Lt;right><b><i>Семь… Восемь. Тебя не спать попросим.

Девять... Десять... Больше не надейся...</i></b>

</right>

Она слышала, как тикают настенные часы. Так громко и так противно. Она видела, как секундная стрелка все ближе и ближе подбирается к цифре двенадцать. Конвульсивно дергаясь и скрипя.

Гермиона перекатилась на другую сторону кровати и ощутила под обнаженной спиной холодные простыни. В соседней комнате жалобно мяукнул Живоглот. В квартиру наверху кто-то позвонил, и тут же послушался топот ног. Дом дышал тишиной, что изредка прерывалась такими мелкими звуками. Казалось бы, такими незначительными, но такими раздражающими. Гермиона смяла руками край простыни и зажмурилась.

Тик-так.

Стрелки на часах сошлись.

Полдень.

Гермиона поднялась с кровати, подошла к комоду и открыла второй ящик. Порылась в ворохе домашних футболок и маек. Не найдя ничего нужного и подходящего, с грохотом захлопнула ящик. Внезапно ощутив мягкое прикосновение к щиколотке, она подскочила на месте.

– Живоглот!

Гермиона отошла на пару шагов, наблюдая, как кот, прижав уши, ретируется под кровать.

– Черт!

Выругавшись, она скрылась за дверью ванной комнаты.

<center>***</center>

Тугие струи воды причиняли практически осязаемую боль. Постояв под прохладной водой десять минут, Гермиона со злостью закрутила краны и стала перед зеркалом. Мягко коснулась заживающего укуса на плече.

<i>Малфой, кончая, не сдержался и впился в ее плечо зубами.</i>

Надавила языком на маленькую ранку на губе.

<i>Настолько сильные и яркие были ощущения.</i>

Кровь бурлила в венах, словно миллионы обезумевших маленьких рыбешек. Отражение повторяло ее движения. Точь-в-точь.

– Вот видишь, – Гермиона обратилась к зеркалу, – все прошло.

Она, как завороженная, провела пальцам по все еще алым кровоподтекам на шее.

– Все прошло…

Не потрудившись одеться, Гермиона вернулась в спальню, и, подхватив с тумбочки склянку с Успокоительным, прошла в прихожую.

– Этого не было, – сказала она уже другому зеркальному отражению. – Не-бы-ло-о-о…

И бросила опустошенную склянку в подставку для зонтов.

<i>Не могло быть.</i>

<center>***</center>

Гермиона медленно шла по одной из Лондонских улиц и иногда останавливалась, заглядывая в витрины. Обращая внимание на влюбленные парочки, ютящиеся в маленьких кафетериях, или одиноких голубей, крутящихся у автобусных остановок. Морозный воздух приятно остужал горячую кожу щек. Она шла, не разбирая дороги, стараясь не думать ни о чем, кроме тяжелых хлопьев снега, опускающихся с не менее тяжелых туч.

<i>Не думать о Малфое. Не думать о Малфое. Не думать о…</i>

Мимо нее пронесся высокий юноша в зеленом шарфе и с белыми как снег волосами. Гермиона невольно обернулась, глядя ему в след. Под ложечкой неприятно засосало. Мысли зацепились за знакомый образ, и снова…

Малфой.

Клубок воспоминаний и мыслей завертелся, словно потревоженное змеиное гнездо. Сосредоточенность на шагах и снежинках, как по щелчку пальцев, исчезла. Она запуталась в этой пряже. В этих узлах и узелках. И она не видела выхода. За какой конец нитки не ухватись – везде Малфой.

Малфой, который ее преследует. Она была уверенна в этом. Сегодня, перед тем как сбежать из собственной квартиры, она обнаружила еще один зеленый конверт. Гермиона даже не открыла его – сразу бросила в камин. А затем.

Букет нарциссов под дверью. Перевязанный зеленой лентой в серебристую полоску. Без открытки и подписи. Да и не нужна ей была эта чертова подпись. Все вокруг было пропитано Малфоем. Все вокруг дышало им и воспоминанием об их ночи. Таким четким и ярким. Воспоминанием о том, чего не могло быть.

– С вами все в порядке, мисс?

Кто-то робко тронул ее за локоть. Гермиона моргнула и обнаружила себя стоящей на бордюре у пешеходного перехода. Светофор на другом конце улице равнодушно отсчитывал секунды.

<i>Три.</i>

<i>Два.</i>

<i>Один.</i>

Маленькое квадратное табло замигало зеленым цветом, а затем, вспыхнув, загорелось красным. Гермиона перевела взгляд на окликнувшего ее человека. Подросток лет пятнадцати участливо улыбался.

Блондин. Светлые глаза. Острые черты лица.

Гермиона сглотнула.

– Да, все хорошо. Спасибо.

Мальчишка снисходительно улыбнулся. В точности как Малфой. А затем кивнул куда-то вперед и шагнул на дорогу. Гермиона проводила его взглядом, а затем тоже ступила на белые полоски зебры. Которые, конечно же, не были белыми. Исполосованные следами резиновых шин и отпечатками обуви. Заляпанные грязным тающим снегом. Она замешкалась, когда до другой стороны улицы оставалось ровно четыре грязно-белых полоски. На всякий случай, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, проверила наличие волшебной палочки в кармане пальто.

Водитель черного «Мерседеса» раздраженно посигналил. Гермиона медленно повернула голову в сторону пищащей машины. Словно она забыла. Кто она? Что здесь делает?

Мужчина посигналил еще раз и, кажется, громко выругался.

Гермиона вновь обратила взгляд себе под ноги.

<i>Ну, давай же. Каких-то три-четыре шага.</i>

Раз-два. Под подошвой что-то хрустнуло. Она разбила бокал на вечеринке. Они танцевали. Их руки были в ее крови.

Три-четыре. Шампанское. Что-то было в шампанском. Дама в бордовом, Мирон, конфетти. Гарри, вспышка колдокамеры, прикосновение Малфоя и…. Запах.

Запах, который вызывает Амортенция.

<center>***</center>

Он отравил ее. Специально. Гермиона, крепко сжимая в руках пакет с ингредиентами для антидота и успокоительного, перебегала очередную улицу.

Он опоил ее. Опоил и изнасиловал. Мерлин великий. Они опоили их всех. Как можно по-другому объяснить, что Луна теперь с Забини?

Гермиона прибавила шагу. Из-за зелья она чувствует себя помешанной. Одержимой.

Резкий толчок в плечо сбивает Гермиону с ног. Она падает спиной на асфальт, больно ударившись затылком о твердую поверхность. Под веками вспыхивают миллионы ярких точек, к горлу подкатывает тошнота, а затем голова взрывается адской болью. Пульсирующей и нестерпимой. Кто-то над ней рассыпается в извинениях, помогает подняться, отряхивает. А она все никак не может заставить себя открыть глаза, хоть и чувствует, что слезы все равно текут из-под ресниц.

– Ради Бога, извините! Прошу вас, мисс! – низенький коренастый мужчина хлопочет над ней словно наседка. – Вы в порядке?

Гермиона нехотя открывает глаза.

– Все в порядке.

– Мисс, прошу вас, простите…

– Все в порядке.

Гермиона отступает назад. Эти чужие настойчивые прикосновения раздражают. Зарождают внутреннюю злость, которая моментально осушает все слезы.

<i>Не трогай меня.</i>

Мужчина, еще раз извинившись, кланяется и исчезает в толпе. Гермиона повторно отряхивается и ощупывает ноющий затылок. Стараясь отвлечься, шарит взглядом по витрине возвышающегося рядом кафе. Возле самого окна расположилась какая-то парочка. Парень сидит спиной к окну, но его спина кажется Гермионе знакомой. Она опускает взгляд ниже и обнаруживает на стуле висящую мантию с эмблемой министерства. С ровно вышитыми инициалами.

Гарри.

Гермиона непонимающе моргает и щурится, присматриваясь. Девушка напротив парня не кто иная, как Панси Паркинсон. Гермиона судорожно выдыхает и подходит ближе.

Паркинсон замечает ее, обрывает свою пламенную речь и расплывается в алчной улыбке. Секунда, и она наклоняется к Гарри. Ерошит волосы на затылке и притягивает его к себе для страстного поцелуя. Гарри тут же отвечает, а Паркинсон даже не закрывает глаза. Смотрит прямо на Гермиону сквозь стекло.

Смотрит и продолжает целовать Гарри Поттера.

<center>***</center>

Гермиона не знает, как оказалась дома. Не знает, сколько писем она сожгла в камине и сколько сов отправила обратно, так и не забрав почту. Не знает, какое сегодня число – календарь по абсолютной случайности отправился на съедение пламени вслед за письмами. Не знает, как давно она дома, и почему в ее руках нож, которым она нарезает листья салата.

Она же даже не ест салат. Просто ненавидит его с детства.

Капли из крана разбиваются о дно железной мойки. Этот звук смешивается с хрустом листьев и стуком ножа о деревянную доску. И это успокаивает.

Монотонно. Спокойно. Без этих гудящих мыслей в голове.

Ключ, поворачивающийся в замочной скважине, портит эту идиллию – рука дергается от испуга. Гермиона задевает стоящие в ряд пустые склянки от зелья и роняет нож. На секунду она теряется, а затем тишину квартиры разрезает знакомый голос, и Гермионе кажется, что в этот момент все вокруг замирает.

И стрелки часов. И вода, капающая из крана. И ее сердце.

– Эй, Грейнджер?

<center>***</center>

Малфой вальяжно заходит в ее кухню. Снимает дорожную мантию и бросает ее на ближайший стул. Оставшись в одной белой рубашке, закатывает рукава, и только потом вновь обращается к застывшей Гермионе.

– Ну вот мы и встретились, Грейнджер.

<i>Ты же не откажешь мне, правда, милая?</i>

Гермиона трясет головой, крепче сжимая нож в руках.

– Эй, Грейнджер, что с тобой? – Малфой протягивает руки к Гермионе и делает шаг вперед. – Поттер с ума сойдет, когда увидит тебя в таком состоянии…

<i>Не подходи ко мне, не подходи ко мне, не подходи ко мне.</i>

Легкая дрожь волной проходит по всему телу.

– Что, даже не обнимемся? – Драко по-доброму ухмыляется и подходит ближе. – Ты, наверное, действительно приболела. Вид тот еще, скажу я тебе. Решила поиграть в затворника?

Скрип входной двери и шорох в прихожей отвлекают Малфоя от Гермионы, и он оборачивается на шум.

Его главная ошибка.

Острое лезвие ножа с легкостью пронзает ткань рубашки. Удар приходится четко между ребер. Металл глубоко погружается в кожу.

Запах. Свежескошенной травы. Типографской краски.

<i>Пора поднимать бокалы, ребята!</i>

<i>Я слежу за тобой.</i>

<i>Потанцуем?</i>

<i>Все в порядке, а, Грейнджер?</i>

Крик Грейнджер нарушает секундную тишину.

– Не трогай меня! Не подходи ко мне!

Драко ошарашено смотрит на нее. Произошедшее доходит до него не сразу. Так же, как и боль. Сначала глухая и пульсирующая. Комком собирающаяся в районе сердца.

Драко трогает рукой правый бок и чувствует, как по ладони начинает растекаться что-то теплое и липкое. Он опускает взгляд на свою руку.

<i>Что за черт?</i>

Виски начинает давить, мысли медленно ворочаются и никак не хотят проясняться.

– Гермиона! – восклицание Поттера вспыхивает в затуманенном разуме острой болью. Она тут же иглой прошивает все тело и ударяет под дых.

Драко пытается вздохнуть полной грудью, что-то сказать, но вместо этого оседает на пол. Чьи-то руки подхватывают его, обзор кухни на секунду застилают черные волосы Панси. Она срывается на неразборчивый шепот, кряхтит и ругается, а затем убирает волосы и свет из окна кажется Драко чересчур ярким.

Словно это и не окно вовсе, а огромный софит.

<i>Что ты наделала, Грейнджер? Что ты наделала? Что ты?..</i>

Осознание рваными отрывками затапливает мозг. Драко пытается присмотреться, понять что происходит. На глаза словно налепили толстый слой паутины. Он освобождает ладонь из рук причитающей Панси и проводит кончиками пальцев по лицу. Словно пытается снять маску. Избавиться, оттого, что так мешает смотреть.

И видеть.

Как Грейнджер забивается в угол кухни, сучит ногами по полу и не выпускает из рук нож.

<i>Почему нож в крови, Грейнджер? Ты что, порезалась?</i>

Как Поттер вскидывает руки в примирительном жесте и садится перед ней на корточки. Перед глазами Драко мелькает край мужской клетчатой рубашки и потертый ремень. Волосы Панси снова падают ему на лицо. В нос ударяет запах шампуня и улицы.

– Малфой! Драко! Ну!

– Гермиона, положи нож!

– Он изнасиловал меня, Гарри! Они отравили нас всех!

– Терпи, Драко! Терпи!

– Петрификус Тоталус!

– Поттер отправь патронус!

– Драко?

Он хочет ответить, правда, хочет. Но вспышки перед глазами отвлекают. А еще эта темнота. Которая так и просит прикрыть веки.

– Малфой, ты слышишь меня, чертов ублюдок! Не смей отключаться!

Но поздно, было поздно. Свет погас.

И последнее, что Драко слышит – четкие удары своего сердца.

<i>Раз-два.</i>

<center><b>Эпилог</b></center>

<right><b><i>Там линии жизней наших сплетаются,

И нет расставаний на сто долгих лет,

Там запросто счастливо жить получается,