Вопр.Формирование цивилизации Шан-Инь.Общество и государство

Напомним, однако, что к западу от бассейна Хуанхэ в эпоху Шан жило индоевропейское племя тохаров. Известный исследователь тохаров Э. Паллиблэнк еще в 1966 г. предположил, что это племя могло сыграть посредническую роль в проникновении в Китай элементов урбанистической цивилизации. Кроме того, некоторые лингвисты находят очевидные параллели между раннечжоуским языком и индоевропейским (сравнить с шанским языком невозможно — от Шан сохранились лишь надписи на костях; только чжоуский текст канонической книги песен «Шицзин» с его рифмами помог шведскому синологу Б. Карлгрену совершить великое открытие — расшифровать звучание раннечжоуских иероглифов), а специалисты широкого плана, включая виднейшего историка китайской культуры Д. Нидэма, обнаруживают впечатляющие параллели в календарно-астрономических и астрологических традициях шанско-чжоуского Китая и Ближнего Востока. Тем не менее факт остается фактом: в шанском протогосударстве жили преимущественно (если даже не исключительно) монголоиды, к тому же многими корнями связанные с неолитом бассейна Хуанхэ. Можно напомнить, что в процессе метисации монголоидный тип оказывается, как правило, сильнее европеоидного, что хорошо видно и в наши дни. Если учесть, что гипотетическая внешняя примесь европеоидов в Шан была в любом случае крайне небольшой и никак не может в этом плане быть сопоставлена, скажем, с ариями, которые прибывали в бассейн Ганга многочисленными волнами и к тому же хорошо защищали свой расовый тип варно-кастовыми брачными запретами, то есть основания предположить, что многочисленные мигранты сравнительно быстро и безболезненно были ассимилированы без остатка, причем об этом не сохранилось даже воспоминаний (это было связано с феноменом исторической амнезии шанцев, о котором будет идти речь чуть ниже).

Если не считать дворцов, то в основном шанцы жили в таких же хижинах-хижинах-полу землянках, что и их предшественники, насельники культур китайского неолита. Что касается шанских — это относится и к эрлитоу-эрлиганским — дворцов и городских стен, то они отличались от ближневосточных, изготовлявшихся из камня и кирпича. Делали их методом хан-ту: уплотнявшиеся каменными пестами слои земли или глины, ограниченные в ширину дощатыми переборками, ряд за рядом — по высыхании — клали друг на друга. Создавалась толстая глиняно-земляная стена, снаружи напоминающая кирпичную кладку. Стену, видимо, чем-то крепили — она была достаточно прочной и кое-где сохранилась до наших дней, что и позволило археологам обнаружить остатки фундаментов строений и стен. Сходство с кирпичом, пусть внешнее, наводит на аналогии с ближневосточной древностью, где кирпичная кладка господствовала. Но кирпича шанцы, однако, не знали. Хан-ту — его функциональная замена.

Ближневосточные по происхождению злаки — пшеница, ячмень (знакомые, видимо, уже и луншаньцам), а также бобы, фасоль, конопля, различные овощи и фрукты, не говоря уже о чумизе, были хорошо известны шанцам. Но они знали и то, что в те времена не знал еще никто в мире, — имеется в виду шелководство, уникальное китайское изобретение. Из домашних животных, насколько можно судить по надписям, преобладали свинья и собака, но встречались также коровы и лошади, овцы и козы, куры, утки и гуси. Возможно, водились и прирученные слоны. Среди диких животных, объектов охоты, были кабаны, олени, тигры. Много ловили рыбы и дичи. В пищу употребляли грибы, ягоды, коренья и травы. В земледелии господствовал ручной труд с использованием преимущественно деревянных орудий (мотыги, серпы и т.п.) с каменными вкладышами или рабочими частями. Особое внимание уделялось охоте, имевшей помимо прочего ритуальное и прикладное значение (тренировка для воинов). Именно здесь, как, впрочем, и в военных походах, применялись боевое оружие из бронзы и колесницы.

Достаточно развитым было ремесло, включая строительство. Сохранились остатки специализированных мастерских — керамических, камнерезных, бронзолитейных и иных. Мастера-ремесленники имели очень высокую квалификацию, о чем свидетельствуют орнаменты на изделиях из бронзы или камня, и иные, тонкие изделия, украшения, символические изображения. Бронза, колесницы, шелковые одежды — вот конкретные свидетельства высочайшего уровня шанского ремесла. Этот уровень, естественно, был достигнут лишь в дворцовых мастерских. Быт простых земледельцев мало чем отличался от того, что было достигнуто земледельцами неолита несколькими тысячелетиями ранее, будь то строения, орудия труда, хозяйственные поделки, одежда, украшения и т.п.

Вообще принципиальное различие между правящими верхами с их окружением (аппарат администрации, ремесленники, воины, слуги) и производящими крестьянскими массами представлено в реалиях общества Шан выпукло и зримо. Но эта разница была лишена расового или этнокультурного оттенка, который преобладал во взаимоотношениях между пришлыми индоариями и аборигенным населением в бассейне Ганга приблизительно в то же время. Напротив, она была преимущественно социальной и административно-политической, зачатки которой формировались по меньшей мере с эрлитоу-эрлиганской фазы с ее дворцами самых ранних на территории Китая правителей протогосударственных образований, пусть еще и очень небольших и неразвитых. Аньянская фаза Шан демонстрирует эту разницу уже очень четко и последовательно, что свидетельствует как об уровне развития общества, так и о стандарте цивилизации, намного превосходящем тот, что был свойствен эрлитоу-эрлиганской фазе. Перед нами, судя по надписям и археологическим раскопкам, — сложное составное протогосударство, административно подразделявшееся на структурно неодинаковые части.

Первая и главная из них — зона с центром в столице, которая находилась под непосредственным управлением правителя-вана и центральной администрации Шан. Трудно утверждать, что именно аньянское городище и было столицей, здесь есть определенные сомнения. Но в любом случае аньянское городище было частью столичной зоны, радиус которой измерялся, видимо, несколькими десятками километров. В центре зоны жили ван и его приближенные, воины и чиновники, ремесленники и слуги. Здесь располагались дворцы и мастерские, амбары и склады, казармы и поля, прежде всего «большие поля», о которых не раз упоминалось в гадательных надписях. В работе на больших полях нередко принимали участие ван и его приближенные, а урожай предназначался как для ритуально-культовых нужд, так и для пополнения казенных амбаров. Насколько можно судить по данным надписей (гадали, не приказать ли чиновникам сяожэнь призвать крестьян чжун на поля), обрабатывали эти поля приходившие специально для этого крестьяне окрестных поселений. Археологи при раскопках в районе Аньяна обнаружили склад из 3,5 тыс. серпов, что подтверждает существование больших полей (крестьяне получали казенные серпы для сбора урожая). Можно думать, что зона больших полей и мелких крестьянских хозяйств, вокруг столицы вана обрамлялась зоной охотничьих угодий, т.е. нетронутой природы, территориально как бы отделявшей эту зону от следующей.

Вторая зона — обширная территория региональных владений, управлявшихся уполномоченными шанского вана, его родственниками и приближенными. Это была зона вассалов вана, о чем в надписях немало упоминаний. Владений насчитывалось несколько десятков, может быть сотня-две. Если судить по количеству титулованной знати, упомянутой в надписях, — 35 хоу, 40 бо, 64 фу, 53 цзы и еще некоторое количество тянь и нань, то всего было около 200 владений, каждое со своим клановым именем и поселениями, о создании которых, часто по специальному указу вана, говорится в надписях. В крупных владениях количество поселений могло, видимо, исчисляться десятками, так что они практически представляли собой небольшие протогосударства, входившие в состав Шан. Их территория, скорее всего, была нестабильной как за счет естественных для полу автономных образований такого рода междоусобиц, так и вследствие постоянной тенденции к расширению их за счет захвата новых земель.

О второй зоне по сравнению со столичной известно сравнительно мало, надписи чаще всего говорят о военных походах через то или иное владение и о набегах варварских соседних племен на их территории. Видимо, вторая зона в целом была периферией Шан, более или менее надежно прикрывавшей столицу вана от набегов извне. Обе зоны, населенные шанцами, ограничивались сравнительно небольшим пространством (круг или эллипс с диаметром примерно в 150 км) в северной и центральной части

совр. пров. Хэнань, а число шанцев равнялось вначале примерно 150—200 тыс. За обеими зонами, которые, если следовать поздней китайской традиции, можно бы именовать внутренним поясом нэй-фу, располагалась аморфная третья зона, населенная чуждыми Шан племенами (внешний пояс вай-фу).

Судя по надписям, войны с племенами третьей зоны практически не прекращались. Служба вану, выполнение «дела вана», — главная обязанность всех его вассалов из второй зоны региональных владений. Причем кроме собственно военных действий и отражения нападений выполнение «дела вана» включало в себя и поднесение подарков, трофеев, прежде всего пленных, которых чаще всего приносили в жертву предкам вана при очередной календарной дате жертвоприношений. Такого рода жертвы обычно исчислялись сотнями, о чем опять-таки часто упоминают надписи. Однако соседние племена не только воевали с шанцами, но и перенимали у них немало ценных цивилизационных нововведений. Регулярные контакты с Шан резко ускоряли шедший в них процесс трибализации, что вело к структурированию и соответственно к укреплению этих племен, по крайней мере наиболее энергичных из них, каким было, например, племя чжоусцев. Стоит заметить также, что взаимоотношения региональных правителей из числа шанцев с окружавшими их не шанскими племенами отнюдь не всегда бывали враждебными. Они могли быть и союзническими, особенно когда речь шла о междоусобных войнах между самими враждующими друг с другом правителями. Но, несмотря на это, служба вану, этноцентрический импульс и координирующая роль центра всегда преобладали над сиюминутными интересами ведших междоусобицы властителей. Высший суверенитет и сакральная святость шанского правителя-вана были для всех шанцев превыше всего.

Происхождение. Обоснование притязаний на власть
Претендуя на верховную власть, Аббасиды аргументировали это тем, что Омейяды, хотя и происходили из племени курейш, к роду Пророка, то есть к Хашимитам, не принадлежали. Аббасиды же вели своё происхождение от дяди пророка Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба из мекканского рода Хашим. Последний приходился братом отцу Мухаммада, Абдаллаху, и отцу Али, Абу Талибу. Первоначально Аббасиды не играли значительной роли в государственных делах. Но по мере того, как в Халифате росло недовольство правящей династией Омейядов, значение этого рода возрастало. Вследствие своего близкого родства с Алидами Аббасиды могли рассчитывать в борьбе за власть на поддержку шиитов. Праправнуку Аббаса, Мухаммаду ибн Али ибн Абдалле, удалось в начале VIII века заручиться поддержкой нескольких шиитских кланов, которые признали его своим имамом. Ибн аль-Тиктак сообщает, что Мухаммад получил имамат от одного из шиитских имамов Абу Хашима Абдаллы, который, умирая, объявил его своим преемником.

Начало правления Аббасидов разочаровало многих участников движения, которые привели их к власти: шииты и хариджиты быстро поняли, что их лозунги были использованы Аббасидами лишь для маскировки, ожидавшееся всеобщее благоденствие не наступило, а обещанная справедливость обернулась казнями и преследованиями. Сначала были уничтожены все Умайяды, и даже прах умерших халифов был выброшен из могил. Затем пришла очередь людей, благодаря которым Аббасиды стали халифами. Так был убит сам Абу Муслим на глазах у халифа. Не сбылись и обещания нестяжательства: Аббасиды еще интенсивнее, чем прежняя династия, принялись за строительство дворцов и городов-резиденций. Самым большим мероприятием стало строительство новой столицы, Багдада (762-763). Аббасиды завели многочисленный двор, пышные дворцовые церемонии и приемы. Все это требовало изыскания новых источников доходов, совершенствования налоговой системы.

Важнейшим политическим и социальным следствием аббасидского переворота была утрата арабами привилегированного положения и монополии на власть. Мусульмане, арабы и неарабы сравнялись в правах. Халифат из арабской империи превратился в исламское государство. Вероисповедание реально стало важнее для определения статуса человека, чем его этническая принадлежность.

Наибольший выигрыш в новых условиях получила иранская и среднеазиатская знать, ставшая опорой новой династии. Иранцы, вошедшие в ближайшее окружение халифов, принесли с собой многие традиции сасанидской государственности и возродили некоторые институты. Так, рядом с халифом появляется фигура вазира (везира) – главы административного аппарата, аналог Сасанидского вазурга-фраматара. Первыми вазирами Аббасидов становятся Бармакиды. Вазир считался вторым лицом в государстве, и если первоначально установление этой должности способствовало усилению власти центра, то впоследствии вазиры настолько возвысились, что не халифы, а они фактически правили государством. Власть великих вазиров была значительно ограничена только халифом Харуном ар-Рашидом (786-809), который отстранил династию Бармакидов и уничтожил весь их род.

Помощником халифов в духовных делах был главный кадий (кади – судья), который руководил судом и просвещением. По своему влиянию он приближался к великому вазиру.

Обособление гражданской администрации повлекло за собой создание специализированных канцелярий, диванов, с многочисленным штатом, занятым перепиской с провинциями и между собой, регистрацией, составлением отчетов. Складывается влиятельный слой чиновничества, считающего себя главной опорой государства и успешно соперничающего с военной знатью.

В административном отношении Халифат делился на эмираты -наместничества, во главе которых находились эмиры.

Таким образом, Аббасидский халифат (или Багдадский) в конце VIII-IX вв. представлял собой мощное централизованное бюрократическое государство. Основной формой доходов Аббасидского халифата были поступления от поземельного налога. Государство, нуждаясь в срочном поступлении денег, часто отдавало сбор налогов на откуп. Откупщиками обычно становились высшие чины государства из ближайшего окружения халифа. Система откупов – даман или кабала была особенно тяжка для налогоплательщиков.

Сотни тысяч кг серебра и десятки тысяч кг золота, стекавшиеся ежегодно в Багдад, создавали огромный спрос на всевозможную ремесленную продукцию, что привлекало ремесленников и торговцев, строителей и поденщиков в столицу. Багдад быстро превратился в один из крупнейших городов мира с населением в четверть миллиона.

Концентрация средств способствовала развитию производства предметов роскоши внутри Халифата, прогрессу строительной техники, внедрению новых привозных культур, например, продвижению цитрусовых с Дальнего Востока на Ближний Восток и в Северную Африку, а оттуда – в Южную Европу. Вовлечение в единую политическую и экономическую систему ряда стран вызвало рост городов в Хорасане, Средней Азии и Закавказье. Избыток средств вызвал активность торговли с Дальним Востоком, Индией, Северной Европой и Тропической Африкой.

При Аббасидах Халифат не раздвинул своих границ, происходило лишь окончательное включение в состав мусульманского государства некоторых труднодоступных областей. В Малой Азии почти каждое лето мусульманские войска с большим или меньшим успехом вторгались в византийские владения, брали пленных, угоняли скот и к зиме возвращались обратно.

Периодом наибольшего политического могущества халифата Аббасидов была вторая половина VIII – первая половина IX вв. Династия Аббасидов достигла расцвета при халифах аль-Мансуре (Абу Джафар, Абдаллах аль-Мансур, ок. 707—775), аль-Махди (775—785), Харун ар-Рашиде (786—809), аль-Мамуне (813—833). В правление Аббасидов изменился характер верховной власти — из предводителя мусульманской армии халиф превратился в главу всей мусульманской общины, где вероисповедание значило больше, чем этническая принадлежность. При Аббасидах многие неарабы заняли высокие посты в государстве, началось возрождение и расцвет национальных культур. Из-за усиления феодального гнёта имели место народные восстания, которыми руководили Бабек, Муканна и др.В дальнейшем восстания и борьба покоренных народов ослабили халифат и во второй половине IX в. появились первые признаки распадения Халифата.

Окончательно политическую власть Аббасидские халифы потеряли в 945 г., когда Багдад был взят представителями иранского шиитского рода Буидов (945-1056). За халифами был оставлена только духовная власть, но имя халифа по-прежнему произносилось в хутбе, чеканилось на монетах, он давал инвеституру на правление. Все права по управлению страной оставались у Буидов. Халиф лишился пышного двора и гвардии. (Назначалось содержание халифу 2 тыс. динаров в год (хотя халифам на содержание двора требовалось 7 тыс. динаров в день.).

Так халифы превратились в своеобразных «пап Востока». В 1055 г., когда Багдад захватили турки-сельджуки, халиф передал главе сельджуков инвеституру на правление, короновал султаном, и только после этого тюркский правитель был признан в мусульманском мире. Окончательно же Багдадский (Аббасидский) халифат пал в 1258 г., когда Багдад захватили монголы.

Период Àббасидов особенно интересен, поскольку в это время начинает расти значение науки. В некоторых отраслях, таких как медицина и математика, они многому научились у Индии. Многому, например, изготовлению бумаги, арабы научились у Китая. Но на основе знаний, заимствованных у дру-гих, они предпринимали собственные исследования и совершили ряд важных открытий. Первый телескоп и первый морской компас были изготовлены арабами. Àрабские врачи и хирурги славились во всей Европе.

В арабском мире существовало много университетских центров, где процветала интеллектуальная жизнь, — среди них были Каир, Басра, Куфа. Но над всеми этими знаменитыми городами возвышался Багдад, «столица ислама, око Ирака, трон империи, центр красоты, культуры и искусства». Так описывает его один арабский историк. Население Багдада превышало 2 млн человек.Обычай носить чулки и носки возник в Багдаде, среди его богатых жителей. Чулки называли «моза». Французское «chenise» происходит от «камис» — рубаха. И камис, и моза были заимствованы у арабов византийцами в Константинополе, а оттуда распространились в Европе.

В 1258 г. монголы положили конец существованию великого и знаменитого города Багдада. Он превратился в груду пепла и пыли, и большая часть его двухмиллионного населения была мертва.

Можно заметить, что среди арабских философов были далеко не одни природные арабы. На первые места из них следует поставить ар-Рази (868—923 гг.), Àвиценну (Ибн Сина, 980—1037 гг.), Бируни (973—1050 гг.) и Àверроэса (Ибн Рушд, 1126—1198 гг.). Первый из них был перс, второй и третий — хорезмийцы, последний, возможно, арабизированный испанец.

Àр-Рази и Àвиценна были также величайшими медиками своего времени, а Àвиценна внес много нового и в другие науки. Следует также отметить выдающегося мыслителя Ибн Халдуна (1332—1406 гг.). Это был историк-теоретик, рассматривавший развитие человеческого общества как природный процесс и впервые попытавшийся объяснить ход истории социологическими и климатическими факторами.

Начиная с IX в. Àрабский халифат переживал процесс постепенного политического распадения. Этому способствовали следующие обстоятельства: различный уровень экономического развития стран Халифата, сравнительная слабость экономических и этнических связей между ними, рост крупной земельной собственности за счет государственных земель.Усиливался политический сепаратизм местных крупных землевладельцев.

Огромная империя стала распадаться на ряд самостоятельных, независимых, постоянно враждующих друг с другом государств Àлидов, Саффаридов, Саманидов, Àльморавидов, Фатимидов, Àйюбидов и т. д. Такое положение продолжалось до начала XVI в., когда арабские страны подверглись турецкому нашествию.