Во многих пунктах вблизи границы сосредоточены понтоны, брезентовые и надувные лодки. Наибольшее количество их отмечено в направлениях на Брест и Львов.

Кроме того, получены сведения о переброске германских войск из Будапешта и Бухареста внаправлении границ с СССР...

Основание: телеграфные донесения округов.

Народный комиссар внутренних дел СССР Берия».

Через три дня, 5 июня, Берия направляет Сталину еще одну записку (№ 1868/Б) на ту же тему:

«Пограничными отрядами НКВДУкраинской и Молдавской ССР дополнительно (наш № 1798/Б от 2 июня с.г.) добыты следующие данные:

По советско-германской границе

20 мая с.г. в Бяло-Подляска... отмечено расположение штаба пехотной дивизии, 313-го и 314-го пехотных полков, личного полка маршала Геринга и штаба танкового соединения.

Врайоне Янов-Подляский, 33 км северо-западнее г. Бреста, сосредоточены понтоны и части для двадцати деревянных мостов.

31 мая на ст. Санок прибыл эшелон с танками.

20 мая с аэродрома Модлин в воздух поднималось до ста самолетов.

По советско-венгерской границе

В г. Брустура... располагались два венгерских пехотных полка и в районе Хуста — германские танковые и моторизованные части.

По советско-румынской границе

В течение 21—24 мая из Бухареста к советско-румынской границе проследовали: через ст. Пашканы — 12 эшелонов германской пехоты с танками; через ст. Крайова — два эшелона с танками; на ст. Дормэнэшти прибыло три эшелона пехоты и на ст. Борщов два эшелона с тяжелыми танками и автомашинами.

На аэродроме в районе Бузеу... отмечено до 250 немецких самолетов.

В Дорохойском уезде жандармские и местные власти предложили населению в пятидневный срок устроить возле каждого дома бомбоубежище.

Генеральный штаб Красной Армии информирован.

Основание: телеграфные донесения округов.

Народный комиссар внутренних дел СССР Берия».

Можно не сомневаться, что Берия и в оставшиеся до начала войны полмесяца направлял Сталину накапливающиеся данные по мере того, как они добывались агентурой пограничных войск НКВД.

Но эти записки уже не обнародуются. Возможно, чтобы не очень уж позорить всяких там Горчаковых... Как-никак чуть ли не майор Вихрь сотрудничал с таким столпом «демократов», как сам Василий Аксенов. Зато в сборнике приведены тридцать записок Меркулова Сталину, Молотову и Берии в период с 11 марта до 5 июня, десять записок заместителя Меркулова — Богдана Кобулова в период с 6 июня по 15 июня (Меркулов тогда готовил «зачистку» Прибалтики) и еще одна записка вернувшегося из Прибалтики Меркулова от 17 июня.

Это — уже данные разведки НКГБ из-за кордона, а также от источников в московских иностранных кругах, включая германское посольство. Вряд ли их цитирование может что-либо серьезно прибавить к тому, что читателю уже известно, но кое-что я приведу. Скажем, записка Меркулова № 1612/М от 14 мая 1941 года на имя Сталина, Молотова и Берии начиналась так:

«Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.

Народный комиссар

государственной

безопасности СССР Меркулов.

Основание: сообщение из Берлина № 156 от 9.V.1941 г.

по материалам Старшины, Корсиканца и Старика.

Сообщение из Берлина

Источник, работающий в штабе германской авиации (Старшина Шульце-Бойзен. — С.К.), сообщает:

1. В штабе германской авиацииподготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время. В разговорах среди офицеров штаба часто называется 20 мая как дата начала войны с СССР. Другие полагают, что выступление намечено на июнь. В тех же кругах заявля-

ют. Что вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию... 2.<...>

5.<...>

Начальник 1-го Управления НКГБ СССР Фитин».

Вот как, между прочим, все было непросто для Сталина и его соратников. Когда начнется война — через неделю или через месяц? Как она начнется — внезапно или с предъявления требований?

А если с требований, может быть, войны можно будет и избежать, несмотря на явную концентрацию войск?

Как тут решать, что предпринимать?

Причем Старшина Харро Шульце-Бойзен, Корсиканец Арвид Харнак и Старик Адам Кукхоф все сообщали честно. Они работали на СССР и после начала войны, были раскрыты гестапо, арестованы и в 1942—1943 годах казнены.

Но пока войны не было. Шло время, никаких требований Германия не пыталась предъявлять, зато войска у границ СССР наращивала, о чем постоянно сообщал Берия.

И постепенно становилось понятно, что мероприятия немцев — не демонстрация силы (да и что бы она Гитлеру дала без нажима на Кремль по дипломатическим каналам!), а приготовления к уже скорой и окончательно решенной войне.

То есть болтовню нескольких поколений «историков ЦК КПСС», а теперь уже «историков» «Россиянин» о стратегической внезапности нападения Германии на СССР можно спокойно отправлять на свалку истории вместе с подобными «историками». Стратегически Сталин и страна были готовы — настолько, насколько можно быть готовыми в стране, еще десять лет назад лаптем щи хлебавшей.

За десять лет огромной работы были созданы весьма современные оборонная промышленность и Вооруженные силы... Все структуры государственной безопасности совместными усилиями заблаговременно вскрыли замыслы и силы агрессора. Шло перевооружение армии... Войска на всякий случай планомерно выдвигались поближе к границам.

Внезапность могла быть лишь тактической — неизвестно

было точно, когда вся эта силища двинется вперед. Однако ТОЧНО этого не мог сказать никакой Зорге! Даже если бы он стоял за спиной фюрера! Сроки наступления на Западе Гитлер переносил чуть ли не два десятка раз! Да и на Востоке — не один раз. И исключить тактическую внезапность обязано было военное руководство за счет вполне возможных мер. А предпринять их должны были прежде всего нарком Тимошенко, начальник Генштаба Жуков, командующие приграничными военными округами и их заместители по родам войск.

Стратегическая внезапность нападения была для немцев невозможна еще и потому, что кроме данных агентуры 1-го Управления НКГБ в распоряжении Меркулова (а до 3 февраля 1941 года — Берии, а до него — в распоряжении Ежова) была и личная, так сказать, агентура наркома, не проходящая по учету ИНО. Она была особо законспирирована, ее московский аппарат был невелик. Так что когда говорят и пишут о потерях — мнимых ли, действительных ли, разведки в результате репрессий 1937—1938 годов, то надо понимать, что речь тут чаще всего о кадрах непосредственно Иностранного отдела (ИНО) ГУГБ.

И данные «высшей» разведки тоже исключали для Сталина и страны стратегическую внезапность.

Но и это еще не все! По крайней мере за четыре дня до начала войны Сталин уже точно знал, что война начнется через считаные дни. А если учесть, что 22 июня 1941 года было:

а) самым длинным днем года;

б) воскресеньем;

в) годовщиной капитуляции Франции в 1940 году (а Гитлер не был чужд мистики),

то именно этот день, скорее всего, и должен был стать днем начала боевых действий.

Думаю, Сталин все это учитывал, потому что менее чем за неделю до начала боевых действий провел свой личный стратегический зондаж ситуации, который убедительно показал ему, что война — дело считаных дней.

Но об этом — позднее...

СЕЙЧАС же пора поговорить о тех пограничных войсках, сказать о которых стократно заслуженное ими доброе слово в надлежащей форме забыли оба капитальных, многотомных советских труда о Великой Отечественной и о Второй мировой войнах.

Хотя... Хотя перед этим — маленькое отступление в сторону о ВЧ-связи. Малоизвестно, что при разделении НКВД в феврале 1941 года на два наркомата отделение правительственной ВЧ-связи вначале осталось в НКГБ (в 4-м отделе оперативной техники), но уже через месяц совместным приказом НКВД/НКГБ № 00332/0066 от 26 марта 1941 года это отделение вновь вернулось в состав НКВД.

И это для Берии показательно — его отношение к связи вполне укладывалось в будущую классическую формулу C3 (Commands-Communications-Control).

26 февраля 1941 года была объявлена новая структура НКВД. В наркомате создавалось Особое техническое бюро (во главе с В.А. Кравченко), куда отделение ВЧ-связи и вошло.

Добившись возврата структур ВЧ-связи в свой наркомат, Берия исходил, конечно, не из ведомственных интересов — новому НКВД объективно было более свойственно по-прежнему курировать существующие и создавать новые засекреченные линии связи, которые становились эффективным элементом государственного и хозяйственного управления. Да и для оперативных нужд наркома внутренних дел защищенные от прослушивания ВЧ-линии были нужны больше, чем для НКГБ.

Что же до пограничников, то им оставаться в НКВД тоже было на роду, так сказать, написано. И для погранвойск Берия как нарком всего за три неполных предвоенных года сделал много.

Конечно, лучшие традиции советских пограничников были заложены не Берией, а до него. Но он их развил, начиная с того, что в 1939 году начал издаваться журнал «Пограничник», быстро ставший популярным.

Идейное оружие, впрочем, эффективно тогда, когда подкреплено эффективной организацией и соответствующим материальным оружием. Я уже не раз говорил, что Берия был блестящим управленцем. И любое новое дело он вос-

принимал именно как компетентный управленец... Так же он подошел и к совершенствованию организации охраны государственной границы (а при этом он, природный чекист, не забыл иоб организации разведывательной работы в погранвойсках).

Ниже я процитирую книгу генерал-майора в отставке «Граница и война» издания 1993 года Сечкина. Несмотря на фронтовое прошлое этого офицера-пограничника, особого уважения у меня к нему нет — он и фальшивки горчаковского пошиба о своем бывшем наркоме воспроизводит (ссылаясь на № 6-й журнала «Знамя» за 1990 год), и о Новобранце пишет так: «В.А. Новобранец (в отличие от лжемайора Вихря Сечкин эту фамилию пишет верно. — С.К.)... конечно же владел достоверной информацией о подготовке... нападения на Советский Союз, но информация эта не доходила до высшего руководства (н-да. — С.К.). Тогда на свой страх и риск Новобранец разослал в войска сводку об истинном положении дел на границе — знаменитую сводку №8, которая также легла на стол Сталину и Берии»...

В свете уже известного нам, уважаемый читатель, эти «откровения» Сечкина не впечатляют. Но тем ценнее некоторые факты, им приводимые. А они таковы:

«В феврале было принято постановление СНК (в 1993 году бывший член КПСС Сечкин о том, что это было постановление СНК и ЦК ВКП(б), упоминать не счел нужным. — С.К.), которым из состава Главного управления пограничных и внутренних войск было выделено как самостоятельное Главное управление пограничных войск. Создание специального органа с ясно и четко определенными задачами и окружных управлений на местах благоприятным образом сказалось на организационном укреплении пограничных войск как войск специальных, предназначенных для охраны и защиты государственной границы СССР...

В течение 1938—1939 гг. была произведена полная реорганизация частей пограничных войск; переформированы штабы частей и соединений по единой схеме управления сверху донизу, созданы органы разведки частей и соединений пограничных войск также по единой схеме

(выделение здесь и ниже мое. — С.К.); переформированы все управления комендатур по двум основным типовым штатам (сухопутному и береговому) <...>, сформированы и вновь переформированы имевшиеся подразделения связи <...>, произведена моторизация транспорта частей, <...> сформировано... 7 морских школ, переформированы 7 школ служебных собак и школа связи.

Техническая реконструкция войск, перевооружение сухопутных пограничных частей современным стрелковым оружием... развитие пограничной авиации, внедрение в охрану границы инженерно-технических средств предъявляли повышенные требования к... подготовке командно-начальствующего и политического состава.

К началу 1941г. командные и инженерно-технические кадры для пограничных войск готовились в 11 военно-учебных заведениях Наркомата внутренних дел».

О Берии здесь — ни слова (Сечкин его если и упоминает, то лишь для того, чтобы мазнуть черной краской). Но во всем этом сразу виден почерк именно Лаврентия Павловича: четкая структура, развитие технических средств, подготовка кадров, надежная связь, моторизация...

И — не забудем — разведка! Разведка массовая, на предельно низовом уровне, разведка, по сути, проводимая простыми людьми, самим народом, и поэтому наиболее надежная и достоверная! Такую разведку, как я уже говорил, уместно назвать «муравьиной» — отдельный муравей несет немного, но в итоге вырастает огромный муравейник!

То, что в 1941 году погранотряды собирали такую разведывательную информацию, которой и ИНО ГУГБ вместе с ГРУ Генштаба могли бы позавидовать, — заслуга именно Берии! Он прекрасно поставил такую разведку еще в ЗакЧК, а потом — в ЗакОГПУ, так что значение ее для эффективной защиты как границ, так и безопасности государства, знал не в теории.

Но заслуги «пограничника» Берии созданием приграничной разведки не ограничиваются. Не будет преувеличением сказать, что реформы Берии на десятилетия определили общий облик советских пограничных войск!

В литературе (например, в изданных в серии «Каталоги» в Новосибирске «Приказах НКВД СССР 1934—1941 гг.») отмечается, что две трети приказов наркома Берии по войскам касаются пограничных войск НКВД. Причем имели место и такие приказы, как «О выделении дополнительно в распоряжение ГУПВ 150 лошадей», то есть это были конкретные, деловые распоряжения. При этом каждую неделю Берии представлялись доклады о политико-моральном состоянии погранвойск, подписанные начальником Политического управления погранвойск, дивизионным комиссаром П.М. Мироненко.

Результаты внимания и заботы нового наркома сказались быстро — выросла не только специальная, но и чисто войсковая подготовка пограничников, хотя они по определению не призваны воевать как армейцы. А вот же — пограничники Берии воевали, да еще как! Их боеспособность уже к концу 1939 года была так хороша, что в финской войне, изобиловавшей просто-таки преступными просчетами армейцев, ситуация иногда складывалась анекдотическая.

Совместной директивой наркома обороны Ворошилова и наркома внутренних дел Берии №16662 14 сентября 1939 года, то есть до начала боевых действий, было предусмотрено, что с их началом погранвойска входят в оперативное подчинение командования РККА до выхода частей РККА на рубеж 30—50 километров в- глубь финской территории.

К середине декабря многие части 9-й армии на этот рубеж вышли, однако войсковые командиры по-прежнему требовали выделения для поддержки подразделений пограничных войск. И кончилось тем, что 17 декабря начальник штаба погранвойск НКВД Карельского округа полковник Киселев направил в штаб 9-й армии доклад, в котором тактично, но твердо напомнил армейским генералам, что дело погранвойск — охрана госграницы, а не прорыв сильно укрепленной обороны.

Да и охотиться по лесам за финскими снайперами подчиненные Берии, конечно, могут, намекал Киселев, но пора бы эту науку осваивать и подчиненным Ворошилова.

ПОГРАНИЧНИКИ воевать умели, а Берия озаботился и тем, чтобы они умели воевать еще лучше и воевать лучшим оружием. Одним из неприятных для нас сюрпризов финской войны стало массовое применение финнами автоматов «Суоми». Образцы их в Наркомате обороны имелись и до войны, но в ходе боевых действий появились как новые трофейные автоматы, так и возможность составить представление об их эффективности в бою.

Однако никто из высоких военных чинов — ни старый нарком маршал Ворошилов, ни сменивший его нарком маршал Тимошенко, ни начальник вооружений РККА маршал Кулик, ни начальник Генштаба генерал армии Жуков автоматы так и не оценили. Кулик как считал, что автоматы, мол, это «оружие полиции и гангстеров», а вот русская трехлинеечка, мол, не подведет, так и после финской кампании своего мнения не изменил.

Поэтому армия массовых заказов промышленности на автоматы не сделала, хотя в СССР имелись неплохие отечественные разработки. Собственно, первое стрелковое оружие, получившее название «автомат», — автоматическую винтовку с емкостью магазина на 25 патронов, русский оружейник генерал Федоров разработал еще в 1916 году. К слову, в 1928 году, за 11 лет до установления звания Герой Социалистического Труда, он был удостоен в СССР звания Герой Труда.

Увы, даже после финской войны армия автоматы не жаловала. В 1940 году, при налаженном оружейном производстве, промышленность СССР произвела всего 81,1 тысячи пистолетов-пулеметов (так официально назывались автоматы). А вскоре после начала Великой Отечественной войны их срочно поручали делать чуть ли не кроватным мастерским — заводское производство не могло удовлетворить потребности армии, понявшей наконец, что это такое в маневренном бою — автоматы!

Зато верные выводы задолго до войны сделал нарком внутренних дел товарищ Берия. И заказал для погранвойск столько автоматов, сколько позволяла смета расходов Главного управления погранвойск НКВД.

К началу 1941 года только в Украинском пограничном округе имелось на вооружении 300 станковых пулеметов,

более 600 ручных пулеметов и немало автоматов. А кроме того — около 500 автомобилей.

Возможно, читатель помнит, как Берия боролся за автобусы для Тбилиси, будучи секретарем Заккрайкома. Теперь он заботился о мобильности погранвойск.

В пяти же отрядах Белорусского пограничного округа имелось 200 станковых пулеметов, около 400 ручных пулеметов, около 6,5 тысячи самозарядных винтовок и 2,5 тысячи автоматов.

Причем в 1940году для усиления огневых возможностей погранзастав было дополнительно выделено 3515 пистолетов-пулеметов (автоматов), 1200 самозарядных винтовок и 110 станковых пулеметов, а в марте — апреле 1941года — 357 ротных минометов РМ-50, 45 станковых пулеметов и 18 противотанковых ружей.

Вот это и было то, что генерал Сечкин называл «перевооружением сухопутных пограничных частей современным стрелковым оружием», «забыв» при этом упомянуть, что таковое перевооружение — результат прозорливости наркома Берии.

Относительная насыщенность погранвойск автоматическим оружием перед войной во много раз превосходила армейские показатели. И с началом войны НКВД пришлось порой делиться с армией своими запасами, хотя они подчиненным Берии и самим были нужны для боев с теми же немцами!

В течение 1939—1940 годов личный состав погранвойск возрос на 50%, а в начале 1941 года «не готовившийся к войне» Берия добивается и дополнительного увеличения их численности, с доведением ее на западной границе до 100 тысяч человек в пределах пяти приграничных военных округов: Ленинградского, Прибалтийского Особого, Западного Особого, Киевского Особого и Одесского.

Пограничных же западных округов было восемь: Мурманский, Карело-Финский, Ленинградский, Прибалтийский, Белорусский, Украинский, Молдавский и Черноморский. Причем в Белорусском и Украинском пограничных округах было сосредоточено 47% численности всех западных погранвойск. Уже это говорит о том, что Берия направления возможных главных ударов немцев видел не хуже разрекламированного позднее Жукова.

Да и как их можно было не видеть, как можно было не предвидеть возможное развитие событий, передавая Сталину ту информацию, которую ему передавал Берия?

И мог ли Берия не видеть предгрозовой обстановки, если точно знал такую вот статистику... В первом квартале 1940 года среди весьма многочисленных нарушителей границы (а ее нарушали и контрабандисты, и кумовья по разные стороны границы, решившие навестить родственников) было разоблачено 28 немецких агентов, во втором квартале — 43, в третьем — 64, в четвертом — 99, а в первом квартале 1941года — уже 153.

Конечно же, Берия все понимал и заранее готовил погранвойска к обороне.

ПОГРАНИЧНИКИ были подготовлены к войне лучше армейцев уже самой сутью своей службы. Если армия стреляет боевыми патронами по врагу лишь с началом войны, то погранвойска всегда на войне. И для них Великая Отечественная началась задолго до 22 июня. Скажем, в апреле 1941года на участке 86-го погранотряда границу перешла разведгруппа... Шестнадцать человек, переодетых в форму инженерных войск Красной Армии... После встречи с ними наших пограничников началось форменное сражение. В итоге 11 диверсантов было убито, 5 взято в плен.

Это был не единичный случай — с апреля по ноябрь 1940 года только в Украинском погранокруге было ликвидировано 38 банд и вооруженных эмигрантских групп общей численностью 486 человек! А в целом накануне войны было отражено более 500 вооруженных вторжений на советскую территорию.

Да, граница готовилась заранее. В монографии А.И. Чугунова «Граница сражается» об этом сказано так:

«Что касается пограничных застав, комендатур и отрядов, то они за короткое (предвоенное! — С.К.) время успели оборудовать оборонительные сооружения легкого типа: блиндажи, траншеи, ходы сообщения, дзоты, окопы, которые дали возможность создать сравнительно прочные узлы сопротивления во время боевых действии на передовом рубеже».

Было ли бы все это возможно без санкции наркома Берии? И дал ли бы он эту санкцию, если бы, как и его подчиненные, не видел очень высокой вероятности начала войны уже в 1941году? Ведь ходы сообщения и окопы за год до начала войны не оборудуют.

Глава 15

НАКАНУНЕ...

27ДЕКАБРЯ 1940года новый нарком обороны маршал Тимошенко, сменивший маршала Ворошилова, издал приказ № 0367, гласивший:

«Приказом НКО 1939 г. № 0145 требовалась обязательная маскировка всех вновь строящихся оперативных аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии эти мероприятия должно было провести не только на оперативных, но и на всей аэродромной сети ВВС. Однако ни один из округов должного внимания этому приказу не уделил и его не выполнил (выделено везде мною. — С.К.).

Необходимо осознать, что без тщательной маскировки всех аэродромов, создания ложных аэродромов и маскировки всей материальной части в современной войне немыслима боевая работа авиации. Приказываю:

3. Все аэродромы... засеять обязательно с учетом маскировки и применительно к окружающей местности путем подбора соответствующих трав. На аэродромах имитировать поля, луга, огороды, ямы, рвы, канавы, дороги, с тем, чтобы полностью слить фон аэродрома с фоном окружающей местности.

К 1 июля 1941 г. закончить маскировку всех аэродромов, расположенных в 500-км полосе от границы.

9. Генерал-инспектору ВВС установить контроль и о ходе работ докладывать ежемесячно.

Народный комиссар обороны СССР

Маршал Советского Союза

С. Тимошенко».

Как видим, высшее руководство Красной Армии отнюдь не ориентировало ее на быструю и обязательно успешную наступательную войну, а призывало всесторонне обеспечивать оборону от возможного нападения.

Далее... Что значит срок приказа «к 1 июля 1941 г.»?

Это значит, что если бы комиссия, назначенная наркомом проверить исполнение его приказа № 0367 от 27 декабря 1940 года, 1 июля пролетела бы над всей 500-километровой полосой от границы, то в идеале она вместо аэродромов должна была бы увидеть с воздуха «луга, огороды и ямы».

Но это же значит, что все основные работы по маскировке к середине июня уже должны были закончиться. И к тому были все возможности — приказ был отдан задолго до весенней поры, когда надо сеять травку.

Увы, приказ наркома Тимошенко № 0367 от 27.12.40 г. не был выполнен так же, как не был выполнен приказ наркома Ворошилова № 0145 от 09.09.39 (тридцать девятого!) года.

И если стоять на позициях «демократически» продвинутых «историков», то винить в этом кого-либо, кроме извергов Сталина и Берии, уничтоживших «цвет РККА», не приходится. А генерал-инспектор ВВС, помощник начальника Генштаба РККА по авиации дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Яков Смушкевич и начальник Главного управления ВВС, заместитель наркома обороны Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов тут ни при чем. Их ведь «безвинно» расстреляли после начала войны по распоряжению все того же «кровавого палача» Берии, и только разоблачитель этого «палача» Никита Хрущев их в 1954 году реабилитировал.

Собственно, и Тимошенко приказ-то отдал, а потребовать исполнять его в части ежемесячных докладов генерал-инспектора ВВС явно позабыл. Иначе приказ-то был бы выполнен! А так в приказе № 0042 от 19 июня 1941 года нарком Тимошенко и начальник Генштаба Жуков констатировали:

«По маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано.

Аэродромные поля не засеяны, полосы взлета под цвет

местности не окрашены, а аэродромные постройки, резко выделяясь яркими цветами, привлекают внимание наблюдателя на десятки километров.

Скученное и линейное расположение самолетов на аэродромах при полном отсутствии их маскировки и плохая организация аэродромного обслуживания с применением демаскирующих знаков окончательно демаскируют аэродром...»

Как следовало из того же приказа, устроить ложные аэродромы руководство ВВС к 19 июня 1941года тоже не удосужилось. А о скученности техники можно судить по фотографиям наших уничтоженных на земле самолетов, сделанных немцами в 1941году. Обгоревшие, разрушенные самолеты на этих фото стоят крыло к крылу, да еще и в два ряда.

Так надо ли после такого удивляться, что война началась так, как она началась? И виновен ли в том, что она так началась, Сталин?

А ведь многие наземные генералы по части преступного пренебрежения делами службы ушли от авиационных генералов недалеко. И об этом говорилось в том же приказе № 0042 от 19июня 1941 года:

«Аналогичную беспечность к маскировке проявляют артиллерийские и мотомеханизированные части: скученное и линейное расположение их парков представляет не только отличные объекты наблюдения, но и выгодные для поражения с воздуха цели.

Танки, бронемашины, командирские и другие спецмашины мотомеханизированных и других войск окрашены красками, дающими яркий отблеск, и хорошо наблюдаемы не только с воздуха, но и с земли.

Ничего не сделано по маскировке складов и других важных военных объектов».

Причем, уважаемый читатель, это еще не все, что я имею сообщить о ситуации накануне войны...

НО ПОКА вернемся немного назад, чтобы еще раз посмотреть, как «не готовился» к войне уже не пограничник Берия, а разведчик Берия... С 3 февраля 1941 года внешней разведкой ведал нарком ГБ Меркулов. Но до 3 февраля он

был лишь заместителем Берии и начальником ГУГБ НКВД. То есть до 3 февраля 1941 года и чекистской разведкой в конечном счете ведал Берия, и ни одна серьезная разведывательная акция без его санкции не была возможна.

Лишь нарком Берия мог дать «добро» и на те операции, о которых потом вспоминала Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина... Смелая русская красавица, полковник внешней разведки, она начала работу в конце 20-х и перед войной входила в руководство немецкого отделения. О ней можно писать книги, но она и сама ее о себе и о разведке написала — «Под псевдонимом Ирина».

К сожалению, эта книга не свободна от многочисленных неточностей (в описаниях событий перед войной, например, начинает фигурировать военная контрразведка СМЕРШ, созданная лишь в 1943 году, и т.д.). Еще прискорбнее то, что книга не свободна от более серьезных недостатков. Однако Воскресенская-Рыбкина — действительно яркая фигура первого ряда. И знала она много, во многом же участвуя... Работала она и с двумя очень информированными вражескими разведчиками, сидевшими в польской Львовской тюрьме и оказавшимися в наших руках после 17 сентября 1939 года, когда РККА заняла территорию Западной Украины.

В середине 1940 года начальник 5-го (ИНО) отдела ГУГБ НКВД Павел Фитин поручил Рыбкиной «раскрутить» опытного агента абвера, арестованного поляками, штабс-капитана царской армии Александра Сергеевича Нелидова. Вначале он упирался, но в конце концов сдался. Нелидов принимал участие в штабных военных играх германского Генштаба и сообщил много ценных сведений, но я вспомнил о нем и о Рыбкиной потому, что вся операция, хотя и проходила в пределах внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке, не могла начаться, как я уже говорил, без предварительных обсуждений у Берии. Рыбкина об этом умалчивает, но иначе просто быть не могло.

Еще более необходимой была санкция Берии на операцию с асом 2-го (разведывательного) отдела польского генштаба Сосновским. Талантливый, блестящий резидент польской разведки в Берлине, он вел светскую жизнь и имел отличную агентуру в высших сферах, большинство которой составляли его же любовницы. Увы, среди них были и «под-

ставы» Гиммлера. Сосновского арестовали, но полякам удалось обменять его на двух крупных агентов абвера. Впрочем, лишь для того, чтобы пересадить экс-резидента из тюрьмы в Берлине в тюрьму во Львове.

Сосновского «разговорили» особенно эффектно. Через нашего агента в гестапо, ведавшего разработкой Сосновского (возможно, это был Леман-Брайтенбах), были известны все подробности многих разведывательно-интимных похождений Сосновского. И поляка взяли на Лубянке в двойную разработку. Рыбкина вела допрос, расспрашивая о деталях, например, вербовки жены ответственного работника германского МИДа, Сосновский уклонялся, заявлял, что ничего не помнит. Тогда сидевший молча в уголке Василий Михайлович Зарубин, сам супер-ас разведки, начинал рассказывать за Сосновского... Он «помнил» все: счета в ресторанах, адреса вилл, где проходили свидания, номера и марки автомобилей...

И так — по нескольким позициям, в смысле — любовницам-агентам.

Кончилось тем, что пораженный осведомленностью русских Сосновский полностью «раскололся»... Но ведь вся эта комбинация без санкции Берии осталась бы лишь хитроумным и рискованным (да-да!) бумажным планом. Да, всего-навсего планом, если бы на его реализацию не согласился нарком. А он согласился, потому что сам был блестящим профессионалом.

Операции с Нелидовым и Сосновским продолжались и после разделения наркоматов в феврале 1941 года, но с 20 июля 1941 года НКВД и НКГБ вновь объединили под руководством Берии.

И как по-разному он распорядился судьбами двух подопечных Рыбкиной. Сосновский был расстрелян. Это был, увы, абсолютно необходимый шаг в условиях, когда немцы подошли к Москве. А вот Нелидов...

Нелидова... освободили и предложили перебраться в нейтральную Турцию, ему хорошо знакомую, в качестве сотрудника разведки НКВД. В таком предложении был точный психологический расчет и умение понять — кому и когда можно поверить и доверить важное дело.

О роли Берии в решении судьбы Нелидова Рыбкина тоже умолчала. Но кто, кроме наркома, мог окончательно санк-

ционировать направление за кордон в условиях успешного наступления немцев бывшего доверенного сотрудника адмирала Канариса, хорошо знавшего Нелидова лично?

А нам рассказывают, что Берия-де «никому не доверял».

ОТ РАЗВЕДЧИКА Берии вернемся к пограничнику Берии.

Имеется одно яркое и убедительное свидетельство того, с одной стороны, какими были погранвойска Берии накануне войны, а с другой... С другой же стороны, это свидетельство послужит мне некой присказкой к рассказу о том, что Сталин-то перед войной сделал все, что от главы государства перед близкой войной требуется, как сделал все и Берия, а вот генералы...

Есть такая книга — «Я — истребитель», написанная генерал-майором авиации Героем Советского Союза Георгием Нефедовичем Захаровым. Перед войной он командовал 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа. Пребывая тогда в звании полковника, Захаров уже имел опыт боев в Испании (6 самолетов лично сбитых и 4 в группе) и в Китае (3 лично сбитых).

Цитата из его книги (выделение жирным шрифтом везде мое) будет обширной, но сократить в ней что-либо я не мог — здесь важна каждая фраза.

«...Где-то в середине последней предвоенной недели — это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня

сорок первого года — я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север — до Белостока.

Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и совсем не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые — судя по всему, штабные — автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы,

притормаживалось, упираясь в нее... и готовое вот-вот перехлестнуть через нее.

Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений кроме единственного: близится война.

Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт, и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: «со дня на день».

Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек (то есть он заранее знал, что скоро сядет наш самолет со срочной информацией! — С.К.) и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30—50 километров, снова садились. Ия снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных...»

Вот как четко была организована служба у пограничников Берии! Это первое, что сразу же бросается в глаза. Впрочем, везде, где во главе дела становился он, четкость и порядок быстро становились обычной практикой. Не из-за страха, а в силу эффективной организации и знания каждым своего места в общем строю. И из пограничного «секрета» донесение Захарова немедленно уходило на заставу, оттуда — в штаб погранотряда, оттуда — в штаб погранокруга, а тот уже телеграфировал в Главное управление погранвойск НКВД...

В обычных случаях очередная сводка ложилась на стол наркома спустя какое-то время. Но случай с Захаровым был не просто особым, но в полном смысле слова уникальным. В подлинной истории войны он должен быть описан жирным шрифтом и заглавными буквами, а почему так, читатель скоро поймет... А возможно, уже и понял.

Информация разведки погранвойск (а мы знаем, что она была точной и обширной) дважды в сутки представлялась

пограничниками не только по внутренней «иерархии» НКВД, но также в штабы военных округов, оперативные отделы которых сразу же передавали ее в Генштаб. Но делали ли из этой информации выводы в Генштабе и в штабах округов? Захаров пишет:

«В Белостоке заместитель командующего Западным Особым военным округом генерал И.В. Болдин проводил разбор недавно закончившихся учений. Я кратко доложил ему о результатах полета и в тот же вечер на истребителе, предоставленном мне Черных, вернулся в Минск...»

Странно!

Например, автор капитального опуса «Западный Особый» Руслан Иринархов стандартно обвиняет Сталина в том, что его мнение-де о невозможности войны полностью блокировало любые инициативы по изменению расположения войск. А оказывается, вблизи границы, в ЗапОВО, в июне 1941 года даже учения можно было проводить! Так чего тогда стоят россказни относительно того, что Сталин так, мол, боялся дать немцам повод, что требовал от военных, чтобы они тихо, как мышки, сидели и нос никуда не высовывали? Потому, мол, в кальсонах войну и встретили...

Не знаю, как распорядился сведениями Захарова генерал Болдин, но с началом войны он, командуя оперативной группой войск, отрезанной от главных сил Западного фронта в районе Белостокского выступа, успешно вывел ее из окружения. Зато командующий ЗапОВО Павлов на прямое свидетельство боевого, с богатым военным опытом, командира авиационной дивизии реагировал, мягко говоря, неадекватно... И я в последний раз даю слово непосредственно Захарову:

«Командующий ВВС округа генерал И.И. Копец (22 июня 1941 года он застрелится. — С.К.) выслушал мой доклад с тем вниманием, которое свидетельствовало о его давнем и полном ко мне доверии. Поэтому мы тут же отправились с ним на доклад к командующему округом (фронтом). Слушая, генерал армии Д.Г. Павлов поглядывал на меня так, словно видел впервые. У меня возникло чувство неудовлетворенности, когда в конце моего сообщения он, улыбнувшись, спросил, а не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово

«преувеличивать» на «паниковать» — он явно не принял до конца всего того, что я говорил... С тем мы и ушли».

А нам рассказывают, что Сталин-де «не верил предупреждениям Павлова».

И ВОТ ТУТ я читателя, пожалуй, огорошу, заявив, что с 18 июня 1941года Сталин, вообще-то, не нуждался уже ни в чьих предупреждениях. Он точно знал, что война начнется уже очень скоро. И «сообщил» ему об этом сам... Гитлер!

Захаров, как я понимаю, искренне не помнит, когда он летал по заданию генерала Копца — 17 или 18 июня. Но я, с ним тогда не летавший, склонен считать, что летал он 18 июня! Во всяком случае — не позднее... И летал по заданию Сталина, хотя сам об этом, конечно, не знал, как не знал этого и Копец.

Я предлагаю читателю задуматься: почему, если задание Захарову давал командующий авиацией ЗапОВО, то есть человек из ведомства наркома обороны Тимошенко, донесения от Захарова везде принимали пограничники из Наркомата внутренних дел, возглавлявшегося наркомом Берией? И принимали молча, не задавая вопросов: кто, мол, ты такой и чего тебе надо?

Но почему вопросов не было? Как это так?! В напряженной приграничной атмосфере у самой границы производит посадку непонятный самолет, и пограничный наряд не интересуется: а что, собственно, пилоту здесь нужно?

Такое могло быть в одном случае: когда на границе под каждым, образно говоря, кустом этот самолет ждали.

А зачем его ждали? Кому нужны были, да еще и в реальном масштабе времени, сведения Захарова? Уверен, что объяснение может быть одно: не позднее 18 июня 1941 года Сталин провел личный стратегический зондаж намерений Гитлера.

Представим себе еще раз ситуацию того лета...

Сталин получает информацию о близящейся войне от нелегалов и легальных закордонных резидентур Меркулова из НКГБ, от нелегалов генерала Голикова из ГРУ Генштаба, от военных атташе и по дипломатическим каналам. Но все это может быть стратегической провокацией Запада, видящего в столкновении СССР и Германии собственное спасение.

Однако есть созданная Берией разведка погранвойск, и вот ее-то информации верить не только можно, но и надо. Это — интегральная информация от такой разветвленной периферийной разведывательной сети, что лишь она может быть достоверной. И эта информация доказывает близость войны.

Подобная (и независимая!) информация приходит также от разведотделов приграничных армейских округов. И ей тоже можно и нужно верить. Но как проверить все окончательно?

Идеальный вариант — спросить самого Гитлера о его подлинных намерениях. Не окружение фюрера, а его самого, потому что фюрер не раз неожиданно даже для окружения менял сроки реализации собственных приказов!

И Сталин 18 июня обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций. Я подчеркиваю, уважаемый читатель, что сообщаю не о гипотезе, а о факте! Сталин действительно делал Гитлеру такое предложение.

Гитлер отказывает.

Даже если бы он начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще сразу отказал.

И Сталин понял: это — война. И для окончательной проверки посылает в разведку Захарова, а точнее — отдает соотвествующие распоряжения, подключая сюда и Берию.

Сведения же о предложении Сталина Гитлеру отыскиваются в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск рейха Франца Гальдера. Этот нормативный для любого историка войны источник был опубликован ордена Трудового Красного Знамени Военным издательством Министерства обороны СССР в 1968—1971 годах, и на странице 579 тома 2-го среди других записей 20 июня 1941 года имеется следующая: