Смысл цвета в культуре

Наши эмоциональные переживания, вызываемые восприятием цвета, весьма субъективны и неоднозначны. Кто-то обладает чрезвычайно обостренным цветовосприятием. Другие, наоборот, равноценно воспринимают и картину природы, и черно-белую ее фотографию. Именно поэтому, чтобы понять смысл цвета, нам сначала придется понять себя.

Как рассуждал по аналогичному поводу Людвиг Витгенштейн[xi], «цвета побуждают нас философствовать. Этим, может быть, и объясняется приверженность Гете к учению о цвете. Кажется, что цвета задают нам загадку, — загадку, которая нас побуждает — не возбуждает».

Не будем говорить о механизмах цветового зрения. Психофизиками этот вопрос хорошо изучен[xii]. Цвет же воздействует на нас, нередко минуя зрение[xiii]. Воздействует так, что порой мы и не догадываемся об этом. Но постоянно испытываем действие цвета, так как живем в цветном мире.

У кого нет любимых и нелюбимых цветов? Несложно объяснить, почему одни цвета нам нравятся больше, другие — меньше. Но кто объяснит, почему мы носим третьи? Есть ли в этом что-либо духовное?

Вспомним, что еще первобытные племена связывали с духом предков прежде всего мужчин. Да и античные легенды говорят об этом же. И библейские заветы гласят, что духовностью обладают преимущественно мужчины. Так, может, они объяснят принципы предпочтения цветов? Почему наши душевные женщины любят цветные одежды, а «духовные» мужчины — «бесцветные» черно-белые (серые).

Быть может, эти симпатии и антипатии представляют собой наиболее глубинные (неосознаваемые) проявления нашей духовной индивидуальности? Проявления, которые своими цветами ведут нас по жизни и незаметно увлекают за собой, умиротворяя дух, душу и тело. Душевностью испокон веков наделялась женщина. Быть может поэтому женщины лучше запоминают и различают цвета, чем бездушные мужчины, которые чаще пренебрегают и разнообразием цвета в одежде?

За последнее время вышло большое число книг по цвету. Символика, антропология, психология, терапия, эмоциональность цвета и т. п. И нигде ни слова о единстве цвета и человека. Вернее, слов много. Но, как уже говорилось, нет теории, объединившей метафизику души и тела, духа и души, тела и цвета. Теории, которая позволила бы человеку познать себя в этом многоцветном мире культуры.

А можем ли мы познать себя? Ведь обычно видна ничтожнейшая часть души нашей, которую, пожалуй, можно сравнить с надводной частью огромного айсберга. Изучением ее занята наука. Наука, где ученые сознательно говорят на разных языках и не понимают друг друга — узкая специализация нашего рационального сознания.

Небольшая подводная часть этого айсберга представлена искусством, и, в частности, модой, дизайном и рекламой. Но здесь никто и не задумывался о теории самопознания. Здесь — практика приспособления себя к среде и среды к себе. Здесь — творчество эстетствующего подсознания.

Нерелигиозный человек происходит от homo religiosus, и хочет он того или нет, он — его творение. Поэтому вслед за М. Элиаде я полагаю, что религия охватила самую глубоководную, самую неосвещенную часть нашего айсберга. Нашего тщательно скрытого (философской водой) естества — животворного бессознания.

Так можно ли осветить и понять эти потаенные части нашей души?.. История мировой культуры свидетельствует, что для этого есть все основания. И как показано ниже, можно будет буквально плениться ее яркими живыми красками, ибо они несут удивительные послания тысячелетий. Открывают смысл божественной и земной жизни. Смысл жизни нашей. Суть нашей души. Нашего духа. И расцвести им божественными цветами или остаться беспробудно темными — теперь это зависит только от нас.

Уже первобытные люди пытались отыскать живописные формы, способные кратко описать действие смутно ощущаемых сил бессознания и Космоса. Так появился круг, квадрат, треугольник, крест и т. п. Так оформлялись тревожащие душу ощущения в понятные всем представления. Так появились круг Зодиака и мандала.

Как утверждает Элиаде, мандала — это не столько проекция ума на внешний мир, сколько объективный символ образа мира в себе. Вероятно поэтому храмы практически всех мировых религий построены прямо по проекции мандалы[xiv]. Ибо цветовая наглядность их противопоставлений вполне удовлетворяла человека, удовлетворяла его душу. Душу, которая вечно пытается жить в согласии с противоречивой сущностью Вселенной. Так появляется смысл самосознания — осознание себя в Космосе и Вселенной в себе.

В самом деле, бессмысленность не дает полноты жизни, ибо отсутствие смысла жизни ведет к болезни, и тем самым — к сокращению самой жизни. Смысл же, если не все, то многое делает приемлемым. Осознать себя в Космосе как гармонию осознанного Космоса в себе — значит стать человеком на фундаменте человечества. Пережить мифы тысячелетий. Почтить память предков. Слиться с Космосом.

И потребность в этом осмыслении, в этом претворении эзотерических таинств в себе имеет, по Юнгу, жизненно важное значение, поскольку общая тайна — лучшее средство для объединения индивидов. Объединения не первобытного, не объединения тел. Нет. Объединения духа и тела. Объединения душ.

Уже грудной младенец совершенно различным образом реагирует на различные цвета спектра. При этом наблюдается и различие цветопредпочтений по полу. Девочкам нравятся одни цвета, мальчикам — другие. Мы же, взрослые, даже не представляем что такое цвет[xv]. Иначе говоря, не знаем, что такое "хорошо", и что такое "плохо" в этих самых цветах. Цветах, которые всю жизнь (даже в сновидениях) скрашивают наше существование.

Что же такое цвет? Почему человек никогда не купит вещь, если ему не нравится всего лишь ее цвет? На этот вопрос отвечают примерно так: "Не нравится и все тут!". А нужно ли нам узнавать смысл цвета? Осознавать неосознаваемое? Не проще ли довериться чувствам, даже если они нас обманывают?

Так, ниже мы убедимся в том, что женщины выбирают белый и черный цвета одежды много чаще, чем серый. Почему? Казалось бы, серый — самый немаркий, то есть самый практичный цвет. Законы цветоведения гласят, что на сером фоне «потеряется» почти любое пятно. На белом же или на черном фоне из-за контраста оно может выглядеть почти вызывающим.

В чем же дело? Почему эстетические вкусы современных женщин так полярны (черное и белое) и так непрактичны? Связано ли это с так называемой «женской логикой», противоречивость которой общеизвестна? Связано ли это с обычным женским недомоганием — мигренью? Или здесь обычное свойство женщин выглядеть как можно заметнее — «серый — какой-то невзрачный»…

И, с другой стороны, почему «непрактичные» мужчины серые цвета одежды выбирают чаще, чем белые и черные? Ведь знают же чисто русские нарицания «сплошная серость», «серый» и т. п. И все равно выбирают серые костюмы, плащи, куртки. Иначе говоря, существует ли какая-либо психологическая причина столь различного цветового выбора по полу и / или по гендеру?

Чтобы ответить на эти вопросы, обратимся к истокам нашей культуры. Согласно античной традиции, эстетика вещи предполагает ее двустороннее рассмотрение. Во-первых, субъективное, то есть с позиций человека, который ощущает, чувствует вещь. И, во-вторых, объективное — пусть это будет звучать непривычно — с позиций самой вещи, которая влияет на человека.

В первом случае речь идет о чувственных взаимоотношениях с окружающим миром, наиболее наглядным примером которых служит цвет. Именно цвет представляет собой то необходимое условие существования вещи, при котором она начинает реально ощущаться.

Второй случай связан с тем, что бесцветных же вещей пока еще не существует. Ибо и белое, и черное, и даже прозрачное — это тоже цвета, которые всегда содержат определенное количество энергии и информации. И то, что мы этого не замечаем, вовсе не значит, что цвета эти не воздействуют на нас своим объективным содержанием.

Модель личности

Как отмечает Грэйс Крэйг[xvi], «каждый теоретик обладает неповторимой научной биографией и интересами, которые, хочет он того или нет, влияют на его исследования. Эти личные данные затем неявно включаются в основные предпосылки теорий. Таким образом, теории служат отражением личностей, мыслей и ценностей тех, кто их разработал. Многие специалисты по развитию придерживаются эклектической ориентации». Поэтому и мы вслед за Крэйг выбираем те конкретные аспекты многочисленных теорий, которые могут привести к созданию цельной картины интеллекта.

Однако в психологии используются весьма разнообразные и достаточно противоречивые определения понятия «интеллект». Как, например, подчеркивает Грэйс Крэйг, основной характеристикой человека как вида является интеллект, ибо он позволяет нам изменять окружающую среду, приспосабливая ее к нашим потребностям, а также меняться самим в ходе этого процесса [xvii]. То есть «интеллект» здесь интерпретируется как некая динамическая система когнитивных смыслов. Клапаред и Штерн также понимают под «интеллектом» психическую адаптацию к новым условиям, но уже (в концепции Клапареда) и с прямым противопоставлением интеллекту инстинктов и навыков[xviii]. Нередко у американских прагматиков это выливается в парадоксальные высказывания: «Я обнаружил, — пишет, к примеру, Карл Роджерс, — что, доверяясь некоторым внутренним неинтеллектуальным ощущениям, я впоследствии признаю мудрость своего поступка» [xix].

Г. Айзенк подчеркивал, что корреляционный и факторный подходы традиционной тестологии явно недостаточны для объяснения механизмов интеллекта; путь доказательства существования интеллекта — это доказательство его нейрофизиологической детерминации. В итоге он писал: «Мы приходим к удивительному заключению, что лучшие тесты интеллектуальных различий — это тесты, не-когнитивные по своей природе»[xx].

Жан Пиаже понимает под интеллектом определенную форму равновесия, к которой тяготеют все структуры, образующиеся на базе восприятия, навыка и элементарных сенсо-моторных механизмов… Эти структуры, расположенные последовательно одна над другой, следует рассматривать как ряд, строящийся по законам эволюции таким образом, что каждая структура обеспечивает более устойчивое и более широко распространяющееся равновесие тех процессов, которые возникли еще в недрах предшествующей структуры [xxi]. При этом и инстинкты, и навыки являются неотъемлемыми составляющими интеллекта. «Таким образом, — по заключению Пиаже, — в развитии интеллекта имеет место следующая последовательность основных структур <…>: ритмы, регуляции, группировки»[xxii].

Психологическое же объяснение интеллекта, согласно теории Пиаже, состоит в том, чтобы очертить путь его развития и показать пути достижения им указанного равновесия. В связи с тем, что теория Пиаже весьма близка к хроматическому представлению интеллекта, приведу цитату, которая позволит психологам лучше использовать и закономерности, открытые в настоящей работе. “С этой точки зрения труд психолога можно сравнить с трудом эмбриолога: сначала это — описание, сводящееся к анализу фаз и периодов морфогенеза вплоть до конечного равновесия, образованного морфологией взрослого; но как только факторы, обеспечивающие переход от одной стадии к следующей, выявлены, исследование сразу же становится “каузальным”.

Наша задача, следовательно вполне ясна: необходимо реконструировать генезис или фазы формирования интеллекта… И поскольку высшее нельзя свести к низшему (если только не искажать высшее или не обогащать низшее за счет высшего), постольку генетическое объяснение может состоять только в том, чтобы показать, каким образом на каждой новой ступени механизм уже имеющихся факторов, приводя к еще неполному равновесию, подводит само уравновешивание этих факторов к следующему уровню”[xxiii].

Вообще говоря, многие другие определения «интеллекта» просто противоречат и определению Пиаже, и его классическому представлению в науке, которое почти два тысячелетия включало в себя все стадии перехода «от ощущения к мысли»[xxiv]. И лишь в ХХ веке американские «ученые» сузили значение интеллекта до вполне доступной для них идеи когнитивных способностей, определяемых баллами IQ. Как мне кажется, компьютер практически полностью подпадает под определение интеллекта, которое дает Д. Векслер[xxv].

В связи с этим напомню, что, когда Бине и Симон начали работу по разработке тестов умственных способностей, их целью было выявление умственно отсталых детей, которые в начале ХХ века могли не соответствовать существовавшей во Франции системе образования. Об этом писал еще Пиаже (см. с. 208 в цитируемой книге Ж. Пиаже). Но впоследствии на эти тесты (IQ) американские прагматики экстраполировали возможность измерения умственных способностей человека, неправомерно названных ими интеллектуальными, — как заключают ученые после детального анализа интеллектуальных функций человека.

Так, американские психометристы (даже весьма близкие по духу к Пиаже) включают в «интеллект» уже глобальную способность индивида действовать целесообразно, мыслить рационально и вести себя в соответствии с окружением. То есть «интеллект» понимается как способность исключительно когнитивного предварения определенного результата деятельности. Наши же ученые по тестам усредненного IQ смогли сделать вывод даже о равномерном распределении интеллектуального потенциала у представителей обоих полов. [xxvi]

Как отмечает М. А. Холодная, в западной психологии, несмотря на огромное количество работ, посвященных интеллекту, нарастает волна критики этого понятия со ссылкой на отсутствие у него каких-либо объяснительных возможностей. В отчественной же психологии, напротив, публикации по проблеме интеллекта исчисляются единицами (при этом интеллект нередко отождествляется с личностью [xxvii]) Детальный анализ смысла данных фактов приводит М. А. Холодную к заключению, что психология как наука, изучающая человека, может вернуть проблему интеллекта на законное место.

Вряд ли кто будет спорить с тем, что для разрешения этой проблемы, прежде всего, следовало бы найти законное место для понятия «интеллект», которое тысячелетиями (вопреки ХХ веку) включало в себя семантику как когнитивной, так и аффективной сфер. Да и психологи вслед за Терстоуном все чаще констатируют тот факт, что без учета последней когнитивистская концепция не выдерживает критики — «интеллект исчезает»... Именно это заставляет исследователей включать в интеллект и формирование метакогнитивных механизмов интеллектуальной деятельности, и субсознательный уровень процессов переработки информации и т. п.[xxviii]

В связи с научной традицией представления семантики “структурного анализа” необходимо подчеркнуть, что понятие “структура” представляет собой взаиморасположение и связь составных частей какого-либо материального объекта. Функциональное же подразделение интеллекта Жаном Пиаже на структуры, как справедливо замечают исследователи[xxix], по сути дела представляет собой лишь самые первые звенья в реализации соответствующих методических подходов. Можно ли представлять себе материальными интеллектуальные структуры Пиаже, или какие-либо системы динамических смыслов Выготского, Анохина или Платонова? Как мне кажется, на это в науке никогда не было, да и не будет достаточных оснований, о чем, свидетельствуют, к примеру, достаточно определенные выводы А. С. Батуева[xxx].

Так как интеллект оперирует исключительно информацией, но не ее материальными носителями[xxxi], то все его функции — идеальны[xxxii]. (Структурировать же идеальное можно лишь с помощью идеальных компонентов, например, цвета. Не зря же еще Платону пришлось “расцвечивать” даже части души). Иное дело — результаты этих функций, сводящиеся к реакции, поведению, деятельности и т. п., которые, как мне кажется, действительно, можно структурировать, но лишь относительно их более идеальных коррелятов. (Разумеется, в психологии существуют и промежуточные объекты исследования, которыми пока можно пренебречь для понимания основ хроматизма). Аналогично обстоит дело, к примеру, в морфологии, где вполне обоснованно существуют именно структурно-функциональные отношения между определенными частями мозга, ЦНС или ВНС как компонентами физиологического субстрата интеллекта (При этом материальные и идеальные функции образуют коррелирующие друг с другом, но принципиально разнородные системы). Поскольку же интеллектуальные функции являются идеальными, то они подлежат никак не структурно-функциональному, а именно системно-функциональному анализу[xxxiii], что и осуществляется в хроматизме.

Отсутствие общепризнанной модели интеллекта, по-видимому, связано не только с индивидуальным (не воспроизводимым) характером каждого человека, но и с терминологией исследователей. Как уже говорилось, каждый теоретик стремится внести в психологию свое понимание и, соответственно, терминологию. Так, по теории Эриксона, одной из главных задач человека, начиная с подросткового возраста, является поддержание относительно постоянной идеи идентичности. Под идентичностью понимается набор своеобразно объединенных и приемлемо согласующихся между собой представлений человека о своих физических, психологических и социальных качествах[xxxiv].

Однако практически этот же набор со времен античности объективно определялся как интеллект, который — на уровне его субъективного преломления индивидом — многими современными учеными включается в понятие Я-концепции. Так, Сьюзен Уитбурн (Whitbourne, 1987) находит достаточное число оснований для прямого соотнесения процесса адаптации в понимании Пиаже, то есть интеллекта с процессом сохранения идентичности. Иначе говоря, поддержание относительного постоянства идентичности предполагает ассимиляцию событий и изменяющихся обстоятельств в Я-концепцию человека с изменением последней в случае каких-либо важных событий и / или обстоятельств.

Контекстуальное неразличение субъективных и объективных описаний интеллекта нередко является следствием и терминологической путаницы. Так, к области «сознания» в психологии нередко относят частично и / или полностью неосознаваемые явления, которые нельзя строго определить, а следовательно, и формализовать в научном плане (по причине необоснованного расширения значений этого понятия и выхода за пределы его логической доказуемости в психологии)[xxxv]. Это связано с тем, что психология нередко использует терминологию философии, где «сознание» (как гносеологическая категория) — предикат человеческого духа. Перенос же этого термина в онтологию, вообще говоря, настолько запутывает психологов, что нередко можно встретить рассуждения типа «сознание включает в себя бессознательные реакции» или «не все осознается сознанием» и т. п.

Если психология является не разделом философии, а отделившейся от нее самостоятельной областью науки, то, очевидно, было бы разумнее называть черное черным, а белое белым. Вместе с тем, для обозначения различных сфер «сознания» принято использовать такие прилагательные, как «бессознательное» и «подсознательное», по-видимому, метафорически полагая, что их можно считать характеристиками (как прилагательные) собственно «сознания». Поэтому в хроматизме данные характеристики были субстантивированы, и, соответственно, понятие «сознание» как психическая функция, стала, наконец, адекватным собственной семантике, то есть определяться прежде всего результатами осознавания, вербализации, формально-логически выводимых функций и т. п.

Возвращаясь с этих позиций к семантике понятий «интеллект», «интеллектуальный», «интеллектуализация», вспомним, и тот факт, что с 50-х годов ХХ века вслед за позитивистами в кибернетике эти термины начали обозначать определенными функциями «искусственного интеллекта» с элементами пропозициональной логики[xxxvi]. Психологи же, в свою очередь, снова связывали эти обозначения с областью рассудочных действий и / или когнитивного стиля человеческой деятельности, элиминируя тем самым преобладающую часть семантического поля этого термина. Так, например, при описании цветовой семантики П. В. Яньшин[xxxvii] в понятие «психический цвет» включает «весь спектр физиологических, эмоциональных и интеллектуальных «реакций» на цвет».

Вообще говоря, в этом определении наиболее отчетливо представлена гуманитарная полисемантичность психологического тезауруса. Так, если в «психический цвет» здесь включены физиологические, эмоциональные и интеллектуальные «реакции» на цвет, то собственно «психическое» будет включать в себя физиологическое, эмоциональное и интеллектуальное опосредование цвета. А это уже нонсенс даже для психологии, так как, к примеру, градации между сознательными и интеллектуальными «реакциями» определяются тем же автором по признакам осознанности и вербальной опосредованности. Осмысленность такой классификации далеко не очевидна.

По-видимому, для устранения этих противоречий необходим совершенно новый подход к представлению человека. Такой подход позволил бы сочетать разные языки разных областей науки, а, кроме того, искусства и религии для воссоздания человека. В конце ХХ века появились основные принципы такого подхода — теория и методология хроматизма[xxxviii].

Хроматизм — междисциплинарное исследование реального (то есть наделенного и женственными и мужественными чертами) человека в реальном (светоцветовом) окружении внешней среды. Название этого учения происходит от древнегреческого понятия «хрома» (crvma), в которое античные авторы, вообще говоря, вкладывали следующие значения:

v цвет как психическое, распредмеченное, идеальное,

v краска как физическое, опредмеченное, материальное,

v окраска тела человека как физиологическое, синтоническое, и

^v эмоции как их информационно-энергетическое отношение[xxxix].

Объективно эти отношения проявляются в таких идиомах как «багроветь от гнева», «чернеть от горя», «белеть от страха», «краснеть от стыда», «желтеть от зависти», «зеленеть от тоски» и т. д. и т. п. Эти обороты, действительно, раскрывают нам смысл эмоциональных отношений между психическим (цветом) и физиологическим (окраской кожного покрова) как между идеальным и материальным[xl].

Это доказывает и известное положение: эмоции связывают «дух и тело». Как замечают разработчики когнитивной структуры эмоций[xli], структура вербального словаря эмоций не изоморфна структуре самих эмоций. Вслед за ними поэтому мы также считаем принципиальным, чтобы теория интеллекта, и в частности, эмоций формулировалась на основе того, что обозначается с помощью слов, а не на основе самих слов, смысл которых нередко далек от данных хроматических отношений.

Ниже собраны и систематизированы наблюдения философов, писателей, поэтов, художников, психологов, физиологов и врачей. К их выводам можно, конечно, прислушиваться, но не стоит быть рабами их умозаключений, ведь человек весьма многообразен, а потому следует всегда учитывать его индивидуальные особенности.

В разных областях науки ученые по-разному называют цвет, но везде выделяют физиологическую и психологическую составляющие воздействия цвета. Эти две составляющие имеют близость к эмоциям — телесным проявлениям нашей души, то есть нашего интеллекта.

Таким образом, еще античные ученые заметили связь между цветом, краской и эмоциями. Да и сегодня хорошо известно отношение цвета к краске в устойчивых словесных оборотах типа «определенной окрашенности эмоций», «эмоциональной окраски переживаний» и т. п.

Все это приводит нас к определению цвета, которое будет служить основой для его дальнейшего использования. Итак, цвет — это идеальное (психическое), связанное с материальным (физическим и / или физиологическим) через эмоции (чувства) как их информационно-энергетическое (хроматическое) отношение.

Не зря же девушка, к примеру, «розовеет от смущения». Это и есть отношение. Отношение души ее (цвета) к собственному телу (краске). Идеального к материальному. Как же нам понять это отношение? Понять, чтобы использовать…

В силу сложности этого отношения первой ступенью для создания теории хроматизма выступала системно-функциональная модель человека, которая в первую очередь была основана на фактах мировой культуры, и только после этого — на мнениях специалистов в различных областях науки.

Прежде, чем мы коснемся основ такой теории, введем определенные обозначения. Выше мы уже видели определенное соответствие между душой и сознанием, духом и подсознанием, телом и бессознанием, смысл которых в психологии объединяется понятием «личность». Насколько мне известно, в психологии личности до настоящего времени не существует ответа на весьма серьезный вопрос, поставленный еще в прошлом веке[xlii]: Имеем ли мы право говорить о личности новорожденного, если определяем лишь его индивидуальную реакцию на различные раздражители, ситуации без тех черт внутренней интегрированности и осознания самого себя, которые являются ядром личности? Вспомним, что личность, — как ее определяли С. Л. Рубинштейн и А. Н. Леонтьев — это система психических процессов, состояний и свойств, которые возникают как вследствие социализации, так и результатов преобразования врожденных свойств индивида.

С позиций Эрика Фромма личность также является продуктом динамического взаимодействия между врожденными потребностями и социокультурными влияниями. Иначе говоря, бессознание противопоставляется суммарному влиянию сознания и подсознания. Нерасчлененность последней пары была показательна и для советской психологии, в которой вслед за философами разрабатывалась “проблема соотношения между биологическим и социальным в человеке”. О культурном компоненте личности практически не говорилось[xliii].

Дискуссионность ответов на поставленный вопрос и привела к необходимости использовать понятие «интеллект» вместо «личности». Строго говоря, под интеллектом я понимаю системно-функциональную модель личности. Разумеется, вслед за В. М. Аллахвердовым было бы естественным предположить, что как только удастся разложить содержание личности на неделимые составляющие элементы, то можно будет единообразно описать функции любого личностного проявления [xliv]. Это разложение далее и будет представлено на уровне компонентов интеллекта, моделирующих неделимые составляющие элементы личности… Можно допустить, что со временем эти неделимые окажутся подразделенными на более глубинные составляющие, чем в первом приближении, однако, на данном этапе этим фактором можно пренебречь.

Как будет показано ниже, личность человека образуется с появлением определенной (Ид-) составляющнй альфа-ритма ЭЭГ. Поэтому строго говоря, до этого периода взросления к младенцу нельзя отнести ни понятие «личность», ни тем более «сознание» во всех смыслах этого слова. И, тем не менее, до сих пор как в обыденных представлениях, так и в психологической науке личность зачастую соотносится (или даже отождествляется) с сознанием (как философской категорией)[xlv].

Поскольку понятие личности весьма многогранно, то в хроматизме за основу была принята динамическая системно-функциональная модель личности, которая для краткости названа «интеллектом» (от лат. «intellectus» — ощущение, восприятие, понимание). Поскольку понятие «интеллект» по определению включает стадию ощущения, то интеллектом младенец обладает изначально, хотя личностью еще и не является.

Что дает возврат к классическому понятию интеллект, например, для психологии? Сравним представление интеллекта со стадиями его развития, по Пиаже: все — весьма четко выделенные Пиаже — стадии характеризуются свойствами каких-то нечетко определяемых структур интеллекта, весьма далеких от каких-либо неделимых составляющих элементов, о которых говорит В. М. Аллахвердов. Аналогично этому во многих областях психологии практически все интерпретации сводятся к констатации потребностей, активности, деятельности и других функций и свойств психики без четкой привязки к каким-либо неделимым составляющим элементам. Хроматическая модель интеллекта дала реальную возможность соотнести преобладающее число этих функций и свойств с определенными неделимыми составляющими элементами [xlvi], которые мной были названы компонентами интеллекта. С позиций информатики интеллект является открытой информационно-энергетической системой для внешней среды.

В хроматизме интеллект подразделяется на определенные компоненты согласно его основным функциям: биологическое (бессознание), психологическое (подсознание) и социальное (сознание) [xlvii]. Показательно, что динамическую локализацию этих функций с позиций функциональных систем, вообще говоря, принято сводить к трем физиологическим факторам: бессознательное обычно связывают со стволовыми отделами мозга, подсознательное — с подкорковыми и / или правым полушарием и сознательное — с корой и / или левым полушарием головного мозга[xlviii]

· Сознание — произвольно-осознаваемые функции социальной обусловленности и формально-логических операций при рациональном «понимании» (в науке, философии и т. п.).

· Подсознание — частично осознаваемые функции культурной обусловленности и воображения как образно-логических операций при эстетическом «восприятии» (в искусстве, творчестве и т. п.)[xlix].

· Бессознание — неосознаваемые функции природно-генетического кодирования информации и непроизвольно-биологической обусловленности «ощущений» (цветовые феномены ВНС, аффектов и т. п.).

Все это приводит нас к определению интеллекта, которое может служить основой для его дальнейшего понимания. Итак, короче говоря, интеллект — взаимообусловленная система таких функций как социальность сознания, эстетика подсознания и природа бессознания.

Дух, душа и тело

У каждого из нас есть любимые и нелюбимые цвета. Несложно объяснить, почему одни цвета нам нравятся больше, другие — меньше. Но кто объяснит, почему мы носим третьи? Есть ли в этом что-либо духовное?

Быть может, эти симпатии и антипатии представляют собой наиболее глубинные (неосознаваемые) проявления нашей духовной индивидуальности? Проявления, которые своими цветами ведут нас по жизни и незаметно увлекают за собой, умиротворяя дух, душу и тело[l]. Душевностью испокон веков наделялась женщина. Быть может, поэтому женщины лучше запоминают и различают цвета, чем мужчины, которые чаще пренебрегают разнообразием цвета в одежде?

Вспомним, что еще первобытные племена связывали с духовностью вождей, с «духом предков» прежде всего мужчин[li]. Да и античные легенды говорят об этом же. И библейские заветы гласят, что духовностью обладают преимущественно мужчины. Так, может, они объяснят принципы предпочтения цветов? Почему наши душевные женщины любят цветные одежды, а «духовные» мужчины — «бесцветные» черно-белые (серые).

Следует отметить, что нередкие разночтения в соотношении доминант мужского и женского интеллектов (или так называемых мужского и женского начал) обусловлены различным представлением о роли социального влияния на их онтогенез. Как замечает В. С. Агеев, “речь постоянно идет о воспринимаемых, а не о действительно существующих различиях между полами. <...> Подлинно научное исследование полоролевой стереотипизации требует интеграции, по крайней мере, трех уровней объяснения — биологического, психологического и социального”[lii].

Вместе с тем, во многих работах по диморфизму человека акцентируется аппаратно-дискурсивное мышление мужчин и чувственно-эмоциональное женщин[liii]. При этом, как отмечал В. Н. Дружинин, резюмируя работы многих исследователей, «полоролевая социализация мальчиков более сложна, чем социализация девочек»[liv].

Однако исследования последних лет показали, что эмоциональная жизнь мальчиков с раннего детства жестко регламентируется различного рода патриархальными установками типа "какой же ты мужчина, если ничего не можешь сделать (придумать и т. п.)", "не реви, ты же мужчина", "что ты рот раскрыл как девочка" и т. д. и т. п. [lv]Так, согласно данным Грэйс Крэйг [lvi], модели поведения, предлагаемые для мальчиков, более жестки, ограничены и значительно отличаются от моделей поведения, предоставляемых на выбор девочкам. «Хотя представители обоих полов одинаково разбираются в чувствах других людей, — пишет Г. Крэйг, — женщины более склонны к сопереживанию, так как эта роль предписана им нашей культурой».

В то же время женщины получают более низкие оценки в тестах Колберга на разрешение моральных дилемм, чем мужчины. Кэрол Гиллиган (1982) объясняет это тем, что девочек и мальчиков с раннего детства учат ценить разные человеческие качества. Мальчиков приучают стремиться к независимости и ценить абстрактное мышление. Девочек, наоборот, учат быть заботливыми и внимательныи к нуждам других людей и ценить хорошие отношения с ними. К. Гиллиган считает, что существует два разных типа морального рассуждения: один, мужской базируется на понятии абстрактной справедливости, а другой, женский — на человеческих отношениях и заботе о ближнем.

По данным Грэйс Крэйг, подобные представления преобладают почти во всех культурах. «В Соединенных Штатах, к примеру, родители могут побуждать своего ребенка, в зависимости от его пола, быть или «настоящим мальчиком» — сдержанным, волевым, уверенным в себе, жестким, практичным и напористым, или «настоящей девочкой» — нежной, зависимой, чувствительной, разговорчивой, кокетливой и непрактичной». С чем же это может быть связано в природе гендера?

Как указывает Г. С. Васильченко, здоровому мужчине свойственен некоторый исходный уровень сексуальной напряженности, который впервые возникает в период полового созревания и сохраняется на протяжении всей жизни, вплоть до угасания половой активности. Этот исходный уровень, как правило, даже не осознается, так как в условиях повседневной жизни не имеет специфического сексуального оттенка и субъективно воспринимается как состояние физиологического комфорта. Г. С. Васильченко называет это состоянием предварительной нейрогуморальной готовности [lvii].

С этим состоянием, по-видимому, может быть связан и максимальный градиент функциональных различий между мужчинами и женщинами. Так, по данным А. В. Завьялова, у мужчин он равнялся 131±4,6%, а у женщин 100±7,7%. Комментируя эти результаты, А. В. Завьялов отмечает, что статистически значимое превышение этого показателя у мужчин обусловлено тем, что уровень исходной мобилизации их функциональных систем в состоянии спокойного бодрствования заметно выше, чем у женщин[lviii].

Как отмечает Г. С. Васильченко, у большинства мужчин зрелого возраста после эякуляции наступает период абсолютной половой невозбудимости. Показательно, что энергетический уровень этого периода оказывается много меньшим, чем обычное мужское состояние нейрогуморальной готовности [lix]. Это состояние Г. С. Васильченко связывает с лимбико-ретикулярным комплексом и гипоталамо-гипофизарным отделом подкорки, с которым в хроматизме коррелируют функции подсознания.

Если эти состояния не сводить исключительно к сексуальности, то уже отсюда следует, что обычное природное состояние мужчины резко отличается от обычно спокойного состояния женщины, и сравнивается с последним лишь в рефрактерной стадии после койтуса. По-видимому, с этим состоянием можно связать и повышение либидо у женщин, которое, как мы увидим ниже, сближается с мужским состоянием нейрогуморальной готовности, лишь перед месячными, в койтусе и в менопаузе. По данным исследователей[lx], существует много доказательств того, что электрическая стимуляция гипоталамуса вызывает скорее состояние мотивации и эмоций, чем какие-то стереотипные поведенческие акты

Указывая на проблему усвоения половых ролей, Г. Крэйг подчеркивает, что мальчиков с первых лет жизни общество подталкивает к принятию маскулинных стереотипов физической активности и отваги. Согласно ее данным, роль отца в усвоении ребенком половой роли может быть особо значимой, ибо именно отцы в большей степени, чем матери, приучают детей к соответствующим половым ролям[lxi].

Именно по этому поводу Фромм писал[lxii], что в отличие от природно-социальной любви матери, природа отцовской любви такова, что отец выдвигает требования, устанавливает принципы и законы, и его любовь к сыну зависит от выполнения сыном этих требований… и вместо определенности, даваемой чувством, что ты любим матерью, парадоксальной чертой любви становится напряженное сомнение, надежда на безусловную любовь отца. И сегодня мы все чаще убеждаемся в том, что эта система воспитания приводит к социальной деградации мужского пола — практически на всех уровнях нашей «патриархальной» власти во всех странах мира наблюдается эгоистический прагматизм, властолюбие, воинственность, коррупция и ложь маккиавелизма.

Возможно, в целях увеличения социальной коммуникативности интеллект мужчины при таком воспитании и становится подобным женскому интеллекту (функциональные свойства которого преимущественно задаются природой сохранения себя, ребенка, семьи, общества [lxiii]). Но тот цинизм «правителей» по отношению к женственной искренности общества, который мы наблюдаем сегодня, как мне кажется, далее продолжаться не сможет благодаря пониманию причин его возникновения. Каким же путем можно отделить это искусственное насаждение «социальности» мальчикам от естественных доминант в их интеллекте?

Далее я постоянно использую такие слова как «женский цвет, женское сознание, подсознание и т. п.» или «мужской цвет», «женственный» или «мужественный» исключительно в относительном (точнее, в гендерном — психологическом, но никак не физиологическом) смысле[lxiv]. Однако обсуждение моих книг показало, что значение этих терминов все же нередко абсолютизируется. И если у меня, к примеру, написано «мужской», то читатели несколько раз возмущались — женщинам нравились эти цвета, а оказалось, что они — мужские. Значит, все это неправильно….

Поэтому еще раз обращаю внимание на абсолютную относительность этих понятий. Каждый из нас содержит в себе и женщину, и мужчину. Каждый из нас может любить все цвета спектра потому что содержит их в себе — в большей или меньшей степени содержит. Все зависит от условий, от возраста и от гендера. И разумеется, все зависит от периода жизни.

Спрашивается тогда: зачем же говорить об этих «женских» и «мужских» цветах, если они имеются и у мужчин, и у женщин? Да только Для того чтобы лучше понять себя. Понять, кто мы такие и кем кому приходимся. Понять не по паспорту или полу, а понять по духу. По духу собственного естества.

Прежде всего, что же такое «дух человеческий»? На первый взгляд, «дух» и «душа» кому-то могут показаться синонимами… Однако в памятниках мировой культуры эти понятия резко различны. Древние народы полагали, что женщина становится беременной при вселении в ее тело духа[lxv]. В натурфилософии Древнего Китая встречается весьма убедительное подразделение человеческого духа на «земной» и «небесный». При этом земной дух характеризуется женственным принципом Инь, тогда как небесный — мужественным Ян. В западной культуре первый нередко определялся как «душа», а второй — «дух»[lxvi].

Прямое подтверждение этому дают библейские тексты. Так, в сцене Благовещения ангел вещает Марии: «Дух Святый найдет на тебя и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (Лука: 1, 35). Об этом же говорит Матфей (1, 20): «…родившееся в ней есть от духа Святого».

Опускаясь, если можно так сказать, на грешную землю грамматики, заметим, что «дух» в отличие от «души» принадлежит к мужскому роду. Да и каждый взрослый, наверное, не раз убеждался и в непреклонности «мужского духа», и в «принципиально женской душевности». А кто не сталкивался рыболовами и охотниками, которые днями и ночами готовы замерзать на льду или в лесу ради какой-то там рыбешки для кошки или птички для собачки? Кто не видел драк между болельщиками-фанатами? Кто не наблюдал чисто мужскую страсть к коллекционированию всего, что придется? Кто не замечал, что на вопрос «Ваше хобби?» всегда с большей легкостью отвечают мужчины, чем женщины? По-видимому, все это и характеризует понятие какого-то совершенно не земного духа. И лишь гендер определяет, кому принадлежит этот дух — мужчине или женщине.

В любом случае, дух может характеризоваться прежде всего образной логикой подсознания. В самом деле, никакая формальная логика не в состоянии постичь любое из представленных выше действий духа. Зачем, например, взрослые собирают фантики или картинки? Зачем мальчишки разбирают ручные гранаты, или лезут на заборы, или затевают драки, если все это чревато травматизмом? «Девочки так обычно не делают», — констатирует формальная логика и заходит в тупик при попытке ответить на эти вопросы. Вопросы, которые ставит нам человеческий дух, моделируемый в хроматизме подсознанием.

Вместе с тем, как констатирует И. Л. Ботнева, «женщинам вообще свойственны бульшая, по сравнению с мужчинами, эстетичность, художественность (по И. П. Павлову), способность к образному мышлению, фантазированию». Это мнение нередко поддерживается учеными, считающими, что мышление мужчин абстрактно, а женщин — образно. В связи с этим следует взглянуть на характер, а затем и субстрат тех функций, которые называются «фантазированием, образностью и т. п.». Как отмечают В. М. Маслов, И. Л. Ботнева и Г. С. Васильченко (с. 395), выраженная эмоциональная лабильность, яркое фантазирование, высокий уровень притязаний обуславливают формирование оторванных от реальности тенденций в первой фазе (выработка установки) всех этапов становления сексуальности при истероидных психопатиях. Показательно, что «истерические личности стремятся всегда казаться окружающим более значительными личностями, чем они являются на самом деле. При этом они сами убеждены в наличии у них разнообразных несуществующих достоинств и постоянно стремятся привлечь к себе внимание. Им свойственны позерство, склонность к фантазиям и лжи, капризность и изменчивость настроения... Упрямство и несговорчивость сочетаются у них с повышенной внушаемостью» (Краткая медицинская энциклопедия // Под ред. В. И. Покровского. М., МЭ, Крон-пресс, 1994, т. II, с. 235). Отмечается также, что фантазирование этих лиц направлено на приукрашивание своей личности. (Там же. С. 427).

«Женщине присуща изменчивость настроения, непредсказуемость, нерешительность. Мужчины всегда изумляются ее беспричинной чувствительности, потоку слез, вспышкам гнева из-за сущих пустяков или даже без всякой причины. Женщины тоже удивляются перепадам своего настроения и объясняют самим себе это тем, что они женщины, таков их характер». Такие наблюдения публикует гинеколог Элизабет Паркер Барш[lxvii], объективно, тем не менее, отмечая при этом установленную учеными взаимосвязь между психологическим состоянием женщины и менструальным циклом.

Еще со времен античных мыслителей и вплоть до XIX века (появления феминисток) истерия считалась присущей лишь женщинам (др. греч. hystera — матка), если я не ошибаюсь, то этого же мнения придерживался и В. Н. Мясищев. Поэтому для хроматизма чрезвычайно важно установить объективное соотношение между компонентами интеллекта женщины в этом состоянии (“фантазирования и т п.). Согласно данным И. В. Голубевой (см. Васильченко Г. С., с. 326), синхронизация овариального цикла (развитие фолликула, овуляция, формирование желтого тела) и гипоталамической гонадотропной регуляции уже в пубертате завершается установлением присущего женскому организму циклического типа регуляции. У мужчин гонадотропная функция постоянна. (разрядка моя — Н.С.). Поскольку с этой функцией связаны определенные подкорковые ядра функционально отвечающие доминанте подсознания, то у женщины таковая должна наблюдаться в параменструальных состояниях, которые даже по временнуму критерию относятся к экстремальным. В интеллекте же мужчины доминанта подсознания постоянна в обычном (не экстремальном) состоянии. И еще раз напомню, что в хроматизме речь идет о гендере, поэтому около 15% женщин может являться относительным исключением из этого правила. Как констатирует А. П. Журавель, “у женщин дисфункции гипоталамуса встречаются примерно в три раза чаще, чем у мужчин. Это связано с цикличностью его работы у женщин и выраженными физиологическими сдвигами в организме во время беременности, родов, менструаций, приема гормональных контрацептивов и т. д.”[lxviii]

Именно подсознание с его образно-логическими представлениями, воображением и творческими открытиями занимает жизнь поэтов, художников, музыкантов[lxix]. Нас же, зрителей, — на выставках, в театре, в филармонии. Воображение уводит в некий виртуальный мир и при чтении книг, в кино или в Интернете. Уводит в мир образов. И в частности, образов цвета — внутренний мир цветового пространства.

А душа разве бесцветна? Обозначим ее функции понятием «сознание». Какими же свойствами и качествами наделено наше сознание? Весьма противоречивыми, если не учитывать гендер человека. Так, в сознании заключены и социализирующие функции матери, и абсолютизирующие свой дух функции отца. Сознание, прежде всего, опирается на формальную логику тех ученых, которых судил еще Мефистофель: «Наука ваша суха и мертва». Нам эту науку преподают в школе. Преподают и будут преподавать, несмотря на то, что она часто противоречит жизни. Преподают, так как считается, что другой науки у нас нет. Кто-нибудь слышал, чтобы в средней школе преподавали теорию любви, а не сексологию, теорию цветов Гете—Кандинского, а не Ньютона—Юнга?

Сознание в хроматизме подразделяется на сверхсознание женщины и самосознание мужчины. К понятию «сверхсознание» может относиться прежде всего правосознание, тогда как к «самосознанию» — самопознание, самооценка, самоконтроль и т. п.[lxx] Статистика утверждает, что правосознанием в большей мере характеризуются женщины, поскольку репрезентативно они более законопослушны и в большей мере социализированы.

Так, согласно А. П. Корнилову, «при сравнении данных женской и мужской выборок обнаружилось, что среди женщин чаще встречались менее склонные к риску. В то же время у них более высок средний показатель “рациональности”»[lxxi]. При этом повышенной самооценкой в психологии личности характеризуются мужчины, имеющие ярко выраженную «Я-концепцию». Аналогичный вывод вытекает из анализа внутреннего времени обоих полов: в красном цвете («мужском») время течет более быстро, чем в голубом («женском»).

Раз уж душа неразрывно связана с женственностью, то приведу наиболее характерные свойства женского сверхсознания. Здесь и Материнство, и миролюбие, и рассудочность, и восприимчивость к воспитанию и обучению, и традиционно социальная уравновешенность, и меньшая криминогенность, и эмоциональная теплота, и инстинктивная готовность к контактам и многое другое. Все то, что обычно и понимается под душевностью. Множество данных указывает на то, что женщины превосходят мужчин и в вербальных функциях. Например, женщины имеют более высокий показатель по такому фактору, как «беглость речи»[lxxii]. Самосознание же мужчины определяется прежде всего Я-концепцией. В самом деле, мужчина чаще всего компетентен, властен, агрессивен, самоуверен и социально не ограничен вплоть до криминогенности[lxxiii].

При нормальных условиях жизни, как показал анализ памятников мировой культуры, в женском интеллекте доминирует сознание, а в мужском — подсознание, при этом каждый из компонентов характеризуется конкретным цветом, который связан с определенными функциями интеллекта и гендера (психосоциального пола) человека. Так, почти во всех мифологиях женщина (Великая Мать-богиня) являлась подательницей благ, высшей мудростью, охранительницей традиций. Но одновременно “женское начало” в этих же мифах символизировало нечто иррациональное. Непознаваемое. Тайну времен.

В связи с этим остается представить лишь функции тела. И оно далеко не бесцветно и не бесчувственно[lxxiv]. Каждый из нас ежедневно внимает удивительным цветам овощей и фруктов, питающих тело энергией. Каждый из нас ощущал сладость женской груди, даже не зная груди материнской. И кто же из нас не испытывал учащенного сердцебиения под ласками любимого или любимой? Или любимый не наблюдал, как все более и более розовеет тело возлюбленной под его ласками? Или к телу не имеют отношения цвета оргазма, так красочно описанные Умберто Эко?... Оставим риторику. Каждый из нас все это прекрасно знает.

Без какой-либо абсолютизации функций полового поведения отмечу, что такой центр цветовосприятия как гипоталамус, по Г. С. Васильченко (с. 211, 374) является также ведущим и в организации нервных механизмов, необходимых для осуществления как отдельных сексуальных реакций, так и поведения в целом. Это позволяет предполагать взаимосвязанный характер цветовых перцептов с сексуальными функциями, в чем мы убедимся далее в соответствующих разделах. Однако, если нейрогуморальная составляющая выполняет роль силовой установки, питающей весь организм, то психическая составляющая представляет своеобразный распределительный пульт, определяющий когда, куда и в какой форме будет направлена эта энергия.

Влияние эмоций на восприятие цвета осуществляется через вегетативную нервную систему, которая, в свою очередь, изменяет ход деятельности эндокринной и нервно-гуморальной систем и за счет обратной связи с гипофизом включает отработку информации гипоталамическими структурами[lxxv], связанными с хранением архетипической семантики цвета. На мой взгляд, только такая схема позволяет логично объяснить причины того, почему, к примеру, оптимист или просто обрадованный человек воспринимает окружающий мир сквозь розовые очки, а пессимист — все в черном цвете.

В истории изобразительного искусства отмечается любопытная закономерность. Среди изображений обнаженных тел практически во все времена доминировало женское. И сегодня именно женское тело привлекает намного большее внимание публики обоих полов, чем мужское. И это тоже понятно. Материнское тело — наша родина. Наша кормилица. Именно женскому телу приходится вынашивать и кормить ребенка. Мужское тело бы с этим явно не справилось. Слишком уж интеллект мужчины одухотворен, чтобы думать о собственном теле. Не зря же мужчины меньше живут[lxxvi]. Здесь нужна именно женская душа («бессознание», по терминологии хроматизма).

Да, и как констатирует Э. П. Барш, женщина лучше, чем мужчина осознает физические аспекты вследствие специфических женских функций своего организма — менструации и деторождения. Иначе говоря, влияние бессознания на интеллект женщины должно быть много более существенным, чем у мужчины. То есть для воссоздания человека необходимы и сознательное терпение женщины, и способности ее бессознания ждать, надеяться и верить...

Что же у нас получилось в итоге? Во-первых, оказалось достаточно плодотворным хроматическое соответствие между душой и сознанием, духом и подсознанием, телом и бессознанием, смысл которых был объединен нами понятием «интеллект» (от лат. «intellectus» — ощущение, восприятие, понимание). И во-вторых,женственный интеллект характеризовался доминантами сверхсознания и бессознания, тогда как мужественный — подсознания и самосознания.

Итак, и у мужчины, и у женщины доминирует сознание. Но функции их сознаний совершенно отличны друг от друга. Сверхсознание женщины по существу можно приравнять к правосознанию, тогда как самосознание мужчины — лишь к его подсознанию, как это показывает практика чисто мужских войн, фанатических драк, рыбалок и т. п. И, по-видимому, религия была призвана для уравновешивания этих крайностей человеческого бытия. Для восстановления равновесия между столь различными доминантами интеллекта мужчины и женщины. Для сохранения человечества. Для его воспроизводства.

1.4. Цвета «женской логики»

Давно уже замечена много большая восприимчивость к цветам женщин, чем мужчин. И не только из-за большей эмоциональности первых. Душа женщины раскрывается в цвете, поскольку слова ее предназначены для общества. А оно может и осудить ее душу. И даже оскорбить с позиций своей общественной морали… Нет, уж лучше действовать цветом, чем «что-то не то» сказать…

При этом ни в эмоциях, ни в цвете женщина порой не может отдать себе отчет в том, почему она это делает. Она лишь чувствует, что как смех или улыбка ее, так и цвет воздействует на ее настроение, вызывает положительные эмоции, мобилизует защитные механизмы для лучшего взаимодействия с окружающим миром. Многие ученые полагают, что у большинства женщин эмоциональное начало преобладает над логическим [lxxvii].

Согласно данным Л. Н. Собчик[lxxviii], «по своим психологическим особенностям мужчина в большей степени человек действия, а женщина — человек чувств, поэтому доказательством своей любви мужчина считает в основном свои поступки, в то время как женщине постоянно требуется словесное подтверждение любви.». Ибо, как отмечает Л. Н. Собчик, у женщин значимо чаще преобладает вербальный интеллект.

Поэтому, как мне кажется, женщина больше понимает не сами чувства, а их вербальное выражение. Если бы это было не так, миллионы женщин не оставались бы брошенными словообильными любовниками. Ибо сами же женщины-матери приучали и до сих пор приучают своих младенцев-мальчиков «быть мужчинами», «не плакать, не смеяться как девочки» и т. п., то есть, по существу, скрывать свои эмоции.

С другой стороны, сопоставим известную склонность женщин (с доминантой бессознания) к истерии [lxxix] с тем фактом, что «суждения женщины как существа более эмоционального, в большей степени аффективно окрашены». С аффектами как характеристикой женского бессознания мы уже встречались. И соответственно этому вполне можем установить связь между этой эмоционально-аффективной окрашенностью и фемининным бессознанием.

Отсюда следует, что женщинам более свойственно воспринимать чувства в вербализованной форме своим сознанием, тогда как для их бессознания более характерно восприятие этих же чувств в виде ощущений. Собственно же чувства остаются в ее подсознании нереализованными, ибо в мужском подсознании они скрыты от женщины такой же женщиной, некогда воспитавшей собственного сына в традициях общества.

Именно это позволяет понять характеристику, которую дает Л. Н. Собчик женщине: Женщина — существо более слабое и поэтому (в силу защитных механизмов) изворотливое и лукавое… И это же позволяет вполне рационально интерпретировать так называемую «женскую логику». Как отмечает Л. Н. Собчик, «мужчины не понимают женщин, выделяя женскую логику как особое, совершенно иррациональное понятие».

Как мне кажется, скорее женщины не понимают собственной логики, когда вместо выражения чувств хотят получить слова, а на действительное выражение эмоций мужа смотрят как на игры больших детей. Для многих женщин, — как пишет Л. Н. Собчик, — муж — это еще один ребенок, большой и упрямый [lxxx]. Поэтому-то психология должна стать наукой, а не искусством психологической диагностики — для того чтобы чувства и эмоции человека являлись другому в их истинной, а не вербальной форме.

В самом деле, благодаря эмоциям организм человека быстро оценивает ситуацию, ибо руководствуется самым древним и универсальным принципом всего живого — стремлением выжить. Любопытно, что при отрицательных эмоциях у человека иногда появляется стремление одевать более яркие и насыщенные цвета, чем при эмоциях положительных. В последнем же случае можно носить черные, белые и даже серые тона и даже не замечать этого.

Если принять во внимание, что женщины значительно реже мужчин бывают левшами, то есть степень правшества у них выше, то функционально доминанта их деятельности латерализована преимущественно в левом полушарии (Annet, 1980), которое коррелирует с вербальными функциями интеллекта. В левом полушарии головного мозга, которое большей частью определяет логику женского поведения, чаще возникают отрицательные эмоции. Положительные же эмоции нередко связываются с правым полушарием и мужским поведением. Это коррелирует с тем, что правое полушарие принято считать ответственным за образно-логическое (чувственно-образное) мышление, а левое — за формально-логическое[lxxxi].

Внешний мир является асимметричным относительно внутреннего, ибо то, что во внешнем мире находится слева (в левом полуполе зрения), в интеллекте располагается справа (в правом полушарии головного мозга). С учетом того, что мужчины во внешнем мире намного чаще женщин нарушают право порядок, который установлен, соответственно левым (женским) полушарием, им можно приписать доминирующую роль правого полушария и, разумеется, левого направления во внешнем мире. Не зря же мифологические и фольклорные традиции в преобладающем большинстве культур воплощают отрицательные черты человека в образе мужского пола (дьявол, черт, дух, джин и т. п.). И в этих же традициях наблюдается сохранение суеверий, что этот дьявол всегда стоит за левым плечом человека (то есть в левом полуполе зрения), куда и следует кинуть щепотку соли, если ее она случайно рассыпалась. Дьявол тогда получит свою долю и успокоится, не чиня каких-либо козней.

Показательно, что эти традиции нашли свои достоверные экспериментальные обоснования. Так, руководствуясь анализом данных о половых различиях в асимметрии мозга, исследователи делают следующие выводы. Во-первых, мужчины чаще, чем женщины, опираются на правополушарные функции при обработке информации. Во-вторых, функции полушарий у женщин более диффузны, чем у мужчин, и границы между функциональными системами более размыты (Levy, 1980). В-третьих, возможно, что у женщин в норме оба полушария выполняют левополушарные функции. Например, по мнению А. Брэдшо (Bradshaw, 1980), у женщин в правом полушарии представлены вторичные речевые зоны, которые начинают функционировать лишь при обработке нового или трудного материала[lxxxii].

В отличие от цвета, определение формы имеет вполне однозначное толкование[lxxxiii] и связывается с преимущественным восприятием левым полушарием головного мозга, которое в хроматической модели интеллекта коррелирует с функциями сознания. Операции с цветом, поэтому можно соотнести преимущественно с правым полушарием (подсознанием). Поскольку это подтверждается экспериментально, то в соответствии с теорией творчества (рождение новых идей происходит на неосознаваемом уровне) приобретает более глубокий смысл и постоянно высказываемая творцами мысль, наиболее лаконично высказанная Сезанном[lxxxiv]: "Цвета рождают форму предмета".

Действительно, аналогично тому, как родившаяся в подсознании идея для ее воплощения должна пройти стадии осознания, логического контроля и т. д., так и цвет переходит в форму. Иначе говоря, если идея через чувства переходит в понятие, то было бы логичным соотнести цвет с идеей, а форму с вербализованным понятием и / или опредмеченным цветом, например, в одежде[lxxxv]. Так, по данным А. В. Суховой, мужчины больше внимания обращают на контуры, а женщины на цвет [lxxxvi].

Отсюда можно заключить, что женщины яркими цветами одежд стремятся скрыть (от себя, от окружающих), то есть компенсировать отрицательные эмоции[lxxxvii]. И довести их до положительных благодаря цвету. Мужчины же, по природе своей, вполне комфортно могут себя ощущать и без ярких одежд?

Хорошо известно, что поведение живых существ и в частности человека, направлено на уменьшение воздействий, способных вызывать отрицательные эмоции, и в тоже время — на увеличение положительных эмоциональных состояний. Это связано с тем, что при длительном воздействии даже не очень сильных отрицательных эмоций нарушаются компенсаторные механизмы, что может привести человека к неврозам, гипертонии, атеросклерозу и т. п. И женщина именно цветом поддерживает и регулирует эти механизмы. Именно цветом она увеличивает положительные эмоции, тогда как мужчина пренебрегает этим «женским делом». Он лишь уменьшает воздействие отрицательных эмоций, заболевает и умирает. Как показывает статистика, мужчины умирают намного раньше женщин.

Объясняется это просто. Мужчины могут уменьшать воздействие отрицательных эмоций лишь до какого-то предела, до нуля, который еще Вундт соотносил с серым цветом. Действительно, серый — предпочтительно мужской цвет. Женщины же цветом увеличивают положительные эмоции. Причем какой-либо предел для этого увеличения практически не существует, поскольку не существует предела для бесконечного сочетания цветовых оттенков. Как не существует какого-либо предела и для эмоционального выражения своего состояния.

С этих позиций и рассмотрим доминантность каждого из компонентов интеллекта по гендеру, условно обозначая его полом в кавычках. Для наглядности каждую из доминант мы будем сопоставлять с определенным цветом.

Вряд ли кто будет спорить с тем, что у «женщины» доминирует бессознание. Действительно, много большая (чем у мужчины) средняя продолжительность жизни, ярко выраженный в динамике гомеостаз (периодическое возобновление крови, вынашивание, помимо себя, и плода, кормление младенца и т. п.) говорят сами за себя. Очевидно, непознаваемость всего этого можно сопоставить только с непознаваемостью черного цвета.

И здесь же, у «женщины», обнаруживается доминанта сознания, которая тоже находит свое подтверждение в истории культуры: женщина всегда была хранительницей традиций, дома и очага, обладала лучшей социальной адаптацией и много меньшей (чем мужчина) криминогенностью. Психологам хорошо известны и прекрасные способности женщин к вербализации, обучаемости и т. п. Все эти качества понятны и доступны любому социализированному человеку в той же степени, что и белый цвет.

Строго говоря, сочетание именно этих (достаточно противоречивых) доминант женского интеллекта (как и «черно-белого» цвета) и могут объяснить смысл и многовековую устойчивость такого известного во всех языках оборота, как «женская логика».И, как мне кажется, наилучшим хроматическим образом это выразила Марина Цветаева:

Ты — Господь и Господин, а я —

Чернозем — и белая бумага!

В тоже время у репрезентативного «мужчины» перечисленные характеристики «женщин» оказываются много меньшими, чем творческая (креативная) способность, то есть потребность в овладении новым, неизвестным ранее в культуре и обществе, — тем, что принято называть духовным и / или идеальным, и / или не опредмеченным, то есть теми свойствами интеллекта, которые мы соотносим с подсознанием. Подсознание мужчины характеризует и азарт игры (охоты, рыбалки и т. п.), и фанатизм болельщиков и т. п. и т. д. Это наглядно демонстрирует любое казино или стадион. Если же у «мужчины» существует доминанта подсознания[lxxxviii], то оно оказывается промежуточной сферой интеллекта между сознанием и бессознанием в той же степени, что и серый цвет между белым и черным цветами.

Итак, и гендер, и цвета связаны с представлением о мире. В обоих случаях невозможно все осознать, все понять… В обоих случаях логические посылки отсутствуют. И новые цвета появляются в тех случаях, когда появляется некое «что же делать». Как и эмоции, так и цвета часто непредсказуемы, всегда непринужденны и непосредственны. Неизвестно, какой цвет завтра понравится женщине, но она уверена, что никто не заставит ее надеть платье нелюбимого цвета или обдумать реальные причины выбора любимого.

Цвет и архетип

В повседневном опыте человек редко имеет дело с беспредметными цветами. Ибо чаще всего цвет рассказывает о предметах и явлениях. Он позволяет судить о ясном небе, о здоровье детей, о зрелости яблок. И то, что человек представляет себе, чувствует, ощущает — все это синтезируется интеллектом в единую картину мира по формальным и / или цветовым обобщениям.

Методика «цветописи» была разработана и использовалась А. Н. Лутошкиным для оценки эмоционального потенциала коллективов. Автор этой методики основывался на ассоциативных значениях цвета («красный — цвет крови, огня; желтый — цвет солнца; зеленый — цвет травы, листьев; голубой — цвет моря, неба и т. д.»[lxxxix].

На выборке в 480 человек (подростки и юноши) А. Н. Лутошкин получил следующие данные для эмоциональной оценки цветов: красный — настроение восторженное, активное; оранжевый — радостное, теплое; желтый — светлое, приятное; зеленый — спокойное, ровное; синий — грустное, печальное; фиолетовый — тревожное, тоскливое; черный — состояние край