Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером». 2 page

Прибалтийский ОВО: командующий Ф.И. Кузнецов; начальник штаба в томе 1-м «Истории Великой Отечественной войны» издания 1961года не обозначен; член Военного совета П.А. Дибров; командующие армиями: 8-й — П.П. Собенников и 11-й — В.И. Морозов.

Командующий округом Кузнецов 30 июня 1941 года снят, далее воевал без особого блеска. Однако имеются убедительные данные о том, что войска он к войне как-то готовил.

Начальник штаба — не учтенный официальной «Историей...» издания 1961 года, а в действительности — генерал-лейтенант П.С. Кленов, 1892 года рождения, в июле 1941 года уволен из рядов РККА, дата смерти — 10 июля 1941года.

Член Военного совета Дибров во время войны занимал второстепенные должности.

Командующий 8-й армией Собенников имел сомнительную военную судьбу, понижался в звании до полковника, был условно осужден. Командующий 11-й армией Морозов воевал тоже не самым лучшим образом.

Западный ОВО: командующий Д.Г. Павлов; начальник штаба В.Е. Климовских; член Военного совета А.Я. Фоминых; командующие армиями: 3-й — В.И. Кузнецов, 10-й — К.Д. Голубев, 4-й — А.А. Коробков.

Командующий округом Павлов расстрелян в 1941 году. Начальник штаба Климовских расстрелян в 1941 году. Член Военного совета Фоминых после начала войны безнадежно понижен.

Командующий 3-й армией Кузнецов доблестно воевал, Герой Советского Союза. Командующий 10-й армией Голубев вышел из окружения в 1941 году, воевал. Командующий 4-й армией Коробков расстрелян в 1941 году.

Киевский ОВО: командующий М.П. Кирпонос; начальник штаба М.А. Пуркаев; член Военного совета Н.И. Вашугин; командующие армиями: 5-й — М.И. Потапов, 6-й — И.Н. Музыченко, 26-й — Ф.Я. Костенко, 12-й — П.Е. Понеделин.

Командующий округом Кирпонос погиб осенью 1941 года.

Начальник штаба Пуркаев, крайне расхваленный Жуковым, с апреля 1943 года командовал войсками невоюющего Дальневосточного фронта.

Член Военного совета Вашугин 28 июня 1941 года застрелился.

Командующий армией Потапов попал в плен летом 1941 года, в 1945 году возвращен на Родину, прошел спецпроверку в НКВД и в декабре 1945 года восстановлен в кадрах Красной Армии.

Командующий 6-й армией Музыченко попал в плен летом 1941 года, в 1945 году возвращен на Родину, прошел спецпроверку в НКВД и в декабре 1945 года восстановлен в кадрах Красной Армии.

Командующий армией Костенко погиб весной 1942 года.

Командующий 12-й армией Понеделин попал в плен летом 1941 года, тогда же был заочно приговорен к расстрелу,

в 1945году возвращен на Родину, после следствия, длившегося до 1950года, расстрелян.

То есть живых достоверных свидетелей происходившего почти не имелось даже сразу после войны. И что там было в округах после 18 июня 1941 года, сейчас установить, скорее всего, вообще невозможно — после хрущевского-то и волкогоновского погрома в государственных архивах.

Но сомнений приведенный мной список, думаю, лишь прибавляет.

А КАК встретили войну пограничники Берии? Что ж, пусть за меня ответит на этот вопрос автор изданной в 1989 году Воениздатом монографии «Граница сражается» А.И. Чугунов:

«Последняя ночь перед вторжением для пограничных войск западного и северо-западного участков фактически уже не была мирной. С вечера 21 июня многие заставы, пограничные комендатуры и отряды по распоряжению их начальников вышли из казарм и заняли оборонительные сооружения, подготовленные на случай военных действий».

Но тогда возникает другой вопрос: «А кто дал распоряжения начальникам»? И что значит «...многие»?

Что, на каких-то заставах начальники сказали подчиненным: «А что, ребята, ночь теплая, звездная, посидим-ка мы эту ночь в окопах? Из них и звезды лучше видно!», а на каких-то заставах ночь была облачная, и там в окопы — звездами любоваться, не садились?

Нет, такой ответственный приказ, как приказ занять с вечера боевые позиции, мог прийти на заставы только из Москвы, из наркомата. И отдать такой приказ мог лишь сам нарком. То есть — Берия. И, безусловно, для всей западной полосы границы.

Правда, встречаются сообщения о том, что пограничникам вообще не запрещалось занимать оборонительные сооружения. Хорошо, пусть так! Но кто был инициатором такого положения дел (фактически — разрешения действовать по обстановке), если не нарком Берия? И мог ли он дать такой «карт-бланш» без ведома и согласия Сталина? И мог ли Сталин ограничиться одними погранвойсками НКВД и за-

быть о РККА и РККФ? Ведь противной стороне видны действия и повседневная жизнь прежде всего погранвойск.

Так что информация А. Чугунова лишний раз доказывает: и Сталин знал о войне, и остальные знали. Но кто-то меры принял, а кто-то почему-то — нет!

Впрочем, известный нам генерал-пограничник Сечкин утверждает обратное: мол, пограничные-де части «не получили такого распоряжения (занимать оборонительные сооружения. — С.К.) даже тогда, когда в 22.00 22.6 Генеральный штаб отдал приказ западным приграничным округам о вводе в действие плана прикрытия границы».

Но, увы, уважаемый читатель, Сечкину надо верить очень избирательно. Когда он сообщает нечто объективно положительное для Сталина и Берии (не связывая это, правда, с их именами), то тут ему верить можно. Но в других случаях...

Не говоря уже о его воспроизведении антибериевских фальшивок, датированных 21 июня 1941 года, Сечкин способен злостно передергивать и даже измышлять «факты» и сам. Так; он, со ссылкой на «демократического» «историка» В.Анфилова, написал нечто, что потом не раз переписывали у него другие, ему подобные, и что давно стало одним из устойчивых антисталинских (и антибериевских, естественно) мифов.

Анфилов и Сечкин утверждали, что «начальник управления боевой подготовки генерал-лейтенант В. Курдюмов» «на совещании в декабре сорокового года» говорил: «Последняя проверка, проведенная инспектором пехоты, показала, что из 225 командиров полков, привлеченных на сбор, только 25 человек оказались окончившими военные училища. Остальные 200 человек — это люди, окончившие курсы младших лейтенантов и пришедшие из запаса».

Комментарии к такому сенсационному факту не требовались, вывод напрашивался сам собой: вот они, итоги «разгрома РККА» Сталиным и Берией. Но сей «факт», как говорится, не соответствовал действительности. То есть был ложью!

Анфилов запустил свою «утку» в газете «Красная звезда» 22 июня 1988 года, Сечкин дал ей второе дыхание в 1993 году в книге, подписанной в печать 20 октября 1992 года. И поэтому ни тот, ни другой не могли предполагать, что 14

апреля 1993 года в издательстве «ТЕРРА» в печать будет подписан том 12(1) «Русского архива», открывающий многотомное издание документов Великой Отечественной войны. Том полностью посвящен материалам Совещания высшего руководящего состава РККА 21—23декабря 1940 года и содержит выступления как начальника Управления боевой подготовки РККА генерал-лейтенанта Владимира Николаевича Курдюмова, так и генерал-инспектора пехоты РККА Андрея Кирилловича Смирнова.

Курдюмов воевал, скончался в 1970 году. Смирнов, командуя после начала войны 18-й армией Южного фронта, погиб в бою у села Поповка (ныне село Смирново) Запорожской области.

В докладе генерала Смирнова вообще нет ни одной цифры, относительно же сборов было сказано следующее (стр. 30):

«Мы сейчас проводим сборы командного состава пехоты. Надо отметить, что к сборам командного состава пехоты почти все округа отнеслись достаточно серьезно. Если первый сбор еще был плохо организован, то сейчас основное звено, которое должно разрешить все вопросы боевой учебы, — звено командного состава, заняло соответствующее место в понимании руководителей округов, корпусов и дивизий».

Генерал Курдюмов подготовке начальствующего состава посвятил четвертый раздел своего выступления, и в его выступлении цифры есть. В частности, сообщая о том, что развертывание новых частей обуславливает некомплект старшего и среднего начальствующего состава, особенно во внутренних военных округах, он сказал:

«Так, в ПриВО 70 процентов среднего командного состава и командиров батальонов имеют практический командный стаж от 5 месяцев до 1 года (слушателям Курдюмова это было ясно и так, а читателю я напомню, что имеется в виду не командный стаж вообще, а стаж на занимаемых в настоящий момент должностях. — С.К.). В этом же округе все командиры стрелковых полков, кроме одного, командуют частями первый год».

Генерал Курдюмов привел этот пример как наиболее тревожный, но надо учитывать, что ПриВО — это не Приб-

ОВО... Второй — это приграничный Прибалтийский Особый военный округ, а первый, где было не лучшее положение с командирами полков, — это глубоко внутренний Приволжский военный округ, боеспособность которого решающего значения не имела.

Вот почему я не верю генералу Сечкину! И не только ему — я еще об этом скажу...

СОБСТВЕННО, генерал Сечкин сам себя и опровергает. В одном месте своей книги он утверждает, что части погранвойск не получили распоряжения занимать оборонительные сооружения даже после того, как Генеральный штаб отдал приказ военным округам о вводе в действие плана прикрытия границы. В другом же месте он сообщает, что «распоряжений, которые запрещали бы пограничникам занимать оборонительные сооружения, не поступало» вообще. Так что, выходит, опытнейшие пограничные командиры, давно уверенные, что войны не избежать, сознающие, что вот сейчас, скорее всего, все и начнется, и имеющие свободу действий, сидели по заставам как суслики?

Да генерал Сечкин, желая и здесь укусить Сталина и Берию, просто клевещет на своих же боевых товарищей! Более того! Он сам сообщает, что в ту ночь, с 21 на 22 июня 1941 года, на участке 87-го пограничного отряда Белорусского пограничного округа находился начальник Главного управления пограничных войск НКВД! Так что, генерал-лейтенант Григорий Григорьевич Соколов там случайно оказался — на направлении главного удара немцев?

Сечкин не приводит фамилию начальника ГУПВ, и это тоже показательно! В его интерпретации сей безымянный начальник хотя и получил в 2.00 22 июня 1941 года данные о движении немцев к границе, «не отдал приказ пограничникам занять оборонительные сооружения». Зная то, что мы знаем (и что еще сейчас узнаем!), можно уверенно заявлять, что это — ложь!

Конечно же, главный пограничник страны не мог быть на границе без прямого приказа Берии и без санкции Сталина. Поскольку им обоим уже было ясно, что со дня на день начнется тяжелая война, Соколов нужен был именно там, в Бе-

лоруссии, чтобы сразу же с началом боевых действий организовать боевую работу пограничников уже в условиях войны.

Вот почему Соколов был в приграничной зоне! Для чекистского участия в близкой войне!

37-летний генерал Григорий Соколов был вполне достоин такой задачи. Уроженец подмосковных Мытищ, в 16 лет он стал бойцом Красной Армии на Южном фронте, а после Гражданской войны ступенька за ступенькой прошел всю служебную пограничную лестницу, начиная с помощника командира пограничного взвода. Служил на границе от Киркенеса до Сибири и Средней Азии.

Встретив войну на границе, он вскоре стал начальником охраны тыла Западного фронта — тяжелейшая должность, учитывая провалы генерала Павлова и К°. И показательно то, что об этой деятельности Соколова скупые биографические справки чаще всего умалчивают, отсчитывая его боевую биографию 1941 года прямо с должности начальника штаба Центрального фронта, которую он и занимал-то всего три дня — с 22 по 25 августа.

Молчат и о том, что с сентября по октябрь генерал Соколов был заместителем начальника Генерального штаба, проводя сбор и анализ данных об обстановке на фронте и готовя выводы и предложения для Ставки Верховного Главнокомандования. С октября он — начальник штаба 26-й армии, принявшей на себя под Тулой основной удар 2-й танковой группы Гудериана. В конце 1941 года Соколов сформировал новую резервную 26-ю армию и ушел с ней на Волховский фронт.

Так подробно рассказывая о генерале Соколове, уважаемый читатель, я не уклоняюсь от основной темы. Скончавшийся в 1973 году Соколов — явно одна из «знаковых» фигур последнего мирного и первых военных дней 1941 года. И это — фигура из чекистской когорты наркома Берии. Нарком оклеветан, один из его соратников — замолчан. В изданной в 1985 году издательством «Советская энциклопедия» однотомной энциклопедии «Великая Отечественная война. 1941—1945» имени Соколова нет. Даже графика Сойфертиса включить в энциклопедию о войне составители не забыли. А Соколова «забыли».

Еще бы! Ведь факт направления Берией накануне 22 июня

1941 года в Белоруссию начальника ГУПВ НКВД СССР — это тоже одно из опровержений антисталинского и антибериевского мифов о том, что Сталин и Берия не верили в близость войны! Но правда такова: в том, что для погранвойск НКВД война началась в окопах, а не в постелях, есть заслуга и Сталина, и Берии, и генерала Соколова.

Пограничники всегда умели воевать, причем один опытный солдат границы в условиях сложного, динамичного боя без единой линии фронта, без четкой команды, стоил, пожалуй, пяти, а то и десяти, а то и полусотни обычных солдат срочной службы.

Их, молодых и постарше ребят в зеленых фуражках, было перед войной на западных границах около ста тысяч: 47 сухопутных и 6 морских пограничных отрядов, 9 отдельных пограничных комендатур и 11 полков оперативных войск НКВД. И в начавшейся войне они сразу же сыграли роль без преувеличений стратегическую, потому что сутками держались в обстановке, в которой армейские части покатились бы назад уже через часы.

Да они и катились — там, где во главе частей и соединений стояли те горе-«командиры», которых «обеспечила» стране формирующаяся партия партократов.

А вот пограничники под руководством члена партии Ленина—Сталина товарища Берии встретили войну достойно. То есть как большевики и русские люди.

Грудью!

Глава 16

ВОЙНА: РЕЙТИНГ ПО ГАМБУРГСКОМУ СЧЕТУ»

ПОСЛЕ 4.00 предпоследнего воскресенья июня 1941 года все предположения перешли в уверенность. Война началась. Но как и когда началась она для Сталина и Берии?

После XX съезда, состоявшегося в начале 1956 года, Хрущев и хрущевцы старались представить Сталина негодяем, бросившим страну 22 июня 1941 года на произвол судьбы и уехавшим пьянствовать на дачу в Кунцево, якобы сказав, мол, проср... страну, так теперь сами и разбирайтесь.

Этот «факт» десятилетиями считался «достоверным».

Еще бы — его ведь сообщил глава государства и партии! Валентин Пикуль смачно расписал «маразм Сталина» в своем «Сталинграде», и имеется немало таких наших сограждан, которые верят в эту мерзкую ложь по сей день.

Но вот в 1995 году в Твери выходит книга генерал-полковника в отставке Ю.А. Горькова, консультанта Историко-архивного и военно-мемориального центра Генерального штаба, под названием «Кремль. Ставка. Генштаб». Тираж невелик — девять тысяч экземпляров, сам генерал не обнаруживает особой историчности мышления, рассуждает о «преступлениях» Сталина, а оценки этого отставного генштабиста порой удручающе поверхностны. Однако книга оказалась ценна другим: чуть ли не первым Ю. Горьков получил доступ к «Журналу посещений И.В. Сталина в его кремлевском кабинете» и обнародовал обширные извлечения из него.

Сам генерал оценивал «Журнал...» так: «Совершенно особое значение имеет уникальный, бесценный источник — журнал регистрации лиц, посетивших его (Сталина. — С.К.) в кремлевском служебном кабинете, хранящийся ныне в архиве Президента Российской Федерации (бывший архив Политбюро ЦК КПСС)».

Действительно, данные этого «Журнала...» разоблачают много лжи о Сталине, и даже генерал Горьков пишет:

«Вернемся... к первым дням Великой Отечественной войны. Именно вокруг них сконцентрировалась наиболее густая атмосфера сплетен и слухов. К сожалению, уже стало хрестоматийным мнение, что в эти дни И.В. Сталин, глубоко подавленный крахом своей наступательной доктрины (помилуй бог, откуда она у него в 1941 году могла быть? — С.К.), обманутый и униженный (ого! — С.К.) Гитлером, впал в глубокую апатию, а 22 и 23 июня вообще беспробудно пьянствовал, не принимая никакого участия в делах управления государством.

Так вот, анализ журнала посещений И.В. Сталина показывает, что И.В. Сталин находился в своем кремлевском кабинете с раннего утра 22 июня 1941 года...»

Для «полного выяснения обстоятельств дела» Ю.А. Горьков приводит таблицу рабочих дней И.В. Сталина в июне 1941 года, из которой следует, что: 22 июня Сталин начал

прием в 5.45 и закончил в 16.45, принимая людей 11 часов подряд!

23 июня, начав в 3.20, он закончил в 0.55 уже 24 июня, и в этот день, после отдыха Сталина, людской поток тек через его кабинет «всего» 5 часов 10 минут. Однако надо же было и с ситуацией более детально разобраться, подумать...

Зато 25 июня рабочий день Сталина составил все 24 часа! В этот день он принял 29 человек!

26 июня за 10 часов 35 минут было принято 24 человека, а 27 июня за 10 часов 05 минут — опять 29!

Вот так!

Генерал Горьков заключает:

«Думаю, теперь вопрос об исчезновении И.В. Сталина в первые дни войны можно считать решенным, поскольку официальный журнал регистрации посетителей его кабинета — источник не конъюнктурный. Этот документ строгой секретности не предназначался для публикации и может служить самым надежным источником сведений о лицах, посещавших сталинский кабинет».

Юрия Горькова никак не причислишь к «сталинистам» — его личное восприятие фигур Сталина и Берии недалеко ушло от тех образов, которые нам навязывают Антонов-Овсеенко, Волкогонов, Радзинский... Однако что касается документов, то тут генерал не подвел! За что ему и спасибо!

Что же до приводимых им выписок из «Журналов посещений И.В. Сталина в его кремлевском кабинете», то эти выписки начинаются с 1 января 1935 года и заканчиваются 17 декабря 1945 года. К сожалению, поденные списки Ю. Горькова не полны — он оговаривается, что в них «выборочно указаны в основном имена посетителей кабинета Сталина, которые были непосредственно связаны с организацией обороны и боевых действий в период Великой Отечественной войны». И такая «селекция» позволяет, как я понимаю, отсечь большинство записей о Берии. Но — не все.

21 июня записи начинаются в 18.27 с прихода Молотова.

В 19.05 к Сталину и Молотову присоединились Ворошилов, Берия, Маленков, Вознесенский, Тимошенко, Кузнецов.

В 20.15 Тимошенко и Вознесенский ушли, и через 35 минут Тимошенко вернулся на полтора часа уже с Жуковым и

Буденным... Считается, что в это время обсуждалась Директива № 1, но что-то слишком долго «обсуждался» коротенький документ в двадцать строк... Ведь и до этого участники совещания говорили о чем-то почти полтора часа...

Так или иначе, после 22 часов 20 минут 21 июня 1941 года в сталинском кабинете кроме его хозяина осталось лишь три человека: Молотов, Ворошилов, и Берия. Вскоре Берия куда-то ненадолго отлучился и в 22.40 пришел опять.

В 23 часа Берия с Молотовым и Ворошиловым ушли, и Сталин остался один. Он, похоже, уже понимал, что его директивы последних дней армейцами исполнены из рук вон плохо. Но в данный момент он уже ничего изменить не мог, а отдохнуть надо было — следующий день обещал быть трудным.

Думаю, поспал в ту ночь и Берия, и по той же причине — отныне его и так плотный рабочий график на годы становился сверхплотным.

ДЕНЬ двадцать второго июня 1941 года начался с того, что в 5.45 в кабинет Сталина вошли Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков. В 7.30 пришел Маленков и ушел вместе с Берией в 9.20. Но в половине двенадцатого дня, когда в кабинете у Сталина оставался лишь Молотов, они опять появились вместе на полчаса. И до этого часто связанные общими задачами, Маленков и Берия теперь будут все теснее взаимодействовать все двенадцать последующих лет — до дня ареста Берии 26 июня 1953 года.

Полная же «фотография» первого рабочего военного дня Сталина, первого из тех 1418 дней, когда он нес невиданную ранее в истории ответственность за Россию, такова:

Заметим: и в последний день мира, и в первый день войны последним, кто вышел из сталинского кабинета, был Берия. Вновь он появился в нем 23 июня — ровно через сутки минута в минуту и опять на двадцать минут.

В тот день, 23 июня, была образована Ставка Главного Командования Вооруженных Сил Союза ССР, и с того же 23 июня Берия вошел в число постоянных советников Ставки. Всего их было двенадцать: маршал Кулик, Мерецков, начальник ВВС Жигарев, Ватутин, начальник ПВО Воронов, Микоян, Каганович, Вознесенский, Жданов, Маленков, Мех-лис и Берия.

С полночи в ночь с 23 на 24 июня Берия пробыл в сталинском кабинете более часа, а в последующие дни иногда оставался в нем то на три часа, то на полчаса, по нескольку раз в день.

А кабинет напоминал берег моря в бурю: на него накатывались и накатывались людские волны, но не захлестывали

его, а откатывались вновь в море начавшейся войны. Между прочим, 24 июня, с 20.15 до 20.35, Сталин нашел время принять летчика-испытателя Степана Супруна, записавшегося на прием 23 июня! Супрун — в общем-то, хотя и известный, но достаточно рядовой военный. Однако Сталин не только нашел для него время, но и тут же дал «добро» его идее о формировании отборных авиационных полков из летчиков-испытателей.

И обо всем этом нам рассказали не мемуаристы и не писатели, а предельно сухой (фамилия, дата, время; фамилия, дата, время...) документ!

Вот так — достаточно было публикации документа, и обрушился огромный пласт лжи о «запое»-де Сталина. Хотя, если честно, было бы немудрено с горя и запить, обнаружив, как подвели Россию и ее вождя те, на кого надежды было больше всего, — военные! Это ведь для них Сталин и страна давали оружие, кадры, средства. Постоянно вникая в общие оборонные проблемы, проблемы чисто военные Сталин оставлял на военных, на профессионалов.

А они...

Да, многое проясняется при анализе документов. И тогда ложь рушится. Как ложь о Сталине, так и ложь о Берии...

ВОЗМОЖНО, у читателя давно вертятся на языке примерно такие вопросы: «Неужели ложь о Берии так тотальна? Он что, и впрямь достойный во всех отношениях человек, а не «выродок»? Ну, можно поверить, что он был отличным организатором. Но руки-то у него в крови?»

Что тут сказать...

Кровь?

Когда?

С началом работы Берии во главе НКВД СССР масштаб репрессий в стране упал до того минимума, без которого не обходится любое государство в острые периоды своей истории.

С началом войны кровь стала ее (войны) неизбежным элементом. Вскоре же после окончания войны Берия отошел от работы НКВД до марта 1953 года.

В марте 1953 года, вновь придя в МВД, он начал с амнистий и реабилитаций. Так где же кровь?

В период репрессий в Грузии? Но и там она была минимальной, а все страшные россказни «старых большевиков» и «жертв террора» о якобы «садисте» Берии не стоят той бумаги, на которой были записаны. Что-то об этом сказав, я скажу кое-что и дополнительно в свое время.

И еще вот что... Ну, не бывает же так, чтобы кто-то годами вел бы себя как человек, приникнутый заботой о других, а потом вдруг повел бы себя как кровожадное чудовище! Нет уж, если кто-то внутренне гнил, то гнилость его так или иначе проявляется во всем, и особенно в том случае, если этот кто-то получает власть. Тем более — власть над миллионами людей. Такой сразу начинает беса тешить...

Берия же, получив власть в Грузии, не щадя себя, исправлял «колхозные» перегибы предшественников и уговаривал соплеменников, что процветание лучше нищеты... Он сразу же, в отличие от предшественников, обеспокоился проблемами развития молодых поколений в Грузии и вообще подъемом образования в республике; сразу же — в отличие от опять-таки предшественников — задумался о перестройке грузинской столицы, да не просто задумался, а стал одним из авторов такого градостроительного плана, где каждая идея была ориентирована на умное обустройство жизни широких масс, а не на помпезное самовозвеличивание... Он превращал Грузию во всесоюзную здравницу.

И вдруг — нате, в период репрессий он же — если поверить некоторым «мемуаристам» — начинает чуть ли не вилкой глаза согражданам выкалывать! Хотя объективный анализ убеждает в обратном...

Нет, невинной крови на руках Лаврентия Павловича не было никогда — он знал ей цену в том числе и потому, что ему самому приходилось проливать кровь — собственную. За то дело, которому он служил.

Так о какой крови тогда речь? Может быть о той, что связана с деятельностью подчиненных Берии заградительных отрядов НКВД? Или — «с насильственной депортацией народов»? Что ж, уважаемый читатель, дойдем мы и до заградительных отрядов, и до насильственной депортации...

Однако должен признаться... О нашей новейшей истории

лгали и лгут так много, и поверить в тотальность этой лжи так непросто, что даже у меня, автора книги, периодически возникала мысль: «Неужели о Берии все лгут так дружно?»

Ну, ладно, озлобленный Антонов-Овсеенко... Или — прямые агенты влияния «политбюрист» Яковлев и «генерал» Волкогонов, пасквилянт Радзинский... Ну ладно, то ли выжившие из ума, то ли вымышленные хрущевцами, «старые большевики» типа Снегова и Доры Лазуркиной...

Но Вячеслав Молотов? Лазарь Каганович? Клим Ворошилов? Анастас Микоян? Маршал артиллерии Яковлев и авиаконструктор Яковлев... Маршалы Воронов и Жуков, Конев и Баграмян? Металлург Тевосян? Адмирал Кузнецов?

Неужели они могли так лгать? И если Берия заслуживал доброго слова, то почему же они его не сказали о нем хотя бы через десятилетия?

Но, во-первых, о Берии — когда он уже был уничтожен — были-таки сказаны его современниками и добрые слова. И читатель с некоторыми из них в свое время познакомится.

Во-вторых, о человеческой кондиционности Берии порой давали свидетельства даже люди, его ненавидевшие или его недолюбливавшие, хотя сами не понимали, что свидетельствуют. Позднее читатель познакомится и с ними.

В-третьих, объективные оценки Берии десятилетиями пресекались так тщательно, что, например, отец одного из моих старших коллег Михаила Витольдовича Каминского — Витольд Савельевич Каминский, которому Берия до войны помог решить вопрос о строительстве двух заводов по производству авиационного бензина, рассказывал об этом уже взрослому сыну под строжайшим секретом, хотя сохранил о Лаврентии Павловиче вполне добрые воспоминания.

В-четвертых, когда мое повествование дойдет до более поздних времен, я приведу образцы гнуснейшей лжи о Берии на высшем уровне, и они докажут: да, лгали тотально, официально и подло.

И, наконец, я прошу читателя учесть также и то, что все, мной выше упомянутые (как и многие неупомянутые) первые лица державы молчали же, соучаствуя в лжи Хрущева, о том, как встретил войну Сталин! Ведь НИ ОДИН из тех, кта здравствовал в 1956 году, в 60-е, в 70-е и даже в 80-е годы и

точно знал, как Сталин провел первый день войны, не возвысил голос в защиту и Сталина, и исторической правды.

Ведь не встал Молотов в зале XX съезда и не сказал в ответ на инсинуации Хрущева во весь голос на всю страну и на весь мир: «Да как вы смеете так подло лгать, гражданин Хрущев, потому что после такой лжи вы мне не товарищ! Я ушел из кабинета товарища Сталина за час до наступления 22 июня 1941года и вновь вошел в его кабинет наутро без пятнадцати шесть. И потом бывал день за днем в этом кабинете по нескольку раз на дню!»