Процесс непрерывного совершенствования 12 page

Иона вытаскивает из кармана сигару и закуривает.

— Что-то подобное имеет место и здесь, — продолжает он. — Вы рассчитали эксплуатационные расходы этих двух рабочих центров согласно стандартным процедурам бухгалтерского учета, не принимая во внимание тот факт, что они являются «узкими звеньями».

— Как это может отразиться на их эксплуатационных расходах? — удивляется Лу.

— Мы с вами выяснили, что производительность вашего завода равна производительности его «узких мест», — отвечает Иона. — Сколько продукции проходит через «узкие места» за час, столько же за час ее выходит за пределы завода. Таким образом, час, потерянный в «узком месте», равен часу простоя всего завода.

— Правильно, мы согласны, — говорит Лу.

— Так во сколько обходится заводу час простоя? — спрашивает Иона.

— Точно не могу сказать, но очень дорого, — признается Лу.

— Скажите мне вот что, — просит Иона. — Сколько составляют ваши общие операционные расходы по всему заводу за месяц?

Лу говорит:

— Около 1,6 миллиона долларов.

— И давайте возьмем для примера ваш станок с ЧПУ, — продолжает Иона. — Сколько часов, вы сказали, он может быть занят непосредственной работой?

— Около 585 часов, — отвечает Ральф.

— Истинная стоимость «узкого места» равна общим операционным издержкам, поделенным на число часов работы «узкого места», — говорит Иона. — Сколько это получится?

Лу вынимает из кармана калькулятор и считает.

— Получается 2735 долларов, — говорит он. — Подождите. Может ли такое быть?

— Да, все верно, — говорит Иона. — Если «узкое место» не работает, вы теряете не 32 и не 21 доллар. Истинная себестоимость часа работы «узкого места» равна себестоимости часа работы всей системы. А это двадцать семь сотен долларов.

Лу стоит как громом пораженный.

— Это проливает совершенно новый свет на все, — говорит Стейси.

— Согласен с вами, — продолжает Иона. — И, имея это в виду, как вам оптимизировать использование «узких мест»? Есть два основных момента, на которых вам нужно сосредоточиться. Первым делом, проследите, чтобы время работы «узких мест» не растрачивалось впустую. Когда такое случается? Во-первых, простои во время обеденного и других перерывов. Во-вторых, обработка деталей, которые уже дефектны или будут испорчены позже в результате небрежной работы или неправильной наладки. Третий вариант бесполезной траты времени «узких мест» — обработка деталей, которые не нужны.

— Вы имеете в виду запасные части? — спрашивает Боб.

— Я имею в виду все, что не связано с текущим спросом, — поясняет Иона. — Ведь что происходит, когда вы накапливаете запасы, которые не могут быть проданы в ближайшем будущем? Вы жертвуете текущими доходами ради будущих доходов. Вопрос: достаточный ли у вас приток доходов, чтобы вы могли позволить себе это? В вашем случае это явно не так.

— Он прав, — говорит Лу.

— Затем сделайте так, чтобы «узкие места» занимались только тем, что вносит вклад в выработку сегодня, а не через девять месяцев, — продолжает Иона. — Это один из путей повышения продуктивности «узких мест». Другой путь — снять с «узкого места» часть нагрузки, переложив эту работу на другие ресурсы.

— Да, но как это сделать? — интересуюсь я.

— Потому-то я и задавал вам все эти вопросы, пока мы были на заводе, — говорит он. — Необходимо ли, чтобы все эти детали проходили через «узкое место»? Если нет, задействуйте другие ресурсы. Это повысит пропускную способность «узкого места». Второй вопрос: могут ли другие станки выполнять те же операции? Если такие станки есть или их можно где-то приобрести, вы частично разгрузите «узкое место». И опять же возросшая пропускная способность позволит вам увеличить выработку.

Следующим утром я иду на кухню позавтракать и сажусь перед большой миской с пышущей паром овсянкой, которую так ненавижу с детства. Я тупо смотрю на кашу, а мать спрашивает меня:

— Как прошел вчерашний день?

Я отвечаю:

— Вы были правы.

— В чем? — спрашивает Дейви.

— Нам нужно заставить «Герби» двигаться быстрее, — отвечаю я. — И Иона нам подсказал некоторые возможности добиться этого. Так что мы многому научились.

— Да, это приятная новость, — говорит мать.

Она наливает себе кофе и садится за стол. На какое-то время воцаряется молчание. Тут я замечаю, что мать и дети переглядываются.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

— Джулия снова звонила вчера вечером, когда ты уехал, — говорит мать.

Жена регулярно звонила детям после своего бегства. Но по какой-то причине она по-прежнему не сообщала, где находится. Я уже думал, не нанять ли частного детектива, чтобы выяснить, где она прячется.

— Шерон говорит, что что-то слышала, когда разговаривала с матерью, — говорит моя мать.

Я смотрю на Шерон.

— Знаешь музыку, которую всегда слушает дед? — спрашивает она.

— Ты имеешь в виду деда Барнета?

— Ну да, — говорит дочь. — Такая музыка, что спать хочется. Это… как их?

— Скрипки, — подсказывает Дейв.

— Да, скрипки, — подтверждает Шерон. — Так вот я слышала эту музыку вчера вечером в трубке, когда мама молчала.

— Я тоже слышал, — говорит Дейв.

— Правда? Это очень интересно, — говорю я. — Спасибо вам обоим за наблюдательность. Наверное, стоит еще разок позвонить бабушке и дедушке Барнетам.

Я допиваю кофе и встаю.

— Ты даже не прикоснулся к каше, — говорит мать.

Я наклоняюсь и целую ее в щеку.

— Прости, я опаздываю.

Я машу детям рукой и, подхватив кейс, спешу к выходу.

— Ладно, я оставлю ее — съешь завтра, — говорит на прощанье мать.

Я еду на завод и по дороге проезжаю мотель, где провел ночь Иона. Я знаю, что он давно уехал — у него в 6:30 был самолет. Я предложил отвезти его в аэропорт, но — мне повезло — он сказал, что возьмет такси.

Добравшись до кабинета, я прошу Фрэн собрать людей на совещание. Тем временем я составляю список мероприятий, предложенных вчера Ионой.

Но тут мне в голову приходит мысль о Джулии. Я закрываю дверь, сажусь за стол и набираю номер ее родителей.

В первый день после отъезда жены ее родители звонили, спрашивая, нет ли известий. А потом звонки прекратились. Пару дней назад я сам попытался узнать от них, не слышали ли они что-нибудь. Теща Ада заявила мне, что ничего не знает о местонахождении дочери, но я тогда не очень-то поверил ей.

Ада и сейчас снимает трубку.

— Здравствуйте, это Алекс, — говорю я. — Позвольте мне поговорить с Джулией.

Ада начинает суетиться.

— Что… а… гм… ее здесь нет.

— Есть, я знаю.

Я слышу ее вздох.

— Ведь есть, правда? — настаиваю я.

Наконец Ада говорит:

— Она не хочет разговаривать с тобой.

— Давно она у вас? Вы что, лгали мне даже в то первое воскресенье, когда я звонил вам?

— Нет, мы тебе не лгали, — надменно отвечает Ада. — Тогда мы не знали, где она. Джулия несколько дней прожила у своей подруги Джейн.

— Хорошо, а позавчера что вы мне сказали?

— Джулия попросила меня не говорить, что она у нас, — отвечает Ада. — Я и сейчас не должна была признаваться. Она хочет какое-то время побыть одна.

— Ада, мне нужно поговорить с ней, — прошу я.

— Она не подойдет к телефону, — говорит Ада.

— Откуда вы знаете, даже не спросив ее?

Ада кладет трубку. Слышны ее удаляющиеся, а минуту спустя приближающиеся шаги.

— Джулия говорит, что позвонит тебе сама, когда будет готова к разговору, — сообщает теща.

— Что это значит?

— Если бы ты не пренебрегал ею все эти годы, ничего не случилось бы, — говорит Ада.

— Ада…

— До свидания. — Она вешает трубку.

Я пытаюсь позвонить еще, но никто не отвечает. Несколько минут спустя я заставляю себя выбросить эти мысли из головы и обратиться к текущим делам.

В десять в моем кабинете начинается совещание.

— Я хотел бы знать, что вы думаете об услышанном вчера вечером, — говорю я. — Лу, что скажете?

— Гм… Я никак не мог поверить в то, что Иона говорил про час работы «узкого звена». Вечером я пришел домой и основательно продумал все это. И мы действительно ошиблись, оценивая потерянный час работы «узкого места» в 2735 долларов.

— Ошиблись?

— Только восемьдесят процентов нашей продукции проходит через «узкое место», — говорит Лу, сверяясь с бумагой, которую он достал из кармана. — Поэтому истинная величина убытков составляет восемьдесят процентов от общей величины операционных расходов. Это получается 2188 долларов в час, а не 2735.

— Ах вот как, — говорю я. — Наверное, вы правы.

Лу улыбается.

— Тем не менее, — говорит он, — должен признаться, что у меня открылись глаза, когда Иона представил ситуацию в таком свете.

— Я согласен с вами. А как остальные?

Я спрашиваю мнение поочередно у каждого, и все в общем и целом согласны. И все-таки Бобу, кажется, не нравятся некоторые предложенные Ионой перемены. Ральф не видит, в чем его роль. Только Стейси твердо поддерживает идеи Ионы.

Она говорит:

— Мне кажется, стоит рискнуть и пойти на эти перемены.

— Хотя меня несколько нервирует то, что это на какое-то время повысит операционные издержки, — говорит Лу, — я согласен со Стейси. Как сказал Иона, мы подвергаемся куда большему риску, продолжая идти прежним путем.

Боб поднимает руку, желая высказаться.

— Пусть так, — говорит он. — Но некоторые из предложенных Ионой мер осуществить проще и быстрее, чем другие. Так давайте с них начнем и посмотрим, какой будет эффект.

— Это разумно, — отвечаю я. — И с чего конкретно начнем?

— Я думаю, что стоит для начала переместить ОТК для проверки качества деталей, поступающих на «узкое место», — предлагает Боб. — Другие меры, связанные с ОТК, потребуют некоторого времени, но переместить инспектора ничего не стоит. Это можно сделать уже сегодня.

Я киваю:

— Хорошо. А как насчет новых правил, касающихся перерывов?

— Могут быть неприятности с профсоюзом, — говорит Боб.

Я качаю головой:

— Надеюсь, мы уладим это. Продумайте детали, а с О'Доннелом я сам поговорю.

Боб что-то помечает в блокноте. Я встаю и обхожу стол, чтобы подчеркнуть важность того, о чем намереваюсь сказать.

— Один из вопросов, поднятых вчера Ионой, меня особенно взволновал, — говорю я. — Зачем мы загружаем «узкое место» работой, которая не увеличивают выработку?

Боб переглядывается со Стейси.

— Хороший вопрос, — говорит она.

— Мы приняли решение… — начинает Боб.

— Я знаю об этом решении, — перебиваю я. — Накапливать запасы для повышения эффективности работы станка. Но наша проблема не в эффективности, а в неспособности вовремя выполнять заказы. И эта неспособность бросается в глаза и нашим клиентам, и руководству филиала. Мы обязательно должны добиться улучшения в этом направлении, и Иона подсказал нам, что здесь можно сделать. До сих пор, — продолжаю я, — мы выполняли заказы по принципу «какой заказчик громче крикнет». Отныне заказы, выполнение которых задерживается, получают приоритет над остальными. Заказ, опаздывающий на две недели, имеет преимущество перед заказом, опаздывающим на неделю, и т. д.

— Мы и в прошлом время от времени пытались наладить такую систему, — напоминает Стейси.

— Да, но на этот раз суть в том, чтобы уровень приоритета отражался на порядке прохождения заказов через «узкие места».

— Это все очень разумно, Эл, — говорит Боб. — Но как это осуществить?

— Мы должны выяснить, какие материалы, дожидающиеся своей очереди, относятся к просроченным заказам, а какие намечены на дальнейшее бессрочное хранение на складе. Вот что нам нужно сделать, — говорю я. — Ральф, я хочу, чтобы вы составили список всех просроченных заказов. Расставьте их в порядке очередности — в зависимости от того, насколько велико опоздание. Как быстро это можно сделать?

— Это займет не так много времени, — отвечает Ральф. — Другое дело, что сейчас как раз наступает пора подготовки месячных отчетов.

Я качаю головой:

— На данный момент для нас нет ничего важнее увеличения пропускной способности «узких звеньев». Нам нужен этот список как можно скорее, потому что, когда он будет готов, вы со Стейси и ее людьми должны будете проверить запасы, дожидающиеся очереди, и выяснить, какие именно детали необходимо пропустить через «узкие места» для выполнения просроченных заказов.

Я поворачиваюсь к Стейси:

— Когда станет известно, каких деталей недостает, распланируйте с Бобом работу «узких звеньев», чтобы сначала были пропущены детали для наиболее просроченных заказов, потом для менее просроченных и т. д.

— А как насчет деталей, которые вообще не надо пропускать через «узкие места»?

— О них я пока думать не хочу, — говорю я. — Давайте исходить из предположения, что все комплектующие, которым не нужно проходить через «узкие места», либо уже заготовлены и ждут у сборочного конвейера, либо будут готовы к тому моменту, как прибудут детали из «узких мест».

Боб кивает.

— Всем все понятно? — спрашиваю я. — У нас нет времени согласовывать все эти вопросы со штаб-квартирой, где каждому нужно дать подумать не меньше полугода. Мы знаем, что нам надо делать. Давайте действовать.

В тот же вечер я еду по шоссе, любуясь закатом. Дорожный знак показывает, что до поворота в Форест-Гров остается две мили. В Форест-Гров живут родители Джулии.

Ни Барнеты, ни Джулия не знают о моем приезде. Я попросил свою мать ничего не говорить и детям. Просто после работы я сел в машину и поехал. Мне надоела эта игра в прятки.

С четырехрядной магистрали я сворачиваю на узенькую улицу, петляющую по тихим кварталам. Здесь очень мило. Дома неоспоримо дорогие, а лужайки перед ними безупречно ухоженные. Улицы обсажены деревьями, на которых только пробиваются первые весенние листья. Они сверкают зеленью в багрянце заходящего солнца.

Я вижу нужный мне дом. Он двухэтажный, кирпичный; выстроен в колониальном стиле и выкрашен в белый цвет. На окнах ставни. Правда, ставни алюминиевые и не имеют петель. Они не действуют, но традиции соблюдены. Здесь росла Джулия.

Я останавливаюсь у тротуара перед домом. Перед гаражом на ведущей к дому дорожке я вижу «аккорд» жены.

Я не успеваю подойти к парадной двери, как она открывается. За второй сетчатой дверью я вижу Аду Барнет. Ее рука тянется вниз, и раздается щелчок замка, запирающего дверь.

— Здравствуйте, — произношу я.

— Я же сказала, что она не хочет с тобой разговаривать, — говорит Ада.

— А может, вы ее все-таки позовете? Она ведь моя жена.

— Если хочешь поговорить с Джулией, можешь сделать это через ее адвоката.

Ада закрывает дверь.

Я говорю, что не уйду, пока не поговорю с женой.

— Если не уйдешь, я вызову полицию, и тебя удалят отсюда — это частная собственность.

— Тогда я буду ждать в машине. Улица-то вам не принадлежит.

Дверь закрывается. Я возвращаюсь на тротуар и сажусь в свой «бьюик». Я сижу и не отрываясь смотрю на дом. Время от времени я вижу шевеление штор за окном дома Барнетов. Примерно через сорок пять минут, когда солнце совсем садится и я начинаю всерьез спрашивать себя, сколько еще намерен здесь торчать, дверь дома открывается.

Выходит Джулия. На ней надеты джинсы, кроссовки и свитер. Благодаря этой одежде она выглядит моложе. Она напоминает мне девушку, которая идет на свидание с юношей вопреки воле родителей. Джулия пересекает лужайку, и я выхожу из машины. Она останавливается примерно в десяти футах от меня, словно боится подойти ближе, боится, что я схвачу ее, затащу в машину и увезу в палатку в пустыне или что-нибудь в этом роде. Мы смотрим друг на друга. Я засовываю руки в карманы.

— Ну… как ты? — спрашиваю я, чтобы как-то начать разговор.

— Если хочешь знать правду, — говорит она, — мне было очень плохо. А ты как?

— Я беспокоился о тебе.

Она отводит глаза в сторону. Я хлопаю рукой по крыше «бьюика».

— Давай прокатимся, — предлагаю я.

— Нет, я не могу, — отвечает она.

— Может, тогда прогуляемся?

— Алекс, просто скажи мне, чего ты хочешь?

— Я хочу понять, зачем ты это делаешь!

— Затем, что я не знаю, хочу ли оставаться твоей женой, — говорит она. — Разве это не очевидно?

— Так почему нам об этом не поговорить?

Она молчит.

— Пойдем пройдемся — всего один квартал, — прошу я. — Если не хочешь давать соседям пищу для пересудов.

Джулия оглядывается и понимает, что мы — настоящий спектакль для всех соседей. Она неуклюже подходит ко мне. Я протягиваю ей руку. Она ее не берет, но мы поворачиваемся и идем по тротуару. Я машу рукой дому Барнетов и опять замечаю шевеление за шторой. Мы с Джулией проходим футов сто. Я первым нарушаю молчание.

— Послушай, мне ужасно жаль, что все так получилось в те выходные, — говорю я ей. — Но что я мог сделать? Дейви ждал меня…

— Это произошло не потому, что ты ушел в поход с Дейви, — отвечает Джулия. — Поход стал просто последней каплей. Я вдруг осознала, что не могу больше оставаться. Мне необходимо было уехать.

— Почему ты, по крайней мере, не дала знать, куда уезжаешь?

— Послушай, — отвечает она. — Я ушла от тебя именно затем, чтобы остаться одной.

Я осторожно спрашиваю:

— Ты хочешь… развестись?

— Еще не знаю.

— А когда будешь знать?

— Эл, это было для меня очень сложное время, — говорит жена. — Я не знаю, что мне делать. Не знаю, на что решиться. Мать говорит одно, отец другое, подруги третье. Все знают, что нужно делать, все, кроме меня.

— Ты уехала, чтобы в одиночку принять решение, касающееся нас обоих и наших детей, — говорю я. — И ты слушаешь всех, кроме тех трех людей, жизнь которых может пойти наперекосяк, если ты не вернешься.

— Я должна обдумать это сама — без давления со стороны вас троих.

— Я всего лишь предлагаю обсудить вопросы, которые тебя мучают.

Она испускает вздох отчаяния и восклицает:

— Эл, мы это обсуждали уже миллион раз!

— Ладно, скажи мне вот что: у тебя кто-то есть?

Джулия останавливается. Мы прошли целый квартал.

— Я думаю, мы зашли слишком далеко, — холодно произносит она.

Джулия разворачивается и идет назад. Я догоняю ее.

— Ну так что? Да или нет? — спрашиваю я.

— Конечно, нет! — восклицает она. — Ты думаешь, я жила бы у родителей у если бы у меня кто-то был?

Мужчина, выгуливающий собаку, удивленно смотрит на нас. Мы с Джулией замолкаем, проходя мимо него.

Затем я шепчу:

— Мне просто надо было знать… Вот и все.

— Если ты думаешь, что я оставила детей, только чтобы повеселиться с любовником, ты меня совсем не знаешь, — говорит она.

Я воспринимаю эти слова как пощечину.

— Джулия, прости меня. Такие вещи случаются, и мне надо было удостовериться, какова ситуация на самом деле.

Джулия замедляет шаг. Я кладу руку ей на плечо. Она стряхивает ее.

— Эл, я уже давно чувствую себя несчастной, — говорит она. — И откровенно тебе скажу, что мне стыдно за это чувство. И все-таки я несчастлива — я знаю это.

Мне больно осознавать, что мы уже подходим к дому ее родителей. Прогулка была слишком короткой. Ада стоит у окна; она уже не прикрывается шторой. Мы с Джулией останавливаемся. Я прислоняюсь к машине.

— Почему бы тебе не собрать вещи и не поехать со мной, — говорю я, но жена качает головой.

— Нет, я еще не готова к этому, — произносит она.

— Что ж, — говорю я, — выбор такой: ты остаешься здесь, и мы разводимся, или мы возвращаемся вместе и стараемся наладить нашу семейную жизнь. Чем дольше ты будешь жить вне семьи, тем более чужими мы будем становиться друг другу. Тогда развод неизбежен. А если мы решимся развестись, сама знаешь, что это такое. Мы видели, как это было у наших друзей. Ты действительно хочешь этого? Поехали домой. Я обещаю, что у нас все наладится.

Джулия качает головой:

— Я не могу, Эл. Я слышала слишком много обещаний.

— Так ты хочешь развода? — спрашиваю я.

— Я уже сказала тебе: я не знаю!

— Хорошо, — говорю я наконец. — Насильно мил не будешь. Решай сама. Могу лишь сказать, что я хочу, чтобы ты вернулась. Уверен, что дети тоже этого хотят. Позвони, когда поймешь, чего ты хочешь.

— Я так и собиралась сделать, Эл.

Я сажусь за руль и завожу мотор. Опустив стекло, я смотрю на жену, стоящую на тротуаре рядом с машиной.

— Знаешь, я все равно люблю тебя, — говорю я.

Это наконец растапливает лед. Джулия наклоняется к машине. Я высовываюсь в окно и беру ее за руку. Она целует меня. После этого, не говоря ни слова, она разворачивается и уходит. Пройдя полпути через лужайку, она пускается бежать. Я наблюдаю за ней, пока она не скрывается за дверью. Тогда я качаю головой, включаю первую передачу и уезжаю.

Домой я возвращаюсь к десяти. В расстроенных чувствах роюсь в холодильнике, пытаясь найти что-то на ужин, но приходится довольствоваться холодными спагетти и остатками фасоли. Налив себе немного водки, ужинаю.

Я жую и уныло думаю о том, что мне делать, если Джулия не вернется. Став, по сути, холостяком, опять начать встречаться с женщинами? Где я их найду? Я вдруг живо представляю себе, как сижу за стойкой бара бирингтонской гостиницы «Холидей» и, пытаясь выглядеть сексуальным, спрашиваю у незнакомых женщин: «Какой ваш знак зодиака?»

Такова моя судьба? Боже мой! Кстати, интересно, срабатывают ли подобные приемы знакомства в наши дни? Да и срабатывали ли они когда-нибудь?

Но я должен хоть с кем-то встречаться.

Какое-то время я сижу и мысленно перебираю всех знакомых мне женщин. Кто стал бы встречаться со мной? С кем я захотел бы встречаться? Список заканчивается быстро.

Тут мне на ум приходит еще одна женщина. Встав со стула, я иду к телефону и минут пять смотрю на него.

Стоит ли?

Я нервно набираю номер и кладу трубку, прежде чем телефон начинает звонить на том конце линии. Снова сижу и смотрю на аппарат. Да какого черта! Худшее, что она может сказать, — «нет», верно? Опять набираю номер. Телефон звонит раз десять, прежде чем кто-то снимает трубку.

— Алло? — Это ее отец.

— Пригласите к телефону Джулию, пожалуйста.

Пауза.

— Минутку.

Минуты проходят.

— Алло? — говорит Джулия.

— Привет, это я.

— Эл?

— Да, послушай, я знаю, что уже поздно, но я хочу у тебя кое-что спросить, — торопливо говорю я.

— Если это насчет развода или моего возвращения…

— Нет, нет, нет, — перебиваю я. — Я просто подумал, что, если ты не против, нам не помешало бы встретиться еще разок в ближайшем будущем.

Она говорит:

— Ну… наверное, не помешало бы.

— Хорошо. Что ты делаешь в субботу вечером? — спрашиваю я.

Джулия молчит, и я почти вижу, как расплывается в улыбке ее лицо.

— Ты приглашаешь меня на свидание? — игриво спрашивает она.

— Да, приглашаю.

Долгая пауза.

— Так ты не против? — снова спрашиваю я.

— Я, пожалуй, за, — отвечает она.

— Отлично. Что, если я заеду за тобой в полвосьмого?

— Я буду готова.

На следующее утро в конференц-зал помимо нас приходят два начальника «узких участков». Под «нами» я понимаю Стейси, Боба, Ральфа и себя самого.

Тед Спенсер — начальник участка термообработки. Это уже пожилой мужчина. Его волосы напоминают стальную проволоку, а тело — стальной напильник. Его коллега — Марио ДеМонте, начальник механического участка, основу которого составляет станок NCX-10. Марио одних лет с Тедом, но намного полнее его.

У Стейси и Ральфа красные глаза. Перед тем как мы расселись, они доложили мне о проделанной работе.

Составить список просроченных заказов было легко. Компьютер вывел их все и рассортировал согласно срокам задержки. Это не заняло и часа. Но потом им пришлось перебирать списки необходимых для каждого заказа комплектующих и выяснять, какие из этих материалов проходят в технологической цепочке через «узкие места». Затем они должны были узнать, есть ли заготовки для данных комплектующих. Ральф и Стейси занимались этим почти всю ночь.

Стейси сказала, что впервые по-настоящему оценила преимущества компьютера.

Перед каждым из нас лежат копии рукописного перечня, составленного Ральфом. Распечатанный список просроченных заказов состоит из шестидесяти семи пунктов. Они отсортированы в порядке убывания сроков задержки. Возглавляет список заказ, который мы должны были отгрузить еще пятьдесят восемь дней назад. Замыкают список три заказа, просроченные на один день.

— Мы кое-что проверили, — сообщает Ральф, — и оказалось, что примерно девяносто процентов просроченных к настоящему моменту заказов требуют выполнения операций в одном или обоих «узких местах». Из них примерно восемьдесят пять процентов практически готовы к сборке, и им не хватает именно тех комплектующих, которые должны пройти через «узкие места».

— Таким образом, очевидно, что эти детали должны быть изготовлены в первую очередь, — поясняю я начальникам участков.

— Мы пошли дальше, — продолжает Ральф, — и составили список деталей для термообработки и для обработки на NCX-10. Очередность, опять же, определяется сроками задолженности. Примерно через неделю мы подготовим соответствующую компьютерную программу, чтобы в дальнейшем нам не пришлось полуночничать.

— Фантастика, Ральф! — восклицаю я. — Вы со Стейси отлично поработали. — Затем я поворачиваюсь к Теду и Марио. — А теперь дело за вами, господа. Пусть ваши мастера работают согласно списку.

— Не вижу особых проблем, — отвечает Тед. — Думаю, мы справимся.

— Возможно, придется покопаться в поисках нужных деталей для некоторых из этих заказов, — произносит Марио.

— Ну так покопайтесь, — говорит Стейси. — В чем проблема?

Марио хмурится:

— Проблемы нет. Значит, вы хотите, чтобы мы просто следовали списку, верно?

— Да, так просто, — говорю я. — Вы не должны работать ни над чем другим, кроме этого списка. Если будут проблемы со стороны диспетчеров, направляйте их ко мне. А сами строго придерживайтесь очередности.

Тед и Марио кивают.

Я поворачиваюсь к Стейси и говорю:

— Вы же понимаете, как важно, чтобы диспетчеры не вмешивались и не нарушали очередность списка?

— Я-то понимаю, — отвечает Стейси, — но вы должны пообещать мне, что не измените приоритеты под давлением отдела маркетинга.

— Слово чести, — говорю я ей. Затем обращаюсь к Марио и Теду: — Я надеюсь, вы хорошо понимаете, что термообработка и NCX-10 являются самыми важными процессами на всем заводе. И от вашей работы зависит, будет ли у нашего завода будущее.

— Мы постараемся, — говорит Тед.

— Могу заверить вас, что они постараются, — заявляет Боб Донован.

Сразу после совещания я иду в отдел кадров на переговоры с председателем местного профкома Майком О'Доннелом. Когда я вхожу, начальник отдела кадров, судорожно вцепившись в подлокотники кресла, выслушивает громогласные заявления О'Доннела.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Вы сами отлично знаете, что случилось: ваши новые правила перерывов на участках термообработки и ЧПУ, — кричит О'Доннел. — Это нарушение договора! Смотрите раздел седьмой, параграф четвертый…

Я говорю:

— Майк, подождите минутку. Я хочу вам разъяснить ситуацию, сложившуюся на заводе.

Я почти до самого обеда описываю ему положение вещей, рассказываю о сделанных нами открытиях и объясняю необходимость перемен.

Закругляясь, я говорю:

— Вы же понимаете, что нововведения касаются от силы человек двадцати?

Майк качает головой:

— Послушайте, я понимаю важность того, что вы рассказали, но у нас есть договор. Если мы сейчас пойдем вам навстречу, где гарантия, что вам не захочется еще что-нибудь изменить?

Я говорю:

— Майк, буду с вами откровенен: я не могу предсказать, что нас ждет впереди, и не могу гарантировать, что никакие другие изменения не понадобятся. Но ведь в конечном счете речь идет о сохранении рабочих мест. Я не прошу уступок в зарплате или каких-либо льгот. Я прошу от вас лишь некоторой гибкости. Мы должны иметь определенную свободу действий, чтобы вносить коррективы, которые позволят заводу начать зарабатывать деньги. В противном случае самого этого завода уже через несколько месяцев может не стать.

— Только пугать не надо, — говорит О'Доннел.

— Майк, одно вам скажу: если вы решите пару месяцев подождать, чтобы проверить, пугаю ли я вас, то будет уже слишком поздно.

Какое-то время О'Доннел молчит.

Наконец он произносит:

— Мне нужно подумать, обсудить. Мы еще вернемся к этому разговору.

После обеда я не нахожу себе места. Мне не терпится узнать, сработала ли новая система приоритетов. Я пытаюсь дозвониться Бобу Доновану, но его в цехах нет. Тогда я решаю пойти и посмотреть.

Первым делом я направляюсь к NCX-10. Но, придя на место, я обнаруживаю, что задать вопросы некому. В принципе, поскольку станок автоматический, значительную часть времени он должен работать без присмотра. Но дело в том, что, когда я подхожу, он не работает. Он стоит без дела, и никакие наладочные работы не ведутся. Меня берет зло.