Глава 4. Праздник Синего Фазана

Может быть, лечение ведьмы Ирьи было несколько радикальным, но оно помогло – Змей быстро поправлялся. Первые пару дней он еще полежал на Василисиной лужайке, но ей это быстро надоело. Она поспешила спровадить его домой, как только заметила первые признаки симуляции.

У Василисы была на то веская причина – на 150 день в Амаранте ежегодно отмечали Праздник Синего Фазана. Эта традиция насчитывала уже добрых 600 лет и пользовалась большой популярностью. По преданию, король Сигизмунд однажды охотился на фазанов, и вот, в азарте охоты он вдруг заметил среди птиц одну совершенно необычную, синюю. Вскинул король свой лук и ранил птицу, но не смог ее поймать - улетела она в сторону Темного леса, волоча крыло. Сигизмунд был храбрым человеком и не побоялся войти в лес, а охотники его остались ждать снаружи.

Шел король по следам фазаньей крови, все глубже и глубже. Все теснее обступала его вековая чаща, сухие ветки трогали за плечи, корни обхватывали ноги, но он не сдавался. Делом чести было для него добыть птицу. Сколько времени шел он, не ведал, но вдруг деревья расступились, и вышел он на поляну. А там чудище страшное, Змей подколодный. Но не испугался Сигизмунд чудовища, вынул меч и к бою изготовился. А чудовище и говорит ему человеческим голосом:

- Я сегодня уже позавтракала (из достоверных источников известно, что это была Змеева прабабушка), кушать не хочу. Могу тебя просто так задрать, а могу и поиграть в игры. Ты загадки любишь?

- Отчего же не любить, - отвечал король, вкладывая меч в ножны, - только ответь мне, чудище лесное, я тут Синего Фазана подстрелил, а найти не могу. Ты не видело?

- Синего Фазана, говоришь… Удачливый ты парень, он не всякому показывается, вот только зря ты его обидел, он птица злопамятная, тебе еще аукнется. Ну, друже, отгадай загадку: приходят поодиночке, и уходят тоже, а внутри друг к дружке жмутся.

Задумался король, но ненадолго:

- Так это ж жизнь!

- Смышлен. Тогда тебе вторая загадка…

- Постой, мы об условиях не договорились. Что мне будет, если я отгадаю три загадки?

- Четвертая. Пока мне не надоест или я не проголодаюсь.

- Нет, так не пойдет! Давай, если я отгадаю три загадки, ты мне покажешь, где Синего Фазана найти?

- Давай без давай, я тут главная, как захочу, так и будет. – Настроение у Горыничны начало портиться, но тут на поляну влетел тот самый Синий Фазан, сел на ветку и заговорил:

- Хотел я тебе, король, судьбу предсказать, великую и славную, да обидел ты меня почем зря.

Опешивший Сигизмунд промямлил:

- Простите, не хотел. Я думал, птица… А тут…

- А что, птица, по-твоему, не живая тварь? Жить не хочет? Итак, слушай: будет твое царствование долгим и пышным, много славы добудешь ты, много дел переделаешь. Будут твои потомки царствовать на этих землях много лет, но прервется твой род. И твой тоже прервется, - обернулась она к Горыничне, - погубят они друг друга.

- А мне-то за что? – обиделась та.

- Просто так, надоела ты мне. - Синий Фазан выдернул перо из задницы и улетел, а король с Горыничной остались думать, что да как.

- Что-то мне это не нравится…

- Угу.

- А можно как-то его умилостивить?

- Не знаю, попробуй. Я тебе говорила, зря ты его подстрелил.

- Ну что теперь сделаешь. Давай так: я в этот лес не зайду и всем своим потомкам закажу. А ты из лесу не ходи, чтобы не встречаться нам. Пусть этот лес будет твой и твоих детей, а мои пусть снаружи обитают.

Подумала Горынична и согласилась, ударили они по рукам и распрощались. Вернулся король Сигизмунд домой и навеки заказал людям ходить в Дремучий лес, а, чтобы умилостивить птицу, стал каждый год, в 150 день устраивать пышное празднество в честь Синего Фазана. Кто знает, может он и передумает?

Со временем история подзабылась, обросла легендами, а праздник остался. Так ли уж важен повод для веселья, если работаешь весь год? Люди радовались и готовились к нему загодя, вот и Василиса решила перебрать свой гардероб, чтобы выглядеть эффектно.

Василиса редко выходила из леса, даже праздник она посещала не каждый год, но в этот раз ей захотелось развеяться. Она долго выбирала наряды, хотела надеть зеленое платье, расшитое каменьями, но все испортил Змей, сдуру брякнувший, что она в нем как царевна-лягушка. Пришлось остановиться на малиновом.

Василиса примерила его и с прискорбием заметила, что проймы тесноваты, а на боках собираются поперечные складочки.

- Это все пироги чертовы, будь они неладны. Придется попоститься недельку.

Красота требует жертв, и Василиса героически жевала укроп целую неделю, но зато к празднику платье село как влитое. Оглядывая себя в зеркало, она чувствовала гордость и душевный подъем.

Было раннее утро, вернее еще ночь – только краешек неба посветлел и зарделся розовым, а Василиса уже спустила ноги с кровати и побрела на кухню. Зажгла свечку и торопливо собрала нехитрый завтрак, приготовленный загодя. В темноте тускло поблескивали кастрюли, и, как всегда, громко тикали часы. А в углу еще пел свою песню ночной сверчок, тоже удивленный тем, что хозяйке не спится.

Но Василиса знала, что нужно ехать раньше, иначе потом не пробьешься в толчее, поэтому не стала терять времени, зажгла еще пару свечей и принялась наряжаться. Все было готово с вечера, оставалось только надеть это и причесаться, поэтому управилась она быстро, накинула большую шаль, чтобы не замерзнуть по утреннему холодку, и вышла прочь.

Мглистые предрассветные сумерки делали Дремучий лес еще более неприветливым, даже Сивка, начисто лишенный воображения, и тот старался потише цокать копытами. Зловещая тишина стояла кругом – ветка не хрустнет, птица не пролетит. Еловые лапы шевелились, словно руки у слепого, привыкшие видеть мир на ощупь. То и дело путь перегораживали трухлявые стволики, непонятно откуда берущиеся. Казалось, что у леса есть глаза, и они внимательно и недоброжелательно рассматривают путника. Старая дорога зарастала год от года, терялась в молодых зарослях, и сейчас Василиса осторожничала, боясь сбиться с пути в потемках. Но как только Дремучий лес расступился, разошелся мелким подлеском, она присвистнула и крутанула хлыстом над Сивкиной головой:

- Н-но, пошел! Эх, прокачусь!

Вовремя! Стоило Василисиной повозке прогрохотать под Малиновыми воротами, как дорога начала быстро заполняться – множество людей спешило в столицу на праздник. Вынырнув из под городских ворот, Василиса заметила, что солнце уже стоит высоко, небо чистое, и день будет замечательный. Шпиль Синей Башни ярко горел на лазоревом фоне, и цветными лоскутами трепыхались флаги – их было так много, что казалось, будто в небе расцвела невиданная клумба.

Улицы были чисто убраны, подметены, окна и двери украшены бумажными цветами, нищие изгнаны с улиц, и даже самые грязные постоялые дворы в этот день выглядели опрятнее. Площади и переулки, ведущие к Синей Башне и королевскому дворцу, потихоньку заполнялись народом. Разноголосый гомон становился громче. В праздничной толпе смешались все – крестьяне из окрестных деревень, подмастерья и торговцы, даже сыновья и дочери вельмож гуляли среди них, переодетые мещанами. У богатой молодежи было принято проводить этот день в толпе, кокетничая и озорничая, в то время как их отцы и матери важно восседали на балконах и трибунах ристалища.

На рыночной площади возвели трибуну для представления – на ней актеры и музыканты будут показывать свое искусство, а вокруг предприимчивые торговцы уже расставляли лотки со своим товаром. Сегодняшний день год кормит, гуляющая толпа сметет все, не торгуясь, так что грех этим не воспользоваться.

Перед королевским дворцом были слышны удары молотков, это плотники спешно заканчивали трибуны для гостей. Сегодня дворцовая площадь превратится в ристалище, где смогут показать свою силу и удаль лучшие рыцари страны. Деревянные мостки были затянуты малиновой тканью: бархатной для высоких гостей, атласной - для тех, кто попроще. Вдоль трибун расставили стражу, протянули веревку на дорожке, чуть поодаль разбили большой шатер для рыцарей, желающих участвовать. Шатер был белый, с золотой бахромой и золотыми же флажками, лениво колыхающимися на ветру, и в нем уже суетились люди.

С самого раннего утра шатер осаждали желающие выступить. Участие в турнире было бесплатным, но количество мест ограничено, а значит - кто не успел, тот опоздал. Самые бедные и неизвестные стремились попасть на турнир в числе первых, потому что тогда им не нужно было бояться вылететь, если в последний момент явится какая-нибудь заезжая звезда.

Эти искатели приключений зачастую ночевали на мостовой с тем, чтобы быть первыми при открытии шатра. Так поступил и Бедный Рыцарь, подложивший себе под голову тощую котомку, чтобы хоть как-то уснуть. Но уснуть не получилось, в полудреме ему все мерещилось, что в последнюю минуту его изгоняют из турнира, и полог шатра захлопывается перед самым его носом. Утром, помятый и обалдевший, он размял затекшее тело и осмотрел свои доспехи.

Хвастаться было нечем – многие щитки отсутствовали, забрало открывалось только наполовину и заедало в самый неподходящий момент. Меч, правда, был отличный, но ему не помешала бы правка и заточка, а вдоль поблеклого от времени щита шла большая трещина.

То, что он назывался Бедным Рыцарем, было не поэтическим преувеличением, он действительно был бедным, просто нищим. Кроме того он был немолод, хил и мал ростом. Все, чем он владел, было при нем: меч, доспехи да еще белый конь по имени Роланд, который много лет разделял с ним его горести. Когда-то Роланд был горделивым белым жеребцом, но теперь он был грязен и тощ, и суетливо обнюхивал все вокруг в поисках съестного.

Бедный Рыцарь проверил амуницию Роланда, подтянул седло, аккуратно разобрал поводья. Было что-то комичное в том, как серьезно этот маленький человечек готовился к турниру. Похоже, что только он один верил в то, что у него есть хоть какой-то шанс. Конюхи и оруженосцы богатых рыцарей откровенно смеялись над ним, а то и норовили толкнуть, проходя мимо. Но он не обращал на них внимания, полностью погруженный в себя, словно уже мчался по ристалищу.

К одиннадцати часам солнце уже шпарило вовсю, Василисе пришлось достать носовой платок, чтобы вытирать испарину. Место, бесспорно, было замечательное – все ристалище как на ладони, вокруг одни графья да маркизы, удивленно разглядывающие ее сквозь лорнеты. А что? Она дама небедная, да и в лесу деньги ей незачем, так что можно раз в год потратиться на главную ложу. С замиранием сердца она оглядывалась по сторонам – женихов-то сколько! Малиновое платье сияло драгоценным бисером, полыхало, как королевский флаг.

Все было готово к началу состязаний, мечи наточены, копья наперевес, кони нетерпеливо вскидывались, предвкушая битву. Ждали только короля. Турнир вызывал неподдельный интерес: во-первых, потому что герцог Карианиди добавил к королевскому призу свой, фактически удвоивший награду, а во-вторых, потому что в числе участников был Дюдюк Барбедонский, звезда турниров и любимец женщин. Большинство дам, присутствовавших в ложе, мечтало посмотреть именно на него. Да и Василиса тоже, чего греха таить – Дюдюк слыл красавцем и сердцеедом.

Легкий гомон, витавший над ристалищем, вдруг прервался звонким, серебряным звуком труб. Шесть герольдов в сине-золотых мундирах возвестили о прибытии короля, который неторопливо поднялся на трибуну в сопровождении баронессы Эрдоган и приветственно помахал рукой толпе.

Король Ибрагим был видным мужчиной лет сорока, высоким и хорошо сложенным. У него была приятная улыбка и открытое, мужественное лицо - Василиса подумала, что негодницу Эрдоган вполне можно понять. Однако появление баронессы означало, что счастье присутствующих будет неполным, ибо королева Зоя не почтит турнир своим присутствием. Впрочем, после рождения дочери она редко появлялась в свете. Говорили, что младенец занимал все ее время, но даже кошки и собаки в Амаранте знали, что дело тут вовсе не в принцессе.

С появлением короля все разговоры стихли. Когда Его Величество изволил сесть, на трибуну поднялся главный герольдмейстер, который и дал старт турниру взмахом своего жезла.

По правилам, каждый рыцарь принимал участие в схватке с противником, которого выбирал жребий, проигравший выбывал, победитель шел дальше. В конце двое оставшихся разыгрывали между собой главный приз, который представлял собой приличную сумму денег, уважение мужчин и восхищение женщин. Естественно, что каждый мечтал стать победителем, многие рыцари посвящали тренировкам долгие часы, изучали своих противников, планировали схватки. Но в том и была прелесть турнира, что любой мог принять в нем участие, и зачастую все расчеты рассыпались прахом под копьем заезжего молодца.

Как передать словами всю мощь боевых коней в полном снаряжении, красоту рыцарей в сверкающих доспехах, брызжущий из-под копыт песок, запах пота и крови в свежем утреннем воздухе? Вот тяжело ступающий конь разгоняется, набирает скорость, ловит ноздрями воздух, и глаза загораются азартом, и ярость плещет в голову. Нет больше боли, он закусил удила и не чувствует шпор, с ним теперь только ветер наравне, а всадник на спине – не всадник больше, а часть его. Одна воля, одна страсть, одна судьба на двоих.

Победно звучали трубы, ломались копья и кости, но никто не вызывал такого восторга как Дюдюк Барбедонский. Высокий и широкоплечий, с копной золотистых кудрей и голубыми как небо глазами, он был неотразим. Желая показать презрение к опасности и еще больше понравиться женщинам, он выходил драться без шлема, бесстрашно подставляя свою красивую голову под удар. И огромная толпа охала каждый раз, когда копье противника проносилось рядом с его лицом.

Но Дюдюк был счастлив, и искусен в бою – вражеское оружие заставляло лишь развеваться его волосы, ни единой царапины не получил красавец, пусть и плащ его был изорван в клочья. С легкостью повергая соперников одного за другим, Дюдюк приближался к финалу, и все так же сверкали его глаза, и все так же замирали сердца восхищенных дам.

И вот, наступил момент истины – в одном конце ристалища Безымянный Рыцарь в черных доспехах, закрывающих лицо, а в другом – Дюдюк с непокрытой головой и улыбкой на лице. Барабаны бьют тревожную дробь, кони роют копытами землю, готовые сорваться вскачь, тяжелые копья медленно выцеливают противника.

- Марш! – и вот, как камни с горы, набирая скорость, рыцари понеслись друг на друга. Все быстрее и быстрее, как два хищных зверя на добычу, как стрелы, выпущенные из арбалета, пролетели они вдоль трибун. Визг толпы, лязг железа, крики ярости – и благородный Дюдюк уже на земле! Но он не повержен, всего лишь лопнула подпруга у седла. Отбросив в сторону копье и выхватив из ножен меч, он приготовился к бою, а его противник, видя такое дело, спешился и тоже вооружился мечом.

Удар! Еще удар! Силы рыцарей равны, но теперь, на земле, Дюдюку легче – он не скован тяжелыми доспехами и шлемом, он быстрее и проворнее. Он успевает нанести два удара на один, и Безымянный рыцарь слабеет, теряет позицию, отступает к трибуне. Только не отпускать, только не давать ему передышки! И удары сыплются на черные доспехи под нарастающий рев трибун. Дюдюк уже знает, чувствует, что победил, каждым движением он словно забивает сваю в землю, утверждает во всеуслышание свою победу!

Есть! Рыцарь поднимает руку – он просит пощады. И в следующее мгновение вверх взметнулись руки, шляпы, ленты. Слава победителю! Слава прекрасному Дюдюку! Василиса и сама не заметила, как вскочила со своего места, как принялась кричать и топать ногами – да никто не заметил, схваченная единым порывом, толпа рукоплескала победителю, осыпая его цветами, вышитыми платками и дамскими перчатками.

Василиса выкинула платок, обе перчатки и даже вуаль с головы, но цели не достигла – красавец рыцарь не взглянул в ее сторону, скрывшись в белом шатре. Но она должна была с ним познакомиться, сердце не могло ее обмануть – вот он, настоящий герой, рыцарь ее мечты. Стоило столько лет прождать, чтобы встретить такого человека!

Наступая на ноги и расталкивая локтями окружающих, она прокладывала себе дорогу к выходу, но это было еще полдела – вокруг шатра уже толпились дамы, желающие взглянуть на Дюдюка.

- Ах, вы, шалашовки… А ну пошли прочь отсюда! – в несколько мощных рывков Василиса расшвыряла соперниц и пробилась к входу, но там путь ей перегородили оруженосцы рыцаря.

- Сюда нельзя!

- Это тебе нельзя, сопля, а мне все можно! – оруженосцев постигла та же участь. Откинув полог, потная и всклоченная Василиса ввалилась в шатер. Дюдюк переодевался, разглядывая в большое зеркало свой безупречный торс и выслушивая комплименты от придворных дам. Появление Василисы в этом подобии будуара было, мягко говоря, неожиданным. Два десятка лорнетов уставились на нее, словно перед ними внезапно возник большой таракан, а красавец Дюдюк удивленно поднял бровь и изобразил на лице неудовольствие.

- Я же просил не пускать сюда торговок.

Василиса опешила.

- Это я-то торговка? Да я Василиса Прекрасная!

Раздался дружный смех.

- Выведите эту сумасшедшую, а то она на людей бросается. – Обиженные оруженосцы с особым чувством подхватили Василису под руки и потащили к выходу.

- Сумасшедшая??!!! А ну, пустите меня! Да я в графской ложе сидела, я…

- С ума сойти… Кого стали пускать в ложу. Дорогая графиня, мир катится к черту. – Это были последние слова Дюдюка Барбедонского, которые услышала Василиса, прежде чем полог шатра скрыл его от нее.

Оруженосцы оттащили ее в сторонку и бросили в уголке:

- Смотри, тетка, еще раз полезешь – палками изобьем.

И гордо удалились, подбоченившись. А Василиса, ослепшая от ярости, только и могла, что сжимать кулаки до крови под ногтями.

Бедного Рыцаря вышибли из турнира в первой же схватке, надежда разбогатеть и прославиться в очередной раз сделала ему ручкой. Но беда была не в этом – Роланд был ранен. Копье противника прошлось по боку коня, распоров кожу и оставив глубокую рану на бедре. Сидя рядом с ним в переулке, слушая шум и песни гуляющей толпы, Рыцарь в отчаянии думал, что же теперь делать. Конь лежал на мостовой, подобрав тощие ноги и дрожа всем телом. Из раны сочилась кровь, а карман Бедного Рыцаря был абсолютно пуст. Ни одной монетки, чтобы заплатить ведьме за лечение, ни одной сколько-нибудь ценной вещи, чтобы продать.

Услышав шаги и голоса, он поднял голову – конюхи и оруженосцы, уже успевшие подвыпить, собрались неподалеку, размышляя, как себя занять. Здоровенные парни, в большинстве своем бывшие крестьяне, они были неприхотливы по части развлечений. Хорошая драка будоражила им кровь и щекотала нервы. Вот бы поколотить кого-нибудь в свое удовольствие – тогда можно сказать, что праздник удался!

Бедный Рыцарь вздохнул и снял камзол, под которым обнаружилась заношенная рубаха. Эту рубаху он разорвал без сожаления и стал вытирать кровь с тела Роланда. Но разве этим можно вылечить рану? Рыцарь понимал, что это бесполезно, но ничего другого сейчас придумать не мог.

- Эй, смотри, это тот дохляк, которого Северин с коня сбросил – он чуть ли не на трибуну улетел.

- Странно, что только на трибуну. Интересно, он зачем вообще на турнир явился, думал, что соперники помрут от смеха?

- Ага, я его помню – пришел на турнир записываться. Я слышу голос, а рыцаря не вижу. Перегнулся через конторку, а там он стоит, глазками моргает. Я вообще думал, что это ребенок, а потом смотрю – лицо-то старое.

Бедный Рыцарь все это слышал, глаза его полыхнули гневом, но сейчас ему было не до конюхов. Рана Роланда была действительно опасна. А парни не унимались:

- Эй ты, карлик, - они обступили его кругом, - а где твоя лестница? Как ты на коня-то влазишь?

- Да на такого коня влезть не проблема, он лежачий, ха-ха-ха! Скакун! По-пластунски ползает, наверное?

- Не иначе. Каков хозяин, таков и конь – нищеброд и кляча.

Бедный Рыцарь держался изо всех сил – отвечать этим холуям значило уронить свое достоинство. А они почуяли запах крови, как стая шакалов, и теперь кружили вокруг него, нападая попеременке, ожидая, когда он сорвется.

- Ух ты, как мы сверкаем глазками – не нравится? Ну, укуси меня, я мышек не боюсь.

- Да у него слюна ядовитая, козленочком станешь.

- Смотри, смотри, побагровел-то как! Сейчас лопнет. Отойдем-ка подальше, не хочу оттирать его говно от куртки…

Это терпеть уже было нельзя. Рыцарь вскочил, схватил свой меч, и ринулся на обидчиков. В ушах стучала кровь. Злость и отчаяние, переполнявшие его душу, поднялись волной и захлестнули горло. Он бросился на того, кто стоял ближе всего – красная, смеющаяся рожа так и просила тумака. Но резкая боль в ногах вдруг бросила его на землю. Жалобно звякнув, меч вылетел из руки и откатился в сторону. Рыцарь не успел понять, что произошло, как очутился под градом палочных ударов.

- Бей его! Так ему, мозгляку, будет знать, как на людей кидаться!

Вот это была потеха! Разгоряченные конюхи охаживали несчастного палками и сапогами, кто-то подбежал и пнул коня. Бедное животное не в силах было ни защититься, ни убежать, и это возбуждало мерзавцев, жаждавших крови.

Вокруг потихоньку собрались зрители, не без интереса наблюдавшие за дракой. Не каждый день увидишь, как конюхи бьют рыцаря, пусть даже такого убогого.

- Поддай ему еще, под дых пни, чтоб не трепыхался!

- Да кончай уже эту лошадь!

- Палкой ей, по голове!

Оруженосец рыцаря Северина замахнулся как следует, целясь в голову коню, и вдруг почувствовал, что палка куда-то уплыла из его рук. А в следующую секунду страшный удар в переносицу свалил его замертво.

Звук упавшего тела остановил расправу. И нападавшие, и зрители повернулись, и увидели толстую тетку в малиновом платье, сжимающую в руках ту самую дубину, которая только что чуть не прикончила Роланда.

- Смотри-ка, к дохляку подмога подоспела…

- То поди его разлюбезная. Ох, сейчас задаст жару!

Конюхи бросили Рыцаря и окружили Василису.

- Надо же, какое страшилище!

- Пощади нас, ангел смерти…

- Ха-ха-ха! Венера кладбищенская!

Бац! Без предупреждения, без единого слова, Василиса нанесла удар, как только хоть одно лицо оказалось в пределах ее досягаемости. Раздался хруст сломанных костей, кровь и зубы брызнули во все стороны. Обезображенный парень, как сноп, рухнул на мостовую, рядом с оруженосцем Северина.

Второго удара не понадобилось – расталкивая друг друга, конюхи и зеваки бросились вон из переулка, крича: «Сумасшедшая! Сумасшедшая!». Василиса с Рыцарем остались одни на поле боя.

Отшвырнув в сторону дубину, Василиса прислонилась к стене. Ее мутило – еще никогда у нее не было такого неудачного дня. А как хорошо все начиналось! Она ощутила непреодолимое желание оказаться дома среди своих грядок, снять это дурацкое платье и забыть навсегда о том, что в мире существуют люди.

Тем временем Бедный Рыцарь перевернулся на живот и попытался подняться, но поскользнулся в своей же крови и снова упал. Это отвлекло Василису от ее мыслей. Помогая ему подняться, она заметила, что он очень плохо одет, и даже рубашка на теле отсутствует.

- Нашли кого бить. Его и так жизнь дубасит от всей души, – подумала она, но ничего не сказала. Прислонив Рыцаря к стене, она оценила обстановку: он был сильно избит, еле на ногах держался. Раненый конь тоже был не ходок.

- Ну и что мне с вами делать? Ладно, пошли. Идти-то хоть можешь?

Потихоньку, помаленьку, с частыми остановками, Василиса потащила коня и Рыцаря одной ей ведомым маршрутом. Каменные тротуары сменились деревянными, улицы стали пошире, а они все шли. Каждый шаг давался Бедному Рыцарю с болью.

- Скажите, прекрасная донна, куда мы идем?

- А тебе не все равно? Не трать лучше силы на болтовню, пришли уже. Лишь бы она дома была.

Василиса постучала в дверь какого-то дома.

Видимо Бедный Рыцарь был не так уж неудачлив – ведьма Ирья не пошла на праздник, хотя еще вчера хотела посмотреть турнир.

- Но сегодня с утра у меня началась изжога. Веришь, Василиса, как будто жару с печи сглотнула, хоть плачь. Я и соды, я и микстурки – ничего не помогает, а с полчаса назад все прошло. Просто так. Видимо надо было мне дома быть, вас подождать.

Она проворно двигалась по кухне, одновременно делая десять дел. Какие-то снадобья, мази, припарки – все это или булькало в кастрюлях или шипело на огне, пахло заморскими травами и внушало надежду, что все будет хорошо.

- Откуда у тебя этот молодец с лошадью? Кто это?

Василиса мрачно отмахнулась, помогая Ирье собираться:

- Понятия не имею. Отбила у конюхов – нашли потеху, слабого избить. Кругом одни уроды.

Ирья проницательно взглянула на нее, но промолчала.

Бедный Рыцарь ждал в гостиной, сидя на краешке дивана. Он очень боялся испортить обивку своей кровью и не замечал, что с головы его тихо капало на ковер. Когда пришли женщины, он еле-еле держался прямо, и Ирья велела ему ложиться и не выпендриваться.

Она промывала и смазывала его раны, прикладывала какие-то снадобья к синякам, и те уменьшались на глазах, а раны переставали кровоточить. Боль отступила, теперь он чувствовал тяжесть в голове и желание поспать. С усилием открыв глаза, он обнаружил, что ведьма что-то шьет на его теле, но он этого даже не чувствовал.

- Ты знаешь, Василиса, - Ирья перекусила нитку, - мне в последнее время такая гадость снится: как будто короля убили. Часто вижу его мертвого и окровавленного, иногда даже думаю сходить к нему и сказать, чтоб был поосторожней.

- Он тебя примет?

- Принять-то примет, я его уже пятнадцать лет лечу, чай не шутки. А вот послушает ли? Короли они всегда все лучше всех знают. Вот, молодой человек, готово! Подштопала я вас, через пару дней будете как новенький.

Рыцарь поднялся на ноги. Голова кружилась, но в теле чувствовалась легкость, ни за что бы не сказал, что его только что зашивали на живую.

- Вы волшебница, я не могу выразить словами, насколько я вам благодарен. Могу я узнать ваше имя и имя моей благородной спасительницы?

- Можете. Меня зовут Ирья, я не волшебница, а ведьма. А эта дама – Василиса. Прекрасная или Премудрая? Я запамятовала. – Ирья повернулась, но Василиса опять досадливо отмахнулась.

- Просто Василиса, какая разница… Ладно, весело тут с вами, но мне ехать пора, не люблю я леса ночью. Ирья, ты еще коня посмотри, там тоже все плохо.

Она пошарила в кармане и положила на стол ведьме золотой. Этот нехитрый жест вызвал слезы унижения на глазах Рыцаря.

- Я вынужден просить прощения, но мне нечем заплатить вам за лечение. Я Зигмунд, Бедный Рыцарь, и сегодня мой карман совсем пуст.

Он обратился к Василисе:

- Прекрасная донна, вы столь же добры, как и красивы, и я ваш вечный должник. Долг благодарности я никогда не смогу вам вернуть, а долг за лечение верну, но я не знаю когда.

- Да это мелочи. Поправляйтесь. Пока, Ирья. – И она быстро вышла, словно стремилась побыстрее избавиться от его навязчивой благодарности.

Праздник был испорчен. По дороге домой Василиса словно чувствовала на себе каждый ухаб, каждую выбоину. Осенний лес навевал тоску, шелестя листьями в долгие, прозрачные сумерки. Уже почти стемнело, когда она подъехала к башне, уставшая и несчастная. Опустив поводья, она подняла голову – ни одно окно в башне не светилось, никто ее не ждал. Машка не вышла встречать хозяйку, ощипывала лопухи где-то на заднем дворе, да и Сивка явно выказывал желание поскорее остаться одному.

- Я вам нужна только чтобы кормить вас, а так вы и головы не повернете. Вот помру, что тогда? Думаете, легче будет?

Она завела коня в стойло и принялась чистить его скребком. Надо было бы переодеться, но сейчас ей было все равно. Заслышав вечерние приготовления, в стайку вернулась Машка, застенчиво переступая копытцами – вдруг пожалуют корочкой? Но хозяйка сегодня была не в духе. Вернувшись в башню, Василиса хлопнула дверью, и сразу поднялась к себе. Волосы ее давно растрепались, вуаль осталась на ристалище, платье сбилось и измялось. Горькие складки залегли у губ и переносицы.

- Уродина! – Василиса с ненавистью плюнула в зеркало. – А еще замуж собралась! Да тебя только за деньги на площади показывать – для устрашения.

Она дотащилась до кровати, рухнула туда прямо в платье и громко, в голос заревела.

Праздник – он как человек, зарождается, входит в рост, набирает силу, а потом угасает и умирает. Заполночь только редкие голоса прорезают тишину, особенно глубокую после шумного дня. Где-то еще плещется веселье, но мало-помалу и оно сходит на нет. Ночь завладевает городом.

Бедный Рыцарь шел в одиночестве по пустынным улицам Амаранты, Роланд остался у Ирьи. Было тепло и мокро - только что прошел дождь, смывая с улиц остатки дневного торжества. Но Рыцарь не искал места для ночлега, он бродил и думал о том, что случилось с ним сегодня. Тишина и темнота – как раз то, что было ему нужно, он не хотел никого видеть, даже серые ночные кошки действовали на него раздражающе.

Ночь окутала город, выпила его краски и приглушила звуки, ночь дала каждому желающему возможность почувствовать себя наедине с миром. Смотри – вот ты, а вот уже и небо, только руку протяни, и можно потрогать пальцем мелкие холодные хрусталики. Тяжелые ветки деревьев поджидали случайных прохожих, чтобы окатить градом холодных капель, и потом долго посмеиваться в темноте, шелестя листьями.

Каменные стены домов убегали вверх и сливались с небом. Время от времени, на перекрестках темноту прорезали желтые глаза фонарей, бесконечно множащиеся в лужах. Рыцарь брел узким переулочком, настолько узким, что, касаясь плечом одной стены, он вел пальцами линию вдоль другой, мягко ощупывая щербатые, мокрые камни. В конце переулочка теплился свет – должно быть аптека или бакалейный магазинчик, раз хозяин тратится на ночное освещение.

Судьба в очередной раз напомнила ему, что он ей пасынок, турнир в Амаранте был его последней надеждой. Всю свою жизнь он странствовал по свету, нерушимо веря в то, что однажды с ним случится что-то потрясающее и вся его жизнь перевернется. Он терпеливо сносил бедность и неудачи, потому что знал, что это временно. Откуда он мог знать? Не знал, конечно же, опять верил. Но годы шли, а ничего почему-то не случалось, блестящие победы доставались другим, слава и богатство проходили мимо. Маленький рыцарь начал чувствовать усталость – все чаще стали болеть старые раны, все тяжелее было улыбаться серому небу. Он все чаще стал задавать себе вопрос – что с ним не так? Другие люди как-то устраивались, имели семьи, дома, а он все бродил по свету, не имея крыши над головой, и часто ложился спать голодным. Разве он был хуже их? Нет. Но словно проклятие витала над ним его вечная неустроенность.

Иногда ему казалось, что нужно еще немного подождать, еще лишь один поворот – и он встретит дракона, которого победит и прославится. Да все драконы словно вымерли или попрятались куда-то, никто не хотел умирать от его меча. Он шел в Амаранту в отчаянии, проев за дорогу свои последние гроши. Он должен был выиграть турнир, он должен был наконец что-то сделать! Сил на борьбу с неудачами уже не оставалось, и последним своим всплеском он просто обязан был чего-то достичь. Но все чего он достиг – побои и милостыня от незнакомых женщин. Ниже падать некуда.

Дойдя до конца переулка, Рыцарь шагнул в облако рыжего света и вдруг почувствовал ветер на своем лице. Сощурившись, он еще не видел, но физически ощущал большое пустое пространство вокруг себя.

Дворцовая площадь. Здесь он сегодня потерпел поражение, и сюда же он случайно вышел, размышляя о своих несчастьях - теперь только ветер гулял по ней, играл бумажными лентами и гонял пестрые фантики. Странно было видеть это помпезное, величественное место пустым и заброшенным. Остатки праздничной мишуры еще больше добавляли площади одиночества, словно напоминая о бренности всего сущего.

По левую руку от Рыцаря возвышался Королевский дворец, его массив вырастал из нескольких соседских особняков, и образовывал вместе с ними букву «П», создавая площадь, на которой проводили особо почетные и зрелищные мероприятия. Говорили, что дворец соединен с соседними домами системой тайных коридоров и переходов, схему которой знает только король. А еще говорили, что в Амаранте каждый дом имеет потайную дверь, и что, войдя в мастерскую сапожника на окраине, можно выйти в королевской спальне.

Дворец представлял собой большое прямоугольное здание, облицованное мисхейским камнем. При дневном свете он имел красивый фиолетовый оттенок, а ночью казался угольно черным. Длинные узкие окна на ночь закрывали резными ставнями, так что даже если кто-то во дворце не спал, этого нельзя было увидеть с улицы. К парадному входу вела широкая, но невысокая лестница – во времена Базилевса III, когда строили дворец, не особо заботились о том, что величие правящей династии надо подчеркивать физически. Король Ибрагим много раз намекал, что неплохо было бы перестроить устаревшее здание, но ничего не делал, и дворец оставался в первозданном виде, производя впечатление своей простотой и суровостью.

Вся площадь была вымощена квадратными плитами, размерами примерно в локоть. Темные и светлые плиты сменяли друг друга, создавая узор наподобие шахматной доски. Чугунные уличные фонари были причудливо украшены, напоминая одновременно заморские цветы и лапы чудовищ - ажурные виньетки радовали глаз своим изяществом и защищали стекло от хулиганов. Эти шесть фонарей составляли гордость Амаранты, в городской управе даже была должность смотрителя фонарей на дворцовой площади. Кто-то получал жалование за то, чтобы они каждую ночь освещали мостовую теплым желтоватым светом.

Сейчас площадь выглядела покинутой – деревянный остов зрительских трибун, с которого уже растащили ткань, мусор, увядшие цветы, лужи от прошедшего дождя… Рыцарь присел на деревянную скамью и закрыл глаза: трибуны ожили, раздался гул толпы, и воины понеслись навстречу друг другу. Как он хотел бы вернуть тот единственный миг, когда у него еще была надежда, когда копье Северина еще не коснулось его груди! Но теперь все было кончено – вместе с ночью растают его последние надежды, утром он должен будет посмотреть в лицо реальности и признать свое поражение в долгой битве под названием «жизнь».

Ветер проносил мимо опавшие листья, в лужах отражались фонари, было легко и холодно. Но Рыцарь не чувствовал сквозняков, гулявших под курткой, он не чувствовал боли от ран или страха перед завтрашним днем. Он думал о Василисе.

Как он ни старался, он не мог вспомнить тот самый первый раз, когда ее увидел – то ли она стояла с дубиной, то ли поднимала его, то ли уже вела к Ирье. Память стерла и спутала драгоценные моменты, подсунула ему плоды воображения, но все равно это было прекрасно. Он снова и снова вспоминал то ощущение, когда он опирался на ее руку, – какая эта рука была теплая и мягкая! Дрожь пробегала по его телу, он проклинал себя за то, что не осознавал как дорог этот миг! Он готов был дать себя избить еще раз, только чтобы Василиса снова пришла и помогла ему подняться.

Каждая мелочь, каждое движение, каждая складочка ее платья была особенной, не такой как у всех. Рыцарь вспомнил мгновение, когда они шли к ведьме, и внезапно вынырнувшее солнце вдруг позолотило голову Василисы, - она смотрела вперед, и глаза ее казались зелеными, как речная вода, а ресницы загорелись медным блеском. Всего лишь миг, в котором на ее щеках полыхал румянец, но как же это было красиво!

А ее походка, ее движения, полные внутренней силы и энергии! О да, это сильная женщина, она знает себе цену, но есть в ней что-то неуловимое, истинно женское – вечная загадка, которую не в силах отгадать ни один мудрец. Вот если бы увидеть в ее глазах нежность – да за это не страшно умереть! Мало того, только за это и стоит умирать.

- Вот я дурак! – Рыцарь соскочил с трибуны и наподдал пинка пустой бутылке, - ну разве хоть один дракон в мире стоит улыбки женщины? Разве стоит тратить свою жизнь на то, чтобы кого-то сбросить с коня, когда можно каждый день делать счастливой любимую женщину? Видеть блеск в ее глазах, знать, что она счастлива, да это же величайшая из наград в этой жизни!

Он распахнул камзол, словно задыхался, ночная прохлада хлынула на голую грудь, но не могла унять его внутреннего жара. Голова горела, но он чувствовал себя молодым и сильным, тело требовало действия, хотелось двигаться, бежать куда-то, что-то делать. Рыцарь запрокинул голову и раскинул руки, словно хотел обнять всю дворцовую площадь и небо над ней, глубоко вздохнул и побрел прочь, к Сигизмундову саду, шатаясь, как пьяный.

Что-то чудесное и потрясающее наконец произошло!

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал Бедному Рыцарю, что однажды он добровольно поедет в Дремучий лес, он бы не поверил. А сейчас он не торопясь ехал по проселочной дороге, направляясь на север. Последняя деревня уже осталась позади, и скоро дорога должна была кончиться – ему сказали, что от камня на развилке дальше пути нет.

Роланд шел шагом, успевая поинтересоваться местной травкой, сейчас он чувствовал себя очень неплохо. Ирья серьезно взялась за него, подлечила, подкормила, напоила какими-то микстурами, так что тощий старый конь ощущал себя скакуном. Но Рыцарь не давал ему показать внезапно появившуюся прыть, он боялся сбиться с дороги и постоянно повторял про себя скудные приметы, полученные от местных жителей.

Завидев большой черный валун неправильной формы, похожий на могильную плиту, он спешился и подошел поближе. На выщербленной дождем и ветром поверхности камня проступали буквы: «Направо пойдешь – уйдешь восвояси, налево пойдешь – коня потеряешь, прямо пойдешь – навеки сгинешь».

Направо – это на тракт, тут все понятно. А вот прямо и налево как-то не совсем… Бедный Рыцарь осмотрел местность: куда хватало глаз тянулось золотистое поле, где-то в траве каркали вороны, да на горизонте чернели макушки деревьев. Возле камня дорога действительно кончалась, ни налево, ни направо следов не было – видимо заросло все, никто не ходил тут многие десятилетия. А прямо трава была примята, как будто легкая двухколесная бричка проезжала по ней совсем недавно. Сердце Рыцаря забилось, он вскочил на Роланда и двинулся в ту сторону.

Чем ближе он подъезжал к Дремучему лесу, тем медленнее ступал Роланд, видимо ему не очень нравилась затея хозяина. Черные деревья надвигались все ближе, вырастали из-под земли и заслоняли собой чистое утреннее небо. Трава становилась серой, на пути стали попадаться коряги, побелевшие от времени, как старые кости – они служили пристанищем для ворон, огромных, жирных, с блестящим угольным оперением.

Вороны смотрели на путников мефистофельским взглядом, оценивая, много ли на них мяса. Это действовало на нервы, и Рыцарь уже не раз поймал себя на том, что хороший арбалет ему бы не помешал. Лес стоял сплошной стеной, будто имел невидимую границу, которую не смел переступить. Черный, молчаливый, ждущий, он знал, что жертва никуда не упорхнет, сама ринется в его объятья. Следы от брички уходили в едва видную просеку, перегороженную упавшим деревом:

- Вот она, граница, - сказал Бедный Рыцарь сам себе. Он спешился, взял Роланда за повод и потянул за собой, но бедный конь не двинулся с места – он дрожал всем телом и явно не намерен был потакать сумасбродствам хозяина. Пришлось снять камзол и завязать ему морду.

Осторожно продвигаясь по следам, Рыцарь удивлялся: следы были свежие, но поперек пути постоянно возникали то коряги, то упавшие деревья – причем они выглядели так, будто лежали здесь много лет и покрывались мхом. Василиса, ехавшая в бричке, никак не могла миновать их – неужели она положила их обратно? Или это лес сам следил за дорогой? Первая версия ему нравилась больше.

Вообще было странно, как тут могла проехать бричка – пеший Рыцарь с конем в поводу еле-еле продирался сквозь заросли, но следы на земле говорили об обратном. Водились ли здесь дикие звери? Несомненно. Рыцарю все время казалось, что за ним кто-то наблюдает, он обнажил меч на всякий случай и двигался очень осторожно, стараясь не поворачиваться спиной к зарослям.

В какой-то момент он потерял направление и теперь совсем не был уверен, что идет по следам, но тут он услышал легкий шум, как будто вода журчит по камушкам. Маленький ручей змеился по лесу, и через него был налажен мостик из трех бревнышек, которым Рыцарь обрадовался как родным. Ведь если есть мост, значит тут люди ходят, и он идет в правильном направлении.

Но перейдя через мост, он с утроенной силой ощутил на себе чей-то недобрый взгляд. Это была не просто фантазия, Рыцарь физически чувствовал, что он здесь не один. Он сжал рукоять меча и медленно оглянулся – между двумя елями что-то белело. Осторожно ступая, он подошел ближе:

- Я пришел с миром. Я никому не причиню зла.

Ответа не было. И, тем не менее, что-то продолжало разглядывать его, холодно и злобно. Рыцарь протянул руку и отодвинул ветку кончиком меча – сердце его остановилось на секунду: белый череп, посаженный на кол, смотрел на него пустыми глазницами. От неожиданности он шарахнулся назад и врезался в густой кустарник, который немедленно обхватил его руками-ветками и потянул к себе. Силясь освободиться, Рыцарь рвался и махал мечом, но только еще больше запутывался, а череп смотрел на его злоключения с ненавистью и злорадством.

- Стоп! Так я никогда не выберусь! – несколько глубоких вдохов помогли несчастному прийти в себя. Он остановился, успокоился и обрубил мечом лишние ветви, мешающие ему пройти. Почувствовав, что свободен, он скорее схватил Роланда за повод и бегом кинулся прочь от этого места, но стоило ему миновать поляну, как позади него что-то ухнуло, раздался шум и скрежет. Перепуганный Рыцарь бежал без оглядки, а над мостиком кружила с отчаянным криком стая ворон.

- Колдовство! Не иначе как колдовство… - ему стало по-настоящему страшно. А что если Василиса на самом деле колдунья, которая приворожила случайно встреченного Рыцаря и теперь ведет его тайными тропами на погибель? Он вспомнил Василисино лицо, морщинки в уголках глаз, чуть припухлую верхнюю губу, и сердце наполнилось нежностью:

- Нет, не может быть. Она не такая.

Убегая подальше от страшного места, он не сразу заметил, что теперь бежит по широкой, хорошо утоптанной дорожке, да и в целом местность изменилась. Елей стало гораздо меньше, цвет их сменился с черного на изумрудно-зеленый, появились березы и осины, мелкий кустарничек выстроился вдоль тропинки, приветливо махая веточками. Сквозь кроны деревьев просвечивало солнце, ложилось полосами под ноги, как тканый половичок. Желто-красные листья перешептывались на ветру и шелестели под ногами. Любопытные сойки порхали по веткам, норовя присесть поближе, чтобы разглядеть незваного гостя во всех подробностях, а потом растрезвонить по лесу.

Рыцарь давно уже потерял след от брички, теперь он просто шел куда глаза глядят, и надеялся, что тропа приведет его к Василисе. Он снова надел свой камзол, нарвал травы и почистил сапоги от грязи – а вдруг дорога внезапно кончится и он предстанет перед дамой, так хоть чтобы в приличном виде.

Так, в общем-то и получилось, тропа все время заворачивала вправо, опоясывая небольшой холм, а когда он остался позади, Рыцарь увидел залитое светом открытое пространство. На поляне, обнесенной забором, возвышалась круглая каменная башня, возле которой расположился огородик. Пестрая коза паслась на лужайке, ноготки цвели в аккуратных клумбах – все дышало покоем и благоустроенностью. Он почувствовал такое волнение, что в горле моментально пересохло, и ноги ослабели. Вдруг он сейчас подойдет к башне, а она там, цветочки поливает? Что он ей скажет?

Бедный Рыцарь понятия не имел, что сказать Василисе, он затруднялся ответить, зачем он вообще пришел, поэтому единственное, что он решил сделать – спеть ей серенаду. Осторожно выглянув, он понял, что Василисы во дворе нет, но она несомненно была дома, потому что дверь в башню была открыта, а на заборе сушились одеяла и матрасы. Привязав коня к забору, Рыцарь еще раз поправил камзол и пригладил ладонями растрепавшиеся волосы. Сейчас он бы дорого дал за то, чтобы его рубашка была на нем. Но чего нет - того нет, и он шагнул во двор башни, словно нырнул в ледяную прорубь.

Встав напротив входа, он поднял голову – может быть, она сейчас видит его в окно? Ноги были ватные, он опустился на одно колено и дотронулся пальцами до теплых камней дорожки, которые успели нагреться под солнцем. Прижав одну руку к сердцу, а другой перебирая прохладные травинки, он запел о том, что изменило его жизнь:

Мой хрупкий мир одет закатным светом,

Раззолочен от неба до земли.

В огромном, одиноком мире этом

Я провожаю в море корабли.

Они уходят по дороге к Солнцу

И навсегда теряются из глаз.

И каждый раз я знаю – не вернется,

Но говорю: «До встречи!» каждый раз.

Так, день за днем, медлительно-лукаво

Уходят годы – их не удержать.

Последний мой корабль покинет гавань,

И некого мне будет провожать.

Природа наградила его красивым голосом, своим пением он мог тронуть любое сердце. А теперь, когда он пел для Василисы, он превзошел самого себя. Его голос был полон истинного чувства, и слова песни, которую он пел много раз, наполнились особым смыслом. Он пел и сам удивлялся тому, что раньше совершенно не понимал настоящего значения и глубины этой старинной баллады. Многие вещи открывались для него по-новому, он словно учился жить заново. Закончив последнюю фразу, Рыцарь склонил голову, но никто не отозвался – двор был пуст. Подождав минуту, он поднялся и с надеждой посмотрел наверх, на окна, но они по-прежнему были закрыты. Вот теперь он действительно не знал, что делать.

Стоя посреди пустого двора, перед башней, которая непонятно кому принадлежала, он начал осознавать всю нелепость своего положения: притащился незваным, встал посреди двора и начал орать песни. А может это вообще не ее дом? А может она замужем и ей все эти песнопения нужны как рыбке зонтик? Может только он один так почувствовал встречу, а для нее это всего лишь эпизод? Может она уже давно забыла обо нем, как о назойливом нищем? Рыцарь похолодел. Не зная, куда девать руки, он простоял несколько мучительных минут, понимая, что по-хорошему нужно убираться восвояси, но не в силах сделать хотя бы шаг. И когда он уже готов был впасть в отчаяние, дверь в башне скрипнула и на пороге появилась озадаченная Василиса:

- Здрасьте…

Как понять мужчин? Только что песни пел, задыхаясь от тоски любовной, а стоило выйти поздороваться, как он вскочил на коня и удрал. Придурошный какой-то… Видимо ему крепко конюхи мозги отбили…

Услышав серенаду Рыцаря, Василиса не поверила своим ушам. Она убиралась в спальне, когда раздался его голос, повествующий о прелестях позднего чувства. Сначала она подумала, что ей мерещится с расстройства. Но голос не унимался, и она тихонько подошла к окошку, чтобы посмотреть: каково же было ее удивление, когда она поняла, что этот сильный и красивый голос принадлежит давешнему рыцарю-голодранцу.

Соленый ветер радостно-небрежно

Наполнит паруса – и на закат!

Прибрежной птицей, радужной надеждой

Уйдет к тебе мой солнечный фрегат.

Преодолеет дни и километры,

В какой-то час, в каком-нибудь году,

С диковинным товаром – свежим ветром

Он бросит якорь у тебя в порту.

Прислонившись к стенке, чтобы не показываться в окне, Василиса заслушалась – душевно пел.

- И что ко мне вечно прибивает всякую шушеру? Этот вот тоже без рубашки. Однако приперся же в такую даль… - сердце защемило от сознания собственного одиночества, на душе стало муторно. Вроде и выйти надо, гостя поприветствовать, а ноги не несут – так и стояла Василиса, пока голос не смолк.

- Ну что ты, совсем уж невежливо получается, надо хотя бы поздороваться.

Она повесила тряпку на ручку двери и спустилась вниз по лестнице. Однако внизу случился конфуз – увидев наконец Василису, Бедный Рыцарь сначала покраснел, потом побледнел, потом пошел пятнами, а потом поклонился ей и кинулся прочь, только пятки засверкали. Онемев от изумления, она так и стояла в дверях, пока стук копыт Роланда не затих вдали.

- Я не понял, это что такое было? – из состояния ступора Василису вывел Змей, внезапно отделившийся от зеленой массы елей. – Я тут пришел спросить, как ты погуляла, а у тебя концерт? Помешал, поди?

- Да ну тебя! Чего это он приперся, я его не звала?

- Кто это он? Принц на белом коне? – Змей обнюхал сушившиеся подушки, - Ты лаванду внутрь зашивала?

- Да, так спится лучше… - Василиса выглядела очень озадаченной, а Змея явно разбирало любопытство:

- А конь-то и правда белый, так что полдела сделано. Молодец, Василиса, хорошо погуляла, ну расскажи хоть про этого менестреля, а то встречу его в сумерках да съем сослепу.

- Тебе прошлого раза мало? – Василиса присела на скамейку. – Нечего тут рассказывать, я его и не знаю совсем. Я его встретила в городе, его конюхи били…

Змей перебил ее:

- А чего били-то? Украл что-нибудь?

- Скажешь тоже, он же рыцарь! Не знаю, может помешал им чем, или просто решили поразвлечься. Семеро на одного, и дубасили палками, как он еще жив остался! Я их разогнала, да отвела его к Ирье – вот и все. Чего он сюда приперся?

Змей прилег рядом, обернувшись колечком вокруг скамейки, изумрудная чешуя его переливалась на солнце. Он очень любил полежать на солнышке и позубоскалить с Василисой, кроме того, вчера ее целый день не было, и он соскучился.

- Видимо, ты произвела на него сильное впечатление.

- Настолько сильное, что он удрал, меня завидев?

- Кто знает, он тебя в городе вечером видел, да еще стукнутый был, а сегодня утро ясное… - еще не договорив до конца фразу, Змей уже понял, что сморозил лишнее.

- Вот как? Значит, на меня можно только после контузии смотреть? – голос Василисы прозвучал совсем бесцветно. Она пожевала губы и поднялась со скамейки: - Некогда мне. Убираться надо.

Дверь башни хлопнула. Змей почесал голову:

- Что-то я того… Ерунду сказал.

Почему Рыцарь убежал, увидев Василису? Он и сам не знал, просто разволновался и застеснялся. Но теперь он рвал на себе и без того жидкие волосы, сидя на пеньке в лесу:

- Дурак! Дурак! Кретин! Что она обо мне подумает? Правильно – идиот! Ничего другого я не заслуживаю, потому что я и вправду идиот! Как теперь на глаза ей показаться? Что делать?

Он сидел, обхватив голову руками, и раскачиваясь из стороны в сторону – живое воплощение отчаяния.

- А здорово тебя контузило. – Раздался вдруг из кустов глубокий голос. От неожиданности Рыцарь подпрыгнул, схватился за меч и заметался по поляне.

- Не скачи так, здесь я. – Змей выполз на свет божий, внимательно и недоброжелательно разглядывая непрошеного гостя.

Дракон! Ну наконец-то дракон, да еще какой откормленный! Бедный Рыцарь в изумлении смотрел на сверкающую чешую – что уж говорить, Змей имел вид солидный и ухоженный. Глядя, как извивается его хвост, как быстро и легко он двигается, ни за что нельзя было дать ему 209 лет. А главное он еще и разговаривает!

- Ты брось каку, порежешься. – Но Рыцарь только крепче сжал меч в ладонях. – Если я решу тебя съесть, твоя тыкалка мне не помешает. Но я сначала поговорить хочу.

Поразительно! Удивительно! Невероятно! Вот уж действительно в жизнь захудалого рыцаря вошли чудеса - дракон разговаривал человеческим голосом и не проявлял признаков агрессивности. Бедный Рыцарь даже не знал, как себя вести, но врожденная вежливость победила:

- Здравствуйте. Я – Бедный Рыцарь, странствующий по свету в поисках приключений.

- А более приличного занятия не нашлось? – Змею почему-то он не нравился, хотя с первого взгляда было понятно, что перед ним не жулик. – Все вы странствуете, а брюкву садить кто будет?

Такая постановка вопроса сильно озадачила Рыцаря.

- Брюкву садят крестьяне, а я вообще-то рыцарь. Скажите мне, Сильномогучий Дракон, как Ваше имя? И где мы можем сразиться насмерть?

Теперь уже озадачился Змей:

- Ты что и правда контуженный? Я избиением младенцев не занимаюсь, у меня дела поважнее есть.

Он хмурился и все ходил кругами вокруг Рыцаря, старательно принюхиваясь и приглядываясь. Вид у него был недружелюбный, поэтому тот не расслаблялся и не опускал меча, стараясь не поворачиваться к ящеру спиной. А Роланд вообще от ужаса ходить разучился, только трясся и смотрел расширенными глазами на неторопливое кружение чудовища.

- У меня есть несколько вопросов, от быстроты и ясности ответов на которые зависит твоя жизнь. Первый: ты кто такой?

- Я уже говорил, мое имя Зигмунд, Бедный Рыцарь. Хотелось бы все-таки узнать Ваше.

Змей треснул хвостом по земле, так что старый пень, на котором стоял Рыцарь, подпрыгнул и задрожал. Пара елочек в кустах повалилась.

- Вопрос второй: откуда ты взялся?

- Я пришел из Амаранты. А вообще дома у меня нет, я странствую.

- Бич, значит.

- Что Вы себе позволяете?!

Снова удар хвоста. Роланд упал в обморок. Пришлось бросить меч и приводить коня в чувство. Наблюдавший за этим Змей плюнул с досады и сел на землю:

- Что ж вы все убогие-то такие?

- Кто это мы?

- А-а-а-а, - ящер махнул лапой, - ты зачем пришел? К Василисе, что ли? Песни попеть захотелось? А что сбежал тогда?

Рыцарь густо покраснел и сел рядом.

- Понимаете, я пел, пел – и в какой-то момент понял, насколько я глупо выгляжу. Ну кто я такой, что я значу для нее, зачем я вообще пришел? Охххх… - он снова схватился за голову.

- Это правильно, - одобрил Змей, - нечего здесь делать. Тут вон змеи водятся. Так что давай, поднимайся, забирай своего обморочного и дуй отсюда. Не хватало еще, чтобы Василиса из-за тебя расстраивалась. – Он дружески похлопал Рыцаря по плечу. – Не горюй, в деревнях баб полно – попой для них, глядишь какая и пожалеет. Ну я пошел, бывай, только смотри, чтоб я тебя больше не видел.

Змей подмигнул Роланду на прощание, и неслышно растворился в зарослях. Рыцарь про себя отметил силу и грацию его движений, хоть и был расстроен донельзя. Он подобрал свой меч и взял коня в повод, двигаясь обратно по тропинке. Идти было на удивление легко, деревья как будто сами расступались, провожая его на выход, но шаги Рыцаря становились все медленнее и медленнее.

- Настоящий дракон! И Прекрасная королевна! А я ухожу с поля боя, повесив голову! Ну и кто я после этого? Нет, моя прекрасная донна, я освобожу тебя от лап этого чудовища, даже если это будет стоить мне жизни! – он круто развернулся, и к ужасу Роланда, побежал обратно к башне.

Сказать что Змей был неприятно удивлен, снова увидев Бедного Рыцаря, это ничего не сказать. Это промолчать. Он только-только пригрелся, лежа во дворе, и начал задремывать, слушая щелканье ножниц, - Василиса обрезала клубнику, как услышал конский топот и ураганный вопль:

- Моя прекрасная донна! Моя прекрасная донна, простите меня…

Запыхавшийся Рыцарь соскочил с коня и поклонился до земли. Василиса медленно выпрямилась, лицо ее было мрачно. Оглядевшись по сторонам, она приметила грабельки, стоявшие возле забора, и потянулась за ними.

- Вы должно быть подумали обо мне плохо, я понимаю. Я всего лишь хотел извиниться и объяснить свое поведение.

Рука Василисы, уже было схватившая грабли, замерла.

- Я пришел сюда, потому что хотел выразить вам свою признательность. И не только признательность, а восхищение. Я никогда не встречал такой женщины: доброй, сильной, смелой, красивой. Только поэт может передать, как вы прекрасны, а я лишь Бедный Рыцарь, недостойный счастья видеть вас. Я беден и не могу бросить царство к вашим ногам, я могу всего лишь спеть песню, но это от всей души. Простите меня и не судите строго, я не хотел вас обидеть. Простите… - он еще раз поклонился, повернулся и быстро вышел прочь, не давая присутствующим опомниться.

- Вот наглец! Я же сказал ему – проваливай! А он тут присел тебе на уши: прекрасны, недостоин… Конечно, недостоин, побродяжка, тут приличные люди живут! – Змея распирало от возмущения, а Василиса все так же молча поставила грабли и вернулась к своим грядкам.

- Нет, ну это что такое? Василиса, это уже совсем никуда не годится - если к тебе толпами будут шляться всякие бичи, я тебя из леса выселю. Мне тут не нужен базар-вокзал!

Василиса выпрямилась и убрала волосы со лба:

- А ты-то чего лезешь? Тебя вообще кто спрашивал?

Извинившись перед Василисой таким экстравагантным манером, Бедный Рыцарь вернулся на тропинку и поехал вдоль холма в надежде отыскать местечко, чтобы забраться наверх. Расчет его был прост – вряд ли Змей умеет лазать по горам, и кроме того, сверху можно видеть башню, что было особенно важно. Не без труда, но на холм он влез и даже втащил Роланда. Впрочем, это был не совсем холм, скорее остатки древней горы, занесенные землей и обросшие лесом, потому что тут и там попадались скалистые отроги, на одном из которых он и остановился.

Было холодно, солнце садилось, и Дремучий лес одевался в туманную дымку, как в ночную рубашку, менял цвет с темно-зеленого на лиловый и потихоньку растворялся в сумерках. На небе проступил бледный месяц, тени стали длинными и черными. Где-то призывно ухнула ранняя сова, и дневные звуки стали отступать, терять яркость – наступило время сумерек.

Дрожа от холода в своем чиненом камзоле, Рыцарь натаскал сухостоя и разжег огонь на камнях. Как приятно было смотреть на маленькие язычки пламени, чувствовать их живое тепло и защиту от ночных опасностей. Глядя в костер, Рыцарь не заметил, как закончился день – темнота спустилась на лес. Возле Василисиной башни горел фонарь, освещая двор, и свет этого фонаря был таким родным, таким близким, словно Рыцарь шел всю жизнь по каменистой и ветреной дороге и наконец пришел домой.

Он нарубил больших еловых веток, сделал несколько жердей, и ждал, когда костер догорит, чтобы на этом месте поставить шалаш. Нагретые камни будут держать тепло всю ночь, и он сможет хорошо выспаться, не опасаясь замерзнуть. Его жизнь прошла в постоянных странствиях, он много повидал и многое знал, он мог бы выжить и в пустыне, не то что в Темном лесу. Когда пламя угасло, он раскидал угли и настелил еловых веток, укрепил жерди и положил сверху все те же ветки – получился отличный шалаш, в котором было даже жарко, поэтому он сел у входа и стал смотреть вниз: уже совсем стемнело, крупные звезды высыпали на небо. Черные верхушки елей вонзались в ночную синеву, как гигантские копья, или как зубцы причудливой короны, надетой на землю. Ночной туман стелился по низинам и собирался в одном месте с арпентерской стороны, как в большой чаше. Ухали совы, тревожно кричали ночные птицы – другая жизнь вступила в свои права.

Рыцарь смотрел вниз, на кряжистую башню, душа его была переполнена – казалось, еще секунда и прольется. Он думал о том, что Василиса делает сейчас. Может она убирает со стола и несет с печки теплый горшок с водой, чтобы помыть посуду. А может, она легла уже и сейчас засыпает, прислонившись щекой к белой бязевой наволочке. Он закрыл глаза и почти ощутил запах, исходящий от ее постели – теплый и свежий. До того он был хорош, что даже голова кружилась. Тихо стрекотал сверчок в половице, недовольно бормотала в кухне поставленная с вечера квашня, и неслышно падали в тишину Василисины выдохи и вдохи.

Открыв глаза, Рыцарь не сразу осознал, где он, и почему вокруг лес. Мечта была сладостной, но, глядя в глаза реальности, Рыцарь понимал, что ему ничего не светит. Василиса его поразила, она заставила его почувствовать полноту жизни. Но он нищий, жалкий бродяга, шансов на взаимность у него нет. Он бы бросил к ее ногам весь мир, но не мог бросить даже плаща. Именно теперь он страстно желал сделаться богатым и знаменитым, он желал победить дракона, добыть сокровища, но…

- Раз я до сих пор этого не сделал, теперь уж и подавно не сделаю… - Сердце его болело. – Что ж теперь, я могу просто быть здесь, рядом с ней. Она не прогонит меня, ведь я не буду ей надоедать. Я просто буду рядом, буду вот так смотреть на ее башню по вечерам, иногда приходить днем, чтобы издали увидеть ее. Это тоже счастье, которое никто не сможет у меня отнять.

Фонарь перед башней уже погас, поляна погрузилась во мрак. Василиса спала и не слышала, как громко билось для нее чье-то сердце, как болело и мучилось. Рыцарю хотелось выпить этот холодный воздух, чтобы погасить пламя внутри себя, он дышал полной грудью и никак не мог надышаться. И только окончательно измучив себя мыслями, он отправился спать.

Василиса вставала рано, много лет она понималась на рассвете и шла поливать грядки. Не потому что боялась что-то не успеть, а потому что так привыкла, потому что в деревнях все так делают, потому что ей нравились утренние часы, когда наступающий день еще таит в себе радостную надежду. Она вставала с постели и всовывала ноги в теплые войлочные шлепанцы – не любила ходить по настывшим за ночь половицам. Надевала будничный халат и спускалась вниз - затопить печь и приготовить воды для умывания. Умывшись и одевшись, Василиса шла на двор, выпускала козу, поила коня, чистила стайку, а между делом наслаждалась ранним осенним утром. Потом поливала грядки, если была необходимость, и возвращалась в башню завтракать.

Сегодня ночью был дождь, высунув нос из башни, она сразу поняла, что поливать не надо, зато стоит одеть кофту потеплее и подбросить пару полешек в печку. Утро выдалось холодное, туман налип на грядках, осел мелкими капельками на листьях. Стоило пройтись до стайки и ноги сразу вымокли, а подол набрал воды и стал тяжелым. Василиса поежилась, выгоняя Машку на улицу, ей захотелось побыстрее вернуться в башню, заварить кофе и усесться в горнице штопать носки, поглядывая как сбегают холодные капельки по запотевшим стеклам. В такое утро хорошо сидеть в тепле и смотреть в окно, а не бегать по огороду.

Возвращаясь назад, она схватилась за ручку двери и отдернула руку – в ручку был засунут маленький букетик, сложенный из полевых цветов и опавших листьев. Очень симпатичный букетик, хоть и простой. Видно было, что над ним думали, но Василиса почему-то почувствовала досаду. Она прекрасно поняла, чьих это рук дело, и мысль о Бедном Рыцаре почему-то ее не порадовала. Букетик был поставлен на стол, и стоял там скромненько, но даже там он почему-то ей мешал, и, в конце концов, Василиса убрала его подальше. Но это было только начало.

Букетики стали появляться каждый день, причем Василиса никак не могла укараулить их появление – как будто в ее доме поселился призрак, который деятельно вмешался в ее жизнь. Вот вчера она пошла в огород, взяла лопату, чтобы выкопать луковицы и не обратила внимания, что лопата стояла не на месте. А когда вонзила ее в землю, поняла, что ее кто-то хорошенько наточил. Или забор вокруг поляны – много лет длинные жерди ветшали и держались на честном слове, Василиса, конечно, следила за ними, но дело обычно ограничивалось перевязыванием, а теперь кто-то каждую ночь выкапывал по столбику и заменял на новый, тихо и аккуратно. Этот кто-то явно задался целью облегчить Василисе жизнь, насколько это возможно, но делал все исключительно анонимно.

Заподозрить Змея в таких делах она никак не могла – Змей был теоретик. Он читал много книжек и мог часами учить ее варить борщ, но сам не мог забить ни единого гвоздя. Да и не царское это дело, забор чинить. Вот и хмурилась Василиса, гадая, почему этот настырный ухажер глаз не кажет, и вообще что с ним делать.

Впрочем, Бедного Рыцаря она иногда видела – он не решался подойти, только кланялся ей издалека, и сразу же исчезал.

- Надо же, застенчивый какой, - бормотала она про себя, так и не решив, нравится ей это или нет.

- А он вон там, на скале поселился, - доложил ей Змей, - хитрый, Ирод, знает, что я туда не залезу. Но ничего, я его подожду в лесочке…

- Ты вот что… - Василиса потерла переносицу, - ты к нему не лезь. Он тебе мешает? Вот и не трогай его.

- Ишь ты, жениха нашла, что ли? – Зрачки Змея сузились, - видали мы таких женихов без штанов. Василиса, разуй глаза, он гол как сокол, ему под голову