Толстый надзира с двумя подбородками и огромным прыщом на лбу, который, вроде как, начинал распухать и нуждался в хирургическом вмешательстве, вероятно, в удалении

“ А ведь я даже не убил браконьера, на которого напал, а просто пригрозил. Меня выставили преступником, нарушителем, а, случайно узнав о моих способностях, посадили. Видимо, посчитали, что такому, как я, целесообразно держаться подальше от общества ”

- Базиль, прости… - Ханка поспешил сказать призраку напоследок несколько слов, прежде чем тот исчезнет и больше не вернется, - Прости за то, что не смог тебя спасти. Ты так рано ушел, тебя так быстро не стало… - и, надеясь услышать хоть что-то похожее на ответ, напрягся всеми мышцами, вздрогнул и застыл, будто парализованный диким, разрывающим страхом, - Ну, пожалуйста, скажи, что простил! - лицо его налилось краснотой, скулы закаменели, угол перекошенного рта начал часто подрыгиваться, словно пытаясь оторваться от челюсти, - Пожалуйста…

Сколько бы полузверь не просил, сколько бы не признавался в чувстве вины, высунуть глубокозасевшую занозу из воспалённого мозга так и не получилось. Ведь теперь Базиль Калиньи – просто “призрак”, просто глюк. Но глюк, контролируемый не волей и не сознанием, а беспощадной совестью, которой, видимо, были на руку страдания Ханка, раз она все тянула с ремиссией.

“ Галлюцинации, приведения, фантомы… ”

Зайдя в другую комнату, Ханк сел на стул, чтобы маленько перевести дух и продолжить осмотр подземной территории. Рука становилась непослушной, регулярно тянулась к ножнам. Пистолет, присвоенный еще в медцентре, так и не дождался, когда им воспользуются, став абсолютно ненужным. В этом маленьком тесном помещении в стене торчала сломанная розетка, повсюду валялась битая посуда, давно не мытая, в общем, такая же нулевая санитария, как и везде!

Отчаянно вслушиваясь в непонятный треск, который могло издавать что угодно, абсолютно любой электрический прибор, наемник собирался встать и прогуляться, чтобы убедиться, нет ли рядом монстров, но каждый раз откладывал проверку на потом.

“ За что мне переживать? Я починюсь в любом случае ”

Верной оказалась вторая по счету версия, залезшая в голову сразу после теории о работе электроприбора: сухой треск, похожий на звук искрящейся проводки – это треск ломающихся человеческих костей. Не высокий, чудовищный зверь, не гигантский орган-червяк, не продукт ужасных генетических экспериментов, не ошибка злой корпорации, а немощный пожилой человек, еле передвигающий слабые ноги. Морщины занимали всю кожу бескровного лика и быстро двигались. Закончив молиться, старик приложил к холодному лбу нагрудный четырехугольный крест с тремя гвоздями, потом с трогательной медленностью убрал обратно, под свою чем-то запачканную белую рубаху. Длинные, аномально кривые руки подчинялись все хуже и хуже, а ноги стали деревенеть еще на прошлой неделе…

Увидев этот комок горя, Ханк сразу раскис и долго не решался открыть рта, ибо оставался уверен – мистеру окажется больно даже говорить. Цвет кожи, очень бледный, типичный для онколо, будто просил мутанта соблюдать дистанцию, не подходить к нему ближе, чем на метр. Но поведение незнакомца осталось адекватным даже тогда, когда они встретились взглядами, бесконфликтными, спокойными, не такими, как у сельских вандалов, напоминавших своим складом действий бесноватых во время экзорцизма.

Считая, что необходимо с чего-то начать, чтобы укрепить собственные положительные подозрения, Ханк попытался заговорить с незнакомцем:

- Верите или нет, я пришел помочь! – не забывая об осторожности, тщательно и аккуратно подбирая слова и интонации, он, сам того не замечая, подходил к нему все ближе и ближе, - Может, вас в прошлом и обманывали, может, и предлагали помощь, но мои намерения чисты, тверды и непреклонны, исполнены любви и божьего света.

Спустя одну минуту, когда мутант уже стоял в паре миллиметров от дедули, выяснилась шокирующая причина молчания: из изуродованной, вздыбившейся горбом спине, точно между лопаток неуклюже торчала длинная рукоять топора, чье металлическое лезвие наполовину вошло в податливую плоть старика. Чувствуя приближение конца, верующий держался за жизнь из последних силенок, как кот за краешек ветки, и, казалось, именно молитвы пролонгируют данное состояние, отсрочивая смерть.

Видя, что ничего нельзя сделать, что любые слова будут бессильны, что все успокоения, какие не придумай, останутся всего лишь успокоениями, Ханк сказал незнакомцу то, что могло, если не облегчить его дальнейший путь, то придать необходимую толику уверенности:

- Я не мастер толкать речи, я скажу так… - и нагнулся, чтобы быть на одном уровне с глазами умирающего, - Бог никогда тебя не оставит. Бог будет с тобой всегда. Истинный бог – тот, в которого ты веришь, не бросает своих детей на произвол…

К несчастью (или напротив), старик упал еще до того, как Ханк закончил произносить. Силы покинули несчастного католика…

Освободившийся от плоти топор, который мутант вырвал, чтобы осмотреть неизвестно для чего, спустя миг отлетел далеко в сторону, и где-то там звякнул. Звук, производимый металлическим предметом при ударе о металл, привел в возбуждение всех находящихся близехонько онколо. Встревоженные “зомбаки” повыбегали со всех уголков подземелья,

занеистовствовали, засвирепствовали, забуянили, сошлись в кучку небыстрым темпом и направились к месту шума. Ханк, хоть и несколько поздно, но убедился – это место, какое бы отвратительное предназначение не исполняло, таки кишит жертвами пятистадийного рака, и без борьбы, без нового кровопролития обойтись не удастся!

Первый шаг превышающего числом, но не опытом противника – запущенный кем-то на спор, а может быть, просто от скуки нож, впрочем, не долетевший до своей цели. Воин со вздохом посмотрел в потолок, поражаясь нелепости действий дебильноватых онколо.

“ Эти олигофрены – дилетанты. Я с них никогда не перестану смеяться ”

После такого, мать его, фэйла несколько наиболее разбитных уродцев отбежали назад и приготовились к чему-то, к чему их враг не был готов. Некоторые больные свалили, посчитав, что им необязательно участвовать в опасных авантюрах, но на замену ушедшим пришла троица новых скорченных рож, и Ханк бесповоротно смирился со своей востребованностью среди этих “детей индиго”.

“ Что мои поклонники на сей раз удумали? ”

Недавно присоединившиеся онколо держали поводки, которые яростно натягивали огромные, чрезвычайно злобные на вид собачеллы, точные подобия деревенских дворняг.

Без помощи талантливого художника не получится достовернее скопировать облик тех “церберов”.

Услышав команду “напасть”, псы зарычали, обнажили клыки и сорвались с поводков. Их вяловатые, рыхлые хозяева не успели даже освободить свои ручонки и упали. Собачье навалилось на Ханка. Пытаясь загрызть, “церберы” отчаянно работали челюстями и

роняли слюни в то время как воин стиснул кулаки, стиснул челюсти, стиснул сердце и волю в кулак, стиснулся весь!

“ Я бы и с вами поиграл, честное слово, но уж совсем нет времени развлекать каждую вторую ошибку природы ”

Первый удар пришелся по мордахе самой высокой из бесноватых дворняг и животное резко подбросило в воздух. Псина задергала ногами, стараясь вскочить.

Раздалось неожиданно тонкое жалобное поскуливание – Ханк сначала зрительно зафиксировал череп большемордой шавки, затем схватил ее и мощным движением свернул шею. От звука ломающихся позвонков мутанту захотелось пасть в обморок. Стало так неприятно. Просто гадство!

Спустя миг несколько особенно визгливых и ушибленных на голову псин, буквально моющихся кровью своей неумираемой жертвы, познали на себе разрушительную ярость клинка, и познали не самым лучшим образом: меч так глубоко вошел в одну тушу, настолько плотно, что мечнику пришлось трижды дернуть, чтобы извлечь свое оружие. Проткнутое тельце забилось в конвульсиях от нахлынувших волн боли.

“ Простите, это не ваше ”

Две оставшихся гавкалки спокойно присоединились к товарищу. Меч разрезал повисшую в воздухе пелену пыли и прошел сквозь врагов, разрубая тела от шеи до пояса.

Покончив с животными, Ханк повернулся лицом к так называемым людям, сделал несколько жестов смертельной угрозы.

- Будь ты проклят, чужак – прокомментировал ситуацию один из банды подземных онколо, буквально заходясь беспомощным гневом, - Будь ты проклят…

Больные опустили руки в моральном смысле, и через несколько мгновений они все куда-то запропастились.

А Ханк, получив новую пищу для грустных размышлений, медленно поднес к лицу руки, испачканные кровью, собачьей и своей, и сказал настолько тихо, что сам не услышал:

- Я и так давно проклят…

…В лапах страха находились десятки, нет, сотня больных, и он, этот страх, охватывающий, сковывающий, прижился среди них, и, скорее, выполнял функцию манипулятора, чем заставлял дрожать. Если Онколон был простой деревушкой с не самым традиционным названием, в которой по первому взгляду ничего удивительного не происходило, то здешний онкомуравейник насквозь пропах нечистотами. Ханк за версту чуял тончайшие нюансы явственно витающей вокруг острой вони.

Обнаружив полуоткрытый люк, из которого струился слабый свет, путешественник в мрачной задумчимвости и очень выразительно постучал пальцами себе по лбу

“ Ничего такого, с чем бы я уже не сталкивался один миллион раз ”

Искаженные в направлении пущей зловещности физиономии бродивших внизу бывших научных сотрудников, видимо, брошенных туда доживать остатки дней в образе ужасных онколо, уже давно не пугали, не смешили и больше раздражали. Бледнолицые телепени порой не могли даже пройти мимо друг друга, чтобы не столкнуться.

“ А старичку еще повезло. Такая жизнь страшнее смерти. И чем эти бедолаги питаются, интересно? ”

Ответа на свой вопрос Ханк так и не нашел, поскольку подобные вещи вроде рациона питания неандертальцев перестали его волновать уже на пятой минуте ходьбы по канализационному тоннелю. Кисло-сладкая воньца, к которой давно привыкли его ноздри,

не пропадала, а наоборот, становилась отчётливее, что, конечно же, не могло ни показаться странным, ни удивить: чем дальше продвигаешься вглубь бездны, тем сильнее тебя охватывает чувство отторжения и любые плохие запашки становятся все более

“специфичными”.

Пройдя еще несколько метров, мутант зашел под арку, где увидел пятерых мужиков, распивающих бутылку какого-то дешевого пойла и закусывающих кусками черствого заплесневелого батона. Их взаимодействия, свойственные нищим, поноски, разнооброаживающие смрад, летящие во все стороны булочные крошки - повышало степень общего отврата, и даже ханковской закалки начинало не хватать.

“ Вроде, не совсем трупы, а разит от них в двадцать раз сильнее, чем от натуральной мертвечины. Хотя… кто сказал, что ее нет здесь? ”

Наемнику не пришлось долго бродить в поисках доказательства, чтобы подтвердить свои очередные неприятные теории. Подкатив к пьянчугам чуть-чуть ближе, иностранец увидел живописно разбросанные швабры, ведерко для мытья полов, наполовину заполненное слегка подкисленной, отстоявшейся водой, и лежавшее рядом тело уборщицы. Единственная картина, сложившаяся у Ханка в уме, была прозаична и несложна, насколько это вообще допустимо: драчливые ханурики, будучи перевоплощенными в онколо, искали своеобразную “грушу для битья”, и их знакомая, видимо, еще не успевшая умереть и стать одной из них, угодила под раздачу.

Нешуточно увлеченные жратвой и выпивкой, пытавшейся оправдать столь быдляцкое существование, и изгвазданные черт знает чем убийцы не заметили, как некто незнакомый прошел мимо них.

Далее, за толстой металлической дверью наемника ждал новый сюрприз - подземный храм, только не древнеегипетского дизайна, как тот, что был разрушен Гельми, а более готический, более средневековый…

“ Еще один храм? Еще один эффективный инструмент сплочения коллектива?

Я скоро с ума сойду с этой религией, которую, как и медицину, маразматики из ордена пихают куда попало. Какое же ублюдство, боже мой… ”

Однако в нем далеко не все так хорошо и гладко: спиральные тесные лестницы, имеющие криволинейную форму, были порядочно изломаны, некоторые ступеньки вертелись на шпилях. Даже будучи целыми, такие лестницы способны причинить неудобство, по ним очень небезопасно и дискомфортно перемещаться. Не стремясь заработать массу переломов и свалиться, Ханк прибег к спасающей в таких делах осторожности, и пока спускался вниз – все время смотрел под ноги, а, перепрыгивая отсутствующие ступеньки, старался не допустить возникновения шума.

“ После такого мне еще долго не захочется пользоваться конструктивными элементами, обеспечивающими вертикальные связи. Да и вообще меня всегда привлекало передвижение именно по ровной поверхности ”

Наконец-то спустившись, наемнику было очень неприятно узнать, что его ждало очередное испытание на сообразительность: пазлы на каменном столе, которые требовалось разложить в правильной последовательности. Собрав картинку из разрозненных частей, возможно, удастся запустить тайный механизм, отвечающий за открытие каменных дверей, предположил мутант.

Пожалуй, единственное облегчающее обстоятельство – рядом не болтались подвывающие косолапые зомби, а это значило, головоломку получится решить без вынужденных перерывов. Но напрягать умственные извилины так не хотелось…

Уже начав извлекать из тишины максимум пользы, Ханк дотронулся пальцами до фрагмента в правом верхнем углу и плавно переместил влево на один свободный квадратик. Вроде, вполне решаемая головоломка, но как раз именно ее легковесность показалась воину главной странностью храма, и он задался разумным вопросом – инженер-проектировщик тутошней системы безопасности не мог придумать что-нибудь потруднее классического ребуса? Или вся его надежда была на хрюкающих невдали онколо, которые в случае вражеского проникновения возьмут на себя устранение угрозы?

Как и предсказывалось, Ханк решил задачку за десять минут и получил приличного такого рыцаря, облаченного в европейские доспехи четырнадцатого века.

“ Хм, а что? Красивый результатик ”

Спустя пару мгновений послышался жесткий механический треск. Затем по мозгам мутанта ударили чьи-то приближающиеся шаги, громкий звук открывающейся двери заставил его вздрогнуть, + кто-то всхлипнул, кто-то вздохнул…

“ What…? ”

И онколо, долго игравшие с незванником в прятки, повысовывались из затемненных уголков богомольни. Почти все они растопырили ручища с давно не стрижеными, загнутыми книзу жёлто-черными ногтями и с гнойными высыпаниями на пальцах. Гнилые зубы показались на обрюзгшем, покрытом небритой щетиной лице толстого жреца, привлекая к себе максимум внимания. Ханк огласил роковую фразу, которую давно держал в уме:

- Убить их – это все, что я могу для них сделать! - с пистолетом наготове наемник смело пошел навстречу своим страхам, заключавшимся не в потере жизни, а в утрате самоконтроля. Первая выпущенная пуля, вырвавшаяся из глубины помещения, несмертельно поразила священнослужителя. “Коллеги” пострадавшего тотчас же

прибавили шаг, надеясь скорее достичь свою цель.