О включении сказок в аналитическую работу

Большая часть терапевтической работы в юнгианском анализе ориентирована на сновидения, открывающие связь между Эго и тем, что Гротштейн назвал «невыразимым субъектом бессознательного» (Grotstein, 2000: XV). Как писал Юнг, сказки – это коллективные сновидения человечества, поэтому хотя включение в описание клинического случая литературного жанра сказки может показаться странным, мудрость сказок может дать подсказку в терапии. В этой главе я рассматриваю сказки, чтобы привлечь внимание к тому, что с незапамятных времен человечество перерабатывало травмы и диссоциации с помощью символизации. И многие пациенты, такие как Дебора, находят свой путь к этим великим терапевтическим символическим системам задолго до того, как уже взрослыми приходят в анализ. Коллективные мифы и народные сказки активируют наши глубинные ресурсы и указывают путь к иному отношению к нашему опыту с опорой на мудрость тысячелетий. Они показывают, что можно рассматривать травму, так сказать, sub specie aeternus – с точки зрения вечности.

Ранее (Kalsched, 1996: 6) я уже говорил об обращении психологов к мифологии:

Читатели, не знакомые с юнгианским подходом, могут найти довольно странным, что в психологическом исследовании уделено такое большое внимание фольклору и мифологии, но мы должны помнить, что, как неоднократно указывал Юнг, мифология – это то место, где «располагалась» психе до того, как психология сделала ее объектом научного исследования. Привлекая внимание к параллелям между данными клинического психоанализа и религиозным образом мышления древности, мы хотим показать, что внутренние коллизии современных пациентов, страдающих от последствий травмы (а также тех из нас, кто пытается им помогать), ведут нас в более глубокие слои символической феноменологии человеческой души, которые не склонны признавать ни недавние психоаналитические дискуссии о травме, ни описание «диссоциативных расстройств». Понимание этих параллелей поможет далеко не каждому пациенту, но некоторым, несомненно, поможет – такой «бинокулярный» взгляд на психические и религиозные феномены может способствовать раскрытию более глубокого смысла их страданий, и это само по себе может оказать целительное действие. Неслучайно наша дисциплина называется «глубинной психологией», и для того, чтобы психология оставалась глубинной, она не должна упускать из виду жизнь человеческого духа, превратности которой (включая и темные ее проявления) нигде так полно не отражены, как в великих символических системах религий, мифов и фольклора. Таким образом, психология и религия, так сказать, разделяют общий интерес к динамическим процессам, происходящим внутри человеческой психики.