Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть первая: И пал свет





 

Коли придется мне уйти,

Любимая, не говори:

«Увы, меня забыл он».

Ты ждать сумей и песни пой,

Храня души спокойный сон.

 

 

В долине Смерти кровь и боль,

И диких тварей там юдоль.

Душа оцепенела.

Средь блеска звёзд и монстров рёв

Ты мне с небес пропела.

 

Алун Льюис. P.S. к Гвено

— Бли-ин… — Эйдан Линч покрутил головой, ознакамливаясь с обстановкой. — Однако этот Гарри Поттер разнёс твою хату просто вдребезги и пополам, Вик.

— Не называй меня «Вик», — огрызнулся наматывающий круги по комнате Крум. Он не мог оторвать глаз от бардака в спальне: распахнутый и вывернутый наизнанку гардероб, верёвки, болтающиеся на столбиках кровати, расшвыренные клочья бумаги, распахнутое окно, из которого в комнату лился холод. А также сброшенное на пол и изгаженное чьими-то грязными ботинками синее вязаное покрывало.

— Если Гарри переживет все свои нынешние проблемы, я непременно осчастливлю его здоровенным счетом за этот погром.

— Да уж… — Эйдан Линч подцепил привязанную к кровати верёвку. — А чувак знает толк в вечеринках.

— Итак, что у нас тут? — заглянул в комнату Сириус — усталый, взъерошенный, с залёгшими под глазами тенями. — Зацепки есть?

Эйдан запихнул верёвку в карман и пожал плечами:

— Ничего существенного: Гарри тут переоделся, прихватил кое-какое оружие. Что-то пригорело на кухне — понятия не имею, что именно. А что вы нашли?

Суриус мотнул головой:

— Через камин в гостиной велись разговоры, однако зола давно остыла, так что я ничего конкретного сказать не могу, — он посмотрел на Виктора: — Спасибо, что приютил Гарри, — эта фраза прозвучала заметно мягче предыдущих.

— Это Флёр настояла, — ответил Виктор, — я согласился только под её давлением, — он обвел комнату хмурым взглядом. — Покрывало вязала моя мама, — он наклонился к нему и оцепенел.

— Что такое, Виктор? — напрягся Сириус.

— Кровь, — и действительно, под отброшенным в сторону покрывалом пол был в густых чёрных подтёках. Линч распинал усыпавшие пол бумаги, под которыми обнаружилась ведущая к дверям жирная кровавая полоса.

— Кого-то волокли… Кого-то окровавленного… раненого… потом перенесли через порог…

— Спокойствие, только спокойствие, — в дверном проёме появился Ремус, — это не Гарри и не Драко, — он недовольно передёрнул плечами, не сводя глаз с Сириуса. — На крыше труп. И…

— И что?.. — Сириус всё ещё не отошел от шока при виде крови.

Ремус вздохнул:

— Сам увидишь.

Они двинулись наверх, возглавляемые Виктором: солнце почти село, западный край пражского неба переливался алым и золотым. И Ремус был прав: на крыше действительно лежал покойник: мужчина в чёрном с перерезанной глоткой окаменел, выгнувшись дугой в кровавом озере. А вокруг столпились фестралы — пять или шесть, они окружили труп, погружая морды в кровавую жижу. Поднявшиеся на крышу люди были встречены вскинутыми головами и нервным ржанием.

— Это из-за меня, — пояснил Ремус. — Даже кони мертвецов не выносят волков…

Виктор мрачно таращился на тело:

— Это один из людей Вольдеморта. А фестралы — просто мухи, слетевшиеся на падаль. Мне разогнать их?

— Что-то я не пойму, о чём вы, — жалобно вклинился Эйдан.

— Считай, тебе крупно повезло, — откликнулся Сириус. Судя по глазам, он от беспокойства места себе не находил.

— Это не просто мухи, — Ремус замотался в мантию и медленно приблизился к фестралам; два попятились, один взмыл в воздух. Люпин замер, тихо забормотал, потом — ещё медленнее — приблизился к самому крупному и, наклонившись, зашептал что-то в подрагивающее ухо. Фестрал заржал в ответ — низким, утробным звуком, крайне неприятным для слуха.

Ремус распрямился.

— Мальчики верхом отправились в крепость где-то в румынских горах. Этот фестрал знает, где конкретно и, если мы пожелаем, доставит нас на место.

Сириус стоял, разинув рот:

— Я и не знал, что ты способен разговаривать с фестралами…

— Я овладел массой мёртвых языков, — слабо улыбнулся Ремус.

— А вот каламбурить так и не научился, — теперь Сириус тоже стоял рядом с крылатым конём. Схватившись за гриву, он взлетел ему на спину, а потом протянул руки, помогая взобраться Ремусу — вскарабкавшись, тот покрепче ухватился за мантию Блэка.

— Нам отправляться следом? — поинтересовался Виктор, изучая фестрала с некоторой неприязнью.

— Нет, вы останетесь и свяжетесь с Дамблдором, расскажете, что произошло, — приказал Сириус. — Поглядим, кого он пошлет за нами… Чёрт! Пусть сам отправляется — есть у меня ощущение, будто нам потребуется вся возможная помощь. Спасибо, что поспособствовал, Виктор…

Крум кивнул.

— И… Эйдан…

— Да? — вскинул голову Линч.

— Ты болван, — Блэк вонзил колени в фестраловы бока, и тот унес их с Люпином в ночное небо.

 

* * *

 

— Вот и приплыли, мальчики, — обращаясь в некотором смысле к самому себе, произнес Драко. — Да… это мы удачно заглянули. Ну, пришла пора повеселиться.

Они стояли на гряде. Внизу расстилалась долина. Тропинка резко ныряла вниз, петляя меж устрашающе острых скал и соскальзывая с глинистых обрывов прямиком в долину, что была окружена горами, заснеженные вершины которых терялись в облаках.

В центре долины вздымалась крепость — признаться, после хогвартских зубчатых башенок Гарри ожидал узреть нечто более замкоподобное, ибо то, что предстало перед ним, являлось натуральным фортом: по одному окну на каждой стороне, причём на недосягаемой высоте, толстенные грубо отёсанные каменные стены и сторожевые башни по углам.

Гарри изогнул бровь:

— Внушает.

Тонкая рука Драко указующе махнула в сторону замка:

— Ах, эти воспоминания… — ностальгически вздохнул он, — детство… лето в деревне… Когда слуги выказывали неповиновение, домашние грифоны уносили их в далёкие горы и швыряли на скалы. А матушкин пекинес как-то был сожран вампирами… Куда уходит детство… Радужные деньки… — он завершил сентенцию элегической улыбкой. — Ах, как же быстро они выцвели.

Гарри поскрёб грязной рукой лоб:

— Да-а… Самое то для лета, Малфой. Позволь полюбопытствовать, где ты, в таком случае, проводил Рождество? В Мордоре?

— На самом деле в «Мире Диснея», однако даже не представляешь, насколько в правильном направлении ты мыслишь.

— Ну, коли ты так говоришь… — Гарри прищурился, силясь пронзить взглядом быстросгущающиеся сумерки.

У подножия крепостных стен суетилась охрана, издалека напоминающая чёрные ручейки муравьёв; на крыше пылали огни, и тёмные завитки дыма кудрявились в синем воздухе. Гарри сделал ещё шаг вперед. Под ботинком что-то металлически хрустнуло. Он опустил удивлённый взор: в серой глине что-то блестело. Погнутая застёжка для плаща тёмно-золотистого сплава с багровым камнем посередине, чем-то похожим на полуприкрытый сонный глаз. Он узнал её немедленно, такую ни с чем нельзя было спутать:

— Это Рона.

Драко подошёл и стал рядом, справившись с восхождением как-то до странного быстро. Слизеринец выглядел усталым, но не сильнее, чем раньше, — разве что тени под глазами поголубели ещё больше.

— Уизли, говоришь? Да, припоминаю — кажется, он постоянно её носил. Меня ставило в тупик его стремление всё время таскать на себе в качестве украшения окаменелый глаз василиска. Это как-то уж слишком по-слизерински.

Гарри сжал фибулу в кулаке.

— Значит, Рон тут…

— Вроде бы мы здесь очутились именно по этой причине, разве нет? — заметил Драко.

— Конечно… просто… всё равно это как-то слишком внезапно, — Гарри стиснул застёжку и сунул её в карман. Затем перевёл дрогнувшее дыхание и потянулся к мечу.

— Пора. Вытаскивай свой меч, Малфой.

Драко взглянул на него из-под полуопущенных век — в упор, но чуть отчуждённо, словно бы сквозь стекло. Сейчас, засыпанный от волос до ботинок серой пылью, он походил на призрак. Потом, наклонившись к Гарри, он внезапно коснулся быстрым поцелуем его щеки своими сухими от усталости и грязи губами:

— Ave, Caesar. Morituri te salutant, — и тут же отстранился, встретившись с ошеломлённым взглядом.

— Это что — типа «да»? — уточнил гриффиндорец.

Драко обнажил меч, тускло блеснувший в закатных лучах.

— Это типа «двум смертям не бывать, а одной…» — он отпихнул Гарри и оказался первым, кто шагнул на ведущую к крепости финишную прямую.

 

* * *

 

— Никогда… Ты никогда не умрёшь, Вирджиния, душа моя. Ты будешь жить вечно, жить рядом со мной, напоминая о приведшей меня в мир плоти, пусть даже остальная вселенная погрузится в пламя и рассыплется прахом. Придёт конец всему сущему — однако мы всё равно будем вместе, правя пустотой…

Он светло улыбнулся своим словам. Джинни захотелось закричать, но она внезапно осознала, что утратила способность вообще издавать какие-либо звуки; вцепившись в раму зеркала, она просто смотрела на него. Том повернулся, пошёл прочь, сверкая серебристой отделкой мантии.

Снова открылась дверь, хотя она её и не увидела, — и он, так и не обернувшись, просто исчез.

Пальцы Джинни разжались. Она беззвучно осела на пол.

Она не знала, сколько просидела так, свернувшись клубочком и давясь слезами, пока какой-то звук не заставил её поднять голову. Звук открывшейся и закрывшейся где-то далеко двери. Она вытерла глаза тыльной стороной руки и поспешила подняться на ноги.

…Том, — ужас обуял её, — он возвращается.

Правая рука сама собой вцепилась в кулон на шее.

— Том?.. — прошептала она.

— Нет, — откликнулся знакомый голос, — это не Том.

Зашуршала ткань, и из ниоткуда возникли две белые руки, а следом — знакомая голова с каштановыми волосами. Джинни в оцепенении захлопала глазами, когда мантия-невидимка — а что это еще могло быть? — упала. Перед ней стояла Гермиона — в рваных джинсах и старой паддлмерской майке.

— Честное слово, Джинни, ну ты даёшь, — покачала она головой, — это же надо так вляпаться…

 

* * *

 

— Гермиона! — Джинни едва не кинулась подруге на шею, но замерла при виде хмурого лица. — Как я рада тебя видеть… В смысле — не тому рада, что ты тут, потому что кошмарней место встречи придумать сложно, — я просто рада видеть знакомое лицо… — неуклюже закончила она. — И рада, что ты жива-здорова.

— Вовсе нет, — вздохнула Гермиона. — Я не жива-здорова. Как, впрочем, и остальные.

— Я знаю, — кивнула Джинни, — я только что говорила с Томом. Он хочет…

— Я слышала, — устало махнула рукой Гермиона, — вернее, слушала. Прости, конечно, что оказалась невольной свидетельницей, однако я совсем даже не предполагала, что Том заявится так внезапно. И уж точно не ожидала, что он начнёт таким образом признаваться тебе в любви. Честное слово, Джинни, тебе не кажется, что ты со своей тягой к мальчишам-плохишам зашла как-то чересчур далеко?

Джинни плюхнулась на кровать.

— Он вовсе меня не любит. Ты же слышала его слова — я просто напоминаю ему о тщете всего сущего или типа того.

Гермиона закатила глаза:

— Слушай его больше. Правда в том, что, глядя на тебя, он чуть ли не слюной захлёбывается — господи, какая гадость, какая мерзость, какая удача — надо использовать это в нашу пользу, — она сунула Джинни в руку какой-то принесённый с собой свёрток. — Переодевайся.

Джинни развернула: в руках заструилась сине-зелёная ткань — платье с золотисто-зелёной вышивкой по лифу.

— Хочешь, чтобы я это надела?

— Нет! Хочу, чтобы ты запекла его в пироге, — раздражённо тряхнула головой Гермиона. — Да, я хочу, чтобы ты надела это платье и ради меня пошла и переговорила с Томом. Чем ты красивей, тем быстрее размякнет его мерзкое чёрное сердчишко и тем быстрее он даст тебе то, о чём ты попросишь.

— Ты хочешь, чтобы я попросила об отмене церемонии… Он ни за что не согласится, Гермиона…

— Знаю, — медленно кивнула та. — Я вовсе не хочу, чтобы ты просила отменить церемонию. Напротив — ты должна сделать всё, чтобы она состоялась.

 

* * *

 

Из зеркала на Джинни смотрела прекрасная незнакомка. В голубом платье, которое она натянула прямо поверх белой ночной рубашки, Джинни выглядела по-королевски величественно. Да, с такой особой будут считаться. Она перевязала забранные назад волосы лентой и повернулась к подруге.

— Грандиозно, — произнесла Гермиона.

— Спасибо, — деревянным голосом поблагодарила Джинни.

Гермиона слабо улыбнулась — на её щеках обозначились ямочки:

— Рисенн сказала, будто платье заколдовано, чтобы смотреться идеально, кто бы его ни надел. Я вот думаю — наверное, Малфои всегда носят одежду из зачарованной ткани, дабы производить неизгладимое впечатление на окружающих…

— Рисенн? — прищурилась Джинни. — Так ты у неё его раздобыла? — Гермиона кивнула, и Джинни покачала головой: — Или ты с ума сошла? Как можешь ты ей доверять?!

— Я знаю. Прости, — вздохнула Гермиона, присаживаясь на кровать и запуская пальцы в растрёпанную шевелюру. — Наверное, я всё же немного истеричка: весь этот план и… ну… — она осеклась и крепко зажмурилась. — Джинни, у нас только один шанс. Единственный шанс всё остановить. Я думала, что сделаю это вместе с Гарри… Но его тут нет, и я до смерти боюсь за него… И за Драко тоже…Я-то думала, они будут рядом, но увы — я одна, совсем одна, и мне так страшно…

— Ничего подобного, — возразила Джинни. — В смысле — ты не одна.

Гермиона открыла глаза и снова уставилась на Джинни, будто бы впервые увидев ее — именно её саму, а не завернутую в блестящую упаковку кульминацию всего задуманного.

— Знаю… — её голос смягчился. — Спасибо тебе за храбрость. Хочешь еще раз пробежаться по основным пунктам?..

— Нет, — медленно откликнулась Джинни. Неужели у неё действительно есть сила, которую в ней видит Гермиона, — сила, при помощи которой она одолеет Тома? Она сама в этом почему-то сомневалась. — Нет, план я поняла, я знаю, что должна сказать.

— Отлично, — кивнула Гермиона.

…А у нее измочаленный вид, — осознала Джинни. Бледное лицо, тёмные круги под глазами, синяки на скулах.

— И ещё — не вздумай хоть кому сболтнуть, что я жива или что ты меня видела. Никому, даже Драко или Гарри. Поняла? Пообещай, пожалуйста.

— Поняла, — тихо кивнула Джинни.

Гермиона слабо улыбнулась.

— Не сомневаюсь. Я в тебя верю, — она поднялась и исчезла, закутавшись в мантию. — Теперь самое время довести до ума мою часть… — произнёс откуда-то слева от Джинни её голос.

Джинни опустилась на кровать, и радужный шёлк зашелестел.

— Гермиона…

— Да?..

— Удачи.

 

* * *

 

— Тут нет двери! Почему ты не предупредил, что дверей не будет?

— Раньше тут была дверь, — голос Драко был таким же измученным и усталым, как и голос Гарри. — В смысле, если тут её не было, то мой разум не в состоянии уловить, как мы входили и выходили из этого чёртового местечка, — он поскрёб загривок. — Может, стоит обойти замок ещё разок?

— Мы уже три круга намотали, — сообщил Гарри, осторожно выглядывая из-за валуна, который они выбрали в качестве укрытия, завидев приближающийся отряд стражников. Сейчас дозор уже ушёл, однако дверь от этого не материализовалась — ни дверь, ни какой-либо другой вход.

Ситуация начала приобретать какой-то дурацкий оборот.

— Надо придумать что-нибудь ещё. К счастью…

— Только не это! — взвыл Драко.

— …у меня есть план, — закончил Гарри.

— Господи, а я-то надеялся, что окончу свои дни, так и не услышав от тебя этой фразы.

— Это хороший план, — уточнил Гарри, надеясь, что дрогнувший голос будет воспринят как обиженный тон: он ненавидел, когда Драко в очередной раз заводил песню о собственной смерти. Пусть он знал, почему тот так поступает, — легче от этого всё равно не становилось.

Драко прислонился к валуну.

— Валяй, Поттер, выкладывай.

— Короче, так: один из нас должен пробраться внутрь…

— Я бы сказал — даже оба. Так что твой план не годится с самого начала.

— Ничего подобного!

— Ах, прости: конечно же, мне стоило сказать — никуда не годится иди же вообще «полный отстой». Ты в курсе, настолько я не переношу столь примитивный жаргон, и тем не менее…

— Малфой, умолкни хоть на секунду и послушай, — Гарри помедлил немного, пытаясь привести мысли в порядок, затем продолжил: — Итак, тут нет дверей, верно? Значит, нам остается либо пролезть внутрь через окно, либо взобраться на крышу.

— Стены не слишком подходят для того, чтобы по ним карабкаться, — приподнял брови Драко, — полагаю, имелись причины сделать их гладкими, не находишь?

— Нахожу, нахожу. Я и не предлагал по ним карабкаться.

Брови Драко оставались приподнятыми:

— Тогда как?..

— Один из нас ливиознет другого, — предложил Гарри. — Думаю, ты — меня, а потом, пробравшись в крепость, я помогу войти внутрь тебе.

— А, ну да, конечно, ведь тебе же известны все ходы и выходы, — резко заметил Драко. — Уж если кого и зашвыривать внутрь, то по всем причинам это должен быть именно я: я знаю внутреннюю планировку, я знаю, как добраться до главного входа, я знаю, как вернуться обратно, избежав встречи со стражей. Кроме того, моих сил сейчас не хватит даже на то, чтобы и мышь левиознуть — а она, согласись, куда меньше такого дылды, как ты.

— Ага, так, значит, в общем и целом это всё же хороший план!

— Я этого не говорил. Это просто ужасный, донельзя дурацкий план. И потом, кстати говоря, левиознуть человека куда сложней, чем ты думаешь. Могу сказать на собственном примере…

— Знаю, — перебил Гарри, — Гермиона рассказывала, но ведь тогда вы оба использовали Подъёмные Заклинания, а сейчас всё пойдёт как по маслу. И потом, — добавил он, — у тебя всё равно нет идейки получше, верно? — Драко ответил яростным взглядом. — Так я и думал, — Гарри поднял правую руку, и шрам на ладони забелел в свете поднимающейся луны. — Готов?

Драко с видом побеждённого отошёл от камня и сунул руки в карманы.

— Эти дебильные гриффиндорские планы — вечно балансируешь между жизнью и смертью… Давай уж, что ли, не тяни…

— Wingardium leviosa! — воскликнул Гарри, вмиг ощутив знакомую пульсацию энергии в руке, и Драко поднялся в воздух — не так, как сделал бы это, будь он верхом на метле, а словно вздёрнутый вверх невидимыми нитями. Гарри поднимал руку выше и выше — и Малфой взмывал вверх, пока его сияющая шевелюра не растаяла в сумерках, а сам он не обратился в тёмную точку, быстро и целеустремлённо поднимающуюся вдоль крепостной стены.

Сделав шаг от валуна, Гарри прищурился… и напоролся на вывернувший аккурат в этот момент из-за угла патруль. Он услышал яростно-удивлённый вопль, покачнулся; один из охранников тут же вцепился в его поднятую руку: Гарри увидел, как маленькая точка, являвшаяся Драко, резко метнулась в сторону, а потом с силой шмякнулась об стену. Но тут его окружили люди с оружием наголо, и он потерял слизеринца из виду.

 

* * *

 

Гермиона ушла, а Джинни продолжила сидеть, таращась на своё отражение в зеркале, висящем на противоположной стене. Она походила на призрака — неуместного, едва реального: бледное взволнованное лицо над ярким платьем, и всё это в обрамлении тёмного прикроватного полога.

Гермиона велела сидеть и ждать прихода Тома. Джинни сама не могла понять, почему она сразу ей поверила, однако альтернатива, состоящая в том, что ей придётся стать содержанкой Тома, когда весь волшебный мир будет корчиться, умирая во прахе, когда дорогие и любимые ей люди будут погибать один за другим…

Да, пожалуй, гермионин-то план всяко получше будет.

Кстати, её всегда интересовало, что в ней такого нашёл Том, — как всё можно объяснить, уложить в слова; и вот сейчас она находилась в смятении: нет, это всё же никак не являлось любовью, что бы Гермиона ни говорила, и всё же…

Нечто странное было в том, как он смотрел на неё, нечто от взгляда Драко — может, только потому, что оба эти юноши хотели её?.. Во всяком случае, Драко её точно хотел однажды. Она не сомневалась в этом не потому, что он поцеловал её тогда, — зная его, она могла с уверенностью утверждать, что поцеловаться с человеком, совершенно для него ничего не значащим, поцеловаться со вкусом, толком, расстановкой — для Драко раз плюнуть. Но вот трепетание его рук, когда он взял в ладони её лицо, оно сказало Джинни гораздо больше, нежели любые слова.

…Едва ли мы увидимся снова, — мрачно подумала Джинни и поднялась, собираясь плеснуть себе на лицо пару пригоршней воды. На полпути она замерла и широко распахнула глаза: за окном маячила какая-то крупноватая для птицы фигура — маячила, приближаясь, пока…

Пока окно не взорвалось, хлынув волной битого стекла, и, несомый этой волной, в комнату не вплыл Драко Малфой собственной персоной, навзничь хлопнувшись об пол в брызгах серебристых осколков.

Джинни опрометью кинулась к нему — он походил на заколдованного прекрасного принца, чей гроб хрустальный только что разбился.

— Драко? — прошептала она, падая рядом с ним на колени, наплевав на стекло. Бережно убрала с лица его руку, на краткий миг заподозрив, что все уже кончено: удар был просто жутким. Тем паче, что Драко лежал, неподвижный среди угрожающе поблёскивающего битого стекла, весь посечённый осколками — лицо, руки, одежда, ставшая лохмотьями… Стиснув его ладонь, она наклонилась ближе и повторила: — Драко?..

Он открыл глаза — именно такие, какими она их и помнила: удивительно чистого серого оттенка, без примесей коричневатого или же голубого. Эти глаза медленно и потрясённо изучили её лицо, потом губы дрогнули, будто бы он собирался что-то сказать, и она, нежно сжав его руку, безмолвно попросила не останавливаться, а потому он наконец заговорил. Тихо, словно бы даже в некотором смятении:

— Джинни-чтоб-тебя-Уизли. Ты-то что тут делаешь?!

 

* * *

 

Больно. Очень больно.

Это было первое, что он осознал, очнувшись. Туго связанные за спиной руки болели — резко в запястьях, тупо в плечах. Голова гудела так, будто он бился ею об печную трубу. Застонав, Рон перевернулся и осмотрелся: он лежал на какой-то металлической платформе, подвешенной на цепях к потолку Церемониального Зала. Прыгать было высоковато даже с развязанными руками и даже не на каменный пол.

Само по себе помещение напоминало конус со снятой вершиной — сквозь отверстие наверху Рон видел небо, звёзды и льдисто-серебряную луну. Внизу тускло поблёскивали зеленоватые каменные плиты изукрашенного затейливым узором пола, по центру которого какой-то чёрно-красной краской (как надеялся Рон) была выведена пятиконечная звезда, по четырём лучам которой располагались четыре предмета: зеркало, кинжал, меч и чаша. Чашу он узнал немедленно — та самая, которую они с Гарри и Гермионой стащили из музея.

…Значит, церемония вот-вот начнётся, — тупо осознал он.

Покосившись в сторону, увидел копошащегося Червехвоста: тот деловито вкручивал в стену какие-то железные кольца, оказавшиеся, при детальном рассмотрении, кандалами.

Рядом с пентаграммой, беседуя с незнакомым черноволосым юношей, стоял Вольдеморт. Распахнулись двойные двери, в зал вскользнула Рисенн — настолько торопливо, что её смоляные волосы вились за ней, будто по ветру. Она подлетела к собеседнику Тёмного Лорда и что-то зашептала на ухо; коротко кивнув, тот поклонился Тёмному Лорду и вышел, едва не столкнувшись в дверях с идущим ему навстречу Люциусом. Отступив со странной улыбкой на лице, Малфой-старший пропустил Тома, добрался до Вольдеморта и возвестил — достаточно громко, чтобы Рон мог разобрать слова:

— У крепости гости, мой господин. Их видела охрана.

— Ах-х-х-х… — выдохнул Вольдеморт. — Поттер?

— Да, господин, похоже на то.

Сердце Рона дернулось и отчаянно заколотилось о рёбра.

— Моего сына с ним нет, — добавил Люциус. Вольдеморт приподнял брови. — Полагаю, он умер во время перехода через горы.

— Червехвост! — окликнул Тёмный Лорд. — Одну пару кандалов можешь убирать.

Червехвост выпрямился, блеснула металлическая рука.

— Тем легче, — Рон не понял, имел ли тот в виду кандалы или же вероятную кончину Драко.

— Ну, Поттер — это лучше, чем ничего, — прошипел Вольдеморт. — Наконец-то. Как только он доберется сюда, начинаем церемонию.

Рон понимал — для него это означает верную смерть, и всё же в груди запело: Гарри здесь, Гарри пришел за ним! Впервые за много недель он ощутил вспышку надежды.

 

* * *

 

— Чтоб-тебя-Уизли — сказано прямо не в бровь, а в глаз, — огрызнулась, усаживаясь на пятки, Джинни. — До чего же мило, Малфой. Мог бы хотя б для вида изобразить радость.

— Ничего подобного — я вовсе не рад тебя видеть, — он на миг прикрыл глаза: увидев иссиня-чёрные веки, Джинни умолкла, так и не сказав ни одного вертящегося на языке гневного слова. Он тут же встревоженно взглянул на неё снова: — Гарри… — и поднялся на ноги, зазвенев посыпавшимся с него конфетти битого стекла. Юноша вернулся к разбитому окну. Сжавшись от волнения, выглянул наружу. Джинни присоединилась к нему.

— С тобой был Гарри?

— Он меня сюда и поднял, — кивнул Драко. — Решил, что, оказавшись на крыше, один из нас поможет пробраться внутрь другому…

— Пробраться — и что потом? — поинтересовалась Джинни. — Вы решили, будто вдвоем положите всю вольдемортову стражу, да?

Драко метнул в неё сухой взгляд:

— В твоём изложении наш план как-то неважно выглядит, — он снова высунулся из окна, и его напряжение усилилось: внизу сейчас точно никого не было, даже охраны. Только голые камни. Драко зажмурился и вздохнул.

— Драко, а что, если…

— Погоди, — он вскинул руку вверх, будто погружаясь в глубокие раздумья, а когда через мгновение снова открыл глаза, бледные губы сложились в некое подобие улыбки: — С ним всё в порядке, он просто спрятался за угол замка и ждёт, когда я подам знак, — Малфой почесал затылок длинными пальцами. — Полагаю, не стоит тебя спрашивать, в курсе ли ты, где находится парадный вход?

Джинни помотала головой:

— Я даже не знаю, как выбраться из этой комнаты, — призналась она. — Дверей нет, есть только одно окно. И то ты разбил.

— Наверное, ты не прочь его восстановить, — вяло кивнул Драко.

— У меня нет палочки.

— Зато у меня есть, — Драко вытащил свою волшебную палочку из рукава и безо всяких колебаний — к удивлению Джинни — протянул ей. Чужая палочка в твоей руке — м-да, было в этом что-то весьма интимное… Во всяком случае, палочка Драко уж точно переполнялась его индивидуальностью, хотя как она это осознала, Джинни сама понять не могла. Если для палочек существовало такое понятие как «настроение», то эта, несомненно, наблюдала за ней с «холодным удивлением». Драко проводил её слабой улыбкой:

— Вперёд, она — хорошая девочка.

Гриффиндорка взмахнула рукой и быстро репарировала окно: осколки слетелись воедино в целёхонький квадрат, а Джинни меж тем искоса изучала Драко: выбеленная, словно кость, кожа, синюшные круги под глазами, бескровно-белая линия губ.

— Драко, может, тебе присесть? — предложила она, опуская палочку.

Даже это мимолётное движение было настолько усталым, что сердце оборвалось у Джинни в груди: когда он пошёл к кровати и осторожно опустился на неё, она отметила выверенную чёткость движений; присущая ему грация никуда не исчезла, однако же появилась некая неуверенность, которая никогда с ним не ассоциировалась. Привалившись к подушкам всё с тем же рисунком из чёрных терниев, он начал рассматривать свои руки, все в мелких порезах — белые линии на белоснежной коже.

— Можешь себе представить, я этой комнаты не помню, — заметил он, — может, потому что её использовали в качестве камеры. Хотя всё равно отсюда должен быть выход, ведь другие же как-то входят и выходят, верно?

— Наверное, — неуверенно согласилась Джинни, которая не видела Тома выходящим — она закрывала руками лицо. Тут ей пришло в голову, что Драко, в принципе, стоит рассказать о Томе; она медленно подошла к кровати и присела, поглядывая на Малфоя, возлежащего на чёрных покрывалах. Чёрный всегда шёл ему, служил прекрасным фоном для его льдистой красоты. Вот и сейчас — бледный до белизны, почти прозрачный, — и всё же прекрасный вопреки усталости… Ей показалось, будто она прямо сквозь него может смотреть на свет, и тот непременно будет виден, как просвечивает огонёк газовой лампы сквозь тончайшую папиросную бумагу.

— Я не обратила внимания…

— Тш-ш! — внезапно остановил её Драко и качнулся вперёд, тронул ленту, удерживающую её локоны. — Мне нравится, когда у тебя волосы вот так вот… — он улыбнулся, настолько по-старому знакомо, что у Джинни участился пульс. — Люблю и надеюсь…

Кровь прилила к лицу Джинни:

— Что?

— Подвеска, — рука Драко соскользнула вниз, к ямочке у основания шеи. — J’aime et j’espere… «Люблю и надеюсь»… — Откуда у тебя этот кулон?

— Не помню, — соврала она.

— А, не обращай внимания — простое любопытство, — рука Драко упала. — Дело в том, что у матери был когда-то кулон, похожий на этот. Ей подарил отец. Нечто вроде фамильного сокровища, — он снова улыбнулся. — «Но любовь продолжает надеяться там, где разум впадает в отчаяние…» — прелесть, что за сантименты, а?

— Не нахожу, — возразила Джинни, — я знаю: тебя тошнит от сантиментов.

— Сейчас слово «сентиментально» я использовал в его весьма узком смысле, дражайшая моя, — лёгким взмахом руки Драко вновь напомнил ей того, кем когда-то являлся. — Сие подразумевает, во-первых, выражение некой мысли, во-вторых, поведенческую особенность, в-третьих, крылатое изречение, в-четвёртых…

— Довольно, — голос Джинни прозвучал настолько яростно, что Драко потрясённо умолк.

— У, какая бука… Я думал, что нравлюсь тебе в своей педантичной ипостаси.

— Не в такой, — возразила она, туго наматывая простыню на кулак, — и будь любезен, не зови меня больше «дражайшей», особенно после того, как сообщил, что совсем не рад меня видеть.

— А ты забавная штучка, Джинни, — тон Драко остался лёгким, однако глаза вспыхнули сталью, — хотелось бы мне знать, что бы ты делала, окажись взаперти в горящем здании безо всяких надежд на спасение? Пригласила бы друзей подрумянивать пастилки?

— Хватит издеваться, — Джинни запоздало отвернулась: несколько горячих слезинок успели упасть на её обнажённую руку — она сама чуть не подскочила от неожиданности.

— Джинни, — сурово, почти угрожающе начал Драко. — Не сейчас.

— Да какая разница, — мрачно отозвалась она. — Всё равно нам отсюда не выбраться. И я обещала… — «Гермионе, что я останусь ждать», — едва не сорвалось у неё с языка, но она вовремя вспомнила, что дала той слово молчать как рыба.

— Обещала? — переспросил Драко. — Нет, определённо, тут должен быть выход, — он постучал по стене, сдвинул портрет — всё тот же камень. — Я не одобряю пораженческие настроения. Не стены делают тюрьму тюрьмой, а…

— Прекрати! — оборвала его Джинни. Голубое платье взвихрилось вокруг неё, когда она вскочила с кровати. Тяжесть ткани — будто тяжесть цепей. — Я ненавижу, когда ты это начинаешь…

— Ну, раз ты ненавидишь, — ледяным тоном отозвался Драко, — это, конечно, перевешивает наше нынешнее положение. Я не хотел тебя расстраивать.

— Я — не ты, — объяснила Джинни. — Я не могу всё время вести себя героически из принципа. Мне нужна цель, чтобы сражаться.

Драко отпустил картину и отошёл от стены. Впервые за всё время он выглядел слегка растерянным:

— И ты полагаешь, будто я могу помочь тебе обрести эту цель?

— Не знаю, — отозвалась Джинни, приближаясь. — Как ты сам думаешь? Хотя бы раз… — не глядя на него, продолжила она, — хотя бы раз я хочу, чтобы ты ответил мне на один-разъединственный вопрос — ответил по-настоящему, без своей латыни, шуточек, стишков и болтовни. Как считаешь — сумеешь?

— Это смотря о чём ты спросишь, так что поосторожней — сама понимаешь, без латыни, шуточек и стишков я ничем не буду отличаться от других.

— Этого-то я и хочу! — воскликнула она, разворачиваясь к Драко, чью бледность как рукой сняло, — теперь он яростно пылал, а глаза были ясны, словно айсберг. — И потом — можешь не хлопотать, что выросло — то выросло: обычный человек из тебя всё равно уже не получится, как ни пытайся.

— Будем считать, твоя лесть сделала свое дело, — его пальцы танцевали на её запястье, легко касаясь пульсирующей жилки. — Помнится, однажды ты дала мне силы для битвы. Наверное, я должен вернуть тебе долг той же монетой, иначе это будет бесчестно. Спрашивай уже.

— Ты любишь меня?

На миг он замер, только пальцы задвигались ещё быстрее, а значит, он услышал.

— Ты действительно хочешь это знать? — наконец спросил он.

— Да.

— Мы в темнице, ближайшая помощь за тридевять земель, Вольдеморт вот-вот загонит весь мир под свой злобный каблук; лучшее, что ждёт нас — это весьма неаппетитная смерть, а ты хочешь обсудить наши взаимоотношения?..

Джинни кивнула.

— Да, я хочу обсудить наши взаимоотношения.

— Ну, без поэмы тут никак не обойдёшься.

Джинни смотрела на него, не моргая.

— Ты уж попробуй.

— А у нас есть пара минуток до начала Армагеддона?

— Какие ещё будут предположения?

Драко, едва ли не улыбаясь, подошёл к гардеробу и, дёрнув плечами, ударил по нему, тот заскрипел в ответ.

— Значит, хочешь знать, люблю ли я тебя.

— Драко, не юли.

— Я никому никогда не говорил, что люблю.

— Как же так, — удивилась Джинни, — а как же Гермиона?

— Она как-то спросила меня, и я ответил «да». Но я никогда не предлагал свою любовь, ибо это прозвучало бы как оскорбление, — задумчиво ответил Драко, и Джинни поняла, что он говорит чистую, чистейшую правду: пусть не о своих чувствах к ней — зато о чувствах в принципе. — По отношению к ней и к Гарри. Я не мог так поступить.

— Значит, Блэз?

— Мне нравилось смотреть на неё. И мне нравилось, что она любит меня, но я её — нет, во всяком случае, не в том смысле. Я никогда не говорил ей о любви — это было бы неправдой. Раньше я думал, будто вообще никогда не смогу влюбиться, потом мне казалось, что это меня тут же убьёт, — я ошибся и в том, и в другом. Любовь меня не убила, хотя временами, — добавил он сухо, — мне действительно хотелось сдохнуть. И ведь я-то никогда тебя не спрашивал, любишь ли ты меня, верно?

— Я уже отвечала тебе — да. Я знаю, что ты думаешь — будто я люблю не тебя, а того, кого сама себе напридумывала… Это не так. Я не считаю тебя принцем на белом коне, явившимся героически спасти меня — мне не нужно ничего подобного. Мне просто нужен ты — такой, какой ты есть.

— Какой я есть… — с какой-то усталой озадаченностью повторил Драко.

— Да — какой есть, хороший ли, плохой ли, — Джинни осеклась. Драко стоял неподвижно, ожидая продолжения. Джинни почувствовала, как слова рвутся наружу — все мысли о нём, которые она так старательно прятала. — Пусть временами ты трусоват, пусть иногда высмеиваешь то, с чем не согласен, пусть ты эгоистичен и пугаешься собственных чувств… Ты ненавидишь слабость, а потому можешь быть по-настоящему жестоким, в первую очередь — по отношению к себе самому, и тем, кто любит тебя, приходится смотреть, как ты над собой издеваешься. Как, например, сейчас, — запоздало добавила она. — И ты выглядишь просто ужасно.

Он сдавленно рассмеялся:

— Ну, ударь меня, ударь побольней…

— Но в тебе ведь столько хорошего, — продолжала Джинни срывающимся голосом, — я знаю: ты любишь людей, любишь такими, какие они есть… поэтому, по большому счёту, нет смысла спрашивать, любишь ли ты меня: если б любил, ты бы это знал.

Драко потрясённо смотрел на неё, будто Джинни только что дала ему пощёчину.

— Нет. О, Господи, ты же всё перевернула с ног на голову. Это только моя вина, — он шагнул к ней, и теперь они могли дотронуться друг до друга, но Драко не протянул руки.

— Откуда ж мне знать? Я вообще не уверен, способен ли я на любовь, — не в смысле «любовь всей жизни», а только страсть в минуты, когда лучше б обойтись без неё, и полное её отсутствие тогда, когда она действительно нужна… И никто в этом не виноват — разве что мой отец, ведь всё, что я узнал меньше, чем за год — разницу между любовью и ненавистью, Джинни. Я ещё дитя — тебе, возможно, нужен кто-то… повзрослее. Тот же Финниган…

— Мне нужен ты и только ты…

— Знаю… Нечестно, правда? По отношению к нам обоим…

— Но ты же знаешь разницу между любовью и ненавистью, — прошептала она, — ты любишь Гарри…

— …и буду любить до самой смерти, хотя, полагаю, это уже не бог весть какое обещание с учётом обстоятельств.

— Мне кажется, это совсем другая любовь, — заметила Джинни и продолжила, видя, что Драко не собирается ничего уточнять: — Ты любил Гермиону, был влюблён в неё, и даже тогда, в розовом саду, едва не сказал это.

— Я вот всё думаю, влюбился бы я в Гермиону, не люби её Гарри, — задумчиво произнёс Драко. — Дело в том, что Гарри перенёс в меня частичку себя, когда мы махнулись телами, и самое сильное его чувство осело и во мне… Ничего не изменить, не изгнать, но можно хотя бы объяснить, как мне кажется.

— Ты по-прежнему любишь её… — уличающе сказала Джинни.

— В каком-то смысле да, — легко согласился Драко, — однако я отодвинул это чувство вместе с прочими детскостями… Да-да, я в курсе, что повторяюсь. Довольно. Джинни, пожалуйста, взгляни на меня.

Она подчинилась. Внутри него всё кипело в огне лихорадки, но глаза были ясными и прекрасными в своей прозрачности.

…Когда он умрёт, они закроются навсегда, — подумала она и тут же яростно отшвырнула эту пронзительную до боли мысль.

— Поверь мне, — продолжал он, — Гермиона не стоит между нами, так что не вини её: не из-за неё я не могу сказать, что люблю тебя. Если кто и виноват, если кого ты и должна ненавидеть — так это меня и только меня. Я изъеден, изломан внутри, я всегда таким был, а времени на то, чтобы собрать себя воедино, уже не осталось — и из-за этого дурацкого надлома у меня украли шанс, такой изумительный шанс просто влюбиться и просто измениться, меня… нас обоих лишили этой возможности. Если б я мог измениться, Джинни, я бы полюбил тебя всеми ошметками, оставшимися от моей души. Но время… на это нужно время, и именно его-то у меня и нет. Я умираю, а любовь не может расцветать в умирающем сердце: с тем же успехом можно выращивать во тьме цветок, поливая его кровью. Понимаешь?

…Нет, — хотела сказать Джинни, но это было бы невежливо; и сквозь всю свою боль и горечь она почувствовала всплеск невероятной жалости: умирающий, нелюбивший и нелюбимый… — это было сущей пыткой для её романтической души, и не только для её, ибо под внешним равнодушием и горечью Драко испытывал то же самое. Жалость, опустошённость, мучительное сожаление.

— Я почти поняла… — начала она, — как бы я хотела, чтобы…

Она осеклась, заслышав за спиной шум и, обернувшись, увидела какое-то движение у гардероба в углу.

Через миг в комнату ступил Том.

 

* * *

 

…Надо же, оказывается, телепатически всё же можно врать, если ты делаешь это очень аккуратно, а человек на той стороне устал и не слишком внимателен, — отметил Гарри. Он сказал Драко, будто удрал от стражи, — и это было правдой. Ещё он сказал, будто прячется за валуном на вершине холма, — это тоже было правдой. Однако он не сказал, что, судя по всему, его засекли сидеть за камнем ему оставалось не очень-то долго.

Дозорные заметили его несколько минут назад и начали кружить вокруг его укрытия. С каждым разом круг медленно, но сжимался. Осознав, что эти половецкие пляски уже ничто не остановит, Гарри выпрямился, вышел из-за камня и развернулся к преследователям. Донёсся смех.

Он уронил меч и поднял высоко вверх правую руку — теперь наплевать, почует его Волдеморт, нет ли, зато он прихватит с собой стольких, скольких сможет.

Они рванулись на холм — целое море чёрных мантий, и он уже открыл рот, готовясь произнести Смертельное Проклятье, как вдруг с руки сорвалась вспышка света. Гарри едва устоял на ногах от потрясения — ведь заклинание же не прозвучало, почему, откуда?! И вдруг понял: это вовсе не его рука сияла, это светился рунический браслет на запястье. Свет, сначала мерцающий, становился всё ярче и ярче; вот вольдемортова гвардия попятилась, закрывая лица руками и крича, будто это сияние причиняло боль. Потом стражники начали спотыкаться и падать один за другим, и крики их наполнили ночь…

Гарри ни за что бы не смог описать тот удивительнейший свет, лившийся с его руки: наверное, всё же красный, вот только такой, какого он доселе никогда не видел: алей заката, яснее крови, ярче огня. Он струился, заполняя небеса дневным сиянием, невыносимым для глаз. Гарри сам закричал, отворачиваясь, однако даже тогда видел свет — остаточными всполохами, отпечатавшимися на внутренней стороне век.

А потом все исчезло в миг.

Небо потемнело.

Гарри медленно открыл глава. Он стоял в кругу покойников: все стражи были мертвы, повсюду лежали перекуроченные тела с раскинутыми — будто в попытке защититься от безумного удара — руками.

Он наклонился за мечом и только тут заметил, что браслета больше нет: выполнив своё предназначение, он исчез вместе с созданным им сиянием, рассыпавшись черным прахом.

 

* * *

 

Том повернулся к ней, и Джинни подготовилась к появлению на его лице потрясения и гнева, в голове крутились бессмысленные извинения и оправдания по поводу присутствия в комнате Драко.

Том, мне так жаль, я никогда не…

— Вирджиния, Рисенн сообщила, что ты хочешь меня видеть. Надеюсь, ты понимаешь, что я сейчас немножко занят?

Она уставилась на него, он безо всякого интереса, чуть даже скучающе, взирал в ответ. Она медленно повернулась, взглянув себе за спину.

Драко испарился, и это оказалось куда большим шоком, чем внезапное явление Тома: она не была готова увидеть последнего, однако первый-то, первый куда девался?! — от удивления Джинни не удержалась на ногах и опустилась на кровать.

— Вирджиния, — резко произнёс Том, — встань, когда я с тобой разговариваю!

Голова пошла кругом, когда она покорно поднялась, — юбка плеснула на пол синеватым серебром, золотой зеленью; и в тот же миг глаза Тома распахнулись, но сразу же чуть прищурились. Теперь в них вспыхнул огонь — горячий почти до боли, губы чувственно изогнулись…

Она успела только подумать, что Гермиона не ошиблась, как вдруг он уже стоял рядом с ней, стиснув оба её запястья одной рукой, второй же резко сдёрнул ленту с её волос; Джинни сморщилась, но он не придал этому ни малейшего значения, длинные пальцы заплутались в рыжих локонах, когда он раскидывал их по её плечам.

— Предпочитаю распущенные волосы.

— Как тебе угодно, Том.

Он выронил ленту, и та змеёй свернулась на полу у его ног.

— Ты меня за этим хотела видеть? — спросил он, легко прикасаясь к её ключицам костяшками пальцев — Джинни почти затрясло от отвращения.

— Нет, — тут же ответила она. Он не отнял руку, но удивлённо приподнял бровь. — Я хотела спросить тебя, могу ли присутствовать на церемонии. Хочу увидеть, как ты обретёшь силу.

— Прекрасно… но на церемонии умрёт твой брат, — небрежно заметил Том, крутя меж пальцев прядку её волос.

— Знаю. Но мне ведь надо привыкать к подобным вещам, верно? Коль скоро я собралась править миром вместе с тобой… — ей было интересно, звучали в голосе переполняющие её тошнота и отвращение или же нет, однако Том едва улыбнулся и, продолжая поигрывать рыжими локонами, подтянул её лицо ближе к своему.

Она знала — он собирается поцеловать её, а потому приложила все возможные усилия, чтобы не шарахнуться прочь. Его рот был холоден и по вкусу напоминал ледяное перекисшее вино, готовое вот-вот обратиться уксусом. Поцелуй закончился, но Джинни не двинулась с места. Мир раскачивался вокруг.

— Ты не приучишься выносить вещи, подобные этим, если не имеешь данной способности с рождения. Впрочем… Когда ты несчастна, ты нравишься мне больше, — Том отпустил её. — Неважно, о чём ты меня просишь: Тёмный Лорд велел всем присутствовать в Церемониальном Зале в момент обретения им силы и могущества. Предполагаю, он прикуёт тебя к стене. После того, как всё закончится, могу оставить тебя на цепи, — добавил он с улыбкой, — и насладиться тобой таким образом. Думаю, мне бы это понравилось… — он наклонился, будто собираясь вновь её поцеловать, но в этот миг оконное стекло содрогнулось, и комнату залил пугающе яркий алый — будто стены омыли кровью — свет.

Вскрикнув, Джинни зажмурилась, хотя сияние почти тут же начало блекнуть, и заалевшее небо вновь обернулось ночной темнотой.

— Что это было?

Том отпустил её, уставясь на окно из-под полуприподнятой руки, потом, не говоря ни слова, развернулся и кинулся прочь, растворившись где-то рядом со стеной.

…Как он отсюда выбрался? — подумала Джинни. — И что значила эта странная красная вспышка — может, Гарри наконец-то прикончил Вольдеморта, и это было нечто вроде гриффиндорского эквивалента Знаку Мрака?

Позади послышалась возня — из-под кровати выбрался чёрт знает на кого похожий Драко. Кашляя, он поднялся.

— Похоже, Вольдеморт разогнал всю прислугу: под кроватью просто-таки пугающие клубы пыли. Клянусь — один из них таращился мне прямо в глаза.

Джинни по-прежнему смотрела в окно:

— Откуда этот свет?

— Не знаю, но, похоже, вспыхнул он в самое подходящее время: ещё пара секунд, и я бы вылез из-под кровати и оторвал этому козлу руки. Он сделал тебе больно? — напряжённо спросил Малфой.

— Том никогда не причинит мне боли, — тускло ответила Джинни.

Драко привалился к прикроватному столбику:

— Поди сюда… — позвал он, и она послушалась, хотя её уже преизрядно достало это «подисюдаканье»; но это был Драко — тот, кого она любила, тот, кто звал её лишь потому, что сам был слишком обессилен и измучен болезнью. С бережностью, на которую Том плевать хотел, Драко убрал с её шеи волосы, нежно прикоснулся к ключицам.

— Что ты делаешь?

— Ищу синяки. Когда последний раз я находился с тобой в одной комнате, моя Джинни, это была вовсе не ты, а многосущная проститутка, которую купил себе Том. Он задушил её и бросил на полу публичного дома.

— А что ты делал в публичном доме? — вспыхнула Джинни.

Драко криво ухмыльнулся:

— Сама понимаешь — я так молод, мне нужны деньги на карманные расходы.

— Заткнись, ради бога! — перебила Джинни и переспросила после паузы: — Что, правда? — он кивнул. — О… какая гадость… — еле выдохнула она. — Несчастная девочка… Это всё из-за меня, да?

— Нет. И довольно нам обвинять себя в том, за что мы не можем отвечать, договорились? — он задумчиво изучал её лицо. — А знаешь, он ведь любит тебя, пусть он даже чокнутый психопат, уничтожающий всех на своём пути, он всё же любит тебя — на свой отвратительный манер.

— Н-да… Это куда хуже, чем вовсе не быть любимой, верно?

Тень великой печали скользнула по её лицу.

— Иногда… — согласился он, наклоняясь за лентой, всё ещё валяющейся на полу. — Нужна?

— Нет. Коль скоро она бесит Тома…

— Тогда я буду её носить, — Драко обвязал ленту вокруг своего левого запястья, потом вновь протянул руку и откинул назад тяжёлые волосы, сквозь которые совсем недавно продирались пальцы Тома. — Если у меня будет шанс убить его для тебя, я это сделаю.

Она коснулась своей ленты на его запястье, скользнула по гладкой коже.

— А я-то думала, ты не рыцарь на белом коне, который повергает драконов… — за лёгкостью тона таилась тщательно скрываемая печаль.

Действительно, он меньше всего походил на охотника за драконьими головами: бледный, хлипкий, испачканный, исцарапанный колючками и изрезанный осколками стекла. Её единственный любимый.

— Я вот что хочу тебе сказать, — начала Джинни. — Я понимаю, что именно ты пытался до меня донести, говоря, что не любишь меня и…

Он сжал её волосы:

— Слова, слова… — наклонился и поцеловал её в губы; она ощутила его лихорадку, солёный холод, решимость и горечь. Горечь, как у слёз.

Через миг он уже отодвинулся, и лента на его запястье задела её щеку.

— Прости, — полу-улыбнувшись, извинился он, — наверное, после Тома ты уже устала от внезапных поцелуев…

— Ой, — разом очнулась Джинни, — точно: я же хотела выяснить, как Том попадает и выбирается отсюда — и у меня не вышло. Чёрт!..

— Зато у меня вышло. Он проходит через зеркало. Я просто решил дождаться, чтобы на горизонте стало чисто, когда мы…

Внезапно рука стиснула её плечо, его глаза расфокусировались. Драко отшатнулся от неё.

— Гарри. Он как-то прорвался сквозь охрану и нашёл главный вход — а там опять стража. Он просит помощи. Пойдём, быстро.

Схватив Джинни за запястье, он потянул её за собой к зеркалу, водой расступившемуся перед ними, и дальше — по коридору.

 

* * *

 

Прикованный к своей платформе Рон видел, как тёмный лоскут неба внезапной вспышкой окрасился в цвет крови. Дверь в Зал распахнулась, влетела стая охранников, на ходу засыпая Люциуса какими-то резкими иностранными словами. Озадаченный и побледневший, тот обернулся к Тёмному Лорду:

— Мой господин, стража, патрулировавшая вокруг замка, мертва. Вся.

— Значит, Поттер вот-вот найдёт ворота, — откликнулся Вольдеморт. — Пошли оставшуюся стражу вниз, пусть его захватят.

Люциус вытаращился на Лорда, а стражникам явно стало не по себе. Вольдеморт рассмеялся.

— Это будет несложно, трусишки. Поттера довольно легко переубедить… логическими доводами.

Рон таращился в проём — небо меркло, становясь из алого серым; впрочем, он этого не видел, заплутав в своих воспоминаниях.

…Я видел, видел небо в огне… Дар Прорицателя — худшая из кар: всё знать и быть не в состоянии ничего изменить.

 

* * *

 

Сириус искренне тосковал по Клювокрылу — тот в качестве средства передвижения был куда лучше, чем этот покрытый коростами фестрал, хотя, как ни крути, ни один гиппогриф не способен и близко развить скорость, подвластную коням мертвецов. Без смертных на хребте фестрал бы пущенной стрелой рассёк небо, да и нагруженный Сириусом и Ремусом, если и притормаживал, то несильно.

Люпин молчал, погрузившись в собственные мысли, Блэк же пытался держать себя в руках и наблюдал за проплывавшим внизу ландшафтом: города, серо-бурые в истончившемся вечернем свете фермы, серебристые пятна прудов и озёр с белой наледью по краям. Потом горный хребет, вздымавшийся из земли челюстью с осколками зубов. Земля казалась холодной, недружелюбной, и от этого, а также от мыслей, что на своё последнее испытание Гарри отправился без него, у Сириуса сжималось сердце.

Ремус увидел это первым, закричал, схватил Блэка за руку, указал — далеко на востоке поверх гор колонной полыхнуло алое сияние. Сияние, не имеющее никакого отношения к рассвету, ибо для него ещё не пришло время. Сияние, не имеющее никакого отношения к пламени, ибо было слишком ярким и кровавым, окрасив пространство вокруг красным и золотым.

— Гарри, — сказал Ремус.

Сириус стиснул лошадиную гриву и вонзил колени в бока.

— А ну-ка, глянем, насколько быстр этот блоходром, — и фестрал выстрелил вперёд, помчавшись быстрее Всполоха.

 

* * *

 

Джинни спешила за Драко — похоже, он знал, куда идти. Чёрные и зелёные мраморные плиты стен вспыхивали, откуда-то доносились разные звуки: вскрики, металлическое клацанье, становящееся по мере их приближения всё громче. Когда они достигли верхней площадки широкой каменной лестницы, Драко наконец-то остановился и придержал Джинни, не пуская вперёд:

— Погоди.

Внизу раскинулся большой зал. Они замерли на лестнице с чередующимися чёрно-белыми ступенями, которая вела к огромным дверям из меди и камня, сейчас распахнутым в ночь, полную хаотического движения: прищурившись, Джинни насчитала шестерых в чёрных мантиях, которых, похоже, она уже видела раньше, в Церемониальном Зале. Сейчас они обнажили свои ножи, секиры и кинжалы против Гарри — тот у нижних ступеней отбивался мечом, сталь которого была покрыта кровью — видимо, кровью тех раненых или же уже мёртвых вольдемортовых охранников (Джинни этого не поняла), что теперь тёмными кучами валялись на полу.

Драко с ладонью на эфесе стоял неподвижно, не отрывая от Гарри глаз. Он даже улыбался — совсем чуть-чуть, уголком губ, и Гарри, кинув на них взгляд, ответил коротким кивком, прежде чем шарахнуть по ногам одного из стражников. Драко обнажил свой меч, замер на секундочку, будто прикидывая его вес, и обратился к Джинни, впрочем, даже к ней не поворачиваясь — глаза неотрывно следили за Гарри.

— Ты ведь раньше не видела меня в деле, верно? — голос звучал ровно, будто он вёл светскую беседу, однако глаза уже разгорались.

— Нет, никогда, — помотала головой она.

— Ну тогда подготовься как следует, ибо после этого тебе захочется переспать со мной ещё сильней.

— Да я бы никогда… — фыркнула Джинни, однако он не собирался выяснять, что она имела в виду: он уже мчался вниз по лестнице; перескочив через несколько ступенек, миновал Гарри и прыгнул в самую гущу солдат Тёмного Лорда. Меч в его руке вращался над головой колесом смазанного огня.

Наклонившись как можно дальше, Джинни яростно стиснула ледяные перила: не может быть, не может быть, чтобы он был таким невероятно умелым, — и тем не менее, именно так всё и обстояло; со странным уколом в сердце Джинни осознала, что для Драко это то же, что квиддич для Гарри. Меч буквально танцевал в его руках, жил собственной жизнью и в то же время был частью его, бешеной вспышкой вновь и вновь рассекая тёмную стену тел — серебристой рыбкой выскальзывая из чёрной воды.

И через несколько мгновений стражники — четверо, ещё двоих убил Гарри — мёртвые или же бессознательные, лежали на полу. Драко отёр свой клинок мантией одного из них, сунул меч в ножны и развернулся к Гарри.

— Это я вовремя зашёл, Поттер, — заметил он, тогда как Гарри пробирался через трупы. — У тебя просто ужасающая техника.

Мотнув головой, Гарри наклонился к нему и произнёс что-то достаточно тихо, чтобы Джинни не могла расслышать, потом указал на тела на полу; в этот момент Джинни, сбросив оцепенение, кинулась вниз по лестнице, путаясь в длиннющей юбке, спотыкаясь, и присоединилась к стоящим меж тел и трупов юношам. Запах крови наполнил воздух.

— Почему они пошли против нас без палочек? — спросил Гарри.

— Просто в крепости довольно сложная охранная система, — пояснил Драко, — кроме того, сомневаюсь, чтобы Вольдеморт дозволил у себя под носом хоть одну.

— А… Тогда это объясняет… — он поднял взгляд, увидел Джинни и осёкся. — И ты тут?!

— Она за мной бегает, — вставил Драко, — это так неловко…

Глаза Гарри распахнулись:

— Гермиона тоже здесь? Ты ее видела?

— Она… — начала Джинни и обмерла, услышав грохот приближающихся шагов. — Ещё охрана! — прошипела она, спотыкаясь в который раз — как выяснилось, об очередной труп.

Поборов желание заорать, она жестом указала Драко и Гарри, что им необходимо взбежать вверх по лестнице; юноши последовали за ней и, влетев в первую попавшуюся комнату, оцепенели: за распахнутыми дверями стоял Люциус Малфой собственной персоной. Позади ёжился и дрожал в потрёпанной мантии Червехвост. За ним маячила Рисенн, бледная, как призрак, а пространство за её спиной наводнили прислужники Вольдеморта в чёрных мантиях. Десяток, не меньше.

Джинни слышала, как ахнул от неожиданности Драко; он смотрел на отца пустыми глазами, пытаясь совладать с внутренней дрожью, — будто тот только что пнул его в живот.

— Держись, держись, Малфой, — отчаянно зашептал ему Гарри.

Люциус взглянул на сына с узкой и резкой, будто бритвенный разрез, улыбкой.

— Должен признать, твоё появление стало для меня сюрпризом, Драко, — сообщил он. — Я-то думал, ты уже мёртв, — он окинул сына критическим взглядом. — Могу сказать, ты неплохо выглядишь, хотя нам ли не знать — это едва ли так на самом деле, а?

Драко крепче стиснул эфес своего меча, костяшки пальцев побелели.

— Действительно, отец. Ты даже не представляешь, как я мечтал о возможности разделить с тобой мои предсмертные слова.

Люциус приподнял брови.

— Жду не дождусь. Я весь обратился в слух.

— Итак, предисловие, — поднял руку Драко, и Джинни услышала какой-то свист, сообразив через миг, что Драко метнул в отца свой меч. Тот, пролетев в каких-то дюймах от головы Люциуса, вонзился в стену и негромко завибрировал. Малфой-старший даже не моргнул. Совершенно индифферентно покосившись на меч, он снова взглянул на сына.

— Сколько раз тебе повторять, что мечи не годятся в качестве метательного оружия? — в укором поинтересовался он. — Я лично предпочитаю отточенные кинжалы.

Выражение лица Драко стало нечитаемым, будто захлопнули веер.

— Так вперёд, отец, — предложил он, — или ты меня больше ни чуточки не боишься?

— Именно. Если б ты хотел пронзить меня этим мечом, ты бы пронзил.

Лицо Драко дёрнулось, и Гарри тихонько погладил его руку — так гладят нервно взбрыкивающего пугливого жеребца, но юноша, не отрывая глаз от отца, едва ли это заметил.

— Ты убил всех охранников Тёмного Лорда, — этот комментарий Люциуса адресовался Гарри. — Это весьма невежливо.

— Похоже, парочка-другая у вас всё же сохранилась, — указал за спину Люциусу Гарри.

— Десяток из трёх сотен. Печальный итог.

Драко вытаращил глаза на Гарри:

— Ты укокошил двести девяносто стражей?!

— А что делать.

— И как?

— Силой духа, — сухо сообщил Гарри.

Драко окинул Гарри взглядом с головы до ног, будто пытаясь обнаружить дополнительную пару рук. Взгляд вспыхнул, замерев на запястье.

— Твой рунический браслет…

— Точно, — быстро перебил его Гарри. — И довольно об этом. В любом случае, — продолжил он, разворачиваясь к Люциусу, — если я даже извинюсь за то, что прикончил всю вашу стражу, вряд ли это будет искренне, не находите?

Джинни увидела краткую вспышку гнева в глазах Малфоя-старшего, однако он почти тут же улыбнулся, сложил руки. Кончики пальцев постукивали друг об друга.

— Ну-с… Коль скоро мы убили твою подружку, я полагаю, теперь счёт один-один, юный Поттер. Знаю ваше пристрастие к честным играм.

Гарри момент недоумённо хлопал глазами, будто Люциус пробормотал какую-то несусветную нелепость.

— Чего? Но ведь моя подруга — Гермиона…

— Именно, — кивнул Люциус. — И мы её убили. Ты не слишком смышлён. Впрочем, и не обязательно: для этого у тебя есть Драко.

Гарри медленно опустил руку, по-прежнему сжимающую окровавленный меч.

— Неправда, — он внезапно стал совсем белым. — Этого не может быть.

Пришла очередь Драко хватать Гарри за руку.

— Поттер… — он наклонился, собираясь что-то тихо сказать Гарри на ухо, чтобы не услышала Джинни. Гарри не смотрел на него — он смотрел строго вперёд.

— Она для вас слишком умна, — возразил он. — Она бы никогда не позволила и пальцем себя тронуть.

Джинни прикусила губу.

«Никому не говори, что я жива. Даже Гарри и Драко», — вот что сказала ей Гермиона. Но одного взгляда на лицо Гарри хватило, чтобы едва найти в себе силы сдержать клятву. Гермиона не позволила бы Гарри испытать такую боль.

— Рисенн, — шёлковым голосом позвал Люциус. — Эпициклическое Заклятье, будь любезна.

Дьяволица молча подошла к нему и что-то опустила в подставленную ладонь. Когда он раскрыл её, Джинни увидела два Эпициклических Заклятья, покачивающихся на золотых цепочках, одно из которых она сделала собственными руками в комнате Гарри и Драко, а второе Гермиона принесла из первого путешествия в ИмениеМалфоев, после чего, не снимая, носила его на шее.

— Рисенн взяла это с её трупа, — сообщил Люциус. — Не так ли, дражайшая моя?

— Я взяла его у неё, — едва слышно сказала Рисенн, — после того, как поцеловала.

— Да-да. Поцелуй смерти, твоя специализация, — Люциус снова развернулся к Гарри и резким движением швырнул оба заклятья ему в ноги. — Забирай оба. Всё равно за немногие оставшиеся часы они тебе не понадобятся.

Кулоны зазвенели по полу. Драко дёрнулся, невольно сморщившись. Гарри едва ли заметил. Джинни наклонилась, подняла оба заклятья и спрятала в карман платья.

Драко повернулся к Гарри. Если на того смотреть было просто невыносимо, то Малфой выглядел ещё хуже: казалось, будто его только что разорвали на части. Джинни не поняла, откуда эта боль, — его ли собственная или же это боль Гарри, но не двинулась с места — бесполезно утешать того, кто в таком состоянии.

— Нет! — и Гарри с занесённым мечом кинулся на Люциуса. Рука Драко, дёрнувшаяся, чтобы удержать его, опоздала на доли секунды.

Люциус вскинул руку — палочка, проклятье Cruciatus…

Гарри будто споткнулся, хотя спотыкаться было не обо что; однако он словно налетел на что-то невидимое, тут же задохнувшись и выронив меч, повалился, перекатился на бок. Над его головой безвредно покачивалось зелёное проклятье. Он катался с бока на бок, запутавшись в чём-то; вот Джинни увидела мелькнувшую белую руку, копну каштановых локонов… и, наконец, мантия-невидимка соскользнула. На полу лежала, обхватив Гарри руками и ногами, зарёванная Гермиона.

— Я не смогла… — всхлипнула она потрясённому Гарри, лежащему на ней. — Ты не должен был знать… но это так жестоко… Я не смогла. Ох, Гарри…

Он молча обвил её руками и улыбнулся. Гермиона потянула его к себе — обнявшись, они замерли: она — трясясь от рыданий, он — уткнувшись лицом в её волосы.

С болью в душе Джинни отвернулась, наткнувшись взглядом на Драко: тот смотрел на Гарри и Гермиону со странным выражением лица: улыбаясь, но с печалью в глазах, какой ей прежде не доводилось там видеть. В этих серых зеркалах она вдруг увидела отражение собственной боли и потянулась, чтобы прикоснуться к нему, как вдруг… Он оцепенел — и вовсе не из-за её жеста.

Явился Вольдеморт. Сопровождаемый Томом, он стоял позади Люциуса.

Через мгновение его заметила и Джинни, тут же снова похолодев от одного только его вида: смертельно-бледный, черногубый, с кроваво-красными глазами, с ногтями, больше напоминающими когти… Как могло это чудовище быть в прошлом её прекрасным Томом?

Губы остановившего Вольдеморта изогнулись, обнажив зубы.

— Том, — он взглянул на Джинни, — твоя девка ухитрилась как-то освободиться.

Том посмотрел на девушку и ничего не сказал, однако его синие глаза затлели.

Джинни почувствовала, как мороз пошёл по коже: он заставит её потом за это заплатить… Заставит. Если, конечно, сможет.

— Не называй её так, — сказал Драко.

При звуках его голоса Вольдеморт переглянулся с Томом и обратился к Малфою:

— Разве это не твой сын?

Люциус кивнул.

— Разве он у нас уже не покойник?

— Драко вечно не укладывается в расписание. Потому-то так и не смог выбиться в первые ученики, — с сожалением признал Люциус.

— А это у нас, значит, Поттер, — Вольдеморт перевел задумчивый взгляд на теперь сидящих на полу по-прежнему обнимающихся Гарри и Гермиону. Гермиона что-то шептала Гарри на ухо, а тот энергично кивал в ответ. — И его грязнокровка, — добавил Темный Лорд с явным удивлением.

— Надо же, я-то думал, они разошлись, — пробормотал Червехвост.

— Так, а она у нас почему жива?

— Рисенн! — рявкнул явно раздражённый Люциус.

Она выползла к нему побитой собакой:

— Да, господин?

— Ты соврала мне, — прошипел он.

— Вы же знаете — я не могу вам лгать, господин.

— Ты сказала, будто убила девчонку, —

Date: 2016-07-18; view: 238; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.009 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию