Сюжет третий: последний шанс Германии.

Зимой 1942 года вермахт проявил то, что предыдущим летом продемонстрировала Красная Армия — несмотря на болезненный и ошеломляющий удар, он сумел вернуть себе стойкость в обороне. Московская битва была нокаутом, и оперативная обстановка на Восточном фронте долгое время граничила с полной и тотальной катастрофой. По крайней мере, в одном отношении Гитлер был прав: к тому моменту, когда командующие на местах сориентировались в ситуации и уяснили масштабы советского контрнаступления, решение о стратегическом отходе уже запоздало. Страдающие от недостатка горючего и теплых вещей, потерявшие подвижность войска просто замерзли бы в снегу. Инстинктивное решение Гитлера при всех обстоятельствах «держать» города, превратив их в каркас Восточного фронта, избавило солдат и офицеров Группы армий «Центр» от участи, постигшей в 1812 году Великую армию Наполеона. Но и цена была велика.

Зимой 1941 года Гитлер требовал от войск невозможного. Фюрер беспощадно убрал из армии всех военачальников, осмеливавшихся соизмерять его указания с реальным положением дел на фронте или просто «иметь суждение». На освободившиеся места пришли офицеры с богатым практическим боевым опытом, но с недостаточной оперативной подготовкой. После Московской битвы в немецком военном искусстве возникает разрыв между тактикой и стратегией, и в дальнейшем он будет только нарастать. В результате вновь обретенная непревзойденная стойкость пехоты окажется для Германии только средством затянуть войну. Вновь и вновь Рейх будет добиваться отличных тактических результатов — но никогда уже они не сложатся в цельную стратегическую «картинку».

Г. Клюге, принявший группу армий «Центр», был хитроумнее, изощреннее и, вероятно, умнее Ф. фон Бока. Но Бок умел видеть за отдельными сражениями войну — Клюге, же полагал, что вся война складывается из отдельных сражений.

В целом уровень руководства вермахтом упал. Более того, поражение под Москвой изменило весь стиль отношений между командными инстанциями гитлеровской армии. Отныне инициативе отдельных военачальников были установлены четкие пределы. Уже упоминалось, что начиная с середины декабря 1941 года командиров корпусов и дивизий лишили права самостоятельно принимать решения о перемещении войск с занимаемых позиций. Это подорвало мобильность немецких войск в еще большей мере, чем нехватка автотранспорта.

Конечно, действительность оказалась сложнее. Даже после декабрьского «разгрома генералов», учиненного Гитлером, в германской армии осталось немало полководцев, обладающих оперативными способностями и умеющими отстаивать свою позицию. В. Модель, кстати, один из военных «выдвиженцев», отреагировал на очередное указание «сверху» вопросом: «Мой фюрер, кто командует 9‑й армией Яши Вы?» Э. Манштейн обладал умением убедительно разъяснять собственную точку зрения на ситуацию — а, надо сказать, Гитлер был более восприимчив к разумной аргументации, нежели это изображается в послевоенных немецких мемуарах.

На Манштейна Гитлер обратил внимание еще в феврале 1940 года, всегда слушал его очень внимательно — до тех пор, пока генерал–фельдмаршал к началу 1944 года не закусил удила в: воем откровенном стремлении к должности начальника Генштаба ОКХ и не начал врать фюреру в глаза. Э. Роммель просто игнорировал не устраивающие его распоряжения — полагая, очевидно, что «дальше Африки не пошлют».

Проблема заключалась, во-первых, в том, что после Московской битвы доля подобных полководцев в германской армии снизилась. Г. Рунштедт, Ф. Бок, Г. Гудериан, Г. Гот, Э. Гепнер создали эпоху в военном искусстве, они были главными исполнителями всех выдающихся кампаний вермахта. Пришедшие им на смену офицеры яркой индивидуальностью не отличались — не случайно 2‑я танковая армия навсегда осталась в истории «группой Гудериана», и вряд ли многие сейчас вспомнят, кто командовал ею после 1941 года.

Управленческая проблема, с которой столкнулась германская армия зимой 1941 года, регулярно возникает в современном бизнесе. На первом этапе, когда происходит рост предприятия и оформление принадлежащего ему сектора рынка, максимального успеха достигают инициативные, энергичные и умные сотрудники. Но когда рост прекращается, всегда начинается борьба за снижение издержек. Вводятся «продвинутые» формы отчетности, дисциплина и субординация. Теперь карьерный успех обеспечен только исполнительным посредственностям, причем зачастую — умело дезинформирующим начальство. Понятно, что в случае кризиса или (что бывает очень редко) начала новой фазы роста новые работники оказываются несостоятельными.

Заметим в связи с этим, что как только у Германии возникли шансы возобновить наступление на Восточном фронте (то есть, буквально спустя месяц–два после отставки) Г. Гот назначается командующим 4‑й танковой армией, фон Бок получает группу армий «Юг», Г. Рунштедт возглавляет командование на Западе. Но испортившему отношения со всеми командными инстанциями Г. Гудериану места в новом штатном расписании вермахта уже не нашлось. Позже, в марте 1943 года, когда для германской армии уже наступила стадия «post mortem», фюрер назначит Гудериана генеральным инспектором бронетанковых войск, придав его должности все черты «кризисного управляющего»…

Во-вторых, всякое согласование требовало времени. Даже зимой 1941–1942 годов, когда наступление РККА не отличалось ни гибкостью, ни быстротой, это создавало немцам свои проблемы. Но за 1942 год советские войска дорогой ценой обрели опыт маневренных операций, а в следующем году они получили адекватный инструмент для проведения таких операций — танковые армии однородного состава. Развал Восточного фронта в 1944 году был обусловлен не только материальным, техническим и численным превосходством русских (которое в реальности было не столь уж большим), но и параличом механизма управления вермахтом.

В-третьих, поступая по–своему, инициативные полководцы нарушали формальный приказ. Это могло стоить им должности, а иногда и жизни (примером тому — дело графа Шпонека); сверх того, в армии возникла своего рода «коррупция», когда приказы нарушаются повсеместно с всеобщего молчаливого одобрения.

Впрочем, все перечисленные проблемы касались будущего, а в конце декабря 1941 года не было никакой уверенности в том, что группе армий «Центр» удастся зацепиться за укрепленные города и удержать фронт. По–видимому, хотя состояние советских войск было далеко не блестящим, существовала даже не одна, а несколько выигрывающих стратегий за РККА. Г. Жуков перепробовал их несколько. Сначала он попытался любой ценой захватить район Вязьмы, правильно определив центр связности немецкой группировки и узел ее коммуникаций. Однако к тому моменту, как советские войска достигли Вязьмы, обе стороны были уже крайне обессилены. 9 февраля штаб 4‑й танковой армии докладывал, что район Вязьмы обороняют 7000 немецких солдат (без учета тыловых частей), против которых с разных сторон действуют до 12 000 русских — правда, почти совсем без артиллерии. А ведь исход боев за Вязьму определял судьбу всей группы армий «Центр». «Никогда еще столь многое не зависело от столь немногих».

Но немцам удалось отстоять район Вязьмы, после чего Жуков правильно определяет следующую ключевую точку — Ржев, обеспечивающий позицию, с которой немцы могут начать новое летнее наступление на Москву. Теперь он раз за разом бросает свои войска на штурм этого бастиона. Но советские войска еще не умеют прорывать сильную и хорошо организованную позиционную оборону. Наступление захлебывается под Ржевом, многократные попытки повторить его в той же группировке ведут только к росту потерь. Немцы выигрывают время для переброски дивизий с запада, постройки тыловых укрепленных позиций, приведения в порядок своих войск.

Постепенно становится ясно, что РККА проиграла важнейший темп, и напряжение под Москвой разрядилось. Теперь советское наступление играло на руку немцам. Чем больше русских дивизий втягивалось в орбиту боев под Ржевом, Вязьмой, Сычевкой, Демянском, тем лучше становилось положение вермахта.

Гитлер считает, что у него еще есть шанс выиграть мировую войну. 12 февраля ОКХ отдает «Предварительные распоряжения о ведении боевых действий на Восточном фронте». Спустя полтора месяца, 28 марта, у фюрера происходит совещание по вопросам планирования летней кампании. Четвертого апреля появляется директива ОКВ за № 41: решение на осуществление стратегической наступательной операции «Блау».

Однако благодаря продолжающимся упорным боям за Ржев и на Юхновском направлении, а также действиям группы Белова (1‑й гвардейский кавалерийский и 4‑й воздушно–десантный корпуса) в немецком тылу южнее Вязьмы генеральное летнее наступление приходится отложить на полтора–два месяца — до начала июля. Бесплодные действия Жукова, которые сейчас многие считают ошибочными и неоправданными (если не сказать — преступными) вновь лишили Германию шансов на победу.

Московская битва и последующие месяцы бесплодных позиционных боев создали на фронте некий баланс, нарушить который было крайне сложно как советской, так и германской стороне. Один из законов стратегии утверждает, что при правильной «игре» равные положения всегда преобразуются в равные же.

В этой ситуации советский Генштаб справедливо предложил перейти к стратегической обороне, предоставив противнику возможность истратить свои козыри в антипозиционном наступлении. Высшее руководство РККА справедливо полагало, что время работает на СССР: с каждым месяцем заводы выпускали все больше боевой техники, а войска на фронте и в тылу обретали опыт современной войны.

С решением Ставки перейти к стратегической обороне формально согласились все — но командующие фронтами и прежде всего С. Тимошенко высказали ряд «оговорок» относительно уже запланированных и подготовленных ими наступательных операций. В результате был принят компромисс, который, как известно, хуже любой из альтернатив.

При общем оборонительном замысле летней кампании 1942 года ряд фронтов получил активные задачи, причем не увязанные в какой–либо единый замысел. Войскам Брянского фронта предписывалось освободить Курск. Юго-Западный фронт должен был наступать на Харьков, а затем совместно с Южным фронтом овладеть Донбассом и выйти на рубеж Днепра. От Крымского фронта требовалось разгромить противника на полуострове. Частные наступательные операции задачи также получили войска Западного, Калининского и Северо-Западного фронтов.

Со своей стороны, гитлеровское руководство быстро пришло к решению, что наступать на всем фронте Германия отныне не может из-за нехватки наличных сил и низкой мобильности войск. Требовалось выбрать одно стратегическое направление.

На севере предпосылкой любой серьезной операции было овладение Ленинградом. Предыдущий год показал всю сложность этой задачи. Кроме того, короткое северное лето и многомесячная распутица ограничивали время операции, а удручающее бездорожье препятствовало развертыванию сил.

Группа армий «Центр» сильнее всего пострадала зимой. Кроме того, по мнению германского, командования именно под Москвой были сосредоточены основные резервы советских войск.

Оставалось южное направление. 28 марта была окончательно сформулирована основная цель кампании 1942 года — завоевание нефтяных месторождений Кавказа и Закавказья. Предварительным условием большого летнего наступления было признано упрочение положения в Крыму и на левобережной Украине. Это решение командования ОКХ предвещало сложную для обеих сторон вступительную «игру» под Керчью и Харьковом.

Далее предполагалось полностью овладеть Донбассом и выйти к Ростову–на–Дону. С этого момента немецкая оперативная мысль раздваивалась. Группа армий «Б» должна была наступать на восток, отбросить советские войска за реки Дон и Волгу и овладеть городами Воронеж, Сталинград, Астрахань. Группа «А» резко сворачивала на юг и развертывала движение на Кавказ. Решающим этапом летней кампании, таким образом, было создание прочной стратегической позиции на юге, проходящей по Кавказскому хребту, побережью Каспийского моря, Нижней Волге, реке Дон.

С этой позиции предполагалось продолжить наступление в южном направлении: преодолеть Кавказ, захватить нефтяные месторождения Баку и через Армению вступить в Иран. Туда же, навстречу группе армий «А», должны были, по мысли ОКБ, наступать войска Э. Роммеля, которые пока что находились на границе Египта и Ливии. Предполагалось, что танковая армия «Африка» разгромит английские войска в Египте, форсирует Нил и Суэцкий канал, выйдет в Палестину и в перспективе овладеет всем Ближним Востоком во взаимодействии с войсками, наступающими из России. Понятно, что вопрос о «питании» этого грандиозного наступления танками, авиацией, людьми, боеприпасами и, главное, горючим никто не обсуждал.

Но трансконтинентальные «клещи» — еще не все! Соединившись и перегруппировавшись, немецкие войска должны были из районов Закавказья и Ближнего Востока двинуться на Британскую Индию и через западные отроги Гималаев выйти в долину Инда, где встретиться с японскими войсками, наступающими из района Бирмы.

Британский историк Б. Лиддел — Гарт оценивает этот план довольно высоко: «немцы были ближе к успеху, чем это кажется после полного и катастрофического провала». Нам же представляется, что замысел ОКБ вообще не заслуживает рассмотрения. Он продуман хуже, чем даже развертывание «Барбароссы» и лишь подтверждает кризис оперативной составляющей немецкого военного искусства. Среди причин, делающих невозможным наступление на Индию через гималайские перевалы, укажем лишь одну, не самую важную: недостаточную «высотность» танковых моторов.

Даже если рассматривать ту часть операции, которая лежала в пределах физических возможностей немецких солдат — речь идет о первом этапе общего наступления на юге, — вырисовывается неадекватность немецкого плана, как по имеющимся силам, так и по общим принципам стратегии. Гитлеровцы наступали на стратегическом фланге, при этом направив против центра позиции меньшую часть сил. Москва с ее коммуникационной сетью оставалась в распоряжении советского командования, и по мере продвижения вермахта на юг и на восток значение этого фактора должно было только возрастать.

Допустить такого руководство ОКХ не могло — поэтому под Москвой пришлось оставить около трети всех танковых сил, здесь было запланировано второе летнее наступление — операция «Оркан». Первоначально она планировалась как двусторонний охват левого крыла Западного фронта (49‑я, 50‑я, 10‑я и 16‑я армии) в выступе у города Киров с последующим продвижением на Калугу и Тулу, но была сорвана начавшимся советским наступлением на Ржев. В итоге к августу она выродилась в операцию «Вирбельвинд» — односторонний удар по южному фасу Кировского выступа.

В конечном итоге оказывалось, что немцы своими лучшими (из оставшихся) дивизиями втягиваются в промежуток между Волгой и Черным морем, рассчитывая в идеальном случае получить взаимно блокированную позицию, совершенно непригодную для развития наступления. В случае же, если русские войска сохраняли серьезные плацдармы за Волгой и Доном, позиция оказывалась для немцев односторонне блокированной.

Проблема снабжения наступающих группировок в донских степях не решалась и на этапе планирования даже не ставилась. То же относится и к проблеме моторесурса немецких танков с их узкими гусеницами.

Кроме того, для прикрытия все время удлиняющихся флангов группы армий «Б» Гитлер решил привлечь войска союзников — румын, венгров и итальянцев. Политическим давлением на сателлитов он добился своего. Но теперь, как и в армии поздней Римской империи, судьба наступающих дивизий вермахта была поставлена в прямую зависимость от стойкости союзных воинских контингентов.

В связи с новыми стратегическими инициативами ОКВ резко изменилось значение Крыма. В 1941 году отвлечение для операций на полуострове целой армии (даже двух — если считать 3‑ю румынскую) скорее можно расценивать как серьезную ошибку. Пока фон Бок готовил наступление на Москву, а группа армий «Юг» развертывала первые операции на левобережной Украине и в Приазовье, задача овладения Крымом не должна была даже ставиться. Одного армейского корпуса в составе двух–трех дивизий было совершенно достаточно для того, чтобы удержать Перекоп и прикрыть направления на Херсон, Каховку и Мелитополь. Если бы дислоцированные в Крыму силы перешли бы в серьезное наступление и опрокинули этот заслон (на что понадобилось бы немало времени и сил), группа армий «Юг» была бы только рада контрударом под основание выступа отрезать их от полуострова и разгромить на открытой местности — кстати, нечто подобное и произошло во время октябрьского наступления Южного фронта на реке Молочная. В целом же такое наступление, маловероятное само по себе, создавало бы проблемы только тому, кто его ведет.

Развернув наступление в Крыму, немецкое командование добилось внушительной победы и, конечно, заранее нейтрализовал возможные действия Приморской армии против тылов группы армий «Юг». Но цена этому — отвлечение от главных задач целой армии — была чрезмерной. 11‑я армия могла решить в пользу фон Рунштедта кризис под Ростовом. Еще более рациональным было бы перебросить ее к северу, создав между Орлом и Курском сильную группировку в составе 2‑й танковой, 2‑й полевой и 11‑й полевой армий. Такая группировка могла бы обеспечить хронически слабый стык армейских групп и способствовать быстрому продвижению Гудериана на Тулу — Рязань. Поскольку Манштейн развернул наступление на Перекоп в 20‑х числах сентября, как раз в то время, когда части 2‑й танковой группы завершали Киевскую стратегическую операцию, немцы имели достаточно времени для «рокировки» 11‑й армии.

После месяца почти непрерывного штурма, понеся весьма серьезные потери, Манштейн одержал решительную победу. Получив в разгар сражения дополнительный армейский корпус, 26 октября он прорвал фронт у Ишуня и начал быстро продвигаться на юг. Географические особенности Крыма таковы, что очень легко удерживать два «входа» на полуостров — Перекопский перешеек и Сиваш на севере и Ак—Монайские позиции, отделяющие Керченский полуостров от собственно Крыма на востоке. Но если только противник прорывается через любую из этих позиций, остановить его уже невозможно — до самого побережья идет ровная как стол равнина без каких–либо естественных препятствий. Армия Манштейна наступала на Севастополь (через Джанкой — Симферополь и через Джанкой — Алушту) и Керчь, уничтожая по пути, отступающие советские войска.

Советское командование не успело сосредоточить у Ишуня всю Приморскую армию, 16 октября эвакуированную из Одессы — в результате второй эшелон и тылы армии были застигнуты немцами на пути к фронту и разгромлены. Остатки армии отступали по расходящимся направлениям — частью сил на Керчь, частью — через Крымские горы на побережье и затем в Севастополь. Главная база Черноморского флота имела хорошую оборону с моря (вплоть до двух четырехорудийных 305‑мм башенных батарей) — но не с суши. Однако войска Приморской армии, имеющие богатый боевой опыт, стали костяком обороны крепости. 11 ноября Э. Манштейн начал штурм Севастополя, но уже 21 числа он выдохся. Стало ясно, что предстоит долгая осада.

Теперь 11‑я армия была оперативно скована боями в Крыму. В этом суть допущенной немецким командованием ошибки: оставив Крым в руках Красной Армии, оно могло тремя дивизиями контролировать дюжину советских дивизий в Крыму (пусть даже треть из них представляла собой ополченские формирования без транспорта и артиллерии). Теперь же четыре «счетных» дивизии Приморской армии, имевшие в сумме около 25 тысяч человек (вместе с тылами, местным гарнизоном и моряками — до 55 тысяч) приковывали к себе всю 11‑ю армию (8 дивизий в трех корпусах), а также два корпуса 3‑й румынской армии. Результат, достигнутый такой дорогой ценой, сводился к некоторому ограничению возможностей Черноморского флота и сокращению радиуса действия советской стратегической авиации. С точки зрения «войны ОКХ» игра не стоила свеч.

Но «задача ОКБ», то есть наступление на Кавказ, требовала безусловного овладения Крымом. Ведь теперь бывшая группа армий «Юг», разделенная на группы «А» и «Б», уходила на восток — за Дон, и на юг — за Кубань. В этих условиях Крым становился плацдармом, выводящим советские войска в глубокий тыл немецких наступающих группировок.

С другой стороны, Крым был для немцев кратчайшей дорогой на Таманский полуостров и далее на Кавказ. Во всяком случае, владение им позволяло создать вторую операционную линию для питания операций группы армий «А», которые в противном случае «висели» на единственной железнодорожной ветке, ведущей из Ростова на юг.

Обе стороны понимали это, поэтому овладение Крымом было признано германским командованием важнейшей предпосылкой к выполнению плана «Блау» — в то время как советская Ставка Верховного Главнокомандования считала наступление в Крыму первоочередной задачей весеннее-летней кампании 1942 года.

Такое столкновение планов привело к встречной Крымской стратегической операции, которая продолжалась более полугода.

Сначала крупного успеха добились советские войска. В последних числах декабря 1941 года они провели одну из самых необычных и успешных десантных операций на море — Керченско-Феодосийскую. Черноморский флот, неоспоримо господствующий на театре военных действий, очень слабо проявил себя в войне, но этот десант, проведенный зимой, в условиях ледостава на Азовском море и в Керченском проливе, при полном господстве в воздухе неприятельской авиации, навсегда вошел в историю. Плохо организованная высадка с малых судов севернее Керчи отвлекла внимание и резервы немецкого командования. Главные же силы были направлены прямо в контролируемый противником порт Феодосия и высаживались под огнем неприятеля с крейсеров и эскадренных миноносцев. Вслед за боевыми кораблями в захваченный порт вошли транспорта.

Сразу же возникла реальная угроза окружения 42‑го армейского корпуса 11‑й армии. Хотя реализовать эту возможность не удалось (Манштейн среагировал вовремя и бросил на Керченский полуостров все имеющиеся у него резервы), ни о каком новом наступлении немцев на Севастополь отныне не могло быть и речи. Над 11‑й армией возникла вполне реальная угроза полного разгрома.

На ее счастье, наращивание сил Красной Армии на феодосийском плацдарме шло медленно — в Керченском проливе начался ледостав, а порт Феодосии лежал слишком близко к линии фронта и подвергался постоянным атакам немецкой авиации. К тому же командующий Кавказским фронтом Д. Козлов оказался не тем человеком, который был способен к быстрым импровизированным действиям. В результате Манштейн успел перебросить из района Севастополя почти все свои наличные силы и 14–15 января нанес удар в стык 44‑й и 51‑й армий. 18 января он вновь взял Феодосию, а советские части отошли на Ак—Монайские позиции в самой узкой части Керченского полуострова. Потеря Феодосии привела к тому, что в распоряжении высадившихся войск оставался только один порт для питания операции. Новые десантные операции, проведенные в Евпатории и Судаке, окончились провалом из-за невозможности наладить взаимодействие с сухопутными войсками.