Глава 11. Простые радости 1 page

- Сволочи! Своло-о-чи!! Сволочуги проклятые!!! Чтоб вы попередохли все!!! Под телегу попали, крысидом отравились, от заразы сдохли!!!

Бедный Рыцарь судорожно вдохнул и сел на кровати. Уже рассвело, в спальне было светло, однако кукушка почему-то молчала. Он перегнулся через кровать и взял часы с Василисиной тумбочки – пять утра, можно и поспать еще, но почему-то не хотелось.

- Идолюки проклятые!!! Уроды!!! – отчаянный вопль снова разорвал тишину. Так вот почему он проснулся так рано! Спешно засовывая ноги в тапочки, он, как всегда, путался и не попадал, а Василиса во дворе продолжала надрываться:

- Ироды!!! Упыри чертовы!!! Говноеды!!! – Плюнув на тапки, Рыцарь кубарем слетел по лестнице, как был в исподнем, схватил меч и выскочил во двор. Но там никого не оказалось, кроме Василисы, продолжавшей все так же голосить возле бельевых веревок.

- Дорогая, что случилось??!! – он трижды обежал двор, но никого так и не увидел. – Я спал, и вдруг услышал твой крик. Бросился на подмогу…

- Угу, в одних подштанниках…

- Зато с мечом. Так что произошло-то?

Василиса смачно сплюнула под ноги:

- А сам, что, не видишь?

Рыцарь тщательно огляделся, но ничего подозрительного не заметил.

- Не понимаю. Вроде все в порядке.

- Глаза разуй! Где белье??!! – и она показала на пустые веревки, сиротливо колыхавшиеся на ветру. Рыцарь недоуменно уставился на них, не в силах сразу осознать масштаб трагедии.

- Белье?

- Да, белье!!! Я вчера постирала простыни и развесила сушиться, а они отрастили за ночь ноги и убегли!

- Как неприятно… - пробормотал Рыцарь, наконец усвоивший в чем дело, - но, право слово, не стоит так кричать, они назад не прибегут.

- Конечно, не прибегут, это я лошадку запрягу и за ними в город поеду, потому что мне и моему мужу надо на что-то свою задницу пристраивать ночью. – Она была вне себя, но Рыцарь, успокоившись, начал думать рационально:

- Если честно, Василиса, кража тут маловероятна.

- То есть, все-таки, сами ушли?

- Почему сами? Ты подумай – ну кто может украсть с веревки простыни в глухом лесу? Здесь на двадцать верст кругом ни одной живой души. Ты действительно думаешь, что белкам позарез нужно наше постельное белье?

Василиса призадумалась, а Рыцарь поежился от холода – утренний туман неприятно лип к голой спине и свежая роса на траве пощипывала за пятки. – Может, их ветром унесло?

Но вокруг не обнаруживалось ни малейших следов белья. Куда ни глянь – все было на своих местах, не обнаруживая ни малейших следов таинственного вора.

- А я знаю, где простыни! – Василиса хлопнула себя по ляжкам. – Это твой разлюбезный сожрал, Роландушко ненаглядный, чтоб ему подавиться! То-то он все косился на меня вчера, когда я их вешала!

Лицо ее светилось мрачным торжеством, а опешивший Рыцарь даже и не нашелся сразу, что сказать.

- Да быть того не может…

- Ну погоди, идолюка, я тебе покажу, как в карман-то гадить… Будешь у меня землю пахать… - подобрав юбки, решительная женщина двинулась к стайке. Но Рыцарь уже пришел в себя и грудью бросился на защиту старого друга.

- Стой, Василиса! Не трогай коня! Сколько было простыней?

- Шесть, а какая разница-то?

- Да если б он шесть простыней сожрал, его бы порвало. Как ты себе это представляешь?

К сожалению, это была правда, но никакого другого внятного объяснения ей в голову не приходило. Действительно, в лесу людей нет, зверям эти простыни нужны как рыбке зонтик, но все равно они исчезли. Исчезли начисто! Как сквозь землю провалились. Рыцарь погладил расстроенную жену по спине:

- Не переживай, найдем мы их, куда они денутся. Пойдем домой, а то я что-то продрог совсем.

Да, пойдем, - спохватилась Василиса, - Слушай, я, пожалуй, после завтрака схожу до Змея – может он что-нибудь знает.

- Про простыни?

- Да не про простыни! Может, из людишек забредал кто, иногда бывает, что таскаются к нему всякие шаромыжники, чудище воевать. Такие могут и чужим бельем не побрезговать. – Василиса вздохнула, - и выглядел он вчера неважно, беспокоюсь я. Заодно и проведаю.

Рыцарь прекрасно понял, что в данном случае простыни служили лишь предлогом для визита, но возражать не стал. Змей действительно плохо выглядел, мало ли что.

Всю дорогу Василиса размышляла про простыни – муж был прав, воровать их тут некому. Но они исчезли, и это неоспоримый факт. Было прохладно, день выдался пасмурный, и она зябко куталась в заношенную фланелевую кофту.

Если встать спиной к Василисиной двери, то по правую руку на опушке росли два замечательные ели с густыми и длинными лапами, падавшими чуть не до земли. Они росли так тесно, что почти сплетались иголками, но это было обманчивое впечатление – если раздвинуть нижние ветки, то за ними открывалась небольшая аккуратная тропинка, ведущая прямиком в берлогу. Змей называл ее «моя тайная тропка».

Протоптана она была ящером, поэтому при желании там и телега свободно проходила, так что человеку идти по ней и вовсе было легко и комфортно. Твердо утоптанная, посыпанная опавшими листьями, она вела по лесу и выбегала на берег небольшого озерца с черной стоячей водой, в котором, вроде как даже кто-то жил. Василиса спрашивала у Змея, но он всегда отделывался неопределенными фразами, то ли не хотел ее пугать, то ли и сам не знал.

По водной глади не пробегало ни одного движения, даже водяных жуков с длинными лапками не было видно, только желтые листья падали на черную зеркальную поверхность и замирали. Василиса подошла к берегу и заглянула в воду – ничего, одно отражение качается на поверхности. Ей нестерпимо захотелось взбаламутить это сонное царство, она оглянулась и приметила небольшую корягу на берегу – как раз то, что надо. Схватив корягу она раскрутила ее посильнее и запустила с гиканьем в самую середину озера – только брызги полетели! Вода зашумела, заволновалась, листья на поверхности заходили ходуном, деревья на берегу замахали ветками.

- Что, гневаетесь? Э-эх, скукотища! – Василиса отряхнула руки и двинулась дальше, оставив возмущенных птиц и дальше каркать в зарослях.

От озера до берлоги было рукой подать, но этот участок пути Василиса всегда не любила, потому что тут частенько встречались расставленные Змеем скелеты. Иногда он их переставлял, когда чувствовал, что душа просит чего-то новенького, и Василиса неизменно натыкалась в зарослях на чью-то оскаленную черепушку.

- Чтоб ты провалился, придурок… - преодолев неприятное чувство испуга в очередной раз, она брезгливо отодвинула болтающиеся кости длинной палкой и, раздвинув еловые ветки, вышла к знаменитым резным воротам. Но, к ее удивлению, ворота оказались закрыты, неужели Змея дома нет?

Обычно он закрывал ворота на цепочку, и Василиса могла дотянуться до засова и постучать. Ее очень озадачило, что сейчас они были заперты наглухо. Присмотревшись повнимательнее, она заметила дым, поднимающийся из трубы в берлоге – значит, зеленый все-таки дома, но почему тогда не открывает?

Василиса постучала, но никто не отозвался, что озадачило ее еще больше. Она принялась стучать громче, подумав, что Змей, вероятно, занят стиркой или готовкой и просто ее не слышит. Однако прошло минут пять, прежде чем она услышала внутри хоть какое-то шевеление.

- Наконец-то! Ты глухой, что ли? Открывай быстрее!

Шаги внутри подошли вплотную к воротам, но те не спешили открываться, словно Змей стоял в раздумьи.

- Да ты откроешь или нет??!!! Это я, Василиса!

Наконец клацнула щеколда, ворота приоткрылись, и в открывшейся щели показалась морда Змея. Выглядел он, конечно, не блестяще, но уже не так страшно как вчера. Василису это порадовало – он был по-прежнему осунувшийся, но, по крайней мере, блеск в глазах появился.

- Ты как себя чувствуешь?

- Нормально.

- Хорошо, а то я беспокоилась, у тебя вчера вид был не очень…

- Да? – Змей выглядел рассеянным, в глаза не смотрел. Такое равнодушие даже задело Василису.

- Слушай, ты тут ничего подозрительного не замечал? У нас кто-то ночью все белье с веревки спер! Ты представляешь – в Дремучем лесу кто-то крадет простыни! Кому рассказать – не поверит.

Змей поцокал языком, промямлил что-то вроде «люди охренели» и сделал попытку закрыть дверь, но Василиса успела среагировать и поставить ногу. После непродолжительной борьбы Змей был вынужден сдаться и впустить ее во двор, но посещение берлоги в его планы явно не входило. Обиженная и недоумевающая Василиса не могла понять, что же вокруг происходит.

- Да ты что? Совсем умом помутился? Я ж могу и уйти.

- Ну… это… занят я. Что случилось?

- Я кому сейчас рассказывала, что у нас простыни сперли? Ты что, меня не слушал? Что вообще здесь происходит? Вчера короля убили, сегодня ты меня на порог не пускаешь, сыщики шарятся всюду… - Она внезапно застыла, застигнутая врасплох неожиданной мыслью. – Сыщик! Вот кто спер мои простыни! Больше они тут никому не нужны!

- Точно, точно, сыщик…Они народ ушлый, только отвернись – исподнее снимут.

- А я на коня грешила, думала Роланд сожрал. Так вот оно что! Эй, ты чего? Перестать меня подталкивать! Я и сама уйду, только больше не приду потом, и не жалуйся!

Нервозность Змея и его явное желание избавиться от Василисы побыстрее вылилось уже в откровенное выталкивание, что было совсем невежливо.

- Василиса, я потом зайду, поговорим… Я правда занят сейчас, не обижайся.

- Мир сошел с ума. – Она оглянулась и увидела, что двор был довольно грязен, дверь в берлогу открыта, и возле нее стоял тазик с грязной водой. Тряпки какие-то валялись. На подоконнике в кухне Василиса заметила свою кастрюльку.

- Ты кашу съел? Давай мне тогда кастрюлю, я еще сварю. Могу молока принести, сегодня Машка хорошо подоилась.

- Правда? Вот здорово! – это предложение Змея явно обрадовало, он метнулся в кухню и принес кастрюльку, - прости, я вымыть не успел…

- Ничего, сама вымою. Ты точно хорошо себя чувствуешь?

- Терпимо. Так я к тебе забегу через часок за кашей? Видишь, мне еще и доубираться надо, а то дома засер… Знаешь, это расстройство желудка меня совсем замучило…

Василиса промолчала, хотя и подозревала у него скорее умственное расстройство. Она взяла кастрюльку и убралась подобру-поздорову в еще большем недоумении, чем пришла.

Когда ее широкая спина исчезла за деревьями, Змей выдохнул, тщательно запер ворота на засов и кинулся в берлогу. Откинув полосатый коврик, которого еще вчера в зале не было, он достал из подпола люльку. Сидящая в люльке Лия радостно заулыбалась и потянула к нему руки.

- Все хорошо, малышка, даже замечательно. Скоро папа сходит к тете Василисе и у нас на завтрак будет вкусная кашка и свежее молочко, а пока давай умоемся. Хорошие девочки должны каждый день умываться.

Он выплеснул тазик, потом налил горячей воды и осторожно, но тщательно вымыл ребенка, а вымыв, завернул в пеленки, которых наделал из Василисиных простыней.

- Сыщик спер, сыщик… - Змей усмехнулся себе под нос.

Освободив в книжном шкафу две полки, он сложил пеленки аккуратной стопочкой, посадил ребенка играть и сам присел рядом – подумать. Лия радостно потянулась к золотым монетам и тут же начала складывать кучку за кучкой, белокурые кудряшки ее радостно колыхались.

Змей прекрасно понимал, что все происходящее – нонсенс. Несмотря на все свои душевные метания, он все-таки был чудовищем, а чудовище – не лучшая компания для маленькой принцессы. Но ничего лучше ему в голову не приходило.

- Кто все-таки тот человек? Что ему нужно? – При мысли об Орландо настроение у Змея упало. – Он ведь ничего мне не сказал, кроме имени. Хитрый, сволочь. Хотя, чем он рисковал? Я уж точно не пойду на него доносить…

Как ни странно, Орландо внушал могучему Змею страх. Раньше ящер всегда думал, что боится только привидений и мышей, но от этого скромного, воспитанного человека исходила опасность, вполне осязаемая и реальная. Впервые в жизни Змей понял – как это, бояться за свою жизнь.

- Такой может порешить кого угодно, - он покосился на девочку, - и ребенка погубит, не чихнет.

Змей думал, кто же он такой и зачем ему понадобилась смерть короля. По виду он простолюдин, не похоже, чтобы ему светил престол в обозримом будущем, но зачем тогда так стараться? За деньги? Это вряд ли, в глазах Орландо Змей не прочел любви к золоту, а такие вещи он всегда за версту чуял. Может, ненавидел короля за что-то? Но зачем тогда убивать всех, включая невинное дитя? Ответ не находился.

И тут Змей вспомнил про «Поэму о камее» - надо же, среди всех треволнений он начисто забыл про бумажку, оставленную полуночным гостем. Может, она прольет свет на личность этого человека, который одевался как клерк, не боялся чудовищ, и, не моргнув глазом, платил сто двадцать тысяч септимов за убийство короля.

Бумажка была на месте, заложенная среди страниц книги. Трясущимися лапами Змей развернул ее и пробежал глазами текст, расплывавшийся у него перед глазами:

«Камея – это одновременно и реально существовавший человек и художественное произведение. Последняя княгиня Брасич была не только властительницей Энкрета, но и художницей, вырезавшей серию прекрасных камей»

Змей чуть не подпрыгнул на месте. Он-то считал себя одним из немногих, кто разгадал тайну этого произведения, нетривиальную и неожиданную. Много литературоведов изводило бумагу над историей Адриана и камеи, но мало кто придерживался мнения, что Адриан на самом деле написан с женщины. Великой женщины, выигравшей много тайных и явных битв, но считавшей свою великую победу чудовищным поражением. Змей очень любил эту историю, она его вдохновляла своей грустью и мудростью, но он никак не ожидал, что однажды встретит человека, точно так же сумевшего прочитать между строк и почувствовать тайную связь событий.

Действительно, триста лет назад Энкрет был почти независимым государством. Речные ворота между Ландрией и Страной Вечной Осени жили свободно как ветер, наполняющий паруса. Говорят, в княжеском дворце был трон, сделанный из якоря, и восседали на нем властители из рода Брасичей.

Корабли стояли в порту, реяли знамена, и Энкрет хорошел с каждым днем. Но подлинным украшением города была молодая княгиня Камилла, наследница своего отца Никона. Истинным ее призванием было искусство – в свои 25 лет она объездила все окрестные страны, училась рисованию и изящным искусствам. В Каррадосе она училась резьбе у местных мастеров, и вместе с ними украшала анфилады дворца – ее работа до сих пор радует глаз. В Мриштино она постигала живопись, в Ферсанге - ювелирное дело.

И вот пришло письмо - королева Брижитт звала Камиллу в Амаранту. Будучи наслышана о ее талантах, самодержица предлагала ей расписать Галерею Королей. Князь Никон был против, ибо не доверял королеве. Много лет он чувствовал ее тайное давление: тихо и незаметно она сужала кольцо вокруг Энкрета. Вчерашние друзья оказывались врагами, приграничные помещики со своими землями переходили на сторону Амаранты.

Ему бы больше по душе была война, но Брижитт увиливала, словно угорь, и продолжала потихоньку откусывать от княжества Энкретского. Много сил она положила на объединение земель, и гордый Энкрет торчал у нее как бельмо в глазу. Но воевать она не хотела.

Камилла все-таки уехала, легендарная красота Амаранты манила ее. Любовь к искусству была сильнее, чем к родному дому – вдохнув последний раз речной воздух, княгиня Брасич покинула Энкрет, чтобы больше в него не вернуться.

В Амаранте ее встретила вечная осень – туманы и дожди, золотые листья и прозрачные утра. Только хватай кисть и пиши, едва успевая запечатлеть ускользающую красоту умирания. Поэтичные, печальные сказки жили здесь бок о бок с людьми: Хозяин Зеркала, Небесный Мореход, Ночной Гость и Бледная Птица. Камилла была потрясена и очарована этой неяркой землей. Она выплеснула на стены дворца образы, которые сопровождали каждого жителя Страны Вечной Осени от колыбели до могилы. Пусть академики плевались – королева была довольна.

День за днем, месяц за месяцем она проходила мимо. Сначала быстро, потом стала останавливаться и смотреть, как работает княгиня. Могущественнейшая из смертных, королева испытывала странную робость перед человеком, которого поцеловало небо. С тайным трепетом смотрела она, как поэмы оживают под рукой художницы, и в глазах ее ширилась печаль.

План королевы был прост, как все гениальное: княгиня Брасич была ей нужна не для росписи дворца, а как рычаг управления. Брижитт рассчитывала, что по смерти князя Никона она уговорит ее отречься от престола в Энкрете и ликвидирует его без шума и пыли. В крайнем случае, ее всегда можно было казнить.

Но чем больше времени проходило, тем дольше королева задерживалась в Галерее. Она видела, что Камилла Брасич счастлива в своем мире и не понимает, что стала заложницей. Месяц за месяцем, стены и потолки дворца покрывались росписью, буква за буквой ложились строки в дневник королевы. Это было счастливое время.

Князь Никон умер через четыре года, так и не увидев своей дочери. К этому времени королева и помыслить не могла, чтобы отпустить от себя Камиллу. Как гром посреди ясного неба прозвучало для нее решение молодой княгини вернуться в Энкрет и принять венец.

Не помогли ни уговоры, ни посулы, ни угрозы. Камилла Брасич видела свой город свободным, и под руку Амаранты не хотела. Рожденный свободным – умрет свободным, никто не вправе посягать на независимость Энкрета. Впервые в жизни королева Брижитт осознала свое бессилие перед чужой волей, но выпускать из рук мятежный город не желала.

Камилла Брасич была схвачена и заточена в тюрьму, а через три месяца казнена по приказанию королевы. Говорят, что в последнюю ночь Брижитт пришла к ней в камеру, плакала и умоляла отречься, чтобы не губить себя. Все тщетно.

Камилла умерла на плахе, и с ее смертью окончилась династия Брасичей. Солдаты в малиновых мундирах вошли в город, сняли голубые флаги Брасичей, трон из якоря утопили в Серане. Энкрет был покорен – великая королева Брижитт закончила объединение Страны Вечной Осени. Но через годы горькой тоской отзывались ее слова:

«У последнего нищего больше прав, чем у меня: он может быть несчастным…»

Змей раскопал этот исторический эпизод, и соотнес с текстом «Поэмы». Множество мелких фактов указывали на его правоту, но еще больше ему подсказывало чутье. Он искренне считал себя литературоведом, поэтому можно представить себе его удивление, когда он понял, что Орландо тоже это знает. Если бы не обстоятельства их знакомства, Змей счел бы его человеком тонко чувствующим и романтическим, но сейчас короткая записка скорее испугала его, чем обрадовала. Чем более незаурядным казался ему Орландо, тем больше ящер боялся его.

А Лия нагребла себе две кучки и старательно перекладывала денежки из одной в другую, ни на что не отвлекаясь. Змей протянул лапу и попытался стибрить монетку, за что был немедленно стукнут крохотным кулачком. Это его умилило. Вообще он вынужден был признаться себе, что девочка ему нравится: она была красивая и спокойная, совершенно не боялась его и не капризничала. За вчера и сегодня у него как-то не было времени подумать, что же дальше с ней делать, и вот теперь он решил поразмыслить.

- Отдавать ее назад не годится. Этот упырь хотел от нее избавиться, и он непременно это сделает, как только узнает, что принцесса жива. Может, в деревню подкинуть?

Но участь деревенских подкидышей – тумаки да голод. Впрочем, участь городских ничуть не лучше.

– Что же получается… и так плохо, и так плохо. Не могу же я ее здесь оставить!

Положение было затруднительное. Честное слово, иногда он радовался, что бабуля Горынична погибла при пожаре и сейчас его не видит. Какой нормальный змей будет размышлять, не стоит ли ему усыновить ребенка? А с другой стороны, почему он не может сделать глупость, если ему так хочется?

- К тому же настоящая глупость – это было убийство, после него мне падать некуда. Почему бы и нет? Пусть остается. Я тут самый сильный, что хочу, то и ворочу.

И Змей почувствовал облегчение, а это был самый верный признак правильного решения. Улыбнувшись самому себе в блестящий бок золотой чаши Мерлина, он энергично поднялся, чтобы вынести таз и немного прибраться. И тут до него долетел стук в дверь.

Вместе со стуком в сердце плеснулась тревога – кто может прийти к нему в гости кроме Орландо? Вроде тому и незачем, но кто его знает… Он вскочил, быстрее молнии открыл подпол и запихал туда ребенка, который уже не был так благодушно настроен и активно протестовал.

- Молчи, молчи… Я тебя умоляю. Черт побери, кого там принесло-то…

Змей на цыпочках прокрался мимо берлоги на задний двор, стараясь не шуметь. Осторожно поднял щеколду и приоткрыл калитку ровно настолько, чтобы протиснуться и юркнул в заросли.

Расчет его был прост – обойти незваного гостя с тыла, и, при необходимости, слопать без лишних разговоров. Он давно натоптал тропинку, ведущую прямо в ельник около ворот, так что проскользнул туда совершенно бесшумно и в мгновение ока. Облизав языком безупречно острые зубы, он вдохнул поглубже, чтобы пламя лучше получилось, раздвинул еловые лапы… и увидел Василису.

Она остервенело долбилась в ворота, а рядом с ней на земле стояли кастрюлька, аккуратно укутанная в полотенце, и кувшин с молоком.

- Какого лешего она опять приперлась? Я же сказал, что сам зайду…

Змей нахмурился и вышел из засады. Не ожидавшая его появления женщина шарахнулась в сторону и чуть не опрокинула кувшин.

- Змей подколодный! Напугал, зараза!!!

- Прости, я не думал, что ты придешь. Я же сам собирался…

- Да пока ты собираешься, молоко скиснет. Тьфу на тебя, совсем сбрендил. На вот кашу и молоко, если надо будет, еще сварю. Загоните вы меня в могилу…

Она всунула ему в руки кастрюлю и гневно удалилась, ломая ветки. Последняя ее фраза показалась Змею подозрительной – кто это «вы», но уточнять он не стал. Ткнувшись в ворота, он вспомнил, что они заперты изнутри, - пришлось возвращаться тем же самым путем, через калитку.

Каша была свежайшая – таяла во рту.

- Ай, как вкусно! Ай, как здорово! – причмокивал Змей, изображая неземное удовольствие от облизывания ложки. Лия сердилась и пыталась эту самую ложку отобрать, что от нее и требовалось. – Как легко все-таки манипулировать людьми, правда?

Теперь у Змея появился ребенок, это очень его воодушевило, и он стал думать, что надо сделать, чтобы девочке было хорошо. Для начала он открыл «Справочник молодой матери» и начал его внимательное и вдумчивое изучение.

«Ногти у ребенка острые, как бритвы, этими ногтями он может себя поранить. Во избежание царапин и ссадин, следует подстригать ногти раз в два-три дня…»

«У ребенка должна быть своя кроватка, он не должен спать с родителями в одной постели. При возможности следует оборудовать ребенку детскую комнату…»

Где-то на двадцать первой главе он понял, что ему будет трудно.

Если ты всю жизнь был чудовищем, а на старости лет решил усыновить ребенка, это, безусловно, вызовет некоторые затруднения – сказал Змей сам себе. Он был совсем не старый, но легче от этого не становилось. Когда надо было как-то оборудовать для принцессы спальное место, он растерялся.

Всю свою жизнь он спал на куче золота, усвоив эту привычку в раннем детстве. Горынична хранила свои сокровища в подвале, как и полагается, но юный Змееныш повадился пробираться туда и спать на золоте. Так ему сны красивые снились, видишь ли! Когда после бабкиной смерти он стал полновластным хозяином берлоги, он перенес свое богатство наверх и с тех пор ни одной ночи не провел в другом месте. Но люди, а особенно принцессы – существа нежные, на деньгах спать им жестко и по-торгашески. Необходимо было придумать что-то другое.

Змей попытался припомнить, на чем спит Василиса, но в башне он никогда не был, и даже в окно спальни не заглядывал, ибо оно было на втором этаже. Тогда он принялся рассматривать иллюстрированные альманахи с приложениями для детей и родителей. В одном из них ему очень понравилась кроватка с балдахином, но как ее смастерить, если ты отродясь молотка в лапах не держал? Змей раздумывал и так и сяк, попытался просто свернуть гнездо из тряпок, но получилось такое непотребство, что самому стало неудобно. И тут его осенило!

В кухне он взял с полки свечку и двинул в сторону сарая. На том самом месте, где сейчас у него был дровенник, когда-то располагался бабушкин подвал. Змей им давно не пользовался, превратив в склад для рухляди, которая вроде и не нужна, и выбросить жалко. Возле дровенника он наткнулся на бочки с золотом, те самые, которые привез Орландо.

- Тьфу ты, окаянное… - ящер сдвинул бочки в сторону, зажег свечу и полез в подвал. Где-то там валялись доспехи когда-то съеденного Святогора. В свое время Змей счел их вполне ликвидными и не стал выбрасывать, поэтому они уже добрую сотню лет честно ржавели в подвале. Не так-то легко было отыскать их среди горы хлама, в которой были старые сковородки, оглобли, дверка от кареты, сломанная пушка – да чего только не было!

Доспехи нашлись в углу, сваленные кучей. Кожаные ремешки на них истлели, теперь Змей бы и не разобрался, что к чему, но это его и не интересовало, ему нужен был только щит. Большой овальный щит прекрасной ковки, украшенный резьбой. Он, конечно, тоже заржавел, но ржавчина – дело поправимое.

Когда обляпанный паутиной ящер показался из подвала со щитом и снова наткнулся на бочки, они произвели на него совершенно другое действие:

- А что это я? Заработал, это мои деньги, – подумав, он прибавил: - и дочкины. Она у меня самая богатая девочка в королевстве, чего ей стесняться?

Он положил щит и занялся перетаскиванием золота в общую кучу, существенно увеличив ее размеры. Сверкающая гора посреди комнаты привела Лию в неописуемый восторг – сколько же кучек можно из нее сложить! Глядя на ребячью радость, Змей немного погордился собой и пошел чистить щит.

Мысль его была проста, как все гениальное: щит мог служить люлькой, если его подвесить к потолку. Он был достаточно большим даже для трехлетнего ребенка, что уж говорить о годовалой девочке. Оставалось только придумать, как закрепить его на потолке, впрочем, кое-какие идеи у него были: он решил снять один из своих подсвечников и на его место повесить щит.

- Как раз будет висеть рядом, я смогу его покачивать, да и присматривать заодно. Разве я не гений? – и он заскреб ржавчину с утроенным усердием.

Но все оказалось не так просто, подсвечник был закреплен капитально, одной физической силы было недостаточно, чтобы его снять. Змей почесал голову и полез в шкаф искать инструкцию.

Разумеется, он ее не нашел. Зато он нашел другую полезную книжку «Сделай сам», а так как он был слегка суеверен и считал, что если в руки попадается какая-то книжка, значит, именно она сейчас и нужна, то взялся читать ее.

Через два часа он не без труда оторвался от описания самостоятельного изготовления дренажной системы из старых горшков и обнаружил, что воз и ныне там. Как ни хотелось дочитать до конца, Змей волевым усилием заставил себя закрыть книгу и, наконец, принялся за работу. Лия с живым интересом следила за действиями ящера, и увлеченно агукала, сидя в люльке.

Через пару часов, две сломанные табуретки и отбитый палец, щит Святогора прочно висел в полуметре от пола на четырех веревках. Змей с мрачным удовлетворением осмотрел свою работу, убрал на полку книжку «Сделай сам» и стал собирать постель из своих подушечек и думочек, которые у него водились в большом изобилии. Уж он их складывал и так и сяк, снова перекладывал и еще раз переделывал. Наконец, укрыл это все бархатом и отошел немного, полюбоваться на дело лап своих. Ему даже понравилось – смотрелось все вполне по-королевски. Разве что немного тяжеловесно, но в выборе тканей он был очень ограничен.

- Как тебе? По-моему отлично!

Он взял Лию на руки и положил в кроватку – ребенок залился счастливым смехом.

– Главное, чтобы не упала, - подумал он и попробовал покачать кроватку. Не сказать, чтобы она очень хорошо качалась, но выглядела вполне прочной, за безопасность девочки можно было не беспокоиться.

- Кто теперь скажет, что я не могу воспитывать ребенка? – Змей подмигнул портрету любимой бабушки и стал собирать строительный мусор, которого почему-то было очень много.

Лия первым делом потянула в рот ближайшую подушку и очень расстроилась, когда поняла, что подушка в рот не влезет. Тогда она наклонилась вперед, утвердилась на четырех костях, и стала выбрасывать из новой кроватки все, до чего могла дотянуться. Когда Змей вернулся, все его думочки живописно лежали на полу, а Лия в люльке хныкала, потому что больше выбрасывать было нечего.

- Ты что делаешь? Это же твоя постель! – он снова собрал все в художественном порядке, не обращая внимания на ребенка, который тут же выкидывал это все обратно, видимо считая, что папа придумал новую интересную игру. В такой борьбе прошло полчаса, потом Лия устала и больше не сопротивлялась змеевым усилиям по наведению порядка.

Водрузив пирамиду из подушек в последний раз, Змей обозрел результат и остался вполне доволен. Лия хныкала, но он решил не обращать на это внимания. Пеленки у нее сбились, голое тельце светилось розовым на алой бархатной портьере.

Змей подумал, что надо бы ей какую-нибудь распашонку сообразить. Он отродясь не брал в лапы иголку, но после сегодняшнего подвига его самооценка существенно выросла, и ему стало казаться, что он может все. Ну или почти все. Он вынес мусор, немного подмел в комнате и поставил греться воду. Предоставленная сама себе, Лия ползала по кроватке, что-то агукала и смеялась время от времени.