Глава 1. В семье не без урода 3 page

- Бе-е-ееее!!!

- Коза ты, Маша… Коза и есть… и не по батюшке с матушкой, а по душе своей козлячьей. Пошла вон! – Змей из последних сил щелкнул челюстями, и рогатую как ветром сдуло. – Чтоб над тобой в твой смертный час так блеяли…

В наступившей тишине одиночество ощущалось особенно остро, тем более что уже начало смеркаться и предметы постепенно утрачивали свои очертания – мир вокруг становился призрачным. А может, это перед глазами все расплывалось, Змей не знал, он устал и измучился. Голова раскалывалась на части, в ушах шумело, и тошнило, тошнило, тошнило…

За шумом в голове он не сразу расслышал цоканье копыт и треск ломаемых веток – Василиса неслась во весь опор, прокладывая по зарослям новую дорогу. Внезапно вылетев из кустов, она круто затормозила перед самым носом Змея, Сивка еле удержался на ногах, а бричку эффектно протащило по двору. Но зато уже через секунду Василиса обнимала его за шею и с тревогой заглядывала в глаза:

- Змей, ты живой? Отвечай мне, не молчи! Отвечай, кому говорю!

- Ммммуууу…. – только и смог вымолвить несчастный. По грязной морде потекли слезы, Василиса всплеснула руками и заголосила на всю округу:

- Змеюшка, родненький, ты посмотри, кого я привезла! Это тебе не хухры-мухры, это Ирья – самая великая ведьма во всей Амаранте! Да что там в Амаранте, во всей стране! Ирья, иди сюда, не бойся его, он только с виду страшный, а так и мухи не обидит.

Последняя фраза Василисы Змею не понравилась, что это она придумала: мухи не обидит? И зачем говорить такое при посторонних: прищуренным глазом он выделил из полумрака высокую фигуру, закутанную в темный плащ. Женщина приближалась нетвердой походкой:

- Черт бы тебя побрал, Василиса! Всю душу вытряхнула… - голос у нее был негромкий, мягкий, но с той глубокой металлической ноткой, которая поневоле заставляет к себе прислушиваться. – Уфф, дайте мне отдышаться, а то я сейчас составлю компанию этому тошнотику.

- Ты бы посмотрела его скорее, а то, боюсь, помрет.

- Не помрет, раз до сих пор не помер.

Ирья поставила на землю небольшой чемоданчик и откинула капюшон, черные волосы упали ей на лоб, откуда были немедленно сброшены привычным движением головы.

- Ох и укачало же… - согнувшись и упершись руками в колени, Ирья сделала несколько глубоких вдохов, а потом выпрямилась и критически осмотрела местность.

- С ума сойти, первый раз в жизни вижу столько пакости в одном месте. Ну, здравствуй, Змей, будем лечиться.

- Зззбээ-э-э-у-у-уй! – ответил вежливый Змей.

Ведьма удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Она открыла свой саквояж и достала оттуда блестящую железяку подозрительного вида. Змей скосил глаза, насколько мог, но так и не понял, что же это такое. А Ирья, подобрав юбки, бесстрашно прошлепала к больному, остановившись для начала у его брюха:

- Урчит? – она прислушалась к происходящему внутри. Змей смутился и решил что-то возразить, но ведьма подняла палец, призывая к тишине. Все замолчали, даже Василиса прекратила причитать и испуганно притихла. Послушав некоторое время, Ирья выпрямилась и обошла ящера с кормы.

- Понос был? – твердой рукой она схватила грязный хвост, подняла его и заглянула туда, куда Змей даже маме заглядывать не разрешал. – Был. Когда это началось?

- Днем все началось, он ко мне приполз уже больной, а с утра все хорошо было. Я как выгляну с башни – ба-а-атюшки…

- Помолчи, Василиса, я не с тобой разговариваю. Итак, учитывая строение пищеварительной системы ящеров, он должен был что-то съесть в промежутке между десятью и двенадцатью часами утра. – Ирья помолчала, задумчиво покачивая своей железякой. - А теперь вспоминай, что ты ел, потому что противоядие мы тебе будем подбирать в зависимости от характера отравления.

Змей отвел взгляд в сторону, смущенно кашлянул и поджал хвост. Ирья нахмурилась:

- Что ел, спрашиваю? Чего молчишь? Ты же не собачка, чтоб какашки с земли подбирать, или я ошибаюсь?

Если бы Змей мог краснеть, он был бы пунцовым. Мучительный стыд за свое положение, да еще утреннее недовольство убийством солдата поднялись в его душе, комом прокатились по горлу и почему-то плюхнулись в желудок, откуда и начали новый путь наверх. Змей сцепил зубы, задержал дыхание, напрягся насколько мог, чтобы не оконфузиться при ведьме. Его мгновенно прошиб пот, глаза чуть не вылезли из орбит, а лапы совершенно онемели, но тошнота только усилилась. Однако самое плохое было то, что Ирья именно сейчас решила осмотреть его пасть – ни раньше, ни позже!

- Открой рот. Открой, не бойся, я только посмотрю.

- Ммм-м-м-м-м-мм!!!!

- Да не мотай ты головой!

- Ммм-м-м-м-м-ммММММ!!!!

- Ну что ты будешь делать?! Василиса! Помоги мне!

Василиса бросилась на помощь – вдвоем они вцепились Змею в челюсть, переглянулись и резко дернули вниз. Змей не ожидал такой напасти, но зубов не расцепил, в результате чего здорово треснулся подбородком о землю, аж искры из глаз посыпались.

- Давай, Василиса, и-и-иии р-р-рраз!

Сообразив, что его сейчас стошнит, а в покое его не оставят, ящер отчаянно замотал головой, пытаясь стряхнуть настырных женщин, но силы были неравны. Чувствуя, как по пищеводу поднимается мерзкий комок, бедный Змей замычал что было сил и попятился назад. Сквозь сжатые зубы его фонтаном брызнула слюна, и тут до Ирьи дошло: она схватила Василису за руку и потянула в сторону:

- А ну отойдем, что-то мне это не нравится…

Вовремя, ох как вовремя! Измученный Змей больше не мог сдерживать души прекрасные порывы, он расцепил зубы и окатил поляну содержимым своего желудка, искренне удивляясь тому, что там еще что-то осталось после целого дня подобных откровений. Однако осталось, и теперь Василиса с Ирьей сами могли видеть, что именно зеленый ел на завтрак.

- Да, положение серьезное. Если его до сих пор тошнит, и главное есть чем – дело дрянь… - посерьезневшая ведьма отряхнула подол и стала рыться в чемоданчике. Василиса испуганно ойкнула и схватилась за козу, которая под сурдинку жевала ее передник. А Змей, безучастный ко всему на свете, лежал ничком на земле и уже еле дышал.

- Нашла. Сейчас хотя бы тошноту снимем. – Ирья достала темно-коричневую склянку, - Василиса, принеси водички. Постой… а это что?

Ведьма вдруг выпрямилась, пристально вглядываясь в какую-то кучку, темневшую среди непереваренных остатков змеева завтрака. Уже порядком стемнело, и ей пришлось подойти поближе, чтобы рассмотреть:

- Батюшки! Так вот какое дело… - темный предмет оказался грудной клеткой славного воина. Потыкав ее палкой для верности, Ирья с отвращением отвернулась:

- Людей жрал… Василиса, как ты живешь тут с убийцей, тебе не страшно? – но, несмотря на такие слова, в голосе ведьмы звучало не столько осуждение, сколько задумчивость. Коричневая бутылка отправилась обратно в саквояж, зато снова появился металлический предмет непонятного назначения, так впечатливший Змея поначалу, а Ирья закатала рукава и снова подошла к его морде.

- Змей, мне нужно тебя осмотреть. Хочешь, не хочешь, а пасть придется открыть, так что давай лучше по-хорошему. Ну вот, так я и думала: отек горла и слизистой носа, покраснение глаз, повышенное слюноотделение.

- Что-то серьезное? – напуганная Василиса все так же прижимала к себе козу, хотя Машке это давно уже перестало нравиться, да только кто бы ее спрашивал!

- Ну как ты думаешь, Василиса, - если он загадил тебе весь двор, и целый день пытается протянуть ноги, это серьезно или нет? Иди печь топи, будем варить лекарство.

Ирья подняла чемодан и сосредоточенно зашагала по направлению к башне, оставив Василису, Змея и Машку недоумевать по поводу диагноза.

Обычно Змей очень любил такие теплые вечера, когда Василиса разжигала огонь в печи и что-то готовила. Стрекотали цикады, тихо светились окна в башне, отбрасывая на улицу красноватый отблеск, и вкусно пахло какой-нибудь стряпней. Вот и сейчас, печь жарила на полную мощность, окна полыхали багровым огнем, хлопали двери. Василиса металась туда-сюда, но вся эта суета только действовала на нервы. Ирья, судя по запаху, заварила большую кашу, но будет ли от нее толк, Змей не знал. Ему уже пришлось выпить горсть каких-то пилюль, но заметного улучшения не последовало, и готовящееся варево он ждал с большим скепсисом.

В вечернем небе вспыхивали и гасли огоньки, белый дымок поднимался над башней. Ирья уже закончила готовку и вышла на крыльцо, посмотреть на состояние больного.

- Ну как ты, жив? – голос ее звучал насмешливо, и это раздражало Змея. – Микстура готова, сейчас остынет немного и можно пить.

Она присела на чурбачок напротив него, вытирая руки белым полотенцем:

- Слушай меня внимательно. Есть в мире хищники, которые могут убивать, все их существо приспособлено к этому: у них острые зубы и длинные когти, у них здоровый желудок и крепкая нервная система. Они внушают страх, но сами страха не испытывают, для них чужая смерть – естественная потребность.

По-прежнему делая вид, что вот-вот умрет, Змей все-таки навострил уши, и даже слегка покачивал головой в такт Ирьиным словам о хищниках – мол, плавали, знаем.

- Так вот, все это к тебе не относится. Ты не убийца.

Если бы перед носом Змея ударила молния, он бы так не удивился. А ведьма продолжала, не моргнув глазом:

- Если ты думаешь, что сегодня ты случайно отравился, я тебя разочарую. Наверняка с тобой и в прошлом случалось нечто подобное, только не так сильно. Было легкое кишечное расстройство, плохое самочувствие, головные боли – я права? Да, и людей ты уже очень давно не ел? Сегодня был первый случай за много лет?

Теперь Ирья старательно вычищала палочкой грязь из-под ногтей, время от времени поглядывая на онемевшего Змея мефистофельским взглядом. Она, казалось, совсем не нуждается в ответах на свои вопросы, и задает их больше из удовольствия смотреть на его замешательство. А он совсем растерялся, припоминая подробности и понимая, что она совершенно права: все описанные ею симптомы действительно имели место быть.

- Ну… это… не любитель я до человечины. Ты же знаешь их, иродов, они если раз в год помоются, и то слава богу, а уж белье постирать… - Змея передернуло. – Не могу я, меня от одного запаха выворачивает…

Ирья подняла правую бровь, и принялась ковыряться в ухе все той же палочкой, лицо ее было безучастным, но Змей смог прочесть на нем что-то такое, что вызвало в нем неудержимое желание объясниться.

- Я тебе говорю, я брезгую! Убить пожалуйста, а есть эту пакость не могу. Я и не хотел его есть, это случайно получилось. Говорю тебе – случайно! Я вообще думал, что только погоняю его по лесу и все, а он… зубочисткой своей давай мне в глаз тыкать… Я что, смотреть должен был, как мне глаза выкалывают?!!!

Ведьма, казалось, совсем его не слышала, она была поглощена рассматриванием содержимого своего уха, извлеченного на свет при помощи незаменимой палочки. Комок серы представлял собой такой интерес, что она даже не шевельнулась, когда Змей начал новую тираду.

- Ты не слушай Василису, она тебе что попало наговорит. Привыкла тут, что я ее не трогаю, и решила, что меня и бояться нечего. Это она зря, ох, как зря! Я ведь и задрать могу под горячую руку, мне человека убить, что тебе высморкаться. Да у меня в роду тридцать колен чудовищ, я потомственный убийца без стыда и совести! Что ты на меня так смотришь?!!!!

- Да я на тебя вообще не смотрю. – Ирья невозмутимо вытерла палочку о подол, - А что ты так бесишься-то?

Змей замолчал, сбитый с толку простым вопросом. И правда, почему он так раскипятился? Повода вроде не было. Но ощущение, словно над ним смеются, никак его не покидало, и это было неприятно, даже хуже тошноты. Тошнота, кстати говоря, немного отступила, наверное поэтому Змей смог так пламенно объясняться с Ирьей.

Вытирая руки передником, подошла Василиса. Лицо ее было уставшее и обеспокоенное, даже в тусклом свете фонаря виднелись запавшие глаза и резкие морщины в уголках губ:

- Ирья, похлебка твоя остыла. Я со дна почерпнула, попробовала – можно пить.

Ведьма отреагировала неожиданно резко:

- Что значит «попробовала»???!!! Я надеюсь, ты ее в рот не брала?

- Да не брала, не брала… Я пальцем пощупала, вроде не жжется. Может, уже будем поить, сколько ему, бедному, мучиться?

Что входило в состав ведьминого снадобья, сказать сложно. На вкус напоминало клюквенный кисель с чесноком, а запах… Про запах Змей еще долго не мог вспоминать без содрогания. Однако ему пришлось выпить все до последней капли под зорким присмотром женщин. Когда ведро наконец закончилось, несчастный ящер с трудом перевел дух и попытался расслабить челюсти, сведенные гримасой отвращения:

- Фпафибо, конефно, но такой дьяни я в жифни не пил…

- Не ел бы всякую дрянь, не пришлось бы пить, – отрезала Ирья. Она подобрала чурбачок, на котором сидела и заторопилась к башне. – Пойдем, Василиса, а то потом будешь до утра отмываться.

Это она к чему - удивился Змей. Но толком подумать не успел: измученный желудок скрутило чудовищным спазмом, за пять минут он словно пережил этот кошмарный день еще раз, только в ускоренном темпе. Глядя на зеленого, бьющегося в конвульсиях, и на перепуганное лицо Василисы, Ирья вдруг расхохоталась – громко, всласть, от всей души:

- Да не бойся ты, не помрет твой ненаглядный. Сейчас вся гадость из него выйдет и ему сразу полегчает, вот увидишь.

И правда, через полчаса стало легче. Наверное потому, что хуже быть просто не могло. Змей уже и стыда не чувствовал за свое положение, тихо лежал посреди двора, окруженный зловонными лужами. Спустилась ночь, стало совсем темно, и беспорядок во дворе можно было опознать только по запаху. Впрочем, Змею было все равно, а Василиса, надо отдать ей должное, даже бровью не повела. Она принесла фонарь и храбро, словно полководец перед битвой, осмотрела поляну. Потом сходила в сарай за метлой и принялась за работу.

Ирья продолжала что-то варить на кухне, ее тень была хорошо видна в окне. Неторопливо помешивая варево, она держала другой рукой какую-то книжку, перелистывая время от времени. Забавно, если она читает детективы, подумал Змей, приоткрыв глаз. Немного думать и поднимать веки – это все, на что он был сейчас способен. По спине больно шоркала Василисина метла, но отползти в сторону или хотя бы повернуться сил недоставало.

- Лежи, лежи… Я сейчас тебя обмету аккуратненько, и все будет хорошо. Не дело в луже плавать. – Теплая ладонь легла ему на голову, и это было приятно. – Как ты? Полегчало? Напугал ты нас, даже Ирья занервничала…

Василиса присела на корточки рядом с мордой Змея и понизила голос до шепота:

- Как тебе Ирья? Сильна, правда? И главное – не задается. Я думала, она меня и на порог не пустит, знаменитость все-таки, а она вон какая. Я с ней разговаривала, как будто сто лет ее знаю. Знаешь что, - даже в потемках Змей видел, как Василиса нервно теребит поясок своей линялой кофты: - я ее хочу попросить: ну… может на мне сглаз какой… или этот, венец безбрачия…

От неожиданности у Змея даже голос прорезался:

- Венец безбрачия???!!! Разжижение мозгов у тебя, а не венец безбрачия!

- Не ори на меня!

- Я не ору, это ты орешь! – засипел Змей, и перебранка продолжилась на пониженных тонах. - Уж замуж невтерпеж? Так надо было идти сегодня, что ж не пошла, кавалер знатный был!

- Где он теперь, этот кавалер? Ты случайно не знаешь? Выйдешь тут замуж, когда всякие пресмыкающиеся пастью щелкают!

Подошедшая ведьма с интересом вслушивалась в их яростный шепот:

- Надо же, как ему быстро полегчало! – она поставила на землю большой горшок с вонючим пойлом и огляделась вокруг.

- Василиса, у тебя шланг есть для поливки? Ты бы лучше из шланга двор помыла, и быстрее будет, и чище. Да и Змея не мешало бы сполоснуть немного. Кстати, это тебе – пей, пей, не бойся, тошнить больше не будет.

Она подождала, пока Змей выпил, забрала посуду и двинулась обратно в башню. Змей проводил ее недобрым взглядом.

Вечер был теплый. Василиса поливала двор из шланга и чувствовала, что даже не зябнет в легкой флисовой кофточке. Ирья уже собралась и теперь давала последние наставления больному:

- В течение недели ешь только кашу на молоке. Овощи пока не надо, мясо тем более, а вот бульон куриный можно. Воздержись немного от излишеств, тебе только на пользу пойдет – постройнеешь.

Змей возмущенно фыркнул.

- И все то, что я тебе сказала в силе. У тебя, голубчик, сильнейшая пищевая аллергия на человечину. Сегодня ты отделался поносом, а в следующий раз может наступить отек дыхательных путей и смерть. Думай сам, так ли оно тебе надо. Василиса, смотри за ним, раз у него самого ума не хватает.

Ведьма разговаривала ласково и немного насмешливо, и яркие зеленые глаза ее светились в лунном свете. Повернувшись, она подхватила на плечо котомку, и махнула рукой на прощание.

- Ирья, да куда же ты? Сейчас я Сивку запрягу и доставлю тебя домой в лучшем виде! Подожди минутку.

- Э нет, я вам еще пригожусь, - засмеялась Ирья. – Василиса, я серьезно, не суетись. Я буду дома гораздо раньше, чем ты думаешь.

Она надела на голову капюшон, сделала пару шагов в направлении леса и слилась с темнотой, окружавшей башню, словно растворилась. Василиса осталась с больным Змеем.

Змей, теперь еще и мокрый, трясся в ознобе. Пришлось собрать все одеяла, какие были, и укутать его от ушей до хвоста.

- Ну как, тепло?

- Нормально. Неприятная эта Ирья, мне не понравилась. Шарлатанка наверняка, только и знает, что зубы бабам заговаривать… - раздражение Змея выплеснулось наружу. Но на сей раз Василиса не дала себя завести.

- Что ты говоришь такое? – тихо сказала она ему, плотнее укутывая его в одеяло. - Ирья великая ведьма и знает что делает. Я вот тоже всегда говорила, что ты слабохарактерный. Да молчи уже… Интересно, как это она домой доберется?

Василиса вздохнула, глядя в небо. На фоне лунного диска бесшумно махала крыльями большая птица.

Глава 2. Шепот

Солнечное утро обещало прекрасный день, облаков не было. Вода в канале отражала только безупречную синеву неба и вихрастую голову Орландо, перегнувшегося через парапет.

- Это мост «Одиннадцать часов»?

Мог бы и не спрашивать. По ту сторону горели золотом лилии на кованой изгороди парка Мередит - такая красота не встречается на каждом шагу.

Несколько метров, и Орландо оказался в округе Ла-Уньон – отполированная медная полоса между мостом и тротуаром уведомила его об этом. Самые богатые люди королевства селились здесь, разбивали сады, строили в их глубинах роскошные особняки и наслаждались тишиной в сердце столицы.

Черешневый бульвар, на который свернул Орландо, был больше похож на аллею парка. Широкую дорогу обрамляли тротуарчики для прогулок. Вдоль них тянулись высокие заборы, скрывающие частную жизнь тех, кому не приходилось каждый день зарабатывать себе на хлеб. Время от времени раздавалось цоканье копыт, кованые ворота открывались, выпуская всадника на чистокровном скакуне или нарядный экипаж, и больше никакие звуки не нарушали благословенный покой этого места. Орландо даже старался ступать тише, чтобы соответствовать обстановке.

Надо было торопиться, ему было назначено на 8 утра, а он даже не знал места – адрес на красивой визитной карточке еще нужно найти. Орландо ускорил шаг, и изящные ворота, густые сады, высокие заборы полетели мимо него быстро-быстро. Так хотелось остановиться, внимательно рассмотреть эту красоту, но он спешил, дав себе слово при первой же возможности вернуться.

Черешневый бульвар, 27 - наконец сказала блестящая медная табличка на высоком заборе. Забор был каменный, а по верху тянулась чугунная решетка с остриями. Ворота были дубовые, обшитые медными листами с искусной чеканкой, повторявшей изображение на визитной карточке, но вот незадача – ручки на них отсутствовали. Дверного молотка или звонка тоже не было, и что-то подсказало парню, что стучаться бесполезно, для всякой деревенщины они не открываются. И Орландо побежал вдоль стены, начиная волноваться – смешно потерять такое хорошее место в первый же день из-за отсутствия дверного молотка.

Пробежав почти до самого конца, он увидел маленькую деревянную дверь, посеревшую от времени и почти незаметную на фоне каменной кладки. Рядом с дверью висел шнур с медной ручкой, отполированной множеством ладоней. Сердце екнуло, Орландо выдохнул, несмело взялся за ручку, закрыл глаза и дернул. Раздался негромкий мелодичный звон.

- Как-то тихо… А если меня не услышат?

И он затрезвонил что было сил, едва не оторвав шнурок.

- Я здесь, я здесь, я пришел! Впустите меня!

- С дуба рухнул?!!! Чего трезвонишь, как полоумный?! Ты кто вообще?

Мужчина лет пятидесяти с побитым оспой лицом и большим кривым носом недружелюбно смотрел на него из калитки. Орландо выпустил шнурок и протянул носатому визитку:

- Я к господину Кавалли. По поводу работы. Мне на восемь назначено.

Четвертая кастрюля картошки за день, на указательном пальце правой руки налилась сукровицей большая мозоль от ножа. Орландо аккуратно обернул ее тряпочкой, но боль все равно давала о себе знать. Интересно, неужели господа так любят картошку?

Кухня была низкая и довольно грязная, что было странно для богатого дома. Множество кастрюль, сковородок, тазов, сотейников и другой утвари, назначения которой он не знал, громоздилось на полках и под полками, на столах и под столами. Справа – небольшое подслеповатое оконце и дверь во двор, которая никогда не закрывалась, слева – выход в дом, а между ними столы, шкафы и засаленный буфет, закрывавшийся на ключ. Большая печь, на которой постоянно что-то шкворчало, располагалась у противоположной стены, и сейчас Орландо сидел на трехногой табуретке в тесном промежутке между ней и кухонным столом. Его задачей было чистить картошку и овощи, носить дрова, подметать, убирать мусор, и слушать постоянную брань кухарки, которая искренне считала, что если в предложении нет матерных слов, то оно не содержит полезной информации.

Кухарка была женщиной в самом расцвете сил – как она сама о себе говорила, то есть навскидку ей было лет пятьдесят. Если сделать поправку на полноту и неряшливость, то сорок пять, но энергии у нее было на восемнадцать. Звали ее Жанетта.

- Так, шевели колготками, дохляк, тебе еще морковку чистить… - перед Орландо плюхнулся грязный мешок отчетливо пахнущий гнилью. Заглянув внутрь, он быстро отдернул голову:

- Она же гнилая!

- Ишь ты, а я и не знала! – Жанетта зависла над парнем, руки в боки, поза угрожающая. – Из свежей морковки любой дурак приготовит, а ты вот из такой приготовь, которая воняет. Тоже мне, умник нашелся.

Сдерживая отвращение, Орландо запустил руку в мешок – под пальцами скользило что-то мягкое, расплываясь и оставляя на руке склизкий след. Что здесь происходит? Неужели господа не в состоянии позволить себе нормальную морковь? Да и картошка, честно говоря, не первой свежести.

Вообще его новое место работы оставляло странное впечатление: господский дом был прекрасен. Пусть Орландо не мог считать себя знатоком архитектуры, но он оценил добротную каменную кладку и дубовые балки толщиной в человека. Побывать внутри было бы пределом мечтаний, но место кухонного рабочего где? Правильно, на кухне.

Орландо не роптал, нет. Напротив, он считал себя редким счастливчиком - где это видано, чтобы парень из деревни нашел работу в городе в первый же день, да не абы где, а в богатом доме. Но вот что было странно: кухня, кладовая и колесный сарай – а это были единственные помещения, куда Орландо мог входить, отличались неряшливостью и плохо скрываемым беспорядком. Снаружи это все выглядело неплохо, но стоило только войти внутрь, как сразу бросались в глаза грязь и отсутствие хозяйского догляда. Засаленные столы, разбитые стекла в буфете, лужи на полу в кладовой – казалось, что никому в этом доме ни до чего нет дела.

Думая об этом, Орландо не переставал чистить картошку, но нож был тупой, и дело двигалось медленно. В конце концов, почему нельзя наточить ножи?! И он решительно поднялся, бросив обратно в кастрюлю очередную картофелину.

- Куда это ты намылился? – Жанетта отвлеклась от фарша, который, как и морковь, тоже пах неважно, но Орландо ничего ей не ответил. Он подошел к буфету и стал рыться в ящиках в поисках ножей. Собрав на кухне все ножи, которые только смог найти, игнорируя возмущенные кухаркины вопли, парень хлопнул дверью.

Рябой и носатый Флавио работал слесарем. Вернее он им числился, так как, судя по состоянию садового и кухонного инструмента, слесарь в доме отсутствовал. Вот и сейчас вместо работы он предпочел стаканчик сливянки и поспать в сарае.

- Подъем! Уже утро!

Если честно, то Орландо никогда не разговаривал в таком тоне с человеком старше себя, но сейчас он был очень зол. Флавио с трудом разлепил веки и изумленно воззрился на рыжего новобранца:

- Ты чего, пацан? Маму потерял? Сейчас найдем… - и он начал процесс вставания на ноги, что должно было обратить наглеца в бегство. Но тот почему-то не убежал в ужасе, а вывалил на пол целую кучу ножей.

- Все это нужно наточить и очень быстро – у меня работа на кухне стоит из-за тупых ножей. И еще: у штыковой лопаты черенок треснул, а совковая вообще с него слетает. Так что спать некогда, принимайся за работу.

- Да ты чё… - Флавио захлебнулся возмущением. Он придвигался вплотную к Орландо, сжимая кулаки, дыша перегаром, и бешено вращая глазами, налитыми кровью. Но тот не двигался с места, стоял и смотрел на слесаря презрительно и холодно.

- Ты что придумал, щенок? Думаешь, ты приказал, и я кинулся что-то делать? – голос Флавио понизился до угрожающего шепота. Он пристально смотрел в глаза Орландо, пытаясь взглядом передать душившее его бешенство. Однако парень не отводил глаз, и чем яростнее становился взгляд Флавио, тем холоднее был взгляд Орландо.

- Тогда я сделаю это сам. И расскажу господину Кавалли, а заодно поведаю, где я тебя нашел и в каком состоянии. Твое лицо ясно говорит почему сливянка в буфете такая жидкая.

Флавио заморгал глазами с глупым видом, такого он не ожидал. Он вообще не ожидал неприятностей от сегодняшнего утра, но они, похоже, пришли всерьез и надолго:

Откуда этот паршивец узнал про сливянку? По спине слесаря пробежал холодок, он знал, что управляющий господин Кавалли, как любой нормальный вор очень не любит, когда воруют у него. А сливянку в буфете он считал своей, и если бы узнал, что Флавио давно приспособился открывать дверцу отмычкой и разбавлять спиртное, то гнев его был бы ужасен. Пока он обдумывал все это, то с изумлением обнаружил, что кулаки сами собой разжались, спина согнулась, и лицо приняло гораздо более приветливое выражение.

- Ты это… через полчаса зайди за ножами. А лопаты я к обеду сделаю.

Было уже далеко за полночь, снаружи шел дождь, громко шлепая по земле и деревянному порогу, но Орландо дверь не закрывал. После целого дня, проведенного в смраде, ночная прохлада казалась ему наслаждением, а шелест дождя успокаивал и приносил умиротворение в его душу. Постояв немного на пороге, подышав свежим воздухом, он распахнул дверь и принялся мыть пол в кухне. Сложно сказать, мыли ли этот пол когда-нибудь вообще, но то, что за последний год тряпка его не касалась, это точно. Все, что падало на пол, проливалось или просыпалось, так и оставалось лежать, пока не засыхало или не втаптывалось башмаками, и сейчас, стиснув зубы, Орландо пытался победить эту первобытную грязь.

Все давно ушли. Жанетта удалилась в свою каморку, было слышно иногда, как она ворочается и кряхтит во сне. Даже кошка и та отправилась на ночную охоту, оставив парня заканчивать работу в одиночестве. Но он не жаловался.

Что заставляло его мыть пол в час ночи, после целого дня напряженного труда? Внутреннее глубокое отвращение, которое он испытывал к неряшеству.

- Я вымою, потому что не могу видеть, как пища готовится в грязи. Все начинается с мелочей: с чистого пола, с острых ножей, со свежих продуктов. И не говорите мне, что это нормально – мешать фарш из тухлого мяса пополам со свежим!

В сердцах он шлепнул тряпку в ведро, разогнулся, чтобы хоть на минутку дать отдых пояснице, и обомлел: скрестив руки на груди, на него молча смотрел управляющий.

- Господин Кавалли… Доброй ночи… А я тут пол мою, а то грязно очень… - Орландо даже растерялся слегка, хотя с управляющим они были уже знакомы. Тот не ответил, но задумчиво посмотрел на чистый кусок пола – разница была заметна невооруженным глазом.

- Это тебе Жанетта поручила?

- Нет, я сам. Просто я подумал, что это кухня и в ней должно быть чисто. Но я быстро, не волнуйтесь, минут пятнадцать и все будет готово.

Орландо подхватил тряпку и с утроенной энергией принялся скрести доисторические лужи. Из-под стола были видны только блестящие ботинки управляющего, которые подошли к буфету, задержались там ненадолго, а затем решительным шагом покинули кухню.

Выдохнув немного после ухода Кавалли, парень не стал расслабляться, несмотря на то, что чувствовал сильную усталость. Он постановил себе – домыть, убрать ведро с тряпкой, и спать. Однако когда пол уже сверкал чистотой, тряпка сушилась на печке, а ведро стояло на своем месте, Орландо задержался на минутку у входной двери. Дождь кончился, но редкие капли все так же барабанили по опавшим листьям, было свежо и холодно. Он посмотрел немного на небо, влажное и чистое, как пол в кухне, улыбнулся и запер дверь.