки Гарри выскользнул и резко лязгнул по камням меч, загудев эхом похоронного колокола.
Глава 16
Примечание автора: Прежде чем приступить к чтению, обязательно убедитесь, что вы читали обе части Главы 15 — и первую, и вторую. Если это не так, вернитесь к предыдущей главе и прочитайте ее всю, целиком, а иначе вы ничего не поймете. Подсказка: Если вам непонятно, почему эта глава начинается с похорон — значит вы, скорее всего, не прочитали полностью главу 15. Примечание переводчика: прощальная речь на кладбище — из Первого Послания апостола Павла к Коринфянам
|