Схоластическое воззрение на науку

Стремясь сделать теологию наукой, схоластики ставили вопрос не только о том, как может быть наука, но и о том, почему она должна быть? В познании нужно различать его содержание и деятельность. У схоластиков это различие стояло твёрдо потому, что аналогию ему они находили в вере, где различаются объективная и субъективная стороны. Содержание христианской веры неизменно, тогда как акт веры и способы восприятия её содержания изменяются в зависимости от конкретной личности верующего. Писание называет содержание веры субстанцией, и это определение оказалось плодотворным для схоластического учения о науке.

«Субстанция, – говорит Фома Аквинский, – означает первое начало всякой вещи, особенно в том случае, где последняя потенциально содержится в первом принципе и из него совершенно происходит; мы говорим, например, что первые недоказуемые начала образуют субстанцию науки, потому что они суть самый первый элемент этой науки и в них потенциально содержится вся наука».

Сходство между наукой и верой заключается, таким образом, в органической структуре обеих, в росте их обеих из зародышей мысли. Познаваемое и познающий дух взаимно подчинены друг другу. В последнем лежат зародыши, которые развиваются при соприкосновении с содержанием знания. Своё осуществление наука получает, если дух уподобляется содержанию знания или, что по сути то же, если на последнем напечатлевается печать духа. Последнее основание такого согласия мышления и мыслимого схоластики видят в идеях, находящихся в уме Божием: идеи в Боге – последнее основание всего познаваемого.

Предметом науки служат поэтому не вещи как отдельные, чувственные, изменчивые, но общее и необходимое в вещах. Знание об отдельном, как оно даётся чувственным восприятием, имеет своё значение не само по себе, а только ради практических нужд. Другой вывод из данного понятия о науке заключается в том, что наука хотя направляется на общее, но предметом своим имеет не общие понятия сами по себе, а вещи, которые мыслятся при их посредстве: только логика составляет здесь исключение. Такими определениями науке обеспечивается её реальное содержание. Впрочем, это можно сказать только о том направлении средневековой мысли, которое называется реализмом: схоластический реализм именно понимает общее как реально сущее в вещах, между тем как другое, противоположное ему направление – номинализм – содержанием знания ставит только понятия, слова и имена.

Еще одна идея-то, что есть множество наук, так как существует множество вещей, могущих быть их предметом. Не только знанию отдельному как условию частных поступков, но также и науке как целому схоластики придавали нравственное значение и тем думали дать ответ на вопрос, почему наука должна быть. Руководящую нить давала здесь прежде всего идея мудрости. Мудрец, обладающий высшими принципами, идёт сверху вниз, обнимая все цельным взглядом с точки зрения безусловного. Специфическим объектом науки служат человеческие вещи, объектом мудрости – вещи божественные.

Наука довольствуется тем, чтобы твёрдо поставить свой предмет; мудрость идёт далее – к тому, чтобы по своему предмету судить и распределять все другое. Поскольку интеллект ищет разумения вещей ради этого разумения самого по себе, постольку он есть intellectus speculativus; поскольку он даёт знанию дальнейшее назначение применительно к определённым, волею совершаемым поступкам, он называется intellectus practicus. Цель первого – истина; цель последнего – благо. Первый имеет нормой – закон противоречия: ничто не может быть вместе истинным и ложным; норма второго – должно следовать благу и избегать зла.

Как есть двойной свет познания, естественный и сверхъестественный, так есть и двойное состояние интеллекта – науки и мудрости. Первое состояние есть добродетель и достигается самодеятельностью, второе – Богом дарованное состояние благодати. Трём добродетелям – разума, науки и мудрости – соответствуют столько же даров благодати. Разум как добродетель ведёт к правильному разумению божественных вещей, насколько это достигается исследованием; мудрость как дар Святого Духа даёт высшее доступное нам понимание тех же вещей, которые тогда не только становятся для мудреца предметами понимания, но настолько захватывают его в силу внутреннего сродства, что изучение божественного возвышается до испытания божественного. Знание, которое имеет наука, было бы неполно без возвышения к божественным вещам, но оно не было бы полно также и без соприкосновения с деятельной жизнью. Знание должно являться упорядочивающим и управляющим в жизни, чтобы в конце концов снова возвратиться к своему собственному элементу – к созерцанию.

Этот идеал мудрости, замечает Уилманн, не стоял у схоластиков в недосягаемой высоте над научною деятельностью; скорее последняя имела в себе нечто причастное мудрости. Уважение к церковному преданию, господствующее в преподавании благочестия, связь школы с церковью, которая столько же управляла и упорядочивала, сколько предавалась созерцанию, всегда представлялись для учащего и исследующего идеалом и побуждали его всегда вести дело, как того требует мудрость, то есть иметь в виду целое и высшее и сохранять связь истины с благом. Как знание, так и его содержание имеют этический характер.

Познаваемое есть истинное, истинное есть благо. Науки суть искусства в широком смысле, а всякое искусство направляется на благо. Науки суть блага, обладание же этими благами обязывает делиться ими. Добродетель – в том, чтобы подать алчущему хлеб, а незнающего научить словом мудрости. Учить и учиться – нравственная деятельность. Научиться можно на почве уже ранее имевшегося знания; отсюда требование от преподавателя – идти от лёгкого к более трудному. Искусство учения должно держаться природы, как и всякое искусство; науки должны изучаться по тому методу, каким они изобретены, то есть по методу естественному. Отношение к мудрости даёт науке у схоластиков единство, которое вместе с тем расчленено в себе. Система наук имеет иерархический строй; высшее определяет и освещает низшее.

Уже в чувственном мире есть два таких источника света, которые освещают нашу жизнь: один производит своё благотворное действие, если мы воздействуем на вещи, упражняем на них свои художественные способности, – отчего происходят механические искусства, к которым относятся ткацкое, кузнечное искусство, земледелие, охоту, мореплавание, красноречие (со включением поэзии). Второй источник света чувственного мира образуют вещи, поскольку они на нас действуют, производят чувственное познание и показывают нам осуществлённые в природе формы.

Эти источники света суть свет внешний и свет внутренний; то, что они доставляют, имеет только подготовительное значение; более чистый свет – внутренний, в котором мы через разум видим истину вещей; это – свет науки в тесном смысле, свет философского познания. Над внутренним светом стоит высший свет, свет благодати и Священного Писания, просвещающий созерцанием спасительной истины. В нём мы познаем смысл и цель просвещения.

Писание говорит нам трояким способом: через свою речь, через своё учение и через свои заповеди, регулирующие нашу жизнь. Троицею речи, учения и заповеди даётся расчленение науки или философии; истина разума тройная – истина речей, истина вещей и истина нравов. На эти три области истины направлены три отрасли философии: первая исследует причину познания, вторая – причину существования, третья – порядок жизни. Рациональная философия направлена на истину речей. Но всякая речь служит троякой цели: выражать мысль, содействовать её усвоению другими и склонять последних к чему-либо, она должна быть соответствующей, истинной и действенной.

Философия естественная ищет истины вещей и находит её в мысленных формах вещей; она находит их в материи, как естественные силы, в духе – как разумные основы, в Боге – как основы идеальные. Соответственно этому, она расчленяется на физику, которая рассматривает вещи в их происхождении и уничтожении, математику, которая исследует абстрактные формы, и метафизику, которая рассматривает сущее в себе и сводит его к Богу, как его конечной Цели и Первообразу.

Таким образом, просвещение души божественною мудростью Писания есть не только завершение познания, но вместе с тем первообраз всех ступеней познания. В силу обитания высшего в низшем происходит то, что Священное Писание заимствует свои выражения из всех областей познания, ибо во всех присутствует Бог. Как схоластики науку подчиняли мудрости, философию – теологии, так и отдельные науки они подчиняли философии, как их главе. В силу иерархического строя философия, как и у древних, обращена в путеводительницу исследования, направленного на отдельные области знания; она имеет к этому полную правоспособность вследствие своего тяготения к мудрости, своего строго определённого понятия истины, своих идеальных принципов и своего внутреннего единства.