Монолог 1 - Молоток.

Павел Павлов

Монолога (Кирпич, молоток, лопата и еще раз кирпич).

Лысый

Рыжая

Дачник

Внучка

Монолог 1 - Молоток.

Лысый (16 лет, невысокий, худощавый, лысый, спортивный костюм) смотрел перед собой, дергал периодически за штанину спортивных брюк.

- Не, че, я не отрицаю – молоток мой, и я его этим молотком к полу прифигачил. Че? Больно? Не, я же сразу его вырубил. Че, я животное что ли? Боли он не чувствовал. Нет… (Пауза) Ну, тут надо все с начала рассказывать.

Я сразу решил в легкую атлетику идти. С детства бегать любил. Фиг ли – мать рассказывала, что я сразу не пошел, а побежал, как этот – обосранный олень. Угу. Мне еще года не было, ну или был – по фигу. Не помню. И я, че, я так зачесал, что Усэйну Болту и не снилось. Хотя, не, Болт реальный спортсмен, я его уважаю, че. Очень. Чумазый вот только – афроамериканец типа ну, или кто он там?...

И че, и все – пошло-поехало. Первый спринтер был во дворе. Со мной в догонялы никто играть не хотел. Фиг ли – я втоплю, а им догонять. Так и говорили: «Жендос, (а Жендос – это я), с тобой играть – что манку жрать – никакого удовольствия». А я, че, я ржу, как лошадь, мне приятно, фиг ли.

И че? Подрос я, лет девять мне, типа было, и стал проситься в секцию. Че, думаю, у меня такой талант, че, ему пропадать что ли? Ага, прям так и подумал. Только Батя против был. Спорт – говорит – это не работа – калечить себя только. Все спортсмены тупые и травмированные. Ну, тут я не согласен. Че, не все… не все - травмированные – некоторым везет, че. Шахматисты – ваще… не травмируются. Березуцкие там, Игнашевич, книжки читают… Кароче, Батя был против, он видел во мне юриста – солидного Типа, типа при баблах, в галстуке и все дела. А юристу, мол, надо мозг прокачивать, а не ноги, а я, че, я настырный, и тогда был тоже.

Я че, я на следующий год опять стал проситься, полгода не сдавался, пока мать не уболтал, мол, талант у меня и все такое, а в юристы – ваще не вариант. Ну, она Батю переубедила – у нее свои методы. Короче, отдали меня в секцию. У нас всего один спортивный клуб на весь город, че. А там, че, не то, что мне не понравилось, там все путем было, как я и мечтал, все бегают, разминаются, соревнуются. Только тренер сказал, что у меня типа есть данные, но они не особо… данные. Мол, есть потолок, выше которого я не прыгну, хоть трижды обделайся. А я подумал: «че, я сюда не прыгать пришел, а бегать, на фига мне прыгать ваще?». Ну, Батя начал сразу отговаривать типа на фига бабки тратить, типа они не лишние, а я настырный – характер у меня такой. Я сказал, что буду заниматься, и все получится. Че, данные у меня не особо, но талант же никто не отменял, че….

И правда, стало получаться, только не все и не сразу. Тренер сказал, что надо забыть про нормальную жизнь, или в атлетике делать нефига. Упрямство! Тренировки! Результат! Легко, типа, ничего не дается, мол, вкалывать надо, тем более мне. А я, че, я как угорелый тренировался. Упрямство! Тренировки! Результат! Упрямство! Тренировки! Результат! Упрямство! Тренировки! Тренировки! И… все!

Многие пацаны посдувались, че, нагрузки бешенные: 4 дня в неделю мы занимались, плюс еще дома работать над собой надо, вот они и забили, че. Но были и посильнее, настырнее. Я таких уважал, но не любил. У них данные лучше были, они и развивались быстро, жрали все как надо, белки жиры, углеводы, витамины, стимуляторы, а я ни че не жрал, дорого, че, Батя сказал – фиг мне, а не витамины, ну и я настырный, я сам всего думал добьюсь без стимуляторов всяких, талант же есть, че. Только не развивался я ни фига, хоть лопни. И я лопался, и занимался дополнительно. Все уходили, а я все над ускорением работаю или над техникой. Меня тренер даже зауважал. Фиг ли – все ныли, жаловались, а я зубы сожму и вперед. Я же упрямый, че. Доказать всем хотелось: и Бате, и себе, и тренеру. Он только, говорил, мол, смотри, режим не нарушай, так типа переутомиться легко, а потом восстанавливаться долго будешь, из графика выбьешься. Но я че, я трехжильный, я и не такие нагрузки выдержать мог, я же не просто так на треньки ходил. У меня мечта появилась. Спать ложусь, а в глазах пьедестал, и я на нем стою, и мне на шею медаль золотую вешают, она тяжелая, блин, настоящая, а я стою и, как дебил, лыбу давлю. Че, нормальная такая мечта, и на табло еще рекорд, типа, мой – 8. 88. Но пока мне до рекорда этого, как пешком до Южной Кореи было. Два года прошло, а у меня только 14. 17 было – и все, хоть обделайся – потолок этот козлиный.

Уже двое, которые позже меня пришли 13,18, бегали – на второй юношеский, а у меня даже третьего не было. Мать говорит: «Ты себя не жалеешь ни фига, на кого стал похож, у тебя друзей нет…» короче – стандартная мутотень. А друзей у меня реально не было. Фиг ли, я нигде не бывал, только в школе и на тренировках. Но в школе, там ваще жесть – либо ботаны последние, либо отмороженные на всю голову. Я, че, я ни с кем не разговаривал, приду, сяду себе сзади, а при первой же возможности сваливаю оттуда. Ну, а в секции, че, там были нормальные пацики, но я и с ними не общался. Не, не потому, что я не контактный такой, не, просто спорт есть спорт и в нем не может быть друзей, ну, потому что друзей выигрывать неприятно, че, никакого кайфа. А так для тебя все враги, ну, не враги, соперники, а врагов, че, когда выигрываешь, как-то радостно прям становится, и облегчение получаешь. Ну и проигрывать им, че, обиднее, конечно, но зато злость такая появляется и еще больше хочется, ну выиграть всех… прям порвать… Когда проигрывал, ну третий, там, приду, или пятый, че, сразу табло это перед глазами появлялось, которое с рекордом. И думаю, че, пока не добьюсь, не успокоюсь. Я же упрямый….

Но и Батя у меня, че, упрямый. Фиг ли, он мне каждый день на мозг капал, мол, хорош, Жендос, фигней страдать – побегал и харе, пора мозг прокачивать. Про юриста все впаривал. Ну, я че, я понимаю, что это его мечта несбывшаяся. Сам-то он, че, в ЖКХ работал, зарплата убогая, уважения никакого, а мечтал… мечтал, чтоб в галстуке, с баблами чтоб, и все завидовали и уважали. Как шизанутый пластинку свою закрутит; «Иди в юристы, вот если бы я был юристом, юристы – они такие, юристы – они сякие», аж бесило прям. Не, я че, я все понимаю, мечта – штука такая, святая что ли, за нее все простить можно. Но я-то, блин, о другом мечтал, я спортсменом хотел быть великим, по типу Болта… Ну, так еще года полтора, че, прошло.

А потом вдруг раз, че, и поперло! Ну, будто кто-то увидел, что я реально выкладываюсь каждый раз по полной, че, не жалею себя ни фига, по ступенькам этим скачу, че. Ну, это упражнение такое, силовое, для ног. Мне тренер посоветовал, чтобы скорость была нормальной и ноги качались, нужно прыгать с ноги на ногу по ступенькам лестницы, чтобы зараз типа несколько ступенек перепрыгивать. Ну, и вот этот кто-то увидел, и такой раз, че, и прокачал мне скорость. Ну, это типа, как в игрухах компьютерных бывает. Там героя своего прокачивать можно, типа он там уровни свои повышает и с каждым уровнем сильнее и быстрее становится, так и я, типа, че, на новый уровень перешел. Я аж охренел сам! И тренер тоже охренел. Малорик, говорит, Жендос, дуй в том же направлении, не зря, говорит, упрямый такой. А я, че, я сначала третий юношеский получил, а потом и ко второму вполотную подошел – 13, 51. Не, слабовато, конечно, че, но для меня прогресс, причем нехилый такой. Я, че, я еще больше тренироваться стал. На все ваще забил, кроме спорта. Школа мне эта, че, нафиг не нужна, я и не парился. Но я и гулять ваще перестал. Все уже с девчонками мутить стали, ну фиг ли – по 15 лет уже, мартини, там, водка, все дела. А я, че, я нигде. Курить попробовал, но меня не вставило. Один раз, че, затянулся, и выкинул. Фиг ли, какие сигареты спринтеру? Никаких…

Потом че, у нас соревнование было. Я там свой лучший результат показал, че 13, 33 – на второй юношеский. Только четвертое место, занял, че, но все равно довольный был. Че, меня все зауважали. Тренер похвалил, сказал, что потолок выше поднялся, мол, не зря я такой настырный, еще, типа, немного дожать, и можно будет на область отправить, а там глядишь, и в юниорскую возьмут. Круто, че! Я ведь помнил все: Упрямство! Тренировки! Результат! В общем, все путем было! Даже Батя уже смирился и радовался за меня… Пока не умер… Не, он сначала, че, в кому впал, а потом, че, умер… Мать, как резанная орала. Фиг ли, нас сеструхой, кормить, воспитывать надо, а она одна. Ну, я, че, я школу бросил, фиг ли, все равно, считай, не учился, пошел грузчиком работать. Не, тренировки не бросил. Куда я без них? Сложнее только стало. Упрямство! Тренировки! Результат! Но результат завис, че… Не до результата пока было…

И вот тут, че, он появился. Ему, блин, 15 лет, а гонора до жопы. Ходит такой, лыбится, самоуверенный. Фиг ли, у него Батя генерал, хрен ли ему не лыбиться. Я со смены, злой был, а тут тренер подводит его и говорит: «Вот, Жендос, это Игорек, большим спортсменом будет, третье место по Вятке – 12, 79 бегает. Знакомьтесь!». И этот, че, опять лыбится весь, руку протягивает. А мне противно прям стало. Не, не потому что 12, 79, а просто стоял он весь такой на понтах, лыбу давил, типа он король этого долбанного мира, а я – так… никто, убожество, че… Противно короче, еще имя такое гейское – Игорек… Тут тренер отошел, а он смотрит на меня, как на ублюдка или бомжа какого, че, и говорит: «Че, Жендос, типа закончилась лафа твоя! Забудь о спорте! С этого дня ты будешь здесь номером два, и все тебя будут чмырить!» Я ни че не ответил, а он заржал и уперся, че. Урод! А мне реально обидно стало. Че, я пять лет, как эта, блин, Золушка, пашу, у меня за все время ни одной победы не было, всего два раза четвертым приходил на соревнованиях, а тут он такой пришел и типа забудь про спорт…. Реальный урод! Вот тогда я по-настоящему разозлился, не по-спортивному, а как в жизни, злятся. Че, думаю, Игорек, уделаю я тебя и 12, 79 твои, так уделаю, что мало не покажется… 8, 88 будет, че. За наглость твою, за Батю своего, за справедливость – за все тебе отомщу, не с тем ты связался, тюлень, я же упрямый че!

Только че. Сразу не вышло ни фига. На первой же тренировке я был довольный как слон. Фиг ли 13, 05 показал. Че, думаю, Игорек, недалеко ты от меня ушел, еще чуть-чуть и побегаем! А этот хмырь, че, он ваще 12, 55 выдал. Еще немного, и считай третий разряд уже. Все, естественно, офигели, и кинулись его поздравлять, 2 десятых от рекорда по городу. Тренер аж потолок чуть не проломил от радости, так скаканул, что стены затряслись. И этот, хмырь, че, стоит лыбится опять. Он типа и не так может. Он ваще, че, заявил, что до этого бегом ни фига почти не занимался, мол, только в Вятке нормативы в школе сдал, а там все офигели и на соревнования его отправили, а типа, Батю его к нам потом перевели, и тут он уже реально решил на бег пойти. Вот так ни с фига – че бы не пойти. И вот он типа пришел. Ясно же, че, что он балаболит все, он бы еще в тридцатник пришел. Хотя фиг знает, видно, что техника у него беспонтовая, не качал ни фига, шаг короткий, но ему реально во всем прет, так что можно и поверить. Вот урод, фиг ли ты в футболисты не пошел или на плаванье, фиг ли ты к нам приперся?..

Ну, на мои, 13, 05, естественно, никто внимания и не обратил, все ваще забыли, что я существую. Так обидно было. А он, еще когда мимо проходил, остановился такой, ни че не сказал, просто посмотрел на меня, дунул на палец, ну типа как дым от пистолета задул и пошел. Тюлень, блин! Я чуть кроссовком в него не запустил.

А вечером, че, мне полегче вроде стало, а тут мать давай мозг опять прочищать. Она после бати ваще нервная стала, мы с сеструхой даже в больницу ее свозить хотели, короче не суть. И я, че, я вышел на улицу, прогуляться, там, успокоиться. Иду себе, урода этого вспоминаю, набить бы ему рожу, думаю, так блин, он батю своего припряжет, еще и встрянешь. Короче, его только на дорожке уделывать надо, в чистом бою, типа. И вот я, че, иду, думаю это все, и тут раз - как офигею. Встал прям посреди улицы, как этот, типа витязь на распутье. Хотя не, тут не распутье – тут другое. Влюбился типа. Я сам реально офигел. Ну, мне до этого нравились девушки – Анджелина Джоли там, Скарлетт Йохансон, эта…, как ее… а… Мила Йовович – ну, я по телеку их видел, типа, они мне понравились, че. Но, я как-то не влюблялся. Не, они красивые, тут без всякого, но они, во-первых, замужем все, а во-вторых, далеко, к ним фиг приедешь еще. В школе тоже были телки, но те, че, те прыщавые, страшные, явно не Анджелины Джоли. Ну, и в секцию девки ходили, те ваще… ноги у них огромные, накачанные… Пацанам-то нормально с такими ногами, я же вон не урод, а девкам не вариант вообще, они, че, красивые должны быть, типа как эти, актрисы, ну или балерины там… А тут блин, она тоже не Мила Йовович, но блин, у нее глаза такие, огромные, зеленые, как светофор прям, горят и тоже, вся такая лыбу давит, не, она не может лыбу давить, улыбается, типа, и волосы еще такие…. В общем, она мимо прошла, а я, че, я стою, вслед ей смотрю и фигею. Ну, влюбился, короче. Вот, думаю, с такой бы девчонкой замутить, и ни че ваще не надо, ни рекордов, ни побед, ни ноги качать. Я даже про хмыря этого забыл, че. И тут раз меня сзади плечом кто-то задел и орет, типа фиг ли ты стоишь посреди дороги? Я сразу и очнулся, че. И вспомнил, про урода этого, и про мечту свою. Я, че, я ведь, как он появился, про мечту-то свою ни разу не вспоминал, он же ее обосрал всю, она блин, чистая была, как стеклышко, а теперь мутная стала. У меня другая мечта появилась. Уделать его и в рожу его офигевшую плюнуть, посмотреть на него свысока и плюнуть так, мощно, от души прям. Вот че. А девчонка мне эта прям в сердце запала. Только я, че, я понимал, что она на меня смотреть не будет, кто я для нее, вот если б рекорд, если б европу выиграть, тогда да, и потом, че, может, я ее и не увижу никогда больше. Но все равно, че, я думал у меня срыв, типа, будет, ну, на нервной почве, а тут, вроде, легче стало. Легче, что есть такая девчонка, и она такая чистая, как мечта моя прям, не то, что этот… Тюлень…

Ну, и че, вернулся я домой с твердым решением уделать урода этого, хоть как, думаю, а я буду круче него, у меня же, че, потолок уже поднялся, значит, если еще больше тренироваться буду, то че, я, может, опять себе уровень подниму, а там уже посмотрим, кто кого. И прям когда на треньку пришел, увидел хмыря этого, подошел к нему и сказал, мол, фиг ты тут чего добьешься, и чмырить тебя все будут, а я, че, я типа, упертый, меня так просто не уделаешь. А он заржал такой, ну, говорит, Жендос, ты и приколист, корочник прям. Тоже мне Гарика Мартиросяна нашел, урод. Ну, я, короче, переодеваться пошел, а этот, тюлень, всех пациков возле себя собрал, базарить им че-то начал, а они такие, на меня все смотрят, и ржать, как лошади, начали. И он сам ржал, базарит че-то и ржет. Ну, я решил, что, типа, не буду внимания на него обращать. Фиг ли, урод он и есть урод, а у меня и без него проблем до жопы было, дома дурка сплошная и на работе еще завскладом орал без конца. Короче я, че, я девчонку эту вспомнил и сразу забыл про всех. А на треньке тренер прям перед тюленем распинался весь, так противно было, а потом, че, говорит такой, типа, что через месяц у нас соревнование будет, и на него, типа, тренер какой-то знаменитый приедет, с Москвы там или, фиг знает откуда, мол, счас талантов не хватает ни фига, а тут он может, кого-то к себе заберет, так что, типа, это реальный шанс себя показать, и такой опять на урода этого смотрит и улыбается. И он, че, кивает, мол, понял, тренер, не подведу. А я, че, я сразу понял, что это мой шанс и есть, реальная возможность, че, и тюленя уделать, и к мечте своей с медалью и рекордом приблизиться, нехилый такой рывок, че.

Ну, я, короче, стал усиленно готовиться к соревнованию. Больше даже морально, че. Мне по фигу было, в какой форме хмырь этот, мне самому главное было на пик выйти. Я тренера уже не слушал почти, он орал, мол, фиг ли ты, Жендос, творишь, упахаешься нафиг, но ему уже по фигу на меня было, он все с тюленем насался, так что, я считай, самостоятельно готовился, и я, че, я знал, что мне нагрузки только на пользу идут, иначе фиг прокачаешься. Упрямство! Тренировки! Результат! Че, я помню все. А тюлень, этот ни фига и не готовился, я ваще фигел с него, он такой, придет, кружок трусцой пробежит, потом разминочку сделает, разогреется, спринтак легкий на тридцатке выдаст, ну и пару раз всю сотню отработает и все. Тренер ему, типа, над техникой работай, я уже говорил, че, у него техника беспонтовая, но он че-то не особо парился, он, типа, и так уже король, че ему техника. А я, не, я, как лошадь пахал, у меня даже кросс лопнул. Обидно было, фиг ли, я их не особо давно купил, пол зарплаты убил, а тут раз и такая шняга. Че, где мне денег на новые взять, это у тюленя, у него 5 пар, не меньше, а у меня одни единственные кроссы и были. Я, короче, их шнурком перевязал, че, думаю, домой принесу, а там видно будет, как их починить, чтоб не особо заметно было, а этот урод увидел, и давай ржать, ты, говорит, Жендос, профессиональный клоун, ржу с тебя не уставая, че, так, типа, модно счас? Нет, говорю, у меня кросс, лопнул, а он опять ржет, фиг ли, говорит, это, китайское дерьмо только так лопается, надо было настоящие найки брать, хотя, говорит, ты такой, неудачник, что тебя даже найки не спасут, все равно, как инвалид, бегаешь, но ты, говорит, не расстраивайся, ты кросс скотчем обмотай, он тебе еще лет пять прослужит, или сколько ты тут туссить еще собираешься? Пошел ты, говорю, Игорек, куда подальше.

Ну, и че, еще две недели прошло, кроссы я не починил ни фига, пришлось старые взять, а они мне уже маленькие, че, давят, но деваться некуда. Этот все так же не напрягался, а я прям чувствовал, что реально форму набрал, счас бы, думаю, на дорожку выйти, я бы там всех порвал че, у меня прям уверенность такая появилась. И еще девчонку эту представлю, прям, как она стоит, такая, улыбается, и на меня, типа смотрит, прям ваще радостно становилось. Ну, и тюлень, ко мне подваливает, мы с ним с того дня не общались ваще, а это он сам подошел такой, че, по плечу меня похлопал, Жендос, говорит, типа, ладно, хорош, нам с тобой сраться, я, говорит, завтра туссу у ся дома собираю, ты, типа, тоже приходи, че. И такой зырк на меня, мол, как я прореагирую. Ну, я думаю, че, он небось ждет, что я пошлю его, зассу, типа, а я тебя обломаю, че. Ладно, говорю, куда идти, ну он адрес дал, приходи, говорит, завтра в семь.

Ну, я и пошел, че, думаю, схожу, покажу, что не боюсь его ни фига. А там.. Я, в общем, еще раз офигел. Я пришел, народа до жопы, и тут раз, и вижу ту самую девчонку, стоит такая, улыбается, прям светится, как эта, лампочка. И я, че, я только обрадоваться хотел, а тут смотрю, к ней тюлень подкатывает сзади, лапает, целует, и они, че, засосались, типа. Блин, я как это увидел, мне сразу фигово так стало, че, думаю, за жопа такая, где ваще справедливость, есть, нет. Уроду этому все, а мне ничего, у него, блин и хата такая, типа, с евроремонтом, и бабок – сколько захочешь, и данные у него не то, что у меня, и батя генерал, а мой ваще умер уже, так блин, ему мало этого, он мне всю жизнь испортил, все мечты к черту запорол. Они же, блин, мечты, они чистые ваще, а он засрал все, урод. Как я ваще без мечты буду, считай, если ее нет, то ты, че, ты тоже никто ваще. И блин, девчонка эта, я бы к ней даже подойти не смог, только мечтать и мог, а этот урод лапал ее, как хотел. Короче, мне ваще противно стало, и я решил свалить, че, но не успел, блин. Этот хмырь меня заметил, и типа, обрадовался, ну то, есть сделал вид, что, типа, рад, так-то он меня ненавидел, только не пойму за что. Ну, и че, он меня остановил, и громко так, чтобы все, типа, слышали, говорит, а вот, типа, и тот самый Жендос, о котором я вам рассказывал. И все на меня посмотрели и заржали. У меня, говорит, седня днюха, но я знаю, что у тебя, типа с баблами тяжело, поэтому, я тебе подарок сделаю, счас говорит, и выносит мне коробку с кроссовками, на, говорит, тренируйся, можешь, не благодарить, и все опять заржали. А я, че, я понял, что он меня, чтобы постебаться и позвал, я, говорю, не знал, что у тебя, днюха, поздравляю, мол, а подарок, завтра, типа отдам, а кроссовок мне не надо никаких, у меня есть уже. А он, че, бери, бери, говорит, это будет тебе утешительный приз, ты же, говорит, все равно мне продуешь по полной. Фиг ли, говорю, я тебе проигрывать должен, типа, будет соревнование, там все ясно и будет, кто кого порвет, а кроссы мне твои не нужны. Да, ладно, говорит, Жендос, че, как баба ломаешься, если, говорит, боишься, что отплатить не сможешь, так можешь развлечь всех: спеть там че-нить, или станцевать, ты же тот еще клоун, или там, на кухню пойти посуду помыть, там ее, мол, целая куча скопилась. И все опять, как давай ржать, мол, молодец, Игорек, отжигаешь, ну, я че, я кроссы его киданул на пол и уперся, а когда уходил, на девчонку еще раз взглянул, и заметил, что она, типа не смеялась даже, а как-то прям по-доброму на меня смотрела. Я не знаю, че, но мне показалось, что я, типа, ей понравился даже, ну потому что, взгляд у нее такой был, и эти, волосы опять такие…. Я блин, еще больше влюбился в нее, че. Уперся я от него злой ваще, вот, думаю, урод какой, решил меня унизить перед всеми, но ни че, тюлень, мы еще на дорожке встретимся. И я побежал, ну, я когда бегу, че, мне всегда спокойней так, типа мысли ваще в башку не лезут.

Ну, а на следующий день, че, я молоток с собой притащил, ну я дома порылся, но ни че более или менее внушительного не нашел. Не пассатижи же было с собой брать, а нож, че, это ваще холодное оружие. Короче в раздевалке, он ко мне подходит такой, а я молоток достал, и говорю, типа, отвали, от меня, урод, а то нафиг башку проломлю, ну, он понял, что я не шучу, дебил ты, говорит, Жендос, и уперся. А я подумал, че, сам он дебил, надо было, давно молоток этот притащить, ну и стал его всегда с собой таскать. Потом потренировался нехило так, но че-то почувствовал, что как-то не особо себя чувствую, а мне еще на работу надо было, но я, че, я все равно не сдавался. Упрямство! Тренировки! Результат! Че, я и тренировался.

Итак, в общем, день соревнований наступил. Я че-то не особо себя чувствовал, но, думаю, терпи, Жендос, пару часиков потерпеть осталось, зато там порвешь его, и сразу мечта твоя засияет, как звезда прям, все путем будет. Ну, он, тюлень этот перед забегом ко мне подошел, удачи, говорит, Жендос, а я ему, типа, себе пожелай, она тебе больше понадобится. А он опять заржал такой. Ну, в первом забеге мы не вместе бежали, он свой выиграл, 13,20 выдал, а я подумал, че, 13, 20 это ваще не результат, типа, я его в легкую порву, он же не тренировался ни фига. А сам как на дорожку вышел, чувствую меня шатает всего, но ничего, я справился, со вторым временем прошел – 13, 46. Нормально, думаю, не разбегался просто. Тренер на меня посмотрел, не нравишься, ты, говорит, мне, Жендос, бледный весь, тебя, может, снять с соревнований, ты, че, говорю, тренер, с дуба рухнул что ли, это, говорю, главные соревнования в моей жизни, какой снять, я в порядке че, счас порву всех. Ну, он, че, спорить, не стал, знает, что бесполезно, я же упертый. Но блин, че, я на второй забег вышел, вроде злой, настрой нормальный был, но че-то, блин, не знаю, ноги подвели меня. Я, блин, реально, как инвалид, пробежал – шестым пришел, 13, 63 только выдал и все. Все, блин, к черту все мои тренировки, облажался я. Че, я после финиша реально грохнулся на дорожку и даже встать не мог. Меня потом подняли, я встал и поперся в раздевалку, фиг ли делать еще было. Соревнования тюлень выиграл с личным рекордом – 12,33, че, считай, на третий разряд набежал. Короче, жопа полная. Ну, а я, че, я сидел в раздевалке, в себя прийти пытался, но как-то не особо получалось. Тело, прям будто разламывалось все, будто на меня самосвал насадили и ваще, я будто в тумане был, как этот, как ежик. Точно, ежик, че. Ну, и я сидел, на молоток этот смотрел. А потом он зашел, сидишь, говорит? Даже без злобы как-то сказал, с сочувствием что ли, и как-то само собой получилось, я встал и молотком этим его вырубил, потом еще раз и еще, а потом гвоздь нашел, он у меня в сумке зачем-то лежал, и к полу прифигачил его, ну, чтобы он ваще встать не смог, ну то есть прибил его, как он мечты мои и о рекорде, и о девчонке той. А когда бил ваще усталости не чувствовал, облегчение только…. Че? Моцарт? Ну да, певец, кажется, такой, а нет, футболист, он в Спартаке играл, точняк, а Сальери - ваще не знаю, боксер что ли?...

Лысый пожал плечами и замолчал, он зажмурился и начал тереть глаза.

Монолог 2 - Кирпич.

Рыжая (35 лет, рыжая, короткие волосы, одета в аляпистый халат) была возбуждена, на лицо прилипло немного муки из кармана торчал пульт от телевизора.

- Скажите, я вам нравлюсь? Нет, я серьезно, нравлюсь? Да? То есть вы находите меня привлекательной? Значит, я красивая. Красивая… А вот Валя, видимо, так не считает. Свинья он, самая настоящая. Вот. Ну, а как же нет, я его, кобеля этого наглого, так сказать, всем сердцем любила, души в нем не чаяла, холила, лелеяла, да что толку? Нет совести у человека… Вот.

Семья у нас была дружная. Отец с матерью были счастливы, любили друг друга. По крайней мере, вначале так и было. Вот. Отец приносил домой гладиолусы, раз в месяц примерно. Мать их любила - красные такие, большие... Вот. На руках, так сказать, не носил, еще бы - она под 90 килограмм весила, зато всю зарплату отдавал и не пил, дома. С друзьями встретится – поддаст, конечно, но дома - ни грамма. Вот. Мать твердо поставила правило: дома, так сказать, трезвый образ жизни. Они и не ругались почти. Так, раз в месяц пошумят немного и все. Мы постоянно ходили куда-нибудь все вместе, то в кино, так сказать, то в парк, то на концерт. И мать на отца как-то по особенному глядела, как на бесценное имущество, и держала в ежовых рукавицах, и меня учила, что мужу спуску давать нельзя, хватка должна быть железной, а чуть ослабишь хватку, считай, что упустила. Вот она и не отпускала. Она всегда мне говорила, что задача любой женщины найти правильного мужика и, так сказать, уметь удержать возле себя. А правильный мужик – это такой мужик, который будет тебя любить, слушаться и обеспечивать. Вот. Правда, такие редко попадаются, поэтому обычно, какой встречается, тот и правильный. Так сказать, выбор не велик. Это и гонки и лотерея одновременно. Никогда ж заранее не предскажешь, что тебя ждет, но если попался какой, то тут уж рот не разевай. За мужика нужно держаться, желающих много – не успеешь, так сказать, ухватить – схватят другие. Вот. Как это, говорится: «Женское счастье – был бы милый рядом». Ну, а милого нужно тоже воспитывать и еще как, на него надежды-то никакой, поэтому, если хочешь в жизни счастья – умей его, так сказать, построить сама. Вот, собственно, таким счастье мать и воспринимала, ну и я тоже стала.

Но как бы мать ни старалась, все разладилось. 17 лет отец, продержался, а потом вдруг заявил, что, так сказать, завел себе другую и уходит к ней. Мол, он давно уже так хотел, но все ждал, когда я постарше буду, чтобы я легче все восприняла. Вот. Так мы с матерью вдвоем и остались, мне 16 лет было, ей 42. И я-то нормально пережила, а она, так сказать, места себе не находила. Все подушки в доме проревела. Ляжет, уткнется в подушку и плачет, плачет… Вот. Лет-то ей немного – кого б другого найти, так она уже форму потеряла, так сказать, и внешнюю и внутреннюю, а раз так, считай, сошла с дистанции. Вот она и прийти в себя не могла. Счастье тяжело терять. Смотрела я, как она мучается, и вроде жалко, а вроде сама говорила, что везет только достойным. Вот. А как уставала реветь, так садилась и смотрела перед собой или фотографию отца на лоб наклеивала, застывала в таком положении и сидела, чуть ли не целые сутки. Вот. А наклеивала, чтобы видеть его всегда и так, вроде как притягивала его через биополе. Это она видела в какой-то передаче. Так-то она не слушала никого, и зря, а как отец ушел, так она и стала все подряд смотреть, да всему верить. Потом вдруг надумала, к бабке, говорит, пойду, пусть, так сказать, приворот сделает. И пошла. Вернулась довольная, смеялась даже, бабка ей сказала, что через неделю отец, как штык, дома будет, вот она и успокоилась. Только неделя прошла, отца не было, а мать в запой ушла. Вот. И как пить стала, так не останавливалась, так сказать, не просыхала. Она потом кодироваться ходила. К той же бабке. Она ей сказала, мол, завтра будешь, как стеклышко, и даже не подумаешь о выпивке, а будешь думать - рука отнимется. Рука и правда отнялась, а мать еще больше пить стала. Она, как мной забеременела, ушла с работы и больше никуда не устраивалась. А теперь ее никто брать не хотел без опыта работы, а на алименты отца, так сказать, только пить и можно было. Вот тогда я себе и дала слово, что любой ценой добьюсь в жизни счастья, да без мужика не останусь, без кобеля этого… Только я смекнула, что мать не так делала, она для отца не старалась совсем, держать красотой нужно было, а она себя запустила, как не знай кто, вот он и нашел моложе, да красивше. Это и есть главная задача – быть красивой. А чуть жира наберешь, так сказать, фору соперницам дашь. Вот. На отца я поэтому и не в обиде, не скажу, что люблю его, но и не злюсь, мы иногда созваниваемся, он мне про грыжу свою рассказывает. Вот. Дети тоже красоту забирают, поэтому их либо вообще не рожать, либо рожать уже за тридцать. И вот я и дала себе твердое слово, что, так сказать, найду достойного мужика, и фиг он от меня куда денется. Эх… А как 18 мне исполнилось, через месяц мать и умерла. Царствие ей, так сказать, небесное. Совсем она зачахла без мужика. Ее финала, я, естественно, не хотела. Вот.

Потому учиться я не пошла, не до этого было. Решила я, так сказать, с места в карьер. Пусть другие зады на парах протирают, а я начала мужика искать, скотину эту неверную. Намажусь, главное поярче, да погуще, чтобы было видно, что красоты у меня не меряно, и вперед. Сначала по кабакам ходила, глупая была. А там, так сказать, либо алкаши сидят, либо женатые давно. Они, конечно, сразу рты пооткрывают и так и смотрят, то на меня, то на пиво свое. Вот. Я радуюсь, но вида не подаю. И вот они по очереди, ко мне подсаживаются, пивом угостить предлагают, я не отказываюсь, сидим, разговариваем, сразу становится понятно, что им от меня одного только надо, я отправляю куда подальше, и тут уже следующий подсаживается. Пели они все красиво, знают, что женщины ушами любят, но жениться никто не собирался, а на раз мне мужика не надо было. Кто-нибудь целоваться полезет, а я его, так сказать, за язык и укушу, чтоб знал, что ему ничего не светит. Вот. Под конец я уже так наклюкаюсь, что меня чуть ли не выносят из этого кабака. А на пьяную никто и не смотрел, даже до дома ни разу проводили. Так я чуть ли не все кабаки в городе обошла. Потом обдумала все, поняла, что глупо это, сопьюсь только, да и мужиков всех расхватают, и решила на дискотеку сходить. А как пришла туда, так сказать, охренела. Меня туда девки не пустили, у них там целая система была, очередь, как в детские сады, за полгода минимум записываются. Вот. Зато все четко работает, у них стабильно 3-4 свадьбы в месяц бывают. Я тогда, так сказать, еще больше озадачилась и стала прямо на улице счастье свое искать. Опять, накрашусь вся, надушусь и на охоту. Моталась, как прокаженная, по городу, а толку мало было, то ноги промочу, то замерзну, время-то весеннее было.

И вот однажды иду так, глазами зыркаю и вдруг увидела объявление: «Лекция: Истоки импрессионизма. Творчество французских художников Эжена Будена и Клода Моне». Я тогда не знала, что это за импрессионисты такие, думала, что-то вроде онанистов, но все равно решила зайти погреться, а то, что на начало опоздала не страшно, все равно я в искусстве не разбиралась. Вот. И, так сказать, зашла, села с краюшку. Мест свободных много было, но вперед лезть мне ни к чему было. И вот сижу я, смотрю на лектора, а он какой-то, как сморчок, скрюченный весь, бородатый, ему лет девяносто, наверное, было, не меньше, но для своего возраста он довольно живенький был, хотя рассказывал так, что носом можно было в пол уткнуться и захрапеть. Я бы и захрапела, если бы голову в сторону не повернула. А как повернула, так его, так сказать, и заметила, кобеля этого бессовестного, упыря ненасытного! Он сидел такой тихий, такой беззащитный, в очочках своих, слушал внимательно, даже что-то записывал. Я как его увидела, сразу, так сказать, поняла, что вот оно счастье мое, его нужно сразу же ковать, пока оно горячее, а то желающие всегда найдутся, ну и подсела поближе. И не успела я про желающих подумать, смотрю уже в соседнем ряду какая-то шалава сидит и глазки ему строит. Тоже вроде вся интеллигентная, но видно, что стерва та еще, я ей знаками и показала, чтобы отвяла, со мной, так сказать, лучше не связываться. Но она трудная какая-то была. Она моих жестов не поняла. Вылупилась только, как татарский хан на Ивана Грозного и давай опять ему глазки строить. Вот. Я тогда не выдержала, сняла сапог, да и запустила им в нее. Она не ожидала такого и, так сказать, в самый лоб получила, а я спокойно подошла к ней, взяла свой сапог, она даже не пискнула, натянула его обратно и к Вале моему подсела. Вот. А он, зараза такой, настолько был лекцией увлечен, что даже не видел, как я за него билась с курвой этой интеллигентной. Она с досады локти себе, так сказать, кусала, слезы еле сдерживала, а потом поворачивается, а я смотрю, у нее на лбу шишка прямо, как на дрожжах растет, и она это почувствовала, схватилась руками, побледнела, зыркнула на меня и выбежала из зала. Победила я, так сказать, одержала безоговорочную победу. Вот. А Валя, кобель этот, как привязанный, от лектора глаз оторвать не мог. Я возле него, как юла, вертелась, то одну ногу оголю, то другую, то грудь вперед выставлю, она у меня, конечно, не как у Анфисы Чеховой, тогда еще меньше была, но мужик он в любом случае на грудь внимание обратит, особенно, когда ее демонстративно показываешь, а Вале хоть бы хны было. Обидно, конечно, зато, решила я, такой - надежный, изменять, так сказать, не будет. Ага, счаз! Скотина он! Вот. Пришлось мне конца лекции дожидаться, тогда он только воспринимать окружающий мир начал. Я ему и сказала: «Какая лекция интересная, я бы, так сказать, даже на камеру записала и дома пересматривала вместо Санта-Барбары». А он обрадовался, вы, говорит, любите Будена? Обожаю, как услышу «Буден», у меня мурашки бегать начинают. Это, говорит, мой любимый художник. А я, говорю, давайте у меня дома все и обсудим, меня Ирина зовут. И пошли мы с ним, он мне всю дорогу про художников своих рассказывал, как заведенный, но я не вникала, кто да что, просто кивала, так сказать, мол, понятно, а он как ребенок радовался. Я тогда еще подумала, что вот, Валя, умный какой, денег много зарабатывать будет, значит, я правильный выбор сделала. А утром он уходить стал, я говорю, вечером приходи, буду ждать. Вот. Я ужин приготовила, покрасивше оделась, накрасилась, кудри накрутила, прическу, так сказать, сделала, все чин чином, и вот он заявился, я думала, он цветы принесет, а он мне книгу какую-то протягивает, вот, говорит, репродукции картин импрессионистов, раскрыл сам и давай разглядывать. Ну, думаю, идеалов не бывает, над милым поработать надо будет еще, и села рядом, ничего так красиво, но можно было б и лучше нарисовать. Теперь-то я в них только так разбираюсь, мне вот Васнецов нравится и Ван Гог. Вот. А через неделю я ему и говорю, что же ты, Валя, с родителями меня своими не знакомишь, все Моне да Буден, пора, так сказать, уже и родителям показать. А он, говорит, нету их. Как нету, сирота что ли? Нет, говорит, они в другом городе, а я тут в общежитии живу. Здрасте-пожалуйста, что ж ты говорю, в общаге-то, там небось, и жизни никакой, переезжай ко мне, будем вместе жить. Он и переехал. Вот.

И началась наша, так сказать, совместная жизнь. Он в свои книжки уставится, он же отличник, староста группы. А я в свои, все журналы от корки до корки прочитала, где какой совет, как красоту подчеркнуть, да какими кремами пользоваться, какие диеты лучше, как увижу, так скорее выпишу, да пробую. Мне же теперь надо было всегда красивой быть, Валя-то постоянно рядом. Вот. Он на занятия уйдет, а я телевизор включу, так сказать, аэробикой занимаюсь, я не мать, я толстеть не собиралась, и сейчас, как видите, в прекрасной форме. Потом ужин приготовлю, денег особо не было, много не наготовишь, но Вале после общаги любая еда за радость была, он за обе щеки уплетал и добавки просил. По вечерам на лекции ходили, про художников его бесконечных слушали, или, так сказать, в театр, он театр, свинья такая, обожает, главное, говорит, духовное обогащение, чтобы, этот самый, катарсис наступил, это у него вроде оргазма, от него он даже больше удовольствия получает. Он студенческие у театралов возьмет, мы с ними бесплатно и пройдем. Вот. А иногда просто кино по телевизору вместе смотрели. Так и жили. Счастья до потолка. Я уже знала, что ему от меня никуда не деться, только все равно на чеку, так сказать, была. Через месяц я ему говорю, Валя, мол, пора бы и родителям твоим приехать. Он удивился, что такое, спрашивает, ну как же, говорю, ты разве предложение мне не собираешься делать? У него глаза округлились слегка, видимо, и правда, не собирался, но намек мой правильно понял. Вышел он из комнаты, через минуту, слышу, дверь входная хлопнула. Вот. А вечером вернулся с кольцами, встал на колено, выходи, говорит, за меня, Ирина, ты согласна? Что за вопросы? Конечно, согласна. Еще через месяц, мы, так сказать, свадьбу сыграли. Скромную, шиковать не на что было. С моей стороны отец только и был, подруг у меня нет, и никогда не было, от них одни неприятности только, еще мать говорила, что они только могут мужиков переманивать, а пользы от них никакой. Ну, а с Валиной стороны родители и несколько студентов – одногруппников его. Родителям Валиным, я, так сказать, совсем не понравилась, они зачуханные какие-то, еще большие интеллигенты, чем он, стали меня расспрашивать, какое у меня образование, да чем собираюсь заниматься, в общем, разругалась я с ними, и больше никогда их не видела, Валя все время один к ним ездит. Вот.

А как медовый месяц, так сказать, закончился, стала я на работу его отправлять, мол, хватит тебе учиться, и так уже умный, слов нет. Он не спорил, да и вообще со мной никогда не спорил. Перевелся он на заочку, побрюзжал, правда, немножко, что год всего оставалось учиться, но не на стипендию же нам его жить было? А как работать устроился, стало мне неспокойно. Он же у меня такой, на него чуть надави, он и сломается, а там у него баб много было на работе его, в институте-то не страшно, там мне равных не было, та которой я сапогом, так сказать, засадила, с ним, кстати, училась, а другие еще страшнее были. А тут бабы все взрослые и все почти не замужем. Были б замужем, не работали бы. Уйдет он с утра, а мне одни расстройства, ни телевизор смотреть не могу, ни аэробикой заниматься, тут и без нее килограммы только так таяли. Я и начинала ему звонить, что да как, так сказать, спрашиваю, я мол, соскучилась, а сама слышу, женский смех неподалеку, меня аж раздирало всю. Вот так, думаю, охмурят его, и не придет он домой ко мне, свинья такая, и некого мне будет холить да лелеять. Вот. Что за смех, спрашиваю. Да это, говорит, коллеги, анекдоты травят. Коллеги. Знаю, я коллег этих. Через полчаса, я так сказать, опять звоню, говорю, мол, Валечка, забыла совсем, что на ужин приготовить, он говорит, все равно, а смех все так же слышен, опять, значит, анекдоты травят. Я, естественно, на нервах вся, через час звоню еще раз, а он мне уже выговаривает, Ирина, я же на работе, что ты мне названиваешь? Уже, говорит, сотрудницы надо мной подшучивают. Подшучивают они, посмотрела бы я на них, как они заплясали, если б мужик их в контору, где одни бабы работать пошел. На третий день я не выдержала, и пошла к нему на работу, увидела своими глазами, как эти сотрудницы возле него крутятся, да, как глядят на него, так сказать, своими загребущими глазами. Я и устроила им светский раут, за волосы их всех потаскала, да навесила им тумаков, чтобы знали, как чужому мужику глазки строить. Валю, конечно, поперли оттуда, зато мне поспокойнее стало. Вот. Устроился он на новое место, по торговой линии. Там уже мужской коллектив был только, я сама проверяла, ходила его устраивать. После этого уже нервничать меньше, так сказать, стала, да и зарплата тут больше, одни плюсы словом. Раза два-три в день, я ему позвоню, проверю, все нормально, а сама новый рецептик найду, да приготовлю что-нибудь или журналы полистаю, там много чего полезного пишут. Вот.

Так мы и прожили почти 17 лет. Валя институт, как закончил, по профессии пошел работать. Хотел в аспирантуру поступать, но я как узнала, что потом еще нужно ему будет преподавать, как представила, сколько там студенток будет рядом с ним, хабалок этих культурных, категорически ему запретила. Потом он у меня в критики театральные подался, сейчас вот им и работает. Рецензии на спектакли пишет, свинья, книжку все пытается напечатать. Таскал меня всегда с собой, я уж насмотрелась спектаклей этих, тошнит аж, там и смотреть-то нечего, пахабщина одна, а он все катарсиса ждет. Вот. Я его раскормила, он, так сказать, раздобрел, я, как видите, в хорошей форме, а он раза в три меня больше весит, но мне так больше нравится даже. Сколько девок на него заглядывалось, но я своего не упущу, спуску никому не давала, помню про счастье женское. И вот я уже начала было думать, чтоб ребеночка ему родить, кобелине этой бессовестной. Он же мне всю душу вынул, давай ребеночка родим, давай родим, сына хочу. Ему-то хорошо, ему рожать не надо, у него всего и делов: всунул да высунул, а мне мучаться, да фигуру портить, да и денег на него много надо, на ребеночка-то. Я и не соглашалась, а тут, думаю, уже тридцать пять, потом уже и рожать сложно будет и фигуру восстанавливать, одним словом - пора. И только хотела его обрадовать, а он в этот день пропал. Ушел очередной свой спектакль смотреть, время уже два ночи, а его все нет. Вот. Я, главное, уже три литра валидола выпила, весь вечер ему звонила, за сердце каждые три минуты держусь, думала, только бы он не умер, только бы не умер, а то мне и самой жизни нет. И вот уже в морг стала звонить, а тут дверь открылась. Он всегда, как штык, в 10, максимум в 11уже дома был, так сказать, а тут пришел, и глаза свои не поднимает, вину, мол, чувствует. Я давай на него орать, а он, говорит, после спектакля его режиссер к себе пригласил, мол, день рождение у него был. А Валя-то у меня не пьет, что, думаю, там можно было делать до двух ночи? Я, говорю, упырь ты ненасытный, у меня чуть инфаркт не случился, мог бы хотя предупредить, звоню, как ненормальная, так сказать, а у тебя телефон отключен. Он, говорит, батарейка, мол, села, и опять глаза прячет. Вот. Я сразу поняла, что что-то не так, врать-то он не умеет, да и вообще он никогда себя так не вел, ладно, говорю, иди есть. Я не голодный, мы же ели там. Ох, чуяло мое сердце, что все не просто так.

На следующий день, поехал он в издательство. А я одна осталась, стала думать, что да как. Вспомнила передачу одну про измены, там женщин приглашали, которым мужья изменили, они все несчастные зачуханные, такие, вспомнила мать свою. Нет, думаю, я, так сказать, Валю своего никому не отдам, кого угодно убью, только бы он со мной остался. Но потом успокоилась немного, что же он идиот что ли совсем, я все для него делаю, посмотрите на меня, разве можно бросить такую женщину? Вот. И почти успокоилась. А вечером его опять нет. Я давай звонить, слышу, в соседней комнате пищит, телефон, значит, он не взял с собой. Что ж, думаю, мне за наказание такое? Я, так сказать, взяла телефон, да стала смотреть, все смски прочитала, номера проверила, ничего подозрительного не нашла. А сердце так и скачет, так и скачет, как Моисеев по сцене. Вот. Отвар выпила, я, так сказать, Малахова смотрела, так и понаделала всяких отваров и ромашку, и чистотел, он много чего советует. Наконец пришел оглоед этот, не в два, пораньше, пол первого. Что же ты со мной, говорю, делаешь, это в каком таком издательстве до двенадцати ночи держат? Я, говорит, на спектакле был. Позвонить, говорю, нельзя было? А я, говорит, телефон дома забыл, не буду же я по театру бегать у всех телефон просить. Если бы хотел, мог и попросить, в общем, отчитала я его по первое число, высказала, так сказать, все, что наболело, а он, как в воду опущенный смотрел на меня, но ничего не ответил. Лег на кровать одетый, скотина такая, и даже раздеваться не стал. Ох, что у меня внутри творилось, я даже молиться стала, мол, Господи, если ты есть только, пусть все наладится, пусть не врет он мне. Вот. Но днем он собрался, опять, говорит, в издательство поеду. Езжай, говорю. А сама, так сказать, за ним. Он, к счастью, у меня такой, что почешет и не видит ничего, вот он и не заметил, что я следом шла, да в автобус вместе с ним и села. Едем мы, а он, кровосос-то, светится, как бляха на дембеле, и смотрю я, мы, так сказать, остановку, на которой издательство находится, проезжаем, а он и не собирается выходить, сидит довольный, а меня уже злость распирает. Так мы чуть ли не до самого конца города доехали, наконец, он, так сказать, вышел, и я, естественно, за ним. Смотрю, а тут уже частный сектор, а дальше вообще лес, куда ж ты, думаю, заехал, Сусанин. А он идет в магазин, смотрю – книжный. Кому он там нужен вообще на отшибе? Вот. Я на улице осталась, спряталась, жду, так сказать, когда он выйдет. А он опять радостный такой вышел и в руках книжка с импрессионистами. Я как ее увидела, чуть дар речи не потеряла, это конец, думаю, и смотрю, куда он дальше пойдет. А он прямиком в частный сектор, не идет летит прям, кобелина. Ну и все, четыре дома прошел, а в пятый уже позвонил. Я смотрю из калитки голова вылезла, Валя ее и кинулся нацеловывать. Мне противно стало, я ушла. Вот. Пришла, так сказать, на остановку, села, а у меня слезы, прям как водопад, так и полились. Как же так, думаю, за что мне это все? И этот, упырь ненасытный, хорош, чего ему не хватало? Я ведь все ради него делала, и кормила его, и обстировала, и в рот ему заглядывала, и за собой следила, вон во мне красоты сколько. Но обскакала меня все-таки коза какая-то. Не далеко я от матери ушла, значит. Вот. Но, как проревелась я, решила, что еще не все потеряно, с дистанции еще, так сказать, не сняли меня, а значит – нужно биться до конца, все-таки Валя не сказал, что уходит от меня.

Как домой я вернулась, накрасилась, прическу сделала, пусть, думаю, он думает, что я не знаю ничего, так спокойней будет. Пришел он, конечно, уже во втором часу ночи, но я шуметь, так сказать, не стала, сделала вид, что сплю и все. Он тоже быстро лег, а через десять минут и вовсе захрапел. Вот. А утром, пока кровопивец этот спал, я встала, взяла с собой тесак – для убедительности – и поехала к ней, к кобыле его. Приезжаю, звоню, никто не открывает, я уж было уйти хотела, вдруг, слышу, дверь в доме хлопнула, и к воротам кто-то подошел. Кто там, спрашивает, а голос у нее такой неприятный, можно даже сказать мерзкий. Я растерялась немного, но потом нашлась, мне, говорю, показание вашего счетчика снять надо. Она и открыла. Увидала я ее, так сказать, и в ужас пришла. Стоит передо мной какая-то страшная, ненакрашенная, обрюзгшая, настоящая баба, ее и женщиной-то трудно назвать, у нее даже маникюр облезлый весь, видать, как в мезозой ногти покрасила, с тех пор и не красила больше. Вот. А она меня увидела и стоит глазами хлопает, как филин на ветке. Я тесак из сумки вытащила и говорю, ну, здравствуй, мол, кобыла, я жена Валина. А та еще чаще хлопать стала. Я говорю, разговор у нас короткий будет, Валю своего, бегемота этого недоношенного, я тебе не отдам, видишь это? И тесак ей, так сказать, показываю, она кивнула. Если, говорю, от мужа моего не отстанешь, у вас с ним будет контакт, максимально близкий. Все ясно? Она опять кивает. Я говорю многого от мужа своего ожидала, но чтобы променять меня на такую старуху, как ты, я, конечно, крайне удивлена его выбором. Она посмотрела на меня со злостью и говорит: «Мне 30 лет всего, я моложе тебя. Сама ты старуха, а я ему ребеночка родить собираюсь». Я говорю, так сказать, сама ему рожу, если надо двух даже. А о тебе, кобыла чтобы никому и никогда слышно даже не было, не то, что видно. И тесаком для устрашения помахала. Вот.

Домой я успокоенная вернулась. Опять победила я, а Валя он все переживет, он ведь меня только и любит. И правда три следующих дня у нас все замечательно было, прямо как раньше совсем. Я его вкусностями всякими баловала, он из дома никуда не уходил, грустный только был немного, но это неважно, зато он был рядом, так сказать, со мной. Я уж думала, все закончилось, но на четвертый день он по делам уехал, а потом присылает мне смску, мол, его пригласили на театральный фестиваль в Ульяновск, и он в срочном порядке сегодня уезжает, на неделю, даже домой заходить не будет. Я, как прочитала, смску его, ноги у меня и подкосились. Вот. Я прямо чувствовала, как счастье мое рушится. Я главное сидела, ему пельмешки лепила, порадовать его хотела. В общем, я как была в халате этом прямо, так и вылетела пулей из квартиры и к ним помчалась. Еду, а у самой только одна мысль: «Что же я тесак этот, проклятый, не взяла? Убью ее, окаянную, убью!». А как приехала, выскочила из автобуса, смотрю, возле дома кучка кирпичей лежит, я один и схватила. Бегу, а у самой все кипит, думаю, ох, мамочка, как же я тебя понимаю, как нелегко тебе без отца-то было. Вот. И, так сказать, прибежала, ворота не заперты оказались, и они во дворе сидели, чай распивали. Я, как увидела их, все во мне и закипело, кирпич подняла и кричу ей: «Я тебя предупреждала, овца ты такая, мой он, никому не отдам!». И со всей силы трахнула ей по башке. Она сразу на землю повалилась, крови натекло – целая лужа, сил-то у меня, так сказать, как и красоты – не меряно оказалось. А Валя ничего сообразить даже не успел. Я к нему подошла, обняла его и говорю: «Счастье ты мое, бесконечное! Мы теперь, так сказать, всегда вместе будем! Мой ты и только мой, Валюша!.. Я тебе ребеночка рожу!..». А он вам-то и позвонил, скотина такая!.

Рыжая молчит. На ее лице застыла блаженная улыбка.

Монолог 3 – Лопата

Дачник (62 года, худощавый, невысокий) тяжело дышал, периодически держался за бок и морщился от боли.

- Штука такая, начальник, я сам пришел. Понимаешь, делаю чистосердечное признание. Сажай меня, суди, все одно. Я его лопатой уложил и не жалею. Там он лежит, окровавленный весь. Я, понимаешь, не маньяк какой-нибудь, но не удержался, убил его все-таки. Так что, штука такая, я теперь – убийца, вот и сажай меня, начальник…. (Схватился за бок, сморщился) Да, нет, все нормально, уже прошло…

А началось все с лопаты. Купил я лопату. Старая, понимаешь, совсем негодная стала, вот я и пошел, купил новую, остренькую, тяжеленькую. Нарадоваться на нее не мог. Вот, думаю, снег-то сойдет, автобусы дачные пустят, поеду я на дачку, там и пущу ее в дело. Я, понимаешь, до смерти люблю в земле копаться. Штука такая, сам-то я в деревне родился, вот и люблю землю-матушку, животных-то нет, скотина – она и есть скотина, а вот ковыряться – хлебом не корми. Будь моя воля, я с дачи и вовсе не уезжал бы, как приехал бы, так весь год там и сидел, выращивал бы, поливал, окучивал. Растения, они ж, понимаешь, как дети. Ты в них душу вкладываешь, заботишься, переживаешь, и они тебя потом тоже радуют, растут на славу, плодоносят обильно, вроде как благодарят. А, понимаешь, жена ворчит только, не любит она это дело, одни убытки, говорит, с дачи твоей, я круглый год могу на рынке свежее брать, а не банки твои накручивать сутками, силы да нервы тратить, у нас этих банок весь балкон, и не ест никто. А на рынке, говорит, я, сколько возьму, столько мы и съедим, так дешевле даже получится. Не понимает она, что на рынке там все чужое, все без любви выращено, своего-то ничто не заменит, никакая экономия. И потом, штука такая, что я душой там отдыхаю. О проблемах даже думать не хочется, какие могут быть проблемы на даче?

Вот я и купил себе лопату, поеду, думаю, на дачку, грядки копать буду. Неделю, понимаешь, она у меня в кладовке лежала. Зайду я туда, в руки ее возьму, поглажу, дерево оно ж приятное на ощупь-то, и так радостно, понимаешь, становится, сразу жить хочется. И, штука такая, однажды в дверь позвонили. Я жене говорю: «Клава, открой!». Она мне в ответ: «Я полы мою, сам открой!». Пошел я к двери, открываю, а там он стоит. Кто, кто? Ну, не Путин же. Смотрю я, понимаешь, а он толстый, как беременная лошадь, стоит, улыбается, то ли узбек, то ли киргиз, то ли еще кто, азиат одним словом, их ведь не разобрать, все на одно лицо, а у этого шайба еще огромная такая. «Ты кто?» - спрашиваю. А он еще шире улыбаться начал. Здравствуйте, говорит. Не чисто, понимаешь, говорит, с акцентом, и от этого неприятно прям так становится, аж выворачивает. Язык-то наш красивый, я русский язык люблю, но, штука такая, когда коверкать его начинают, морду готов начистить. И вот он коверкает, а я молчу, слушаю. Я, говорит, сосед ваш новый, сверху. А наверху у нас четырехкомнатная квартира, соседи как раз продали только и в Польшу уехали. Чего ехать, понимаешь, кому они там нужны? Ну, вот они уехали, а этот, стало быть, въехал. Откуда ж он, думаю, столько денег взял. А он дальше тараторит. Меня, говорит, Миша зовут, – и руку тянет, знакомиться. Какой, нахрен, Миша, думаю, че ты мне тут заливаешь? Я, что, не вижу, понимаешь, что ты как минимум Мафусаил. Я и переспросил: «Миша?», а он пояснил: «Это по-русски, а так – Муталразан, но лучше по-русски, я привык уже». Привык, он, понимаешь. Ну, я молчу, слушаю дальше, что он скажет. А он лопату, говорит, дайте, нужна штыковая лопата, есть у вас? Есть, отвечаю, зачем она тебе, Муталразан? А он молчит, улыбается только. Пока не скажешь, говорю, не дам. Клад, говорит, надо выкопать. Какой еще клад тебе, думаю, ты и так квартиру за три миллиона купил. Хотите, говорит, я и с вами поделюсь, нет, отвечаю, не надо мне клада, лопату бы не потерять. Тогда, говорит, я у вас ее куплю, и деньги достает. Я смотрю у него в руках рубли, и много, понимаешь, все тысячные. А мне лопата моя дороже любых денег, я ее с любовью выбирал, тем более его денег мне не надо было, может, он украл их. Да скорее всего украл, штука такая, честно в нашей стране не дадут заработать, чем больше украдешь, тем богаче будешь. Я ему, понимаешь, и ответил: «Не надо мне твоих денег, лопату, когда вернешь?». Послезавтра, говорит, мы за город едем, как вернемся – отдам. Посмотрел я на него, а он опять улыбается. Муталразан! Лопатой бы ему дать, а не лопату, но раз уж сказал, что есть, придется одолжить. Мимо Клавдии прохожу, она увидала лопату, ты чего, спрашивает. Вот, говорю, сосед попросил. Смотри, чтоб с возвратом, а то знаю, я их, соседей этих. Жена у меня такая, понимаешь, чуть, что не так, плешь проесть может. Отдал я ему лопату, Муталразану этому, и он ушел.

А, я, понимаешь, переживать начал. Пришел незнакомый человек, поулыбался, а я ему лопату отдал. Откуда мне было знать, может, он и не сосед мне вовсе. Одно дело, если б он приятный был, но он мне совсем не понравился. Мало того, что он не русский, так еще и наглый какой. Штука такая, когда был Советский союз, у нас страна была одна, и было проще. Люди дружнее были. У всех цель одна была, и она всех приравнивала. И киргизы, и кавказцы, и русские - все были как братья. Попадались, правда, которые друг друга не переваривали, но их немного было. У меня в армии друг был – узбек. Веселый он был, помню, смеялись мы с ним часто, частушки все время пел, как же его звали? Забыл…. Карим…. Курбан… А, неважно…. Дружили в общем…. Так вот и я тогда бок о бок и с киргизами, и с казахами социализм строил, и гордился страной своей. А счас, что, понимаешь? Союз развалили весь к чертям собачьим, и каждый стал сам по себе. Все, как волки теперь. Штука такая, что мне теперь гордиться нечем, и все эти бывшие социалистические республики ненавидят и страну мою, и меня, и детей моих. Оказалось, будто мы им силой навязывали союз свой, а им не нужно это было, ни коммунизм наш, ни дружба. Им свобода была нужна, понимаешь, и эта, как ее – независимость. В Чечне-то вон что творилось, они нам глотки готовы были грызть, лишь бы отделиться от нас. А то, что в советском союзе, всем лучше жилось, чем сейчас, при свободе этой, они не учитывают. Они же за счет нас и кормились все. Русские люди они ж какие – их доят, смеются над ними, ноги об них вытирают, а они все терпят, терпят… Вот приедь в Казахстан или куда еще, так, понимаешь, тебя заклюют там, жизни не дадут спокойной, со свету сживут. А сами к нам так и прут. Штука такая, у них там жизнь тяжелая, вот они к нам и едут, и едут. На улицу выйдешь, понимаешь, так они всюду, и кавказцы, и узбеки, все. Кто дворник, кто гастарбайтор, а кто и бизнесмен. Вот и этот, квартиры покупает, рожу наел, а я не то, что о квартире такой, о машине нормальной мечтать не могу, и сколько нас таких в стране нашей… И, главное, они же у нас живут, деньги наши зарабатывают, и нас же терпеть не могут. Вот и я, понимаешь, начал их не любить. Как увижу кого, сразу отворачиваюсь, а то злость пробирает. И этот еще, Миша…. Только, попробуй, думаю, лопату мне не вернуть.

И, правда, два дня прошло – ни слуху ни духу. Я еще с обеда место найти себе не мог, даже с работы пораньше отпросился. Хожу, понимаешь, по комнате, как заведенный, нервничаю. Жена увидела, выпей, говорит, валерьянки, чего носишься, как курица перед смертью. Я выпил, но легче не стало. Штука такая, вроде лопата, а все равно жалко, не денег, хотя и их тоже, жалко вот, что я такой доверчивый, поверил человеку, выручил его, а он мне в душу прямо плюнул. Понимаешь, прямо в душу. Вот, думаю, совсем значит Муталразан людей русских не уважает. Но, ничего, я покажу, что и мы не лыком шиты. В одиннадцать, я пошел к нему наверх, полчаса, наверное, звонил, никто не открыл, разумеется. Ну, думаю, либо нет никого, либо совсем совесть человек потерял, и не открывает. Понимаешь, слышать он всяко слышал, что я звоню, а вот не открыл…Вернулся. Жена еще больше завела меня, окаянная. Ну, что, говорит, забрал? Нет, говорю, не открывают, может, нет никого. А я тебе говорила, что не дождешься ты ее, лопаты своей. Вот, понимаешь, ты и накаркала. Ну и разругались мы с женой, потом два дня еще не разговаривали. (Вновь хватается за бок, морщится, глубоко дышит, молчит, наконец, продолжает).

На следующий день я на работу пошел. Работаю я у нас в супермаркете, охранником. И вот, понимаешь, стою, вдруг в окно смотрю, и показалось мне, что он по улице идет. Я бегом на улицу. Он или не он - непонятно было, они на одно лицо же все, а этот вроде толстый, как тот. И, штука такая, подбегаю к нему, кричу: «Стой, обормот ты эдакий, стой!». Он остановился и смотрит на меня. Вылупился, как птенец желторотый, понимаешь, а я и говорю: «Муталразан, это ты?». Он качает головой, нет, мол, не он. Ошибся я все-таки, да это и не мудрено. Ну и вернулся назад, а у самого чувствую давление подскакивает, вот что значит покоя он лишил меня. И, штука такая, смотрю я опять в окно, а там дворник снег солью посыпает, я на него смотрю и вижу, что он не русский, неприятно мне стало. Вспомнил я, понимаешь, как друг мой Юрка ходил устраиваться дворником, и не взяли его. Вы, говорят, пьете много, ненадежный мол. Он, и правда, пьет чуть ли не цистернами, но и работает за семерых, его что ни попроси, пока не сделает – в рот ни капли не возьмет. Но, понимаешь, взяли этого. Он не пьет, и платить ему меньше можно. А то, что меньше, так они всех наших мужиков работы лишить могут, они ж по две смены и работают, двужильные что ли? И, штука такая, я на покупателей смотрю, а среди них русских человека три не больше, остальные кавказцы да азиаты. Еще и китайцы эти понарожали два миллиарда, теперь к нам лезут. И меня, понимаешь, злость всего разобрала. Я глаза зажмурил, а голова, как карусели, круги наворачивает. И бок заколол. Как бы, думаю, в больницу еще не угодить. Но, слава Богу, отошел потом, полегчало. Домой прихожу, в кладовку заглядываю – пусто, нет лопаты моей, хоть тресни. Ну, думаю, пока не получу ее обратно, не успокоюсь. И пошел опять наверх. Звоню. Опять никто не открывает, хотел уж было назад идти, вдруг слышу голос. Детский. «Кто?» - Спрашивает. Мне, говорю, Муталразана. Его нет. А когда будет? «А это кто?» - спрашивает. Я, говорю, сосед ваш снизу, мне бы лопату мою. Вдруг дверь открылась, смотрю, стоит передо мной пацаненок, лет восемь ему, понимаешь, не больше, а сам толстющий, весь в папашу и взгляд такой же наглый. Я, говорит, про лопату не знаю ничего, дома нет никого, я один. Давай, говорю, я с тобой подожду, и только ногу занес, чтобы за порог ступить, оттуда такой страшенный лай раздался, что я чуть в штаны не надул. Смотрю, а у них там, понимаешь, собака с меня ростом, глаза злющие и слюни со рта стекают, того и гляди откусит что-нибудь.. Я и не стал дожидаться, пока она меня на куски разорвет, ушел домой.

Так еще два дня прошло. Штука такая, я все никак попасть на него не мог. Звоню, никто не открывает. Потом лай этот жуткий раздается, но даже пацаненка того нет. Жена уже потешаться надо мной стала. Может, говорит, мне самой пойти за лопатой твоей, раз муж у меня, понимаешь, не мужик оказался? Что ты, говорю, горбатого из меня делаешь? Знаешь же, что я мужик нормальный, так чего ты? И штука такая, я телевизор включил, а там новости идут по местному каналу. Стали мы смотреть на то, что в городе у нас происходит, и тут, понимаешь, стали показывать судебное разбирательство. Я на экран смотрю и вижу Муталразан сидит с серьезным лицом, не улыбается уже. Камеру на него навели, крупным планом показывают, а снизу подпись прокурор Муталразан Кустабаев. Он, стало быть, в областной прокуратуре работает. Я жену толкаю, смотри, мол, вот сосед-то наш. Он, вишь, оказывается, в правоохранительных органах работает, большой человек. А жена, понимаешь, еще больше завелась. Что же этот большой человек, лопаты крадет у маленьких людей, говорит, написать бы куда следует, какой он прокурор, его бы в миг оттуда выперли. Вот, что ты, говорит, сидишь, иди напиши на него кляузу. Нет, отвечаю, глупо это, да и никто не поверит, и потом, понимаешь, он, может, еще вернет лопату мою. А она пуще прежнего, ты что же, говорит, защищать его еще вздумал, он же у тебя лопату утащил, а ты его еще и оправдываешь, у него денег столько, что он себе миллион лопат купить может, а украл у нас, потому, говорит, и в люди выбился, что знает, что и у кого красть. А я тогда еще сильней разозлился, он, понимаешь, в моей стране еще и за порядком следит, ехал бы к себе, там бы и прокурорил. И штука такая, жена меня опять к нему посылает, иди, говорит, и без лопаты не возвращайся. Я завелся прям и пошел. А к двери как подошел, там опять этот кобель как завоет, и я оробел немного, представил еще Муталразана, как он в форме, да с погонами и лицо его улыбающееся, и как-то тревожно мне стало. Ох, думаю, с лопатой этой еще и вляпну, он, понимаешь, вон какой влиятельный, а у меня какие связи – друг Юрка? И ноги как-то сами развернулись в другую сторону, и я словно сознание на время потерял. Очнулся уже в магазине, стою, лопату покупаю. И штука такая, с этой новой лопатой я домой и пришел. Жене показал. Она удивилась, конечно, но, понимаешь, похвалила, вот, говорит, хоть что-то сделать смог, а то я уж разводиться с тобой хотела. И я лопату в кладовку поставил, и вроде как успокоился. Опять стал ждать, пока тепло станет. Но, понимаешь, дня через два выхожу я из подъезда, а навстречу мне Муталразан. На нем дубленка дорогущая нараспашку, и улыбка опять во всю шайбу его. Я только было рот открыл про лопату свою спросить, а он мимо прошел, даже не взглянул в мою сторону, понимаешь, тут у него еще телефон зазвонил, он его вытащил и в подъезд зашел, не идти же мне за ним было. Но я с того дня прямо возненавидел его. Жена-то успокоилась, а я никак не мог. Начал подкарауливать его, часами у подъезда простаивал, но все никак не мог поймать. Домой идти к нему бесполезно было, он бы не открыл, а так, думаю, не отвертеться тебе будет. Но мы все состыковаться не могли. Я уж работу бросить хотел. А потом, понимаешь, придумал. Напишу, думаю, перед дверью его: «Здесь живет лопатокрад». Вот так именно лопатокрад. Тогда все сразу и поймут, что он за человек. Муталразан-то. И штука такая, взял я кисточку, краску и пошел наверх к нему. Рисую буквы-то, а самому аж радостно на душе, вот, думаю, за весь русский народ воздаяние тебе. И только, понимаешь, букву «Жэ» начал выводить, слышу голоса какие-то. Не стал я дожидаться, пока меня застукают, краску в руки и бежать, и не дописал фразу мою. А вечером мне поплохело. Голова, понимаешь, кружится и в боку колет. Вызвала жена скорую и увезли меня в больницу. (Вновь хватается за бок, морщится, глубоко дышит, молчит, наконец, продолжает).

Как про больницу-то вспомню, штука такая, сразу нос и уши затыкать хочется. Привезли меня, понимаешь, туда, определили в палату. Там нас восемь человек лежало. И русских трое всего, я и еще двое мужиков. И меня положили с таджиком к