Глава 8. Хозяин Имения Малфоев 1 page

Зимняя стужа пусть не страшит,

Солнечный жар не испугает.

Путь свой земной ты завершил,

Все получил и плоды пожинаешь.

Юные девы и парни должны

Прахом стать — так же, как и трубочисты

Укоры великих уже не страшны,

Года миновали тиранов речистых.

Теперь не волнуйся о крове и пище,

Взгляни — что тростник, что дуб.

Почестей, славы больше не ищем,

В прах они все уйдут.

Молнии вспышек ты не пугайся,

Грохота грома не бойся, не трусь.

Страх — не упрек, понять попытайся:

Тут оставляешь и радость и грусть.

Даже влюбленный, не знавший беды,

Прахом рассыплется — так же, и ты.

Злобные силы тебя обойдут

И колдовство не коснется

Призраки, духи пускай не зовут

Зло к тебе не повернется

И упокойся ты в счастье и мире.

Вечная память да будет могилой.

Шекспир, Цимбелии

Когда Драко было шесть, отец преподнес ему птицу, чтобы та носила почту. Драко знал, что у других детей тоже были птицы — совы или дрозды, однако отец подарил сокола, с яркими черными глазами и изогнутым, словно серп, клювом.

Они сразу друг друга невзлюбили. Этот клюв заставлял Драко нервничать, пугая своей остротой, эти глаза постоянно следили за ним; при любом удобном случае, сокол клевал его или цеплял когтями — руки Драко постоянно кровоточили. Мальчик не подозревал, что отец специально выбрал дикую взрослую птицу, которую уже невозможно было приручить, однако он все равно пытался — чтобы сделать приятное отцу, сказавшему, что он должен добиться от неё послушания.

И вот он постоянно был с соколом, не давал ему спать, говорил и даже ставил музыку, потому что уставшая птица легче приручалась. У него завелись разные приспособления — наголовник, путы, ремень, которым он закреплял птицу у себя на запястье. Ему надо было бы держать сокола, закрывая ему глаза, — но вместо этого Драко старался, чтобы птица видела его, — он поглаживал ее, касался крыльев, стараясь добиться её доверия. Он кормил ее с руки — сначала сокол отказывался, однако потом начал есть — да так, что рвал кожу на его ладони.

Драко был этому даже рад — значит, прогресс налицо, значит, птица признает его, пусть для этого она и должна была сначала узнать вкус его крови. Постепенно красота сокола начала открываться ему: эти небольшие легкие крылья, дающие невероятную скорость полету, — прочные, быстрые, мягкие, яростные. Приземляясь, он складывал их — это было как зигзагообразное движение молнии. В тот миг, когда Драко научил его, сделав круг, возвращаться на свое предплечье, он едва не разрыдался от радости.

Временами сокол прыгал ему на плечо, теребил клювом волосы, и Драко знал, что тот полюбил его. В день, когда мальчик понял, что птица стала совсем ручной, он показал его отцу, ожидая, что тот будет горд им. Но отец принял из его рук птицу, смирную и доверчивую, и свернул ей шею.

— Я говорил, чтобы ты добился от него послушания, — и он кинул безжизненное тельце на землю. — А ты вместо этого сделал так, что он полюбил тебя. Сокол — это тебе не щенок или котенок, он дик и злобен, жесток и безжалостен. Ты не усмирил эту птицу, ты уничтожил её.

Потом, когда отец ушел, Драко рыдал над своим любимцем, пока не пришли посланные отцом домашние эльфы и не унесли птицу, чтобы похоронить. Больше Драко не плакал, однако урок запомнил навсегда: добиться любви — значит уничтожить, любить — разрушить себя.

* * *

Чемодан Блез был перевернут и выпотрошен, его содержимое валялось у ног Драко, и теперь он неторопливо рылся в нём: книги, косметика, украшения, пергаменты, связки фотографий — в общем, ничего интересного. Он перешел к ящикам комода, выворотив оттуда на кровать кучу блузок, юбок, дорогого шёлкового нижнего белья. А вот ее дневник — светло-зеленая книжица с замочком в виде бабочки. Какие-то смутные рыцарские побуждения удержали Драко от того, чтобы его поинтересоваться его содержимым.

— Ты все? — холодно и ядовито поинтересовалась Блез, прервав воцарившуюся получасовую тишину. Она все сидела там, куда он ее пристроил: у стены, со связанными за спиной руками. На лице ее было написано такое презрение и пренебрежение, что даже Драко, никогда не волновавшийся о том, что думают о нем другие, слегка испугался.

— Более-менее, — ответил он.

— И что — нашел, что искал? — в голосе было столько ледяного презрения, что вполне хватило бы, чтобы сохранить в неприкосновенности летний запас Ледяных мышек. Драко вздохнул. Вот если бы он искал зеленые лифчики… да, это было бы совсем другое дело. Увы-увы…

— Слушай, а почему ты никогда это не надевала, когда мы с тобой встречались? — поинтересовался он, подцепив пальцем и поднимая вверх что-то черное и прозрачное с кровати.

— Может, и надевала, вот только ты не уделял достаточно внимания моему нижнему белью.

— Обидно, да? — прищурившись, спросил он у нее, откидывая полупрозрачную тряпочку обратно на кровать.

— Ни капельки, — фыркнула она. — Ты отвратителен.

Драко решил разочек пропустить это мимо ушей, он подошел и присел рядышком — теперь их лица находились на одном уровне. Её темные-зеленые глаза смотрели на него с омерзением, в них не сверкали обычные искорки.

— Отвечаю на твой заданный ранее вопрос: нет, я не нашел, чего искал. Что приводит к тому, что я вынужден задать тебе еще один вопрос.

Она поджала губы:

— И какой?

— Где тапочки, что я подарил тебе на день рождения? В прошлом октябре?

Ее глаза расширились от недоверия:

— А что — ты хочешь их забрать? Ах ты, дешёвка, ты сукин сын, Драко Малфой, — только потому, что я тебя бросила…

— Так это ты меня бросила?.. А я убежден, что это я от тебя ушел.

Она охарактеризовала его очень грубым словом. Драко был впечатлен.

— Как мило. Впрочем, это к делу не относится.

— Да в чем же тогда дело? Я вообще не понимаю, что ты тут несешь!

— Тапочки — где они? Такие дорогие, шелковые, шитые золотом…

— Это был не настоящий шелк, — надменно отрезала Блез. — В него была добавлена какая-то дрянь, которая раздражала мою кожу. Я не смогла их носить.

— И что же ты с ними сделала?

— Я отдала их Пенси, — пожала она плечами.

Драко затаил дух, не зная, испытывает он сейчас облегчение или же как раз наоборот.

— Я так и думал, что это не ты, — медленно произнес он. — Однако должен был убедиться.

Она поджала губы:

— Ты думал, что это была не я?

— Просто я думал, что ты хочешь все свалить на неё, ты для этого достаточно изворотлива.

— Потому что я — какая?

Пожав плечами, Драко поднялся и оттолкнул в сторону ширму, разгораживающую половины Блез (что была чуть больше) и Пенси (ее часть комнаты была заставлена мебелью — стулья, диван, туалетный столик с кривым зеркалом, заваленный баночками, бутылочками, склянками, тюбиками, косметикой — как и говорила ему несколько недель тому назад Блез).

Как же я не догадался? Я же знал, что она тоже староста. И слизеринка — только слизеринец мог придумать что-то подобное.

Обойдя столик, он подобрался к большому окованному медью сундуку, стоящему у кровати Пенси.

Блез выглянула из-за ширмы и мстительно сверкнула глазами:

— Ты не сумеешь это открыть. Там больше шестнадцати анти-Алохомор, и только Пенси знает все пароли…

— Шестнадцать? Неужто? Так много? — он сделал еще шаг к чемодану, внимательно присмотрелся к нему и носком ботинка попинал замок. Потом размахнулся и влепил по нему изо всех сил — раз, другой, третий, словно вымещая на нем всю свою ярость. На четвертом ударе дерево жалобно заскрипело и подалось, а после пятого замок вылетел из сундука и звякнул об пол. Крышка распахнулась.

— Алохомора, — прокомментировал свои действия Драко. Блез ничего не сказала, решив, видимо, демонстративно игнорировать его, однако, тем не менее, наблюдала, как он присел и углубился в содержимое чемодана. Сначала аккуратной стопкой были извлечены книги, под ними оказались пустые баночки и пузырьки, а дальше — пара светло-золотистых шелковых тапочек и аккуратно сложенная белая пижама с синими и желтыми цветочками и веточками.

Сердце Драко забухало у него в груди отбойным молотком. Он оказался прав. Он знал, что прав, однако ему нужны были доказательства. Видимо, она думала, что никто не сможет догадаться. Он аккуратно подвинул пижаму и тапочки — под ними оказался свернутый пергамент, он запихнул его в карман своего плаща. Ниже лежала длинная покрытая глазурью коробка, резко распахнувшаяся, когда он нажал на ее края. Внутри переливалась разноцветная ткань, замерцавшая, когда он прикоснулся к ней рукой…

— Мантия-невидимка, — прошептал Драко. Губы его дрогнули в слабой улыбке. Умница Пенси. Свернув мантию в комочек, он сунул её себе в карман брюк, совершенно убежденный, что карман приобрел от этого весьма двусмысленный вид, и снова залез в чемодан, но там больше ничего не было — ногти царапнули деревянное дно. Поднявшись, Драко вернулся на половину комнату Блез, бросившую на него яростный взгляд.

— Собираешься стащить вещи Пенси?

— Так точно, — коротко бросил он.

— Ты — вор, — подытожила она. — И ублюдок. Отвернуться от собственного Дома, чтобы связаться с этими гриффиндорскими подонками…

— Заткнись, Блез.

— Нет, я скажу. Я всем расскажу.

Он присел рядом и заглянул ей в глаза. Сейчас, без косметики, с растрепанными и спутанными волосами она выглядела куда менее холеной, чем обычно.

— Вперед, сделай это, — предложил он, — и я точно расскажу всем, зачем ты согласилась на весь этот обман, что мы якобы встречаемся с тобой.

— Ты невыносимый ублюдок, — зашипела она сквозь зубы. — Будешь шантажировать меня?

— Нет, просто устанавливаю равновесие. Знаешь ли, не люблю дисбаланс. Если, конечно, преимущество не на моей стороне, как сейчас.

— Сейчас, может, и да, — прищурилась она. — Но это не навсегда. Все узнают цену твоей верности, Драко, все узнают, что это враньё. И если и есть что-то, что в действительности ненавидят слизеринцы, — это отщепенец и изменник.

— Что-то никак не пойму, о чем ты, Блез. Ты что, считаешь, что у меня больше нет шансов стать Самым Популярным Слизеринцем Года?

— Я прикрывала тебя, — зарычала она, и он с удивлением заметил, что ее глаза на миг блеснули, словно в них мелькнули слезы. И на какое-то мгновение эти зеленые глаза так напомнили ему другие — такие же зеленые, что в груди у него вспыхнула искра сочувствия.

— Ты просто никогда не замечал, что я защищала тебя, обманывала ради тебя, скрывала, сколько времени ты проводишь с этим Поттером и его прихлебателями, придумывала причины, чтобы объяснить это… Если ты лишишься меня, ты потеряешь того, кто верил, что ты вернешься в наши ряды. И ты останешься сам по себе, Драко.

Он вздохнул.

— Я и так сам по себе. Спасибо, если защищала меня, однако в этом не было необходимости. Я не боюсь Дома Слизерина.

— А надо бы, Драко. Надо бы… — Блез отвела глаза в сторону.

Он снова вздохнул. Как он устал…

— Сейчас я собираюсь тебя развязать и хочу, чтобы ты пообещала, что не набросишься на меня в тот миг, когда я развяжу тебе руки.

— Обещаю, — не поднимая глаз, кивнула она. И, разумеется, в миг, когда ее руки стали свободны, она его ударила.

* * *

Кто-то легонько коснулся его плеча, и он проснулся, перевернулся и спросонок захлопал глазами. Мир расплывался, однако он знал, что склонившаяся над ним неясная фигура — это Драко. Он потянулся за очками и медленно сел. Затекшее тело ныло — он заснул на диване в гостиной, у него не было сил возвращаться и смотреть в лицо Симусу, Невиллу и Дину.

— Эй, — хрипло спросил Гарри. — Она …?

— Гермиона? Она уехала, — ответил Драко, присаживаясь рядом. Огонь лизал решетку, в комнате было жарко. Драко весь горел, словно в горячке, на скулах полыхал лихорадочный румянец. — Я должен тебе что-то сказать.

— Боже… Что-то еще?.. — он присмотрелся к Драко: растрепанные волосы, грязные ботинки, царапина на левой щеке, словно кто-то вцепился ногтями ему в лицо. — Это что-то плохое?

— Не совсем, — ответил Драко. — Я выяснил, кто это был.

— Кто был?.. О… Ты имеешь в виду — Рон…

Драко по-волчьи оскалился:

— Таинственная женщина Рона.

Гарри почувствовал, что сердце рванулось у него в груди.

— И ты пришел, чтобы сказать мне?..

— Это зависит от того, хочешь ли ты это знать, — Драко склонил голову, и светлые волосы упали ему на глаза.

Гарри распрямился. В комнате было очень тихо. Стояла глухая ночь — было ужасно поздно, судя по этой тишине и непроглядной темноте за окнами; дрова трещали в камине, как ломающийся лед. Он слышал дыхание Драко. Очень осторожно Гарри нащупал разум второго юноши, пытаясь определить его отношение к тем новостям, которые он собирался сообщить. Вина, ярость, боль, насмешка, ужас? Боялся ли он произнести это, волновался ли за то, как Гарри справится с известием? Что-то плохое? Он ответил «не совсем». Что бы это значило…

— Это из тех, кого я знаю? — наконец спросил Гарри. — Кто-то из моих друзей? Из тех, кто мне небезразличен?

— Нет. Нет — во всех случаях.

Волна облегчения была так сильна, что Гарри почувствовал тошноту.

— Это касалось меня? Хотели что-то сделать со мной?

Глаза Драко блеснули:

— Я не уверен.

Гарри скрестил руки на груди, хотя в комнате было жарко:

— И что ты собираешься сделать?

— Поизучать, — пояснил Драко. — Виновники торжества уже покинули школу, но все в порядке — это дает мне немного времени. Хочу взглянуть в суть вещей. Возможности. Мотивация. Сообщники. Цель.

На губах Гарри появилась дрожащая улыбка.

— Ты похож на сыщика.

— В детстве лишку перечитал комиксов про авроров, — пояснил Драко. — Всегда мечтал о шпионском плаще.

— Моя помощь нужна? Что я должен делать?

Драко покачала головой:

— Нет, не нужна. Во всяком случае, не сейчас. Понадобится — скажу. Ну, или же спрашивай, если захочешь. Однако сейчас не стоит тебе об этом думать, — и Драко поднялся, как всегда, изящно. Гарри смотрел на него, вспоминая ту слабость, которая накрыла Драко на квиддичном поле, а потом во время фехтования. Да, он сейчас выглядит гораздо лучше — лицо уже не такое бледное, в глазах появился блеск. Похоже, ему удалось справиться.

— Шел бы ты спать, — посоветовал Драко. — Еще увидимся…

— Ты заставишь их пожалеть? — спросил Гарри, не осознавая, что уже поднялся, опираясь для устойчивости одной рукой на диван. Затекшие ноги ломило от боли. Уже стоя в дверях, Драко удивленно обернулся. Даже сейчас, растрепанный и усталый, он все равно обладал этой легкой элегантностью, которой Гарри втайне завидовал. Он знал, что у него самого всё на лбу написано — не в знак гордости, а просто потому, что не знал, как иначе. А вот задеть Драко, чтобы тот потерял контроль над собой — сильно, глубоко — это казалось просто невозможным. Ничто не могло заставить поникнуть его плечи.

— Что я сделаю?

— Ты заставишь их пожалеть об этом, — чуть скрипнувшим голосом повторил Гарри. — Я знаю — ты можешь сделать вещи, которые я бы сделать не мог. Ты безжалостен. Я бы никогда не смог стать таким. И ты знаешь, что такое месть.

— Вот как? — с непроницаемым лицом уронил Драко.

— Я знаю, что это так.

— Ты знаешь? Так, значит, потому ты и сказал мне, что…

— Нет, я знаю, что такое месть, — ровным и пустым голосом заметил Гарри. — Но я не так изощрен в этом, как ты, я плохо представляю себе способ, с помощью которого можно причинить людям настоящее страдание. Не так, как ты.

— И это то, чего тебе хочется? — глаза Драко металлически блеснули. Внутри него ничто не дрогнуло: не было ни страха, ни беспокойства, ни сожаления — вообще ничего. Он стоял, какой-то непонятный, нечеткий, как пергамент, исписанный гоблинскими каракулями.

— Да, это именно то, что я хочу.

— Что ж, я сделаю это, — улыбнулся Драко, и злая улыбка осветила его лицо. Стояли за этим горечь и печаль, нет ли — Гарри не заметил, облегчение полностью захватило его. — Я заставлю их об этом пожалеть.

Драко вышел. Портрет закрылся за ним.

* * *

Джинни как-то прочитала, что различие между памятью и воспоминанием состоит в том, что память — это твое твердое убеждение, что ты находился в определенное время в определенном месте, тогда как при воспоминании ты только чувствуешь, предполагаешь это.

Потом, когда она оглядывалась на эти последние дни года, дни после окончания зимнего семестра ее шестого курса, она всегда испытывала какое-то странное чувство, словно не была уверена, было это на самом деле или нет: разрозненные образы вспыхивали у нее перед глазами — воцарившийся в замке после отъезда Рона и Гермионы холод (в прямом и переносном смысле) — иней, затянувший снаружи окна, замерзшая в кружке на тумбочке у её кровати вода. Вот в ожидании Гарри они с Симусом сидят за гриффиндорским столом. Тот приходит и садится в стороне, не произнося ни слова. И еще Драко — он всегда рядом, или же следит за ним глазами, где бы тот ни находился. Похоже, сказанные Дамблдором несколько недель назад слова он принял как определенный кредит доверия. «Гарри силен и многое может вынести. А что он не вынесет в одиночку, вы вынесете вдвоём».

Иногда ей даже казалось, что он пытается что-то искупить, какой-то грех — в основе такой преданности могла лежать только вина. На самом деле она, конечно же не знала, что Гермиона просила Драко не спускать с Гарри глаз, — и он пытался, пытался, как мог. В те дни профессора закрывали глаза на то, что Драко частенько появлялся в общей комнате Гриффиндора — дальше он не ходил, не считая себя желанным гостем.

Гарри же едва обращал на что-либо внимание, он брел по замку, как ошалевший лунатик — наверное, потому что не спал ночью, а сидел на подоконнике, глядя на снежное безмолвие, — как Симус сообщил Джинни. Вид у него стал прозрачный и совершенно больной, кости начали торчать и выпирать из-под кожи. Джинни несколько раз видела, как Гарри налетал на Драко, словно не замечая его.

Однажды днем Джинни застала его спящим в общей комнате — он лежал, прикрыв ноги одеялом. Она подошла и хотела целиком закутать его, когда буквально из темноты вынырнула рука и схватила ее за запястье:

— Тш-ш…

Это был голос Драко. Юноша сидел в огромном кресле, в полумраке, она не заметила.

— Не разбуди его.

— Я и не собиралась, — раздраженно шепнула она в ответ, — я просто хотел его укутать.

Драко с усталым видом отпустил ее:

— Оставь его… Он три дня не спал.

— Знаю, — она опустила глаза к Гарри и почувствовала, что раздражение улетучивается, она едва не захлебнулась от сочувствия: на диване, подсунув ладонь себе под щеку, свернулся мальчишка, бледное лицо его горело нездоровым сонным румянцем, волосы разметались вокруг и напоминали язычки темного пламени. — Как он? — она опустилась в кресло рядом с Драко. — Как он себя чувствует на самом деле?

— Отвратительно, — сосредоточенно ответил Драко. — Куда хуже, чем ты думаешь.

Они прикусила губу.

— Как бы хотела бы хоть чем-нибудь помочь… Он столько всего выстрадал в своей жизни, как бы я хотела взять что-то на себя…

Драко перевел на нее усталые темные глаза:

— Ты все еще любишь его.

— Я всегда буду его любить. Все будут.

— Только не твой брат, — горько заметил Драко.

Джинни вздохнула.

— Особенно мой брат. Впрочем, тебе не понять.

— А я и не хочу понимать. И не собираюсь дёргаться по этому поводу — мне и так хватило впечатлений от бездумного поведения твоего братца, устроившего весь этот сумасшедший бедлам.

— Он не создавал его, — резко возразила Джинни. — Все уже было.

— Тш-ш, — шикнул на нее Драко. — Говори тише.

Джинни пристально взглянула ему в лицо:

— Ты когда и сколько спал в последний раз?

— Не надо, — Драко указал пальцем в ее сторону. — Я спал целый час во вторник.

— Тебе нужно поспать. В противном случае ты просто рассыплешься.

Он пожал плечами:

— Да ладно, все не так уж и плохо: временами у меня видения, словно я брежу. Думаю, что это снимает все проблемы. Вчера мне привиделось, будто я чайник — что, в общем-то, было бы совсем не плохо, если бы мне неожиданно не пришло в голову, что Малькольм Бэдкок чашка…

Джинни улыбнулась. Ее разморило от тепла, идущего от пламени, и начало клонить в сон. Она смотрела на свернувшегося на диване Гарри, и ей очень хотелось обнять его, да и Драко ей тоже хотелось обнять, хотя он и был таким колючим. Напряжение в ней материализовалась в какое-то материнское чувство, она вдруг увидела в них мальчишек… хотя именно Гермиона всегда по-матерински любила и заботилась о них, и они любили её в ответ. Но Гермионы теперь здесь нет… Она оттолкнула это мысль.

— Драко…

— Пойду-ка я пройдусь, — его глаза скользнули мимо нее к окну. — У меня ощущение, что я уже несколько дней солнца не видел.

— Хочешь, я посижу с Гарри, — кивнула она.

По его лицу проскользнуло облегчение:

— Правда? — он поднялся и взял у нее из протянутой руки плащ, что лежал переброшенным через спинку дивана. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, он взял и накинул его на себя, застегнул тяжелые пряжки. — Я просто выйду…

— Все в порядке, — кивнула она. — Ступай.

Он вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.

Джинни пересела в освободившееся кресло и уже было потянулась в карман за книжкой в мягкой обложке, когда заметила какое-то движение. Гарри убрал руку с лица. Его глаза были открыты.

— Так ты не спишь, — удивилась она.

— Нет, — Гарри сел и взял с ручки дивана очки. — Прости, если напугал.

— И сколько ты уже бодрствуешь?

— Не знаю — час, два… Я слышал, как ты пришла.

— Так ты слышал наш разговор? Мог бы дать знать, сказать что-нибудь.

— Нет, все правильно — ему нужно пройтись, подышать свежим воздухом. Сидеть и все время смотреть на меня — это кого угодно достанет.

Джинни была совершенно уверена, что Драко относился к этому по-другому, однако прикусила язык.

— Кроме того, — добавил Гарри, — я хотел кое о чем тебя попросить и это лучше сделать наедине.

— Меня? И о чем же?

Гарри отвел от нее глаза и уставился в огонь.

— Не могла бы ты оказать мне услугу и кое-что потрогать?..

— Пардон? — недоверчиво произнесла Джинни.

Гарри похлопал глазами и густо покраснел.

— Как-то не очень хорошо прозвучало, да?

— Да уж…

Гарри улыбнулся:

— Попробуем еще раз: я знаю, что ты можешь почувствовать Темную магию — в людях, в предметах. Я бы хотел, чтобы ты кое на что взглянула. Почувствуешь что-то необычное — скажи мне.

Джинни нервно подергала золотую цепочку на шее.

— Конечно.

— Спасибо, — Гарри склонил голову и вдруг резко вскинул на нее взгляд. — Это у меня на ремне, погоди минутку… — и он завозился, расстегивая кожаный ремень на своих штанах.

Она смотрела на его опущенную голову, черные волосы растрепались, обнажив тонкую шею со слабо выпирающими позвонками. — Вот, — он протянул к ней ладонь.

Она взяла: это был тяжелый круг из чего-то, напоминавшего красное стекло, однако куда более тяжелый, она бы сказала, что это, скоре всего, могло быть вырезано из камня. Джинни медленно покрутила его в пальцах, изучая удивительно гладкую поверхность и щербатые края.

— Ну, чувствуешь что-нибудь? — взволнованно спросил он.

— Нет. Ничего, — покачала она головой, возвращая ему предмет, который он мрачно принял у нее из рук, — ты ведь и не думал, что это какая-то дьявольская штучка, правда? — полушутя спросила она. Однако он взглянул на нее с полной серьёзностью.

— Да нет, просто думал, может, получу хоть какую-нибудь подсказку, что же это такое. Терпеть не могу непонятные вещи.

— Это ты мне говоришь! — сказала Джинни. — Я уже и не надеюсь на то, что мы когда-нибудь всё поймем. Помнишь ту чашу, что вы стащили из музея — что с ней сделала Гермиона?

Она немедленно пожалела о том, что этот вопрос сорвался у нее с языка. При звуке этого имени Гарри весь сжался и снова ушел в себя, метнувшись испуганным кроликом, прячущимся в свою норку.

— Не знаю, — безжизненно ответил он. — Понятия не имею, что она с ней сделала.

Он резко встал и откинул покрывало на диван. — Пойду-ка я наверх, — пробормотал он, засовывая руки в карманы. — Воспользуюсь своим одиночеством. Кроме того, мне нужно собираться.

Внутри у Джинни заныло, однако она уже умела скрывать боль. Все, что она сказала, было:

— Так, когда ты едешь?

— Завтра утром, — ответил Гарри и вдруг потянулся и нежно взъерошил ее волосы, словно она была маленькой девочкой. — Спасибо. Я благодарен, что ты взглянула на браслет.

— Ну что ты… Может, я еще могу что-нибудь сделать?..

— Можешь составить компанию Драко. Думаю, ему бы пошел на пользу разговор с кем-нибудь.

— Но я не знаю, куда он направился, — запротестовала Джинни.

На мгновение глаза Гарри словно померкли.

— К озеру, — через миг произнес он, подхватил плед с дивана и отправился по направлению к спальням мальчиков.

* * *

На улице стоял чудесный зимний день. Ночью снег засыпал все дорожки, и найти Драко не составило труда — его следы отчетливо виднелись на снегу. Джинни накинула на голову капюшон своего плаща — несмотря на пляшущее на искрящемся снегу солнце, было холодно — и направилась к озеру.

Она уже обошла половину озера, когда вдруг со странной резкой болью поняла, что Драко идет тем же маршрутом, каким обычно гуляли Гарри с Гермионой. Она сбилась со счета, сколько раз из окна класса она видела две знакомые фигурки, бредущие рядышком по одной и то же дорожке. Знал ли об этом Драко?..

Найти его было просто: свернув, она увидела его сидящем на чёрном пне. Потом, вспоминая этот момент, она не могла точно сказать, чем он занимался, — бросал ли камушки на лед, или же ощипывал какую-то вечнозеленую веточку. Она замерла и, стараясь остаться незамеченной, принялась его разглядывать: черный плащ, под ним — потёртые спортивные брюки и тёмно-красный свитер. Ей не приходилось видеть, чтобы на нем было надето что-то настолько разномастное. На лице его застыло какое-то задумчивое, почти мечтательное выражение — о чём же он размышлял?..

Она двинулась к нему, захрустев каблуками по льду. Он вскинул взгляд, увидел её и, неожиданно испугавшись, начал подниматься на ноги.

— А как же…

— С Гарри всё в порядке, твое присутствие не требуется, — остановила его Джинни. — Расслабься.

Он точно не расслабился, лишь засунул руки в карманы и посмотрел на нее с выражением, близким к негодованию.

— Ладно, если тебе так хочется, чтобы я оставила тебя в покое… — резко начала она, и лицо его смягчилось.

— Твой плащ… он новый? — спросил он, и она с недоумением посмотрела сначала на Драко, потом на свой плащ — он был действительно новый, ей прислала его мать в ответ на жалобы, что предыдущий стал ей мал. Этот был шерстяной, бледно-желтый, совершенно обычный. Хоть Драко был и внимательней к одежде, чем остальные мальчишки, но она все же была здорово удивлена, что он обратил на это внимание.

— Да… немного преждевременный рождественский подарок.

— Хм, выглядит знакомо — Драко откинулся на пеньке, все еще держа руки в карманах, и отвёл от неё взгляд. Джинни повернулась, собравшись уйти, однако его голос остановил её:

— Подожди.

Обернувшись, она увидела в его глазах полу осознанную просьбу.

— Останься…

Вздохнув, она подошла и присела рядышком. Они сидели и в молчании смотрели на серое озеро; солнечный свет коснулся его замерзшей поверхности, разбросав по серебру золотые искры.

Наконец Драко нарушил паузу:

— У тебя что-то в кармане. Оно мне в ногу уперлось.

— А… — Джинни вытащила из кармана «Брюки, полные огня», собираясь переложить его в другой карман, когда Драко вдруг остановил ее руку.

— Ты что — все еще это читаешь? Сколько ж можно?

Джинни бросила на него обиженный взгляд:

— Да уж, если бы не все эти безумные любовные треугольники и похищения века, я бы провела время куда лучше.

Отпустив ее руку, Драко пожал плечами.

— Я просто пытаюсь понять, за что ты пытаешься себя наказать. Если ты хочешь почитать, у меня есть много хороших книг — с удовольствием тебе дам: Рассказы двух Магов, Великие заклинания…

— Я читаю хорошие книги. Это просто… для расслабления и успокоения.

— И как же это может успокоить?

— Понимаешь, там все предсказуемо. Ты можешь рассказать все, что произойдет, просто взглянув на обложку.

— Да ну? — Драко заинтересованно взглянул ей через плечо. — И как ты это определяешь?

— Смотри, — она двинула пальцем по странице, зная, что он внимательно наблюдает за ней. — Эта девушка в белом платье — героиня, Риэнн. Ей придется многое пережить, однако в конце она воссоединится со своей любовью. А вот этот парень в бриджах — Тристан. Он смелый, отчаянный, он хочет быть с ней, но злая судьба не дает им соединиться. Но это все временно, конечно. Девица в красном тугом кожаном корсете — это леди Стэйси, злая распутница — в конце она точно помрёт, но прежде переспит с половиной мужских персонажей. А вот этот мужчина в темном плаще — Темный маг Морган, он тоже злой.