Глава 10. Падение манит 1 page

Все, что мы сделать не сумели

И что не вышло полюбить

Что потеряли в предвкушенье

Падение манит. И конца и края нет.

Несмотря на то, что за стенами замка стояла зима, в окна лился обманчиво-ясный и яркий, словно летний, свет. Дамблдор сел и, взглянув на светловолосого мальчика, лежащего в кровати у окна, мысленно вздохнул.

— Мистер Малфой, я надеюсь, вы понимаете, что я пытаюсь помочь вам. А вы делаете эту помощь весьма трудновыполнимой.

Мальчик поднял глаза — типично малфоевские — такие же необычные глаза были у его отца: абсолютно серого цвета, без всяких зеленоватых, голубых или карих примесей.

— Я говорю вам, — повторил мальчик, — мне не нужна помощь.

Дамблдор снова вздохнул.

— Люциус, — позвал он, — прошу тебя, покажи мне твои руки.

Воцарилась тишина, потом мальчик неохотно протянул одну руку профессору Трансфигурации. Его подбородок был вздернут, словно он гордился своими ранами, возможно, так оно и было. Выглядели же они поистине ужасно: от кисти до локтя на обеих руках кожу прорезали шесть параллельных длинных царапин, глубоких, ровных, словно бы сделанных острым ножом.

Директор Диппет едва не лишился чувств в своем кресле, узрев их: вид был кошмарный, а у Диппета были причины опасаться возможной реакции Малфоев.

— Откуда они взялись, Люциус? — спросил Дамблдор, прекрасно представляя возможный ответ.

— Я все уже объяснял, — монотонно ответил мальчик. — Это от Режущего заклятья. Я получил это на дуэли. Я вообще никому ничего не должен говорить, это мое дело. Мой отец сказал мне…

— Мне не интересно, что говорил ваш отец по этому поводу, — резко перебил его Дамблдор. — Вы и ваше здоровье входят в интересы школы. Это — последствия воздействия некромантии. Физический знак расплаты.

— Вы обвиняете меня в том, что я занимался в стенах школы Темной магией? — глаза Люциуса вспыхнули. — Отец…

— Я обвиняю не вас.

— Тогда кого же?

— Тома Реддла, — голос Дамблдора стал мягче, однако оставался таким же неуступчивым. — Ведь он же ваш друг, не так ли?

Люциус заметно побледнел.

— Нет.

— Но, тем не менее, вы его знаете.

— Все его знают. Он староста школы.

— Осмелюсь предположить, что вы его знаете лучше остальных.

Лицо Люциуса было непроницаемым.

— Если вы хотите беседовать о Томе Реддле, профессор, думаю, вам лучше беседовать с ним самим.

— А почему вы решили, что я этого не сделал? — поинтересовался Дамблдор. — Я вовсе не такой глупец, чтобы не знать, кто такой Том Реддл. Я пытался с ним разговаривать — Мерлин тому свидетель. Однако на свете существуют невыполнимые задания, и это — одно из них. Он уперся и не двинулся с места. Но ты, Люциус, — ты другой. Тебе ведь только тринадцать лет и то, что я тебе сейчас скажу, может быть, слишком сложно для твоего юного возраста, однако постарайся понять: от решения, которое ты примешь сейчас, зависит вся твоя последующая жизнь.

Люциус молчал, Дамблдор видел, как под фланелевой пижамой ходуном ходит его узкая грудь. Наконец он заговорил. Голос его был полон пренебрежения.

— Вы ничего не знаете о Томе. И ничего не знаете обо мне. Думаете, если вы говорите, что он мне не друг, то сумеете перетащить меня на свою сторону? Ничего подобного. Просто вы никогда не видели никого похожего на Тома, и это вас пугает. Вы ведь знаете — что бы ни случилось, все равно победа окажется на его стороне. Второго такого волшебника нет в школе…

— Том очень умен, — согласился Дамблдор. — Однако он очень юн. не кажется ли вам, что он переоценивает свои силы?

— А не кажется ли вам, что это вы их недооцениваете?

Дамблдор посмотрела на него с усталым удивлением. Признаться, он бы хотел удивиться куда больше, глядя на этого израненного мальчика с таким тихим детским высоким голоском, которым он произносил все эти безобразные и ужасающие вещи. Однако он вовсе не был поражен: он знавал Малфоев и до Люциуса: неестественное отталкивающее впечатление, которое все они производили, похоже, было у них в крови.

— Том совершенно прав, — продолжал Люциус, — он хочет изменить мир и изменит его. И в этом мире будет место и для меня — он мне пообещал.

— И ты веришь в эти обещания? — мрачно поинтересовался Дамблдор. — Он будет верен им до тех пор, пока ты будешь нужен ему, Люциус, ведь на самом деле он ничего не чувствует — ни к тебе, ни к кому другому. Для него не существует дружбы, только ненависть и негодование. в трудную минуту он пожертвует тобой вместе со всем остальным.

Выражение лица Люциуса не изменилось.

— У меня свой взгляд на вещи.

Какой-то треск помешал Дамблдору продолжить разговор. Занавеска вокруг кровати отъехала в сторону, серебряные колечки, соприкоснувшись, звякнули. Повернувшись, Дамблдор увидел стоящую у него за спиной мадам Помфри, а рядом с ней — высокого темноволосого мальчика с поблескивающим на груди значком старосты школы.

Том Реддл.

— Извините, что прерываю вас, профессор, — масляным голосом пропел Том. — Но профессор Култер попросил Люциуса вернуться в слизеринское общежитие.

Дамблдор перевел взгляд на мадам Помфри:

— Поппи?

Она кивнула с самым несчастным видом.

— С ним все будет нормально, если он не будет снимать повязки. Думаю, что для полного заживления потребуется не одна неделя — заклинаний, чтобы ускорить этот процесс, не существует — не для таких порезов.

— Мы побеспокоимся о выздоровлении Люциуса, — успокоительно произнес Том. — не волнуйтесь.

— Мы? — уточнил Дамблдор.

Том улыбнулся. Так улыбнулся бы Люцифер, упав с неба и обнаружив себя хозяином ненаселенного пока еще Ада. Вот только Том, в отличие от Люцифера, имел ангельскую внешность.

— Его друзья, конечно же.

— Конечно, — Дамблдор поднял глаза и бросил на Тома пытливый взгляд. на миг их взгляды пересеклись — глаза юноши были полны притворной невинности. у него вообще были весьма удивительные глаза, служившие предметом обсуждений хогвартсовских девушек: настолько темно-синие, что казались почти черными; радужка сливалась со зрачком, делая их слепыми. Иногда они казались проницательными, иногда — недоумевающими, но его взгляд ни с чем нельзя было перепутать. Однако, чтобы делать их невинными, ему явно не хватало усилий. Том отвел взгляд первым.

— Люциус, — он повелительно указал на мальчика рукой с длинными тонкими пальцами, — ты идешь?

Люциус, торопливо натягивающий мантию поверх больничной пижамы и наспех зашнуровывающий свои ботинки, вскинул взгляд и кивнул, запыхавшись.

— Почти готов, Том, ты меня подождешь?

— Да, — ответил Том, опуская руку. Его иссиня-черные глаза были полны какого-то странного веселья. — Я тебя подожду.

— Знаешь, Драко, — произнесла Гермиона, утомленно глядя на лежащего в кровати светловолосого юношу, — иногда у меня просто опускаются руки.

— И ты не в силах сопротивляться моему мужественному обаянию? Да, знаю, — кивнул Драко, методично выщипывая перья из подушки, данной ему Джинни. Белые перышки запутались у него в волосах, зацепились за ресницы; ими была покрыта вся его синяя шелковая пижама. — Ты должна быть более стойкой, Гермиона, ради нашей пользы. Говорят, помогают дыхательные упражнения.

— Я говорю про сочувственное отношение к тебе, — сухо поправила его Гермиона. — И ты сейчас только подтверждаешь мою правоту. Вдобавок ты испортил подушку.

— Она была слишком толстой, — Драко выдернул целую пригоршню перьев и швырнул их в воздух. — Я не сплю на высоких подушках.

Гермиона фыркнула.

— Испорченный мальчишка.

Драко улыбнулся ей сквозь падающие, словно снег, перья. Прижав к себе книгу, Гермиона постаралась не улыбнуться ему в ответ. Драко был в лазарете уже три дня — с того момента, как они вернулись в Хогвартс. Все сидели у него по очереди, кроме Симуса (Симус предложил было посидеть с Драко, однако тот без разговоров запульнул ему в голову коробкой с бинтами).

Гермиона предполагала, что ей придется приложить усилия, чтобы оставить Драко в лазарете на попечении мадам Помфри, но сейчас она уже сама начинала удивляться. Вряд ли его все устраивало, однако хандрить он перестал — похоже, просто отдыхал от всего, что было с ним в последние недели. К нему вернулась его былая игривость — он без устали поддразнивал и флиртовал с теми, кто с ним сидел, — довольно странное поведение для того, кто стоит на пороге смерти. Она никогда бы не поверила, что увидит, как кто-то дразнит Снейпа — Драко ей это продемонстрировал.

Он заигрывал с мадам Помфри, принесшей ему почти все больничные одеяла и подушки и разрешившей носить собственную шелковую пижаму вместо полосатой больничной фланельки.

Джинни с Гарри таскали ему все подряд — книги, журналы, еду — все, что, по их мнению, могла чем-то помочь и как-то развлечь его. Гермиона была убеждена, что однажды наступит день, когда она, придя в лазарет, обнаружит, что они дерутся за право разыгрывать кукольное представление «Смерть купца» в ногах кровати Драко.

Сам Драко вел себя как больной удельный князек, принимая суету вокруг себя как должное — взъерошенный, грациозно разлегшийся, с широко распахнутыми серебристыми глазами и ресницами длиной чуть не в фут, против которых никто не мог устоять.

Одна Гермиона чувствовала нелепость сложившегося положения, и в глубине души подозревала, что Драко послушно исполняет отведенную ему роль, чтобы отвлечь всех от того, что происходит на самом деле. Он вел себя так, словно выздоравливал после страшной и тяжелой болезни. Хотя все было наоборот: самое ужасное ждало его впереди.

— Знаешь, я разговаривала с мадам Помфри, — начала Гермиона, безуспешно пытаясь отобрать заметно похудевшую подушку у Драко. — Она сказала, что уже нет причин, чтобы ты оставался в постели. Если будешь осторожным и не станешь перенапрягаться, можешь вернуться к себе в общежитие.

— Какая плоская подушка, — грустно констатировал Драко, оглядывая плоды своих трудов.

— Именно, — Гермиона отобрала у него пустую наволочку и кинула ее на ночной столик. — Драко, ты меня понимаешь?

— Не всегда, — ответил он. — Но в этом-то как раз и состоит твое обаяние.

— Ей-Богу! — воскликнула Гермиона. — Разве тебе не хочется вернуться в собственную кровать?

— Нет, — решительно ответил Драко. — Там никого нет и ужасно скучно.

Это было истинной правдой: студентов, оставшихся на каникулы в школе, было совсем немного, причем из слизеринцев не остался никто.

— Прекрасно. Однако я не собираюсь сидеть рядом с тобой и кормить тебя с руки виноградом или обмахивать платочком. Ты, конечно, болен, однако чувствуешь себя лучше. Снейп сказал тебе, что уже вычислил почти все компоненты противоядия? Он обещал найти оставшиеся два не позже завтрашнего дня. Так что, я надеюсь, ты будешь вместе с нами открывать рождественские подарки…

— Тьфу ты, Рождество… — с чувством произнес Драко. — Совсем забыл.

— Ты забыл о Рождестве? — раздался высокий голосок из-за занавески. Вошла улыбающаяся Джинни, однако улыбка сползла с ее губ, как только она увидела, что осталось от ее подушки. — Драко! — завопила она. — Что ты сделал с моей подушкой?!

— Не знаю, — ответил Драко, стряхивая с волос перья, — наверное, у меня был горячечный бред.

— Эта подушка была моей с того дня, как мне исполнилось восемь лет! Я с ней не расставалась ни на одну ночь!

Похоже, на Драко это не произвело впечатления.

Возмущенно фыркнув, Джинни задернула занавески, хлопнулась в кресло рядом с Гермионой и, демонстративно вытащив из сумки «Возвращение брюк», уткнулась в книгу, игнорируя веселые переглядывания Драко и Гермионы. После пропажи «Брюк, полных огня», она взялась за эту книгу и благополучно преодолела уже половину.

— Я же говорила тебе, что ты испорченный мальчишка, — отрезала Гермиона, стараясь не поддаться его веселью. — Ты тут разлегся, а все по мановению твоего пальчика носят тебе сэндвичи. Я готова поклясться, что Гарри уже протер дыру в груше на картине, что ведет на кухню!

Драко полиловел от негодования.

— Я никого не просил таскать мне сэндвичи!

В этот миг, словно по команде, занавески снова отодвинулись, и Драко вспыхнул, как Флибустьерский Фейерверк. Обернувшись, Гермиона увидела Гарри, стоявщего в изножии кровати с тарелкой в руках.

— Я принес тебе сэндвичи, — сообщил он.

Гермиона метнула в Драко яростный взгляд, он старательно сделал вид, что не замечает его. Джинни, издав какой-то сдавленный звук, бросила быстрый взгляд поверх «Возвращения брюк». Драко его так же проигнорировал. Вместо этого он наградил Гарри улыбкой, которая демонстрировала — хотя и кратко, очень кратко — что его благодарность за этот дар в виде сэндвича не знает границ. Это не за сэндвич, — говорила эта улыбка, — просто боль моя так сильна, что я не могу её вынести. не будь ее, я мог бы улыбаться тебе куда дольше.

Гермиона с трудом удерживалась от желания нашлепать Драко.

— С арахисовым маслом, — сообщил Гарри.

Ослепительная улыбка Драко слегка поблекла.

— О…

— Ты не любишь арахисовое масло?

— Нет, люблю, просто оно немного… немного…

— Плебейское? — ядовито поинтересовалась Джинни из-за своей книги.

— Липкое, — удрученно закончил Драко. — Оно липнет к моим зубам.

— Ради Бога… — пробормотала Гермиона.

— Да нет, все в порядке, — Гарри потянул тарелку назад. — Я принесу тебе другой.

— Не беспокойся. Я съем этот.

— Нет, не надо. Зачем заставлять тебя есть то, что ты не любишь. Давай тарелку.

— Нет-нет, все в порядке, сойдет. Арахисовое масло придаст мне сил.

— Верни тарелку, Малфой.

Неожиданное упрямство накатило на Драко: он прильнул к тарелке, словно не желая расставаться с кем-то нежно любимым:

— Нет.

Гарри в изнеможении зашипел, стиснув зубы:

— Я не понимаю…

Глаза Драко стали огромными и горестными.

— Ты не виноват, что я не люблю арахисовое масло. в любом случае, я тебе говорю: я это съем.

— Я не хочу, чтобы ты ел что-то только потому, что должен это съесть.

— А может, я хочу это съесть.

— Но ты не хочешь.

— Может, я переменил свое мнение.

— Ничего подобного, ты ведешь себя просто глупо, — глаза Гарри вспыхнули. — Отдай мне тарелку, Малфой.

— Нет.

Джинни, зарычав, вскочила — «Возвращение брюк» хлопнулось на пол — выхватила тарелку из рук Драко и, распахнув ближайшее окошко, вышвырнула её на улицу. Остальная троица застыла, остолбенело уставясь на нее, пока звон разбивающегося о камни фаянса не привел всех в чувство.

Гермиона сморщилась, не в силах справиться с собой:

— О, бедные домашние эльфы… Они терпеть не могут битый фаянс…

Гарри приподнял брови, но по-прежнему молчал. Драко, распахнув глаза, медленно опустил руки на покрывало.

— Я бы это съел…

Джинни, сердито раскрасневшись, взглянула на него:

— Эгоист! — ее глаза скользнули с Драко на Гарри, потом на Гермиону — та поморщилась под этим взглядом, почувствовав какую-то странную и необъяснимую вину. — Все вы эгоисты! — повторила она с яростью. не глядя, схватив свою книгу, она метнулась мимо Гарри и выскочила из комнаты раньше, чем кто-либо успел шевельнуться.

— Что это было? — спросил Гарри.

До них донесся стук входной двери — Джинни выскочила из лазарета и с яростью захлопнула ее за собой.

— Может, ей тоже не нравится арахисовое масло? — с готовностью предположил Драко.

— Мне кажется, что для этого ее реакция была несколько… чересчур, — заметил Гарри.

— Точно, — Драко, похоже, это забавляло все происходящее: смех прыгал в его глазах. Гарри заметил это и обрадовался.

— Ты выглядишь получше. Как ты себя чувствуешь?

— Да вроде ничего, — застенчиво ответил Драко.

— То есть вышвыривание в окно тарелок улучшает твое самочувствие? — поинтересовалась Гермиона, пряча улыбку.

— Ничего не могу с собой поделать. Может, я и болен, однако по-прежнему бессердечен и эксцентричен.

— Готов целыми днями кидать в окно тарелки, если это тебе поможет, — рассеянно заметил Гарри, явно думая о чем-то другом. Драко от удивления раскрыл глаза и собрался что-то спросить — его губы дрогнули, однако Гермиона перебила его:

— Гарри, не посмотришь ли, все ли в порядке с Джинни?

Мрачно вздохнув, Гарри послушно поднялся, и у Гермионы появилось навязчивое чувство, что, если он не найдет Джинни, он тут же отправится на кухню. Как только Гарри вышел, настроение в лазарете тут же изменилось.

— Вот только не надо мне этого говорить, — произнес Драко, лишь только за Гарри закрылась дверь.

— Что именно? — строго спросила Гермиона. — Что Гарри не показывает, как он расстроен всем происходящим, однако, это именно так? Он носит тебе сэндвичи только потому, что не знает, чем еще может помочь.

— Я знаю, — тихо ответил Драко. Напускная надменность сменилась мрачной серьезностью и собранностью, которая вызвала у Гермионы куда больше сочувствия. — Честное слово, мне бы даже хотелось, чтобы он мог что-то сделать. Иначе у него постоянно будет чувство, что он должен сделать что-то еще, что-то большее. А делать-то нечего. Это хуже врага — с этим ничего нельзя поделать. Он не может нырнуть в мои вены и уничтожить яд раньше, чем тот убьет меня.

— Ты не умираешь, — резко поправила его Гермиона.

— Умираю, и ты это тоже знаешь…

Хрясь!

Драко не успел договорить: Liber-Damnatis ударила его в грудь.

— Никогда, — дрожащим голосом произнесла Гермиона, — слышишь? — никогда, никогда не говори этого Гарри. Никогда.

Он взглянул на нее. Его лицо было совершенно белым, глаза — цвета дождя, прозрачные, но свинцовые. Все, что предшествовало этому, едва ли тронуло сердце Гермионы, но сейчас в глазах Драко мелькнуло нечто — какое-то затравленное осознание — у неё все внутри перевернулось. Она ненавидела этот убивавший его яд, словно выжигавший несовершенство из его кожи, волос, глаз: глаза сверкали хрусталем, на бледных щеках розовел лихорадочный румянец, пропали все округлости и припухлости на щеках, подбородке — кожа обтянула его тонкое лицо; он стал неестественно красив, и это пугало и беспокоило её.

— Не буду, — пообещал он, — Конечно, не буду.

— Ох, Драко, — она ощутила внезапный холод и усталость и обняла себя руками. — Что же мне с тобой делать? Всех, кого ты встречаешь на своем пути, ты заставляешь или влюбиться, или возненавидеть тебя — и я подчас даже не знаю, что из этого хуже.

Легкая улыбка побежала по губам Драко.

— Это ты метко подметила. Благодарю.

— А твое обращение с людьми просто вне моего понимания: платить Блез деньги, чтобы она с тобой встречалась. Это просто ужасно!

— Умоляю — что ты понимаешь под «ужасно»? — с непростительным весельем попросил Драко.

— Это неэтично, — мрачно продолжила Гермиона.

Драко склонил свою светловолосую голову набок.

— Нет, мне так не кажется. Еще одно слово, которого я не знаю. Это как треугольник с тремя одинаковыми сторонами?

— Треугольник — равносторонний, — отрезала Гермиона. — Ты временами действительно ведешь себя подло, не находишь?

— О, а вот слово, которое я знаю, — с блаженной улыбкой ответил Драко.

— Я в том смысле, как ты докатился до того, чтобы заключать подобные договоры? Одно дело — если бы все это было только на публику и совсем другое — если бы ты с ней занимался определенными вещами. А ты занимался?

— Расшифруй мне понятие «определенные вещи». Что тебя интересует: не вязали ли мы пинетки для бедных сироток? Или же не раздевались ли мы часом и не…

— Именно это меня и интересует, — торопливо перебила его Гермиона. — И, ради Бога, избавь меня от деталей.

Драко закинул руки за голову и выгнулся, как кошка, нежащаяся на солнцепеке.

— А ты ждала, что я делал это, да? Давай начистоту: мне семнадцать лет, ты в курсе. И я должен хотеть заниматься сексом со всем, что имеет ноги и не является при этом столом. Что ж — да, мы с Блез немного резвились. Но я с ней не спал.

Против собственной воли Гермиона испытала огромное облегчение.

— Не спал?

— Не то, чтобы это было твоим делом… но — нет. Я мог бы. И иногда хотел.

Гермиона мысленно усмехнулась.

— Что, значит, у тебя не получилось использовать секс как способ достижения своей цели?

Драко пожал плечами и откинул с глаз прядь.

— Я мальчик и не могу использовать секс, чтобы добиться того, чего мне нужно. Секс — это не средство, это цель, это именно то, чего я и хочу.

— Но только не с Блез.

— Нет, — кивнул он и добавил чуть тише, — не с Блез.

— По отношению к ней это было бы нечестно, — заметила Гермиона. — Я рада, что ты так не поступил, чего бы тебе это ни стоило.

Драко с недоумением взглянул на нее. Гермиона знала, что он не понял — никогда бы не понял — почему-то — то, что он сделал по отношению к Блез, было неправильным. С ощущением, что с этим вопросом покончено, она сунула руку в карман и, достав коробочку, что носила с собой уже три дня, вытащила оттуда три маленькие заколки Блез, одну из которых отдала Драко. Выражение его лица стало совершенно недоуменным:

— Заколка Блез? Какого черта?..

— Она попросила передать это тебе, — коротко пояснила Гермиона.

— Она… что? Когда? Как? — ошарашено спросил Драко.

— Просто передала, понятно? — усмехнулась Гермиона. — Она говорила о какой-то разновидности защитной магии — больше я ничего не знаю. по мне так это обычные заколки.

— На самом деле они из чешуи василиска, — рассеянно поправил ее Драко. — Детеныша василиска, со специальным покрытием снаружи — много поколений назад среди чистокровных семей появился такой обычай: использовать в украшениях элементы темных созданий: зубы адовых гончих, кулоны из драконьей крови, костей оборотня… Мое кольцо, — он продемонстрировал свою руку, — весьма традиционно: кровь грифона в камне.

— Мне показалось, что она была искренна и действительно хотела, чтобы у тебя была одна из них. — Я боялась отдавать её тебе.

— Тебе не стоило это делать, — снисходительно заметил Драко и добавил с неприятной убежденностью. — Она меня любит.

— Как и все, — устало кивнула Гермиона. — Приколи её к своей рубашке, ладно?

— Как я сразу похорошел, — заметил Драко, делая, как ему было сказано. — Вторая для Гарри?

— Да, а третью я отдам Джинни.

— А себе?

— Да-да, она дала мне четыре, — соврала Гермиона. — не волнуйся.

Драко прищурился, однако сказать ничего не успел, потому что в этот момент открылась дверь, и вошел, неся другую тарелку, Гарри. на этот раз он был окружен, по крайней мере, девятью домашними эльфами, нагруженными тарелками, блюдами и чашками. Вид у Гарри был очень гордый и самодовольный.

— В общем, я не знал, чего тебе хочется, так что принес всего по чуть-чуть.

Драко взорвался смехом.

— Боже мой! — всплеснула в отчаянии руками Гермиона.

* * *

— Итак, куда мы теперь отправимся? — поинтересовался Люпин, в смятении изучая тисненый Министерский справочник.

Сириус, прислонясь к стене и крутя в руках крышку на своем стаканчике с кофе, взглянул на него с легким зевком. Было тихое раннее утро, им не приходилось подолгу спать в последнее время.

— Может, в Департамент Несовершеннолетних Волшебников? по вторникам он обычно на четвертом этаже.

— Что-то я его не вижу, — Люпин вернулся к справочнику. Честно говоря, он считал, что они впустую тратят время — да и Сириус был такого же мнения. Однако Рона уже третий день не могли найти, Молли и Артур были в панике. Кухонные часы на стене показывали, что он находится в пути; золотарник в ящике за окном, посаженный в день рождения Рона и магически связанный с его здоровьем и процветанием, цвел, как ни в чём ни бывало. Были разосланы совы всевозможным родственникам, извещён Дамблдор и старые знакомые. Осталось сделать официальный запрос по поводу пропажи несовершеннолетнего колдуна.

Люпин был удивлен, что Артур ещё доверяет Министерству. Сам он никогда Министерству не доверял.

Однако в Министерском справочнике наблюдалось нечто странное. Люпин, приподняв брови, пробежал глазами список:

Департамент Ликвидации Департаментов

Департамент Укладки Одних Предметов Поверх Других

Департамент Обратной Непрерывности

Департамент Двух Парней по Имени Винни

Департамент по Неправильному Использованию Магглов.

Люпин оторопел.

— Разве это не было Департаментом по Неправильному Использования Маггловских Артефактов?

Сириус швырнул за плечо стаканчик из-под кофе.

— А что там не так? — он подошел и встал позади Люпина, распространяя сильный цветочно-кофейный запах. Люпин сморщился: стояло полнолуние, и его нюх обострился до предела.

— Используешь жасминовое мыло? — поинтересовался Люпин.

— Я первый тебя спросил, — пробежав глазами страницу, Сириус невесело рассмеялся. — Да, полная задница, правда? Тогда просто пойдем по коридору и будем открывать все двери подряд до тех пор, пока не найдем то, что нам нужно.

— Это может занять немало времени.

— Дьявольщина, — емко отреагировал Сириус, прошел к ближайшей лестнице и быстро взлетел по ней вверх — так, словно по-прежнему был мальчишкой. Его будто тянули вверх невидимые небесные веревки. не набегавшись в детстве, Сириус всегда был тем, кто хотел быстрее всех бегать и выше всех летать… Люпин, способный обогнать любого из них, сам боялся собственной скорости, Джеймс был доволен тем, что у него было, а Питер…

Сириус нетерпеливо притормозил на площадке:

— Рем, ну ты идешь или нет?

Люпин последовал за ним. Перед ними протянулся коридор — такой же, как и сотни других коридоров Министерства. Полированный мраморный пол, уходящий в бесконечность, вереница дубовых дверей. Сириус подошел к первой, гласившей, что за ней Отдел Регулирования Норм, и распахнул её.

Маленькая ведьма с лицом пикси, сидевшая за столом, подняла на них нахмуренный взгляд. Табличка сообщала, что ее имя Элис Вэк.

— Чем могу служить?

— Я ищу Департамент Несовершеннолетних Волшебников, — самый очаровательным голосом произнес Сириус. — не могли бы вы мне помочь?

Обычно подобный голос Сириуса заставлял сердца ведьм таять, словно шоколад в летний зной, но на этот раз ведьма просто занервничала:

— Я совершенно убеждена, что не имею представления, где это находится. Вы сейчас находитесь в Отделе Регулирования Заколдованных Фруктов и Овощей.

— Признаться, — глаза Сириуса метнулись к табличке и снова вернулись к ведьме, — это кажется, Отдел Регулирования Норм? Или я ошибаюсь?

Ведьма покраснела сильнее.

— Вам лучше побеседовать с господином Малфоем. Он отвечает за происходящее обновление.

— Чертов Люциус Малфой, — сквозь зубы прошипел Сириус. — Уж я-то ему покажу эти ублюдочные обновления. Я обновлю ему морду.

— Сэр, уходите, — взмолилась ведьма. — Мы меня пугаете.

Люпин потянул Сириуса из дверей.

— Благодарю вас, — бросил он ей через плечо, — вы нам совсем не помогли, — и захлопнул дверь.

— Сириус, это уже становится смешным: все дороги ведут к Люциусу. Я вообще сомневаюсь, существует ли сейчас Департамент Несовершеннолетних Волшебников и не превращен ли он в кофейню. Чего ж нам беспокоиться?

Но глаза Сириуса горели неугасимым огнем — Люпин понял, что сейчас говорить с ним совершенно бесполезно: тот развернулся ко второй двери по правую руку (судя по табличке, Департамент прорицаний) и открыл ее.

В кабинете не было ничего за исключением огромной прозрачной сферы на одном из столов. Она вспыхнула, когда они просунулся в дверь свои головы, и произнесла высоким вибрирующим голосом:

— Добро пожаловать в Департамент прорицаний. Мы ожидали вашего визита, а потому предпочли уклониться от встречи.

Сириус развернулся к Люпину:

— Непохоже, чтобы здесь кипела работа, правда?

— Точно. Слушай, — тихо произнес Люпин, — если хочешь, мы вместо этого можем увидеться с Френсисом Паркинсоном. Он — временно исполняющий обязанности министра.

— Он — будет на пятом этаже через полчаса, — услужливо подсказал шар.

Сириус приподнял бровь.

— Это мысль.

Люпин вздохнул:

— Пошли.

Едва Сириус потянулся к дверной ручке, шар снова запищал:

— Я должен был бы пожелать вам удачного дня, не знай я, что у вас его не будет.

— Да чтоб тебя, — в сердцах бросил Сириус и захлопнул дверь.

* * *

Выйдя из лазарета с книжками под мышкой, Гермиона обнаружила мрачного Гарри, без устали меряющего шагами коридор. Она вздохнула и строго посмотрела на него:

— Если бы за хандру добавляли очки, Кубок Школы был бы уже у нас в кармане — причем не только на этот год, но и на ближайшие несколько лет тоже.

— Ничего не могу с собой поделать. Да, кстати, я нашел Джинни. Она мне чуть голову не снесла. Спасибо, что отправила меня с таким восхитительным заданием. Есть вероятность, что завтра ты пошлешь меня к Снейпу с предложением потереть ему спинку.

Гермиона проигнорировала сарказм Гарри, прекрасно понимая, что его причиной является перенапряжение.

— Чуть не снесла голову? Не очень-то похоже на Джинни. Ты уверен, что правильно её понял?

Гарри пожал плечами:

— Как тебе сказать… Она назвала меня склеротичным идиотом… Хотя, может, она имела в виду что-то хорошее.

— Странно, — озадачилась Гермиона. — Может, у нее проблемы с Симусом?